Мемуары сердца

      С первой же моей поездки в Японию меня поразила эта удивительная страна, в которой в полнейшей гармонии уживались друг с другом наши дни, со всей присущей им технологичной развитостью, и таинственный, будто законсервированный, мир традиционной Японии, которая мало в чём переменилась за сотни лет. А главное в моей жизни был человек, такой же таинственный как и его далёкая родина, где начинает всходить солнце. Я всегда думала, что узнав лучше о Японии - лучше пойму и его самого.       Юдзуру помахал рукой перед моими глазами и я вышла из задумчивого транса: — Ты сегодня невнимательна, — покачал он головой. — Прости, случайно задумалась, — начала я оправдываться, вся покраснев от смущения, как провинившийся ребёнок, уличённый в сделанном, — Ай! — щёлкнул он меня по лбу и я вскрикнула и потёрла покрасневшее место. — Да, ладно тебе, это было совсем не больно. Он прав, мне не было больно, но я не ожидала от него такого поступка. Посмотрев исподлобья, я театрально надула губы. Юдзуру улыбнулся и ткнул пальцем в распечатанный текст, написанный только Хираганой, слоговой азбукой используемой в чистом виде раньше в основном женщинами, за недоступностью хорошего образования, а в настоящее время для детских текстов дошкольного возраста.       Я начала старательно читать, следя за своим произношением, дававшимся мне крайне тяжело, дома я каждый день выделяла сама время на прочтение в слух небольших текстов. С каждым разом мне всё больше нравился результат, и сегодня я должна была бы быть довольна собой. Но я постоянно запиналась и нервничала, меня сбивал прямой ясный взгляд и умилённая улыбка перед собой. — Чего ты так на меня смотришь? — подняла я бровь и отвела взгляд. Он, единожды резко и коротко выдохнув носом воздух, усмехнулся, и подпёр подбородок ладонью, а затем слащавым голосом, словно на распев, произнёс: — Твоё произношение ужасно. У меня внутри всё вскипело от возмущения, а в ушах что-то засвистело, как вскипевший чайник. Я почувствовала, как кровь прилила к, наверное, раскрасневшимся щекам. Не успели слова сорваться с языка, как он положил руку мне на голову и погладил по ней. — Ты всё равно большая молодец, — прищурил он глаза в улыбке. Я отвернулась: — Сначала говоришь, что ужасно, потом, что молодец! — Ну, я на то и твой учитель, чтобы говорить об этом. Не сердись. Меня просто очень забавляет то, как ты произносишь некоторые слова. Прости, ничего не могу с собой поделать. — Ну, и смейся, раз смешно… — Евге-е-е-ния, — он набрал побольше воздуха в грудь, — это просто очень мило. Он вкрадчиво смотрел на меня и чего-то явно ждал. У меня словно машинально опустились глаза в пол, и Юзуру тепло засмеялся: — Ты уже опускаешь глаза как настоящая Гейша. Это не могло не заставить меня улыбнуться: — Вот так, — поднял он моё лицо большим пальцем надавив снизу на подбородок, — улыбайся чаще, ведь ты в этой жизни пролила достаточно горьких слёз, — мы смотрели друг другу в глаза, его взгляд упал чуть ниже и он, будто обжёгшись, отдёрнул руку и встал, — Я сделаю нам с тобой чай. Мы уже достаточно позанимались сегодня.       Я привыкла к его… порой странностям. Никогда не знаешь, что у него в голове. Всегда надо быть готовым к тому, что он может выкинуть что-то совершенно неожиданное. Правда к такому привыкнуть тяжело, но и любили мы его все именно за то какой он есть.       — Не заскучала? Или ты всё ещё обижена? — вернулся он и снова сел рядом, — я же уже извинился. — Что-то я не припоминаю ни одного извинения в твоих словах. Ты похоже опять решил, что наговоришь красивых слов и я всё прощу? И даже не улыбайся своей лукавой улыбкой, ведь после неё я не поверю ни в одно твоё возражение и буду знать, что в уме ты самодовольно согласился со сказанным! — он не заставил себя ждать и улыбнулся, став немного походить с этой улыбкой на кота, — Наглец! — бросила я ему. В комнату сквозь жалюзи пробился утренний свет, и одна из тонких светлых полосок упала мне на глаза, слепя их. — Сейчас я их закрою, не морщи носик. — Юзу? — позвала его я. Он тут же откликнулся и оказался рядом: — М? — Не оставляй меня до Олимпиады. Его глаза широко раскрылись, он поспешил выйти из комнаты, и вернулся уже с подносом руках. Он пододвинул мне чашку: — Прости, но я не совсем, наверное, правильно тебя понял. Видно я ему кинула пищу для размышлений, какой и не думала давать. Это я поняла по небольшой, совсем незаметной, складочке на переносице, что появлялась, когда он чем-то сильно озабочен. И чтобы убрать всю возможную неточность в словах я перефразировала: — Не уходи из спорта до Олимпиады. — Всё совсем не просто, Евгения. Я вспомнила о его лодыжке и к горлу подступил комок. — Но я ведь не оставлю тебя и буду поддерживать, — сделал он глоток. — Нет мне просто очень бы хотелось, чтобы ты побеждал. Если бы ты побеждал — это давало бы мне силы, — и снова в его глазах заблестела неясность, — то есть… У меня вдруг иссякли слова и вся беседа мне показалась очень неловкой. Я закусила губу. — Ты слишком много думаешь. И слишком рассеяна даже в своих собственных мыслях, — не дал Юзу произойти неловкой паузе. Он развёл руками, — даже возьми к примеру сегодняшний урок. Задумалась о чём-то о своём и даже наверное и не помнишь о чём именно. — Всё я помню. На меня был направлен вопросительно ожидающий взгляд. — О Японии. — Хм! — протянул он, — как интересно. И что же ты надумала про мою страну? Я была готова ответить, но припомнив подробности моих мыслей, я стушевалась, а мои щёки загорелись, ведь если бы я ему всё пересказала, он мог бы понять меня совершенно не так как надо! — Всё ясно, засмущалась! — насмешливо и прямо сказал он мне. От этого заявления я смутилась ещё больше, — неужели ты думала какие гадости о моей стране? А? Да, такое и мне бы стыдно было признавать! Подумай, моя родина не виновата, что у тебя никак не вяжется с японским. Это не её вина! Я прекрасно понимала, что это всё шутки, и он просто дразнит меня, но от злости я ему ответила так, будто приняла всё за чистую монету: — Да, не думала я ни о чём таком! — И когда ты злишься это тоже очень мило. Интересно, почему ты делаешь милыми такие не милые вещи. — Может ты в меня влюбился? — спросила я вызовом, в надежде насладиться тем, как он выкрутиться от вопроса. — А когда ты впервые поцеловалась? — спросил он в ответ совершенно невозмутимо, сделав ещё один глоток чая. — Что? К чему это ещё?! — Я просто ответил глупым нескромным вопросом на глупый нескромный вопрос. — В том то и дело, что не ответил. — А тебя так сильно интересует ответ? — его губы растянулись в лукавой улыбке. — Нет, прости, ответы на такие вопросы мне перестали быть интересны очень, очень, очень давно. Тогда маленькая Женя Медведева была влюблена в великого! Юдзуру Ханю, от которого была так далека. Теперь рядом со мной сидит, человек который, похож на придуманного мной Юзу только именем. Да… всегда легко влюбиться в то, что от тебя на большом расстоянии. — Хорошая мысль. Напиши её к следующему правильно на японском. Ничего другого не задам. Я уже собрала свои учебники и распечатанные листы в сумку, как он спросил: — И что же заставило тебя разочароваться в этом образе впервые? — Твой хмурый сердитый взгляд, зазнайка!