Истории на коленке

Это опять происходит. Бокуто опять лезет руками Акааши под шорты. Оттягивает резинку, шарит по чужому телу — быстро, отрывисто, по-хозяйски. Коноха смотрит и чувствует себя третьим лишним. Коноха не знает, куда девать глаза. Всё это напоминает какой-то мутный, вязкий сон: вроде и не спишь толком, но картинка реалистичная до такой степени, что органы чувств реагируют безотказно. Тело бьёт мелкий озноб, руки становятся ледяными почти сразу. Во сне это почти не ощущается, а наяву — ещё как. Акинори кажется, что он весь измазан липкой, холодной грязью. Душ после тренировки не помогает. Дома он моется ещё трижды, выкручивая кран почти до кипятка. Кожа красная, растёртая мочалкой — даже дотронуться больно. Дышать тяжело, сердце загоняет ритм, словно он только что добежал полумарафон. Есть не хочется — да ничего на самом деле не хочется, — и Коноха падает в кровать. Зачем Бокуто нужен Акааши, если сам он только и трещит, что о девчонках? Зачем Акааши позволяет так с собой обходиться? Почему его, Акинори, всё это волнует?! Вопросов много. Ответов мало. Он даже не засыпает — проваливается в тревожный, поверхностный сон. х — Коноха-кун. Голос Акааши не спутаешь ни с чьим другим. — У тебя кожа воспалена. Акинори только сейчас замечает, что в местах соприкосновения одежды с телом из-под формы расползаются красные пятна. — Я отведу Коноху в медпункт! — кричит Акааши сокомандникам. Бокуто снова отирается возле Широфуку и, кажется, даже не слышит. Зачем Кейджи с собой сумка, он даже не спрашивает. — Идём со мной. — голос почти в самое ухо прорезает пустоту в голове. Руки касается чужая рука, такая же прохладная, как и своя, и Акинори понимает, что они идут в мужскую уборную. Когда его подталкивают в кабинку, голова тяжелеет. Акааши закрывает дверцу изнутри, ставит сумку на закрытую крышку унитаза и копается в ней долго, прежде чем выудить тюбик. — Снимай футболку и шорты. Коноха делает всё на автомате. Кожа начинает печь, как от ожога, когда он стаскивает с себя форму Фукуродани и бросает её на сумку Акааши. — Молодец. А теперь стой и не дёргайся. Похолодевшие ещё больше руки Акааши водят по плечам, лопаткам, пояснице, аккуратно растирая что-то жидкое. В паху завязывается тугой узел. Нет, пожалуйста. Только не сейчас. — О. В принципе и так понятно, что это за “о”. Видят ками, он старался держать себя в руках. Исподнее падает на пол, инстинктивно хочется прикрыться, но Акааши успевает раньше. Трогает, опускается на колени, ласкает — изучает. Когда на разгорячённой головке ощущаются слегка прохладные губы, голову отключает совсем. Сосёт сначала медленно, приноравливаясь, ускоряясь и вбирая с каждым разом всё глубже. Мышцы пробивает мелкой дрожью, кровь полощется в висках и Коноха кончает быстрее, чем хотелось бы. Акааши поднимается, облизываясь, напряжённо всматривается в лицо, влажной ладонью дотрагиваясь до лба. — Должно стать лучше. Коноху ведёт, пелена перед глазами хоть и слабая, но застилает пространство. Звук, с которым спина Кейджи соприкасается со стенкой кабинки, служит ориентиром. Губы, податливые и ещё влажные от слюны, находит почти наощупь, поднимаясь поцелуями от изгиба шеи. Дыхание Акааши, сбитое и частое, становится ещё поверхностнее, когда Акинори стягивает форменные шорты вместе с трусами и накрывает кулаком его член. В спортзал они возвращаются, отдышавшись и умывшись. Акааши, надев самое серьёзное из своих лиц, сообщает команде, что Конохе нужно сегодня отлежаться дома и вызывается его сопроводить. Все согласно кивают, Бокуто мгновенно сникает, теряя весь энтузиазм, и жалобно смотрит вслед их спинам, удаляющимся в сторону выхода. Видеть его таким не хочется. У Конохи дома никого: родители вернутся с работы поздно вечером, и Кейджи позволяет себе задержаться. Сам Коноха позволяет себе больше, вжимая его в себя второй раз кряду. На кухне за чашкой чая стесняться уже откровенно нечего. Они говорят обо всём на свете: школа, игры, общая влюблённость в Бокуто и любовь Бокуто к внезапным проявлениям этой самой любви. Сходятся в том, что это больше физиология, чем чувства, и в том, что свои им девать некуда. Этот плохой сон у них один на двоих. х