Шанс.

Если я - часть твоей судьбы, когда-нибудь ты вернёшься ко мне. Пауло Коэльо

Где же он? Плевать, уж точно не там, где хорошо или с кем хорошо. Всё, что можно сказать - здесь сыро. Сырость видна в обоях, что отставали от стен, оголяя кирпич, надувавшийся от влаги зеленоватыми пузырями, желая лопнуть или разорваться, забрызгав и без того грязную морду Мистери, на которого со стенок таращились сотни глазных яблок, вросших в здание и сливавшихся в одного потустороннего монстра, что с изучением оглядывал кота. А ему плевать, жаль, что только комната маленькая - это пугает. Ориентал непроизвольно дёрнулся. От этих конвульсий ему не было покоя с тех пор, как Он сломал его — в благодарность за то, что Мистери просто старался делать всё как можно лучше. Букет цветов или какая-нибудь книга были бы куда приятней, право слово. Вместо этого, Он подарил бедняге этот досадный изъян, который то и дело заставлял мужчину в страхе подскакивать, дрожать и оглядываться в коротких судорогах, в испуге осознавая, что вокруг лишь тьма, а за ней стены. Конечно здесь было окно, освещающее большую часть помещения, что позволяло приступам паники появляться не так часто, но судороги остались столь же неприятными, как и в первый раз, когда Мистери их ощутил. В этом странном страхе виновен Он - тот, кто изуродовал его душу, тот, кто виновен в этом отвратном страхе, тот кто сделал его таким - Незнакомец. Отвратный, жалкий, но одновременно всевидящий и всевластный незнакомый. Он, мразь, которая сейчас мучительно больно дохла в своём сраном особняке, пережившем пожар, но не запустение. Потолок осыпается, оседая на полу белой пылью, что витала в воздухе, залетая в лёгкие, заставляя что-то в груди скрипеть. С улицы пробивался тускловатый свет, что лишь слегка очерчивал контуры всего, что находилось тут, будь это стол, старый альбом, игрушечный кот или же сам ориентал. Пробитое веткой окно странно повизгивало, именно оно и служило неким осветителем пространства, болтаясь на одной петле. Как же Мистери тоже хочется так же болтаться, только "в" петле, да жаль нигде не найти верёвки и мыла. Это старое полуразрушенное, имеющее пару этажей здание, не блещило чем-то необычным и пугающим, оно скорее было скучным и обычным, полностью изученным котом, который не мог покинуть этого места, будучи ослабшим по прошествии затяжной зимы и невероятно холодной весны, после которой прошло уже месяцев девять, а может целая вечность - Мистери не считал. Сейчас же он старался не обращать внимания на боль, клокотавшую в его теле, а просто смотрел на звёзды, видимые сквозь дыру в потолке верхнего этажа. Как-же коту нравилось составлять созвездия! Уже через пару минут разглядываний было найдено давно придуманное созвездие ножа, а затем было создано ещё одно, получившее имя труп, так как уж больно сильно напоминало мёртвую растянувшуюся на полу фигуру. Вон неподалёку, созданный из кучи "мелких искорок" наркоман. А чуть правее, сияя четырьмя "яркими блестюшками", разположилась проститутка, словно вертевшаяся у шеста. Откуда такие плохие и нехорошие слова в голове Мистери? А помнит ли сам кот? Восковые мелки его затупились и рисовали плохо, а потому обиженный хозяин откинул их в угол, туда, где давно покоился разрисованный альбом без половины страниц. Их сумасшедший разбросал вокруг, первоначально желая покрасивее разложить или повесить на стены, прикрывая тем самым сотни чужих глаз, вросших в кладку, но после плюнул на это, оставив как есть. Ведь его же тоже так оставили, забыв. И всё, что было при нём - грязный докторский халат и Маго, и то вероятность того, что обноски на нём - врачебное одеяние, очень маловероятна, ибо, может это просто он слишком много о себе мнит, и эти отрепья, что на нём - остатки смирительной рубашки, которая досталась в подарок новому жителю этой расформированной психбольницы, откуда сбежал весь персонал. Что до