Каникулы в Измайлово

Ой-е на Ивана, тай на Купала… Слышалось вокруг. Потихоньку голоса стихли. Или я просто далеко ушла от гуляний. Идя по берегу реки, я, обнимая себя за плечи, тихо плакала. Хотя хотелось завыть, подобно раненой белуге. Так одиноко мне ещё никогда не было. Будто часть сердца вместе с клапанами и сосудами оторвали, и осталась кровоточившая пустота. Я люблю Леголаса. Люблю сильно, страстно, всей своей душой. Дружески люблю рыжего Гимли. Сестрински люблю серьёзного Арагорна. Ветер играет в кронах деревьев и пригибает осоку к земле. Пахнет сыростью реки и жжёнными кострами. Звёзды светят очень так ярко, что, кажется, освещают весь ночной лес. Ой-е на Ивана, тай на Купала Самая волшебная ночь… Снова река засветилась голубоватым свечением и забурлила. В сердце уже загорелась призрачная надежда, хотя я знала, кто это. Из портала вышел статный эльф в доспехах и с грозной короной на голове. — Чего слёзы льёшь, красавица? — он подошёл ко мне с бутылкой вина и двумя бокалами. — Рано ты их забрал. У меня ещё Яблочный Спас впереди. Верни их. — Кого? — Саурон тряхнул рыжей гривой, подавая мне бокал. — Их всех! Леголаса! — рыкнула я. — Ааааа, того эльфа? — Майрон спокойно налил мне и себе почти доверху, звеня бутылкой о бокалы. — Да, — я залпом выпила половину. — Ну, нет, милая, у нас же договор, помнишь? Ты сама мне жаловалась, что… — Майа откуда-то достал блокнот и, шумно пролистав несколько страниц, продолжил, — вот. Что «невероятно устала пахать одна на огороде, ибо это невыносимый душой и телом труд» и… вот! Просишь себе кого-нибудь в помощь. Твоя подпись? — Майрон, опять же непонятно откуда, достал свиток и, раскрутив его, тыкнул внизу договора на мою кровавую подпись, — Твоя, — кивнул Саурон, — далее по договору я тебе присылаю своих врагов, ты их, как хочешь, эксплуатируешь в течение пятнадцати полных дней, а потом они возвращаются. И тебе польза и мне польза. Ещё вопросы есть? — А меня можешь отправить? — я задумчиво смотрела на тёмную жидкость в своём бокале, что искажала свет звёзд, подёрнутая тихим летим ветром. — Ну… — Саурон накрутил рыжую прядь на палец, — теоретически – возможно, но зачем? — Надо. И в договоре ничего не сказано про мои путешествия, — я жутко злилась. На Саурона. На жизнь. На себя. — Ты любишь его… — Гортхаур пригубил вина, — эльфа. Сколько душ погибло из-за любви… Ну, попадёшь ты к нам. Ну, встретишься со своим принцем. А что он скажет на то, что ты кровью связала себя с тьмой? — Спросил Саурон, имея ввиду мою подпись кровью на договоре, — Да и там дело Галандриэль с Элрондом начнут копать и на меня выйдут. А пронизать пространство меж мирами — только моя участь. Да и ты мне нужна здесь. Соратники полезны, особенно, в других мирах. — Рано ты меня в соратники записал. Нас связывает только договор. А я найду способ, — ох, как мне хотелось сказать, что даже с пятнадцатидневным отсутствием предводителей его врагов, он всё равно проиграет. Проиграет и падёт. Чуть помолчали. Во мне всё кипело. Я заметила, что Саурон постоянно косился на подвеску, но я старалась сделать как можно более равнодушный вид. Раздался продолжительный и задорный девичий визг, а после до нас долетали лишь обрывки песни, которой вторили сверчки. Гладь реки была совсем спокойна, лишь изредка показывались круги, говорящие о нахождении рыб. — Откуда это у тебя? — вдруг спросил Майрон, перехватив мой взгляд и потянув было мёртво-бледную руку к моей шее, но я дёрнулась назад. — Я не обязана тебе ничего рассказывать. — Да, надо было этот пункт добавить в договор, — задумчиво произнёс майа, глядя меж деревьев на мелькающие огоньки костров. Я тут же решила спросить Саурона о волнующем моменте. — А что за рыжеволосая эльфийка, девочка? Твой Назгул был около неё… — О, ты ведь ещё переполох устроила в больнице. Он рассказывал, — перебил меня Тёмный Властелин, откидывая с