Болезнь, сразившая сильнейшего бойца человечества.

Смеряю камеристку безразличным взглядом, но, замечая, как та нервно мнется на входе в обеденный зал, понимаю, что выгляжу не так спокойно, как мне хотелось. – Занеси все в мою комнату, – холодно отзываюсь и одкидываюсь на мягкую спинку стула. Устало прикрываю свинцовые веки, тем самым ознаменования окончания короткого диалога. Огромная дверь закрывается без должной осторожности, с громким стуком, и я могу уверенно заявить, что девушка по ту сторону вздрогнула, боясь моей реакции, боясь ответственности за эту оплошность. Звучно усмехаюсь собственным мыслям, провожу ладонями по лицу, болезненно оттягивая тонкую кожу вниз и наконец поднимаюсь. Спешу покинуть излишне вычурную столовою, лишь на последок обвожу взглядом длинный стол, ломящийся от дорогих изысканых продуктов. Неспешно бреду извилистыми коридорами, длинными лестницами, уже не замечая ни роскошной красоты скульптур, ни прекрасных картин, что украшали холодные стены без преувеличения гигантского особняка. То, что раньше вызывало восхищение, стало будничным ненужным предметом декора. Прячусь в четырех стенах своей комнаты и первым делом замыкаюсь. Тяжёлая связка ключей громко ударяется о стекло, едва не сталкивает на пол пустой стакан, когда я небрежно бросаю её на письменный стол. Небольшой каблук оливковых туфелек утопает в мягком ворсе белого ковра, которым устелена дорожка к моей постели. На безсознательном уровне затягиваю время, медленно шагая и не сводя глаз с вещей, оставленных на моей кровати. Небольшая продолговатая коробка черного цвета и снежно-белый конверт на её крышке величественно располагались по центру большого ложа. Осторожно присаживаюсь на край матраса и наконец решаюсь взять в руки письмо с именитой печаткой мистера Пауры. Легонько, почти невесомо прохожусь подушечкой большого пальца по выгравированном на пасте рисунке с большой выделяющейся буквой "П". Несколько ловких движений руки, и перед глазами предстал полностью исписанный чернилами лист: " Дорогая мисс Смит, надеюсь вы простите мне такую вольность: обращаться к вам, используя подобное прилагательное, так же легко как моё отсутствие на сегодняшнем ужине. Дело в том, что я знал, от кого мне поступило это любезное предложение, и счёл неправильным встречаться на территории Вильгельма без его на то согласие, а в том, что его позволения у вас нет, я ни чуть не сомневаюсь. Он бы никогда не одобрил подобные знаки внимания. Однако не спешите расстраиваться, моя дорогая, ведь запретить вам прогулки наш друг не имеет права. Я считаю ужасным упущением то, что живя в нашей прекрасной столице, в сердце королевства уже больше месяца, вы с ней практически не знакомы. Окажите мне милость, позвольте стать для вас случайной приятной компанией, вашим гидом. Первое место, которое я настоятельно советую посетить – Центральная площадь города. Завтра около девяти утра: с утра значительно меньше людей, а я успел заметить, что вы их не очень жалуете, дорогая. И в качестве извинений за испорченый по моей вине вечер прошу примите мой скромный подарок. Ожидаю вас завтра в девять утра на центральной площади. Ноэль Кристофер Паура" Импульсивно сжимаю в кулаке тонкий лист и, недолго думая, кладу под подушку. К аккуратно сложенным до сих пор не распечатанным письмам, которые каждую ночь пыталась прочесть, но теряла всю смелость, стоило только посмотреть на имя отправителя. ***** – Вы пришли совершенно одни? – удивлённо спрашиваю, не заметив сопровождение, без которого обычно не обходятся люди такого ранга. – Не беспокойтесь, в лицо меня практически никто не знает, да и я не отличаюсь особой примечательностью, – без единой заминки мягко объясняет Кристофер, а после приторно улыбается да добавляет уже более интимно: – в отличии от вас, моя дорогая. Такое обращение кажется абсолютно неуместным, а причина, по которой мужчина позволил себе подобную вольность, боюсь, навсегда останется для меня загадкой. Однако я всеми силами пытаюсь скрыть свое недовольство, потому что понимаю: не в том положении, чтобы диктовать правила, у меня елементарного права голоса толком и нет. Я всего лишь пешка, которой повезло оказаться на шахматной доске рядом со значимыми фигурами. – Предлагаю сначала позавтракать, я знаю здесь неподалеку чудесную пекарню, – непринужденно, словно не видя моего напряжения, что легко читалось в каждом движении, предлагает мистер Паура. Внимательно вглядывается в мои глаза, но, словно слепец, ничего не видит. Удовлетворённо кивает самому себе и как истинный джентльмен предлагает мне взять его под руку. – Держу пари, вы пропустили сегодня завтрак?