игрушки? Улыбающаяся кукла лежала в стороне, а что? Вы же тоже спите, когда устаёте, вот и Маго не исключение. Жаль, что Мистери боялся смотреть на него, ему всё чаще казалось, что его друг мёртв. Создавалось чувство, что глаза-пуговки неестественно закатились, являя миру алые полопавшиеся сосуды на сероватом белке, а улыбка, сумасшедшая улыбка, просто застыла на тканевом лице маской. Конечно что-то, вроде игрушечного кота априори не может быть живым, но не Маго и не для Мистери. Длинный, несколько слипшийся от крови, что уже совершенно подсохла и, крошашейся коркой, обрамляла небольшие чёрные уродливые рубцы, хвост смотрелся неестественно и казался совсем чужим. Прямо как и цепкие длинопалые кисти, загнутые под невообразимо странным углом, а руки, безвольно свисавшие с плеч, пугали не меньше. Болят, жгут, режут, не успокаиваются уставшие мышцы. Это словно и не его тело вовсе. Но если не его, то чьё? Голова неимоверно гудит, бьётся мозг о стенки черепной коробки, Мистери это слышит, он всё слышит. Промчался мимо, унося с собой, звеня в ушах, шум. Машина проехала неподалёку, не более. Глаза горят, они сжигают сами себя, они сами желают вытечь, и плевать, что вместо одного из них протез, вытечет и он, заливая белую морду чёрной кровью, напоминающей дёготь. И очки больше не понадобятся, они уже не нужны, так, просто безделушка, без которой грустно. Лёгкие наполняются черноватой мокротой, липнущей на стенки горла. Дышать было все еще тяжело, но он дышал. Он бы прекратил это делать, если бы его легкие окончательно перестали функционировать и стали наполняться кровью, которая и так периодически поступала в них. В таком состоянии он ждал бы момента, когда он проснётся от кошмара или умрёт, но тут, - где-то глубоко внизу, наверняка из его живота, - послышалось бульканье. Мистери плохо, ему хочется притвориться кем-то другим, например тем милым тихоней-коровкой или лютым психом-канибалом. Мистери не против умереть, лишь бы не было больно, лишь бы память не обременяла и без того уставшее от жизни тело. Его организм уже давно гниёт изнутри и нет для него лекарства. Нет пилюль, что можно купить в аптеке, и которыми можно будет отравиться. Нет мази, которая избавит больную кожу от шрамов, плохо проглядывающихся через сиреневую шерсть. Нет микстуры от сумасшествия. Нет сиропа от жизни. Мистери остаётся лишь мучатся, надеясь на что-то хорошее, что-то светлое, что-то тёплое и необъятное. Только во снах псих видит своё утешенье, сладостное, недосягаемое, почти невозможно далёкое. Но тело не всегда засыпает. Создавалось уже чувство, что оно лишь притворяется, притворяется, что живое. Оно держится, назло хозяину, назло этому треклятому миру, который медленно отходит на второй план, стоит только Мистери погрузиться в царство Морфея, которое придумал такой же ненормальный, как сам спящий. Этот мир другой. Он ярок, светел и в нём нет боли. Там только псих и кто-то ещё. Кто-то имеющий широкую робкую улыбку, кто-то, носящий непомерно огромные очки, что, почему-то вечно спадали, кто-то близкий, дорогой, важный, с лёгким запахом травы и корицы. В том мире всё лучше и ярче, там есть сцены для фокусников и ларьки с мороженным и сладостями. Там есть место всему и мягким цветам, на которые можно упасть, зарываясь мордочкой в лепестки, и тёплым рукам какой-то женщины, что вечно забывала его имя, называя враждебным и отвратным, от которого тянуло опорожнить желудок новой порцией чёрной крови. Там хорошо. И можно убивать. Не важно белок, синиц, голубей или бродячих животных - тебя не осудят, никто не скажет тебе и слова. А после убийства можно и поесть или посжимать ещё пульсирующую плоть, которая будет обильно пачкать руки кровью, яркой, алой, с ароматом железа, которая будет заливать одежду, которая затем высохнет и будет забавно-призабавно звучать и трещать, если хоть чуть-чуть растянуть ткань. *** Поле, пустое, необъятное, окружающее