плеча сдутую ветром волнистую рыжую прядь. — Так что за девочка? — Я не обязан тебе ничего рассказывать, — подражая мне, хмурясь, ответил Саурон, — но если расскажешь про подвеску, расскажу про ребёнка. — Подвеску мы получили в качестве приза на ярмарке. Она также не далась твоему Назгулу, защитив нас. Больше я ничего не знаю, — нетерпение душило, пульсируя в висках, а злость на спокойно-равнодушного майа заставляла сердце биться в горле. — Та девочка, — Саурон отхлебнул ещё вина, — та девочка — моя дочь. — Дочь? — округлила глаза я, чуть не подавившись вином, отчего горьковатая жидкость подступила к носу. — А что, по-твоему, я не могу иметь детей? Согласись, в этом мире ей куда безопаснее. Я не ответила. Ветер резко обдал своим порывом, заставив меня поёжиться и вернуть рыжую прядь снова на плечо Саурона. Я всячески пыталась придумать, как уломать Тёмного Властелина соединить меня с Леголасом. Угрожать, истерить и нападать было бы глупо и опрометчиво, ибо выиграть я по-любому не смогу, а злить Саурона нельзя, ведь он — моя единственная связь со Средиземьем. Пытаясь подавить злость, боль и обиду, я включала последние попытки здраво мыслить. Меня он к ним не отправит. А Леголаса снова ко мне? Может, заключить ещё один договор? Тут до нас донеслись строчки песни про цветок папоротника, выводимые молодым и сильным девичьим голосом. Саурон, будто вспомнив что-то, изучающе посмотрел на меня своими жёлтыми глазами с кошачьими зрачками, а после долил себе ещё вина в бокал. — Коли папоротника цветок найдёшь, на Купалу ночь ты счастье обретёшь, — проговорил Майрон, самодовольно улыбаясь, подмигивая мне и доставая откуда-то цветок. Он переливался красным и рыжим, пылал огненным светом, освещая всё так далеко, что, казалось, видно каждую травинку и каждую рыбку в реке. От него исходило какое-то серебристое свечение, будто тысячи мелких кристалликов летали в воздухе. В любое другое время я бы сказала, что это бред и фокус, ведь папоротник — споровое растение, у которого априори не может быть цветков, однако сейчас я была твёрдо уверена, что Саурон вертел в руке мифический вид папоротника. Гортхаур на мой взгляд лишь ухмыльнулся своей обворожительной улыбкой и, откинув со лба у меня прядь волос, заправил цветок мне за ухо. Его прикосновение было неприятным, а пальцы грубыми и обжигающими своим железным холодом. — Не грусти, дорогая, — Саурон захотел вновь приблизиться и провести рукой по моей шее, однако я резко дёрнулась от его руки, смотря на него исподлобья, — Ой, больно надо, — фыркнул майа, допив вино и подбросив вверх бокал, который тут же исчез, — Надеюсь, ещё увидимся, — и майа начал колдовать портал. Вода снова забурлила, переливаясь глянцево-голубым светом. — Нет, нет, стой! — умоляюще закричала я, подбегая к Тёмному Властелину. — Надеюсь, ещё увидимся, — повторил Саурон, уже по пояс вступая в портал. — Нет, не уходи! Прошу, послушай! — я сделала попытку вцепиться в Майрона, дабы самой войти в портал вместе с ним, но была снова откинута сильной магической волной на берег, ударившись затылком о стоящую на берегу берёзу, — Прошу, пожалуйста… Не оставляй, не уходи! Давай заключим ещё один договор! — Я кричала в панике и исступлении, однако Саурона уже не видно было на поверхности воды. Бурление вскоре прекратилось, река вновь потемнела, свет, источаемый магией, исчез. Я осталась одна на берегу, сидя в высокой траве, с цветком папоротника в волосах. Подступающая к горлу боль в перемешку с отчаянием сжимала грудь, не давая нормально дышать. Сделка с нечистой силой — всегда выигрывает нечистая сила. Ветер колыхал большие кроны деревьев, звёзды как-то потускнели. Всполохи от костров, пробираясь через кусты смородины, изредка озаряли речной берег, отражаясь в мирно текущей тёмной воде. Пахло свежестью и чем-то приторно-сладким. А вдалеке всё звучало: Ой-е на Ивана, тай на Купала!