– мягко интересуется, когда моя тонкая кисть робко располагаются на изгибе крепкого локтя. – Пропустила, – коротко соглашаюсь и непроизвольно сильнее впиваюсь пальцами в плотную ткань дорогого мужского пиджака. Моя светлая-светлая, словно не знающая солнца кожа красиво контрастирует с идеально-черной тканью классического костюма, но сейчас, смотря на тонкие фаланги прячущиеся между густой темнотой складок мягкой замши, испытываю тревогу. –Но мои отношения с едой – это не та тема, о которой мне бы хотелось с вами поговорить, – задираю голову, дабы посмотреть в холодные резкие черты и, заглянув в зелёную гущу его глаз, нахожу смелость сказать. Осторожно, но настойчиво. – Действительно, – отвечает, немного помедлив, словно на мгновение выпал из происходящего, погрузился в только ему известные мысли, но, поймав мой настороженный взгляд, встряхнул головой и широко харизматично улыбнулся.– Я очень хочу узнать причину, по которой вы пошли на такой решительный шаг, но не посреди улицы, – добавляет снисходительно, точно объясняя несмышленному ребенку очевидные вещи. – Да, конечно, – быстро исправляюсь после долгой заминки. Глубоко втягиваю воздух до неприятного распирания в груди и выдыхаю, лишь когда мужчина наконец избавляет меня от груза своего взгляда. Он не говорит больше ни слова, что полностью противоречит его поведению буквально минуту назад, но я испытываю благодарность за возможность поразмыслить. Зачем он дал мне видемость выбора, если двое прекрасно понимаем: у меня его нет, начиная с подобной мелочи, заканчивая решениями, что способны кардинально изменить мою жизнь? Почему сейчас заметно хромает даже с тростью в руке, если видела, как спокойно ходит без опоры? Почему его руки всегда покрыты белыми кожаными перчатками независимо от места, погоды и цвета костюма? Да и ,в конце концов, почему он вообще согласился встретиться со мной? – Дела идут не слишком хорошо, – лениво отзывается Ноэль, тем самым прервав мои размышления. Недоуменно смотрю на аристократический профиль, ожидая дальнейших слов, но, проследив за его взглядом, сама нахожу ответ на ещё неозвученный вопрос. На одной из досок объявлений висят многочисленные портреты членов разведкорпуса, среди которых сразу же обнаруживаю изображение капитана Леви. Крупная жилистая рука смыкается на моем запястье, останавливая, когда я неблагоразумно поддаюсь порыву и направляюсь к афише. Чтобы сорвать, выбросить или забрать один из рисунков себе? Не знаю. – Не глупи, – тихо, но от этого не менее строго произнес Паура. Густые пшеничные брови сошлись ближе к переносице, а оковы на запястье стали ощутимо сильнее. Грозились оставить живописные следы на моей излишне нежной коже, которая за последнее время уже успела отвыкнуть от фиолетового окраса. Мимолётно бросаю на него затравленный взгляд и так же спешно отвожу, признавая его правоту. Смиренно опускаю голову и совсем тихо прошу: – Простите. – Проходите, – он оставляет без внимания мое извинение, лишь сжато изрекает. Медлю, немного опешив, но мужчина учтиво указывает на маленький домик в нескольких метрах от нас. Задерживаю на нем взгляд, шумно выдыхаю, дабы успокоится и, силясь не смотреть в сторону раздражителя, медленно шагаю к пекарне. Останавливаюсь возле небольших ступенек, ведущих на террасу, и завороженно провожу пальцами по деревянной колоне. Нежные подушечки завороженно скользят по рельефу замысловатых рисунков, что были вырезблены по всей поверхности брёвен. – Красиво, – обронила совсем слабым голосом и, придерживая полы длинного темно-синего платья, поднялась по ступенькам. Остановилась возле двери и только тогда обернулась лицом к Ноэлю, который шёл, буквально дыша мне в затылок. – Я знал, что вам понравится, – немного наклонившись ко мне, прошептал так томно, что обращение "на вы" прозвучало совсем не органично. Непроизвольно отшатываюсь, напугана опасной близостью да излишне резко отворачиваюсь. Руки предательски подрагивают, но я сцепляю их на уровне живота в представительном жесте. Глубоко вдыхаю, надеясь впитать из воздуха силы проигнорировать откровенную провокацию, и, гордо подняв подбородок, холодно обращаюсь к членам своего сопровождения: – Кристиан идет за мной, а остальные остаються на улице. – Так точно, госпожа, – охотно отзывается парень и в мгновение ока оказывается рядом. Ноэль спокойно наблюдает за нами, не говоря