его со всех сторон, здесь Мистери не страшно. Простирающееся до самого горизонта пространство было заполнено желтоватой, высокой и сухой травой, что странными уплотнениями на концах сильно щекотала нос. Кот улыбаясь огляделся - подобные растения он ранее почти не встречал, но отчего-то разум говорил, что это пшеница, также умалчивая откуда вообще подобное могло взяться в голове психа. Ориентал лишь улыбнулся этим мыслям, смотря на тёплое солнце, что не жгло его глаза. Рядом хихикал тот самый мальчик, беззвучно что-то говоря и смеясь с этого же. Они сидели под деревцем, что казалось важным и статным среди всех этих колосьев. Щенок же поднялся и стал расхаживать из стороны в сторону, обильно жестикулируя и на этот раз громко говоря. - Ну почему сегодня он не отпускал тебя тоже? Старый и облезлый гад... Я уже молчу о том, что и в тот раз, когда мы договорились позаниматься умножением в парке, он не отпустил тебя, а ведь я уже стоял прямо перед вашей дверью... - малыш обиженно засопел, со злобой пялясь на ни в чём не повинное дерево. "Думаю ему бы подошло имя Кевин. Нет, оно странное. Может Корнелиус или Льюис? А как я его обычно называю? Тогда, может Алекс, хотя ну какой же из него Алекс, все Алексы с самого рождения уже знают, что они Алексы, потому что на них похожи. Может что-то вроде Сэмми? Вполне подходит!" - думал кот, шуря глаза. - Эй, @¿€®е[|, как думаешь получится ли у меня залесть туда? - Мистери ухмыльнулся, указывая в сторону макушки дерева, что поскрипывало на ветру. Ну вот, опять не услышал, как зовут его. Щенок перед ним был всё также тускл и размыт, но это не мешало ему перепрыгивать с ноги на ногу, помахивая длинным хвостом, на конце которого клацала злобная пасть. - Нет! Это опасно, да и вдруг свалишься?! - тот поправлял огромные очки, за которыми никогда не было видно глаз, - Я не смогу тебя поймать... Мистери на это лишь показал язык, поднимаясь, а затем легко запрыгивая на первую ветку. Кот подтянулся, с удивлением осознавая, что стал значительно выше, и уже болтал ногами, свешиваясь со второй веточки. Малыш внизу наверняка с удивлением пялился на только что проделанный трюк и прижимал уши в испуге за психа, а тот лишь, сам не зная почему, горделиво распушил шёрстку, уже ища новое место, где можно было-бы зацепиться. - Давай за мной! Бегающий внизу останавливается, раздумывая, но принимает предложение, хватаясь за нижнюю ветку, а затем за протянутую лапу психа. Мистери тепло улыбается, глядя на старания, и прыгает дальше, цепляясь пальцами за толстый ствол, лезя выше, но не забывая о попутчике. Но вдруг ветка, отчего-то мокрая, выскальзывает у него из-под ног. - Нет, осторожней! Стой! - мальчонка снизу в панике вскрикивает, протягивая лапы к оступившемуся. Кот лишь со свистом летел вниз, проносясь мимо испуганной, как никогда четкой, мордочки друга. Ориентал хватает лапами воздух, но это не помогает, и он неотвратимо близится к земле, что уже стала чернеть и булькать. И вот он проваливается в это бурлящее болото, что густотой напоминает кисель, что облепляет всего его, что заливается в глотку, мешая, дышать. Но этой, не самой милой сказке, всегда приходит конец, непредвещающий ничего хорошего. Тогда псих просыпается вновь один, лёжа в собственной луже крови и благодаря Бога за то, что ему приснился не самый страшный кошмар. Но в один момент он проснулся не там, где засыпал. *** Боль... Зубы стиснуты. Кровь бьет в голову. Его сосуды сейчас лопнут... Он словно плывёт... Тряска. Вибрация - это машина? Или псих едет в школу? Нет, он не ходит в неё, ему уже не двенадцать. Хотя, а ходил ли он в неё вообще? Он сейчас дома... Дома ли? Скорее там, где и был. Снова боль. Его ноги... Руки ломит... Не может пошевелиться. Он даже не может открыть свои глаза! Мистери хочет закричать, но... Ему так хочется спать - и словно спит уже всю вечность. Спал бы