Кактусы

— Ты уверена, что все будет нормально? Соджин касается губами своего имени у Юнджи на ключице, целует в плечо, в щеку. — Да. — Твои родители, они же, ну, консервативные, — у Юнджи лицо обеспокоенное. — Что если они перестанут с тобой общаться? Соджин отмахивается. — О, нет, какой ужас! — Они твоя семья, — Юнджи ловит ее лицо ладонями, притягивает к себе, так, чтобы глаза в глаза. — Поверь, мама не упустит случая потыкать меня носом в то, что я позор семьи, так что все нормально, — Соджин целует округлый кончик носа. — Все будет хорошо. Мать так радуется, когда Соджин звонит через три месяца после возвращения Юнджи и говорит: — Мама, мое предназначение нашлось. На том конце трубки охи, вздохи, счастливое «Дорогой, у нее появилось имя!». Соджин ухмыляется. — Мы приедем на выходные, ты не против? — Вместе?! — Ну конечно, что тянуть, нужно познакомиться с семьей скорее. — Да, конечно, — мать начинает суетиться сразу же. — Соджин, милая, вы решили насчёт свадьбы? Соджин давит смешок. — Да, хотели как раз с вами обсудить. — Конечно, хорошая моя, приезжайте скорее! Мы все будем ждать! Соджин прощается и сбрасывает вызов. — Что она сказала? — Юнджи смотрит на нее с кровати, нервная, вся на взводе. — Что они ждут нас в выходные. Юнджи выдыхает напряженно. — Может, я не поеду? — Ну вот еще! — Соджин падает рядом, укладывается головой на колени (на правом тоже ее имя). — Надо с этим покончить. Юнджи хмурит брови и молчит. Соджин еще из такси видит, как вся семья высыпает на порог: мама, отец, сестра с мужем и ребенком. Соджин злорадно улыбается, сжимая ладонь Юнджи в своей. — Все будет хорошо, — повторяет она шепотом. — Ага, — нервно сглатывает Юнджи. Машина останавливается, с шумом проезжается по гравию, Соджин выходит, ослепительно улыбаясь. — Доченька! — восклицает мама. У них всех такие счастливые лица, Соджин немного обидно: они так не радовались даже когда она в универ поступила. — Привет, — она машет им рукой, наклоняется к машине. — Выходи, или я тебя вытащу. Юнджи надвигает кепку на глаза совсем, нехотя вылезает, встает рядом с Соджин, не поднимая головы. Соджин берет ее за руку — ладонь совсем холодная. На пороге молчание, таксист пыхтит что-то вроде «Чемодан свой заберете или что?», Юнджи вырывает руку тут же, бежит к багажнику. Пауза затягивается. Резиновые колесики тарахтят по дорожке, когда они подходят к дому. — Привет-привет, — голос у Соджин приторно сахарный, она обнимает застывшую сестру — её муж переводит взгляд с жены на Соджин, а потом на Юнджи, явно растерянный. — Пойдем в дом? — Здравствуйте, — шелестит сзади. Соджин оборачивается — Юнджи едва ли не перегибается пополам в поклоне. — Мам, пап, вы помните Юнджи? — так же сахарно улыбается Соджин, беря Юнджи под локоть. — Д-да… Родители так обескуражены, что Соджин хочется злодейски расхохотаться, но она изо всех сил держит лицо. — Ну, вот и славно! Пойдем, — она подхватывает чемодан и тащит Юнджи в дом. Как только они переступают порог и дверь захлопывается, снаружи начинается буря. — Быстро, быстро, ко мне в комнату, — поторапливает её Соджин. — Когда вы купили дом? — Юнджи бежит за Соджин по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз. — Где-то между выпуском и первым курсом, — Соджин затаскивает чемодан, подпихивает Юнджи в спину и закрывает дверь на защелку. — Я помогала с переездом — заодно и вещи собрала, выбросила всё ненужное. — Я не знала, — Юнджи садится на одинокий стул у пустого стола. — Иногда приходила к твоему дому, в твоем окне