ни слова, однако, когда юноша мягко отводит меня от входа, намереваясь открыть для меня дверь, он опережает его. Стоит оказаться внутри, как к нам подлетает милая женщина преклонных лет. Старушка нервно приглаживает волосы, собранные в идеальный пучок, и, склонив голову, любезно молвит: – Здравствуйте, мистер Паура, мы очень рады видеть вас и вашу прекрасную спутницу в нашем скромном... Кристофер прерывает жестом малодушное бормотание и сдержано приказывает: – Для начала принесите нам по чашечке крепкого черного чая, чтобы согреться. – Три чашки, – уточняю, прекрасно зная, что для обычного слуги напитки не были предусмотрены. – Три, – кажется совсем не удивившись моей прихоти, исправился мужчина. – Я не хочу, чтобы он слушал, о чем мы будем говорить, – вдруг заявляет Паура, когда мы присаживаемся за стол, а Кристиан хмурой тенью зависает за моей спиной. Бизнесмен невозбранно откидывается на спинку стула, выжидающе смотрит на меня, как хозяин положения, которым он, впрочем, и был. – Кристиан, займи, пожалуйста, столик в противоположном углу, – требовательно произношу, даже не взглянув в сторону кадета. Легко принимаю рассудительное условие собеседника, и тот удовлетворённо усмехается, слегка сощурив глаза. Слышу сзади сердитый хмык, но своевольный солдат, к счастью, все же не перечит, выполняет мой приказ. Располагается в предложеном месте, и я расцениваю это, как возможность начать серьезный разговор. Позволяю себе слабость: ухватится за поручни стула, потому что, знаю, из-за стола Ноэлю не будет виден этот признак неуверенности, нервозности, и нахожу смелость сказать: – Последний раз, когда вы были у нас... – У вас? Так ви уже наконец привыкли к новой обстановке? – нетактично перебивает, зачем-то интересуясь отнюдь не важной вещью. – У мистера Шорнела, – исправляюсь, немного встряхнув головой, и, смотря твердо в глаза собеседника, медленно, акцентируя внимание на каждом слове, продолжаю: – Вы поссорились. Сильно поссорились. Это что-то важное. Вы скрываете от меня что-то очень важное. Мужчина напротив звучно усмехается, словно я сказала небывалую глупость и сладко молвит: – О юная мисс Смит, спешу вас заверить, что никаких секретов от вас у нас нет и быть не может. – Всего лишь скучные мужские дела, – лениво заключает, когда женщина с подносом в руках останавливается возле нашего столика. – Вы определились с заказом? – расставляя горячии чашки, учтиво спрашивает бабушка, и я почему-то только сейчас отмечаю, что в заведении помимо нашей компании нет посетителей. Отмечаю, но заговорить об этом не решаюсь. Возможно, мистер Паура организовал все так, не желая, чтобы нам мешали лишнее уши да глаза. – Подойдите через пять минут, – кратко распоряжается торговец, не сводя с меня пристальный взор. – Через пять минут? – несмело переспрашивает работница, отчего-то колебаясь, но стоит Кристоферу одарить её эфемерным взглядом, тут же скрывается за дверью, смею предположить, кухни. Пар изящно поднимается, рисует извилистые линии и бесследно растворяется в воздухе. Моя чашка все также находится на одном месте, однако стоит произнести следующее, язык начинает жжеть, будто залпом выпила все содержимое керамической посудины: – Настолько скучны, что вы примчали в особняк с рассветом? – А вы очень наблюдательны, – невозмутимо отзывается мужчина и в странном, но привычном для него жесте поочередно хрустит перстами. Длинные пальцы с широким фалангами. Очертания объемных колец, виднеются из-под плотных перчаток Все в его руках было ненормальным, неестественным и от этого пугающим. – Вы ничего мне не скажете, – разочаровано выдыхаю после долгих минут молчания. – Тоже намерены скрывать от меня настоящее положение дел. Рассуждаете также как мистер Шорнел – ироничный смешок невольно срывается с обескровленых уст. Я отворачиваюсь к стелажу со свежей выпечкой, мечтая провалиться под землю, мысленно проклиная себя за эту бессмысленную затею. Почему я рассчитывала, была уверена, что Кристофер будет говорить со мной о том, чём не стал делиться Вильгельм? – Вы готовы сделать заказ? – раздается над нашими головами грубый хриплый голос официанта. – О нет, дорогая, я как раз таки рассуждаю совершенно иначе, – внутри все холодеет от того, как резко изменяется тон Ноэля, как язвительно, с явной насмешкой звучит обращение "дорогая". – Вильгельм глупец: хочет выделить огромную долю денег от продажи средств твоему братику, а я не собираюсь делиться с разведкорпусом, которого сейчас, по сути, даже не существует.