Драбблы по к-поп

[заявка: Wackyyy] «Приди же. Приди в мои руки-ветки, в мои пальцы-листья, приди, о, усталый путник. Приляг у моих корней, дай роздых ногам, а мне дай взглянуть поближе в твое лицо». Сынхён идет, посасывая травинку и костеря менеджера во все поля. Такие незапланированные выходные посреди съемок совсем не приносят радости. Во-первых, они означают, что потом все выбьются из графика и будут рвать задницы, пытаясь его нагнать. А во-вторых, тут совершенно некуда податься. Чхве устало трет переносицу и, прислоняясь спиной к стволу дикого орешника, сползает вниз. «Ты слышишь? Ты слышишь, как мои листья шепчут тебе слова любви, о, усталый путник? Я, тот кого раньше называли Джиён, а теперь не называют никак, я люблю тебя до дрожи, до боли, переливаясь красками вечности. Засыпай». Если закрыть глаза, то можно представить, что ты снова маленький, а мир опять огромный и удивительный. Сынхён улыбается, перекатывая травинку языком, справа налево и обратно. Кора дерева под пальцами приятно теплая, Чхве поглаживает ее пальцами, не замечая, как проваливается в сон. «Ты помнишь? Ты помнишь меня, о, усталый путник? Я был рядом с тобой всегда, до тех пор, пока колесо кармы не повернулось, расставляя все так, как оно есть сейчас. Ты вспоминал меня сотни раз и забывал десятки сотен, но я терпелив, я ждал этого момента, так приди же ко мне». Сон причудлив и навевает мысли о легком сумасшествии. Пейзаж не меняется, но из кроны дерева, под которым он отдыхает, легко соскальзывает вниз чья-то фигура. Она расплывается в полуденном мареве, поднимающемся от раскаленной земли, и Сынхёну приходится жмуриться, чтобы разглядеть лицо незнакомца. Впрочем, орехового цвета глаза, это все, что ему удается заметить. А еще он понимает, что должен к нему прикоснуться. Сынхён вытягивает вперед руки, и незнакомец, вздрогнув, рушится в них, словно лавина. Вспоминать, обнимая, сложно, но незнакомец больше не будет незнакомцем. И это достойная цена губам, что приникают сейчас к его собственным, терзая и принося успокоение одновременно. «Я звал тебя, о, усталый путник, но в итоге пришел к тебе сам, надеюсь, ты простишь мне эту дерзость. Могу ли я надеяться, что подаренный тобой поцелуй и есть мое собственное прощение? Ты так близко… Прошу, останься со мной в этот раз…» Он резко открывает глаза и непонимающе оглядывается по сторонам, сонно моргая. Где-то вдалеке стрекочет кузнечик, торопясь на место своего ночного отдыха, тихо шелестит крона дерева. Сынхён поднимается, отряхивает колени и, поражается тому, что уже вечер. В голове бешеными водоворотами крутятся обрывки сна, и ему кажется что он забыл что-то ужасно важное. Но память не хочет с ним сотрудничать, стирая последние клочки сновидения и развеивая их по ветру. Сынхён вздыхает и отправляется обратно на съемочную площадку. Сынхён остается лежать у корней орешника. Можжевельник прорастает сквозь его волосы, и тени сотен тысяч улыбок-листьев укутывают его одеялом. Звенят.