дальше, но... эта боль - она не дает ему уснуть! Может его избавит от этой боли, хоть кто-нибудь? Избавьте... Кто-нибудь... Господи, избавьте от этой боли! Один глаз открылся. Мистери может видеть, но все размыто. Псих ведь не снимал очки... Не снимал? Точно помнит, что не снимал, а точно ли? Нет. Это машина! Он в машине! Чёрт возьми, как ему страшно. Страх пробирается под его шкуру, тормоша органы. Видно сиденье и чья-то тёмная фигура, что сидит спереди его. Мистери проваливается в пустоту... Боль прошла. Неужели? Да. Боли больше нет. Он умер? Нет, мертвые не хотят спать... Голоса. Кто-то говорит? С ним ли? Тряска. Хватит трясти Мистери! Он хочет выспаться! Допустим, его куда-то везут, но ведь он ничего не видит, просто не может открыть глаза, веки будто из свинца. Не понимает, о чем он говорит, тот кто его везёт. Постойте! Это имя... Кто-то назвал имя Мистери, но кто? Помнит этот голос... Больше ничего не понимает из этих слов. На каком языке с ним разговаривают? Мистери знает многие языки на слух, но этот... Псих на мгновение распахивает один глаз и видит его, водителя, со сморщенным носом. О, незнакомец, ты всегда морщишь нос, когда злишься? *** Вы никогда не задавались вопросом: А чем, собственно, могут заниматься люди, бродя по разваливающимся домам? Тем более врачи? Никогда не угадаете - искать жителей этих развалюх или бедняг, которых по каким-то причинам могло сюда занести. Зачем? Понятное дело, если они найдут ребёнка - отведут в участок и опросят - если он в порядке, и подлечат, а потом в участок - если плох. Но что делают со взрослыми? Приблизительно тоже самое, но только в основном сразу в морг, ведь сложно помочь кому-то, кто напоролся на кусок арматуры, свалившись с первого этажа заброшенной больницы, о которой ходили жутковатые легенды, что впрочем сильно походили на правду. О, взрослые всегда в разы глупее детей. Здесь часто ошивались бомжи и суицидники, наркоманы и разнообразная шпана, ищущая приключений на свой зад. Всё эти люди так или иначе ненадолго заходили сюда, задерживаясь лишь в редких случаях. Но с каждым разом было всё труднее угадать - Кто же напорется на штык сегодня? Или какой парнишка сбежит из дома в поисках лучшей жизни? Альфред как раз занимался тем, о чём мы и говорили - искал тех, кого чудом занесло сюда именно сегодня. Пёс устало потирал виски, докуривая последнюю сигарету. Старая больница проходила на место, где с большей вероятностью проводились бы ведьменские шабашы, если бы не было обитаемо. Так или иначе, а летом сюда, обычно заходят почаще, ибо осенью мало кто отваживался поиграть в прятки с местными "духами" . Лестница без поручней отчего-то казалась прочной и не раз испытанной, но сиба не спешил скакать, как сайгак, по этим ступеням, а шёл осторожно, воровито оглядываясь в поисках признаков жизни. Второй этаж встретил его пустыми коридорами и обваливавшимся потолком, весь он был пуст, за исключением комнатки с трупами голубей, но ей закалённого Альфреда было не напугать, и он преспокойно продолжал идти, устало перебирая ногами по второй лестнице. Голубиное кладбище жутковатыми образами всплывало в его голове, и это сильно нервировало пса, который уже начинал злится на самого себя, что не купил сигарет в дорогу. Серые, закоптелые потолок и стены жутко смотрелись в полутьме, которую разрывал яркий луч фонаря, сжимаемого гостем. Свет словно крался по стенам, обрамляя всё встречаемое по пути причудливыми рамками в виде теней. Так стал виден стол, валяюшийся неподалёку расшатанный и побитый жизнью стул, пара странных комьев, что лежали около стены. Альфред продвигался вперёд, как вдруг наткнулся на длинную фигуру, что сломанной куклой лежала на полу. Этот некто сам напоминал клок старой, свалявшейся шерсти, что пережила пару дождей и, возможно, лишь отдалённо приобрела очертания чего-то живого. Сиба ину прижал уши, медленно идя к, судя по огромным