всегда не было света. Соджин улыбается, уже по-настоящему. — Это очень мило, — она гладит Юнджи по голове. — Ты милая. — Ой, заткнись. Соджин очень хочет её поцеловать, но в дверь стучат. — Эм, Соджин, можно тебя на пару слов? — А вот и святая инквизиция, — она закатывает глаза, чмокает Юнджи в макушку. — Если меня сожгут на костре — беги, не оглядываясь. — Ты меня пугаешь. Соджин улыбается и открывает дверь. Мама с сестрой стоят в коридоре — отец, видимо, решил как можно скорее ретироваться, чтобы не попасть в зону боевых действий. — Что на обед? — Соджин делает вид, что принюхивается. — Мяско? — Нам надо поговорить, — лицо у матери напряженное. — Ну, пошли на кухню, как раз на стол накроем, — и Соджин, протискиваясь мимо них, спускается первая. Соджин раскладывает рис, закидывает в кувшин с соком лед, ведет себя как ни в чем не бывало. — Мы думали, что ты привезешь предназначенного, — поджимает губы сестра. — Я и привезла, — Соджин пробует бульон на соль — в самый раз. — Но это же Юнджи! — Почему это не может быть Юнджи? — Потому что! Это неправильно! Она девушка! — Мам, успокойся, — Соджин боится, что Юнджи услышит их со второго этажа. — Ты же знаешь, что все эти гомофобные настроения как-то немного устарели? Мы не можем выбирать, не это ли ты мне повторяла всё время? Мать молчит, Сокджин переводит дыхание — сейчас начнется второй акт. — Ты уверена, что это она? — спрашивает сестра. — У вас есть имена? Может, это ошибка? Соджин молча задирает рубашку. — Любуйтесь, — они сходили к татуировщику целую вечность назад, чтобы ни у кого никогда не возникало тупых вопросов. Они смотрят, мать даже щупает, проверяет, не подделка ли — чернила, как назло, даже не расплываются. — Почему надпись выпуклая? — Не знаю, — Соджин расставляет приборы и тарелки на столе. — Так получилось. Они молчат, сказать нечего — Соджин знает, что теперь она на все сто позор для семьи, даже думает, не вычеркнут ли её из семейного реестра, но это её не то чтобы слишком волнует. — Я позову Юнджи, — она оглядывает стол, кивает. — Пожалуйста, ведите себя прилично с моей будущей женой. Она выходит, слыша, как мать за её спиной всхлипывает. Обед проходит в напряженном молчании, только звякают приборы и чашки, Юнджи рядом с ней старается казаться ещё меньше, чем есть, Соджин гладит её по бедру под столом. — Ну, — открывает рот отец. — И чем ты занимаешься, Юнджи? — Учусь на продюссера, подрабатываю… — И как давно вы снова начали встречаться? — перебивает её мать. Соджин сжимает палочки сильнее. — Три месяца назад, — отвечает Юнджи. — А что до этого? Даже не поддерживали связь? — у сестры голос подозрительный. — Почему расстались тогда? — Связь не поддерживали, до этого занимались другими делами, в школе не сошлись характерами, — коротко отвечает Соджин. — Допрос окончен? Мы можем спокойно поесть? — Я это всё не одобряю, — говорит мать. — Предназначенные или нет — у вас не будет нормальной семьи, — она бросает салфетку на стол, встает резко. — Надеюсь, ты одумаешься. Приятного аппетита. Она уходит, сестра остается за столом, поглядывая то на Соджин, то на дверь. — Уф, — Соджин откидывается на стуле. — Я думала, будет хуже. Пап, — зовет она. — Давай выпьем? Ну, хоть с тобой отпразднуем? Отец улыбается и лезет в холодильник за соджу. — Онни, — сестра вздрагивает, когда Соджин обращается к ней. — Ты тоже думаешь, что я предательница и позорница? — Да, — сестра смотрит с вызовом, скрестив руки на груди. — Именно так я и думаю. — Но? — Но ты моя сестра, — она улыбается вдруг. — Тупая младшая сестренка. К тому же, — она подставляет стакан, в который Соджин наливает соджу. — Я теперь главная гордость семьи. — Ой, перестань, — смеётся Соджин. Они пьют, разговаривают — отец говорит с Юнджи спокойно, без показного недовольства, расспрашивает об учебе — он плохо представляет себе, что такое музыкальный продюсер, Юнджи с каждым словом все больше загорается: она может часами говорить о своей будущей работе. Соджин болтает с сестрой: та тоже расслабляется, рассказывает про племянника, который сейчас с мужем («Отослала домой на всякий случай, кто знает, вдруг бы тут скандал был»), про мужа («Знаешь, мы хоть и предназначенные, а иногда так грыземся — кажется, убила бы»), про работу, по которой немного скучает в декрете. — Я иногда завидую тебе, — говорит она, привалившись к плечу Соджин — они сидят на терассе, Юнджи наверху, наверное, чистит зубы или умывается. — Не подумай, я своей жизнью довольна, но иногда… — сестра вздыхает. — Ты свободнее, чем я, и всегда была. — Ну, извини? Сестра пихает её кулаком в бок. — Вы правда друг друга любите? — спрашивает она. — Ну, вроде да. — И поженитесь? — Мы подали заявление на днях. Приедешь на свадьбу? — Мы с папой точно будем, мама… — сестра пожимает плечами. — Не знаю, я поговорю с ней, конечно. Я сама не до конца одобряю то, что происходит — мы же всегда думали, что ты правда вернешься и всё будет, ну, как у всех? — Видимо, нет. — Определенно, нет, — сестра поднимается на ноги, ноет, что ступни затекли. — Короче, я не одобряю, но можешь на меня рассчитывать в случае чего, — она треплет Соджин по волосам. — Спасибо, онни. — А теперь онни пойдет спать, — сестра салютует ей пустым стаканом, едва не вписывается в косяк и ойкнув уходит в дом. Юнджи сонно отодвигается к стене: — Как прошло? — спрашивает она. — Ну, два к одному? — Соджин залезает под одеяло, засовывает холодные руки под майку Юнджи. Та взвизгивает и отпихивает Соджин. — Папа поддерживает, сестра — серединка на половинку, мать… Ну, ты видела. — Тебя это совсем не беспокоит? — Беспокоит, конечно, — Соджин обнимает её, прижимаясь. — Но я как-то не готова терять тебя ещё раз только потому, что моя мама живет гомофобными пережитками прошлого. Поняла? — Поняла, — кивает Юнджи. Она дышит спокойно, размеренно, и Соджин тоже засыпает, убаюканная её дыханием. Мать не выходит их проводить. Сестра обнимает Соджин, неловко хлопает Юнджи по плечу, отец помогает затащить чемодан в такси. — Я напишу про дату и всё такое, — Соджин обнимает его крепко. — Спасибо, пап. — Я же твой отец, как я могу поступить иначе? — он смотрит на неё ласково. Соджин чувствует, что ещё минута и она может разреветься. — Спасибо вам, — Юнджи рядом с ней кланяется, темные волосы взметаются вверх и опадают на плечи. — Позаботься о моей дочери, — просит отец, слегка поклонившись в ответ. У Юнджи, кажется, тоже слезы на глазах. Соджин замечает, как на втором этаже отодвигается занавеска и тут же резко задвигается обратно. — Пока-пока, — машет она, залезая в машину. — Все закончилось? — спрашивает Юнджи, захлопывая дверцу. — Шутишь? Через неделю матушка начнет звонить и промывать нам мозги, — Соджин ухмыляется. — Я же говорила, она так просто не отстанет. Юнджи улыбается уголком рта. — Хотя да, самое страшное позади, — Соджин тянется к ней, целует — очень нежно, с бесконечной любовью. — И самое главное с нами. — Кактус? — спрашивает Юнджи, косясь на огромный горшок, обмотанный тряпками в несколько слоев. — Кактус, — подтверждает Соджин.