лужам крови, трупу, который ещё не начал вонять и разлагаться. - Опять суицидник? - зашептал пёс, воровито оглядываясь, присаживаясь около тела, толкая его в бок. Существо, чья морда была выпачкана в чём-то первоначально, дёрнулось, являя миру фонтан из чёрной блевотины. Альфред округлил глаза, испуганно таращась на беднягу. Да он видел трупы живее этого доходяги! Мужчина тут же подхватил телефон, начиная строчить извинения Као за то, что сегодня не придёт домой из-за работы, что внезапно свалилась на голову. А сразу после позвонил в больницу, сообщая о том, что нашёл кое-кого в тяжёлом состоянии, что является причиной подготовки отдельной палаты. - Держись, спаси тебя Господь, - прошипел сиба ину, подскакивая к лежащему. Пёс слегка брезгливо морщась, видя, как чёрная густая субстанция пачкает его одежду, поднял тело и осторожно, насколько это можно было, положив длинную угловатую лапу на плечо, двинулся ко второму, ближайшему выходу из комнаты. Они оказались в заброшенном коридоре — тёмном, тусклом и пыльном. Альфред, тяжело дыша, навалился на дверь плечом, пытаясь успокоиться. Его состояния никак не облегчало то, что от веса доходяги жутко болели плечи. В коридорчике стояла гробовая тишина. Пол устилал старый потёртый линолеум в черно-серую клетку; его обувь оставляла неровные следы в мохнатой серой пыли, не тревожимой месяцами. Галогенные лампы под потолком, судя по неровному мерцанию, вероятно, запитывались от какого-то резервного, работающего вполсилы источника. Альфред свернул за угол, попутно подёргав за ручки несколько безнадёжно запертых дверей, и помедлил у видавшей виды доски объявлений, увешанной выцветшими постерами и записками. "Дорогие сотрудники, прошу не оставлять мусор в комнате отдыха, ведь санитарки уже пять раз за неделю жаловались на запах. Благодарю за понимание." гласила первая бумажка, державшаяся на одном куске скотча. "Дорогие сотрудники! Надеюсь, что вы не забыли сдать деньги на банкет в честь юбилея Стивена Кирта, нашего глав-врача! Завтра последний срок сдачи!", а рядом, прицепленный кнопкой к доске висел план эвакуации с пометкой - "А ты изучил каждый уголок этого места?" - написанной красным маркером. - План здания... - Альфред поднял глаза и с великим сосредоточением принялся искать ближайший выход, ведь он не был уверен, что дотащит эту спичку тем путём, каким пришёл сюда. Лучшим вариантом являлся коридор, идущий отсюда налево, который вёл к запасной лестнице, что по-видимости была закрыта из-за появления лифта в здании. Дохляк закашлялся, мешая сосредоточиться тем, что звучал слишком громко для этого места. Альфред метнул в потолок короткий, исключительно злобный взгляд, беззвучно спрашивая у Бога: "За что?" - обхватил беднягу обеими руками, не давая ему упасть. Больной тут же был оставлен около доски, а сиба двинулся на поиски того самого коридора. Нужное ответвление было в целости, внутри его встретила продымлённая, пропахшая горелой изоляцией темнота. Свет не горел - виной были то ли годы бездействия, то ли замыкание. Дверь, судя по указателям, ведущая на лестницу, была заперта. Пёс, удивлённо смотря перед собой, подёргал ручку, осознавая, что подобную расхлябанную дверцу можно и выбить. Хватило одного хорошего пинка, чтобы проход открылся, но лестница, ведущая только вниз, была плоха - у неё осыпались ступени, поручней не было, а в паре мест были настолько большие дыры, что Альфред мог пролететь через них не задев и края. Скверные мысли заскрипели в уставшей голове, мешая думать и даже просто вслушиваться. Этого сиба ину не любил, из-за того пачка сигарет никогда не покидала его кармана, а наркота, тот же кокс, преспокойно покоился за диваном. Пёс имел всегда один и то же план для решения любой проблемы; первое - проверить, а нет ли более простого решения?, второе - отсечь всё ненужное и третье - решить. Сейчас отсечь можно было только голову доходяги, чтобы тот не мучался, иные пути являлись длиннее найденного, а просто так решить эту задачку не получится. "Ну почему в школах не учат тому, как стащить тело весом под полкило и высотой в два метра с третьего этажа больницы? Сейчас эти знания ему бы пригодились больше, чем вычисления злосчастного дискрименанта." Вернувшись за больным, который ничуть не сдвинулся с места, пёс подхватил его, идя уже пройденный маршрутом, сворачивая в коридор к лестничной площадке. Пролез в дверь, а теперь шагнул на первую ступень. Что-то полетело вниз, громко бухнувшись о пол. Мужчина, придерживая немаленького дохляка и сжимая в зубах фонарик, который стал намокать от неконтролируемо выделяющейся слюны, обходил дыры и перескакивал по две ступеньки за раз. Минус один пролёт и по новой. "Иже еси на небеси..." Молитва застряла на этих словах, и напряжённый разум не мог выдать ничего полезного, только ноя о том, как он устал. Мысли разлетались в стороны, как кузнечики, когда по пояс входишь в высокую траву. А ещё, какие-то строки из песни, цикадой звенели, мешая ногам, что тряслись от тяжести ноши. Минус ещё один пролёт. Альфред наугад поставил ногу в темноту, как под ней что-то хрустнуло. Труп голубя, гниющий здесь пусть и долго, виден не был, отчего стал великолепным местом для того, чтобы поставить там ногу. Что-то тёмно-фиолетовое булькающее отлетело в сторону. Голова птицы. Сиба отвернулся, уводя луч, прорезающий тьму, вновь шагая наугад. Свет скользнул вниз, цепляя дыру в сантиметре от его ноги. Пёс ругнулся, зашагал дальше и остановился. Лестница кончилась. До пола не так уж и далеко, всего-то полтора метра. Не будь с ним больного, Альфред бы просто свесился, а затем спрыгнул, но тяжёлый груз, занимающий все руки не был таким, чтобы швырять его с такой высоты. - Ладно... - слова получились неразборчивыми из-за фонаря во рту. Мужчина оставил доходягу, осторожно положив его, а сам, подойдя к краю, аккуратно свесился, болтая ногами в поисках хорошей опоры, но не найдя её, просто спрыгнул, без приключений приземлившись. Далее оставалось только потянуть беднягу за штанину, а после немного рвануть на себя и вот, тонкая двухметровая фигурка свалилась прямо на пса, который под этой тяжестью ухнул. Выход был недалеко. Устало пыхтя, Альфред плёлся по вытянутым помещениям, продвигаясь к главному входу, что должен был быть за следующим поворотом. От серости и тусклости помещений в глазах плыло, а стоило взглянуть в ореол света, так хотелось щуриться, и в голову что-то отдовало, покалывая. Псу это не нравилось, но оставалось ждать совсем чуть-чуть, по крайней мере, двери, ведущие наружу, были распахнуты. Сиба ину, спотыкаясь вышел из здания, тащась к машине. Слабый белый и холодный свет лился от луны, что величественно плыла по небу, разгоняя тучи так, будто была выпускником среди толпившихся первоклашек, которые никак не могли понять где нужный им класс. Деревья вдоль дорожной полосы плохо освещались и в полутьме походили на простые тени, что лишь немного проглядывали сквозь мрак. Сама дорога лишь слегка отблёскивала чёрным, недавноположенным асфальтом. Но это ничуть не интересовало пса, ведь он спешил. Подлетев к машине, Альфред задался довольно хорошим вопросом: "А как, собственно, этого дохляка засунуть в машину?" Спустя двадцать минут ругани и вталкивания двухметрового доходяги на ватных ногах-спичках в транспортное средство, сиба таки завёл свою тарантайку, ибо эта развалюха иначе называться не могла, и направился в сторону города. Ночь, тьма, свет фар, дорога и непонятный страх за пассажира. Альфред, будучи врачом, часто видел смерти, он не боялся смотреть на трупы, да и мысль о собственной кончине его не пугала, но странный шёпот тревожности вовсю снабжал уставший мозг сомнениями: А выкарабкается ли этот дохляк? Не умрёт ли тот по дороге? Успеешь ли? Сиба ину оскалился и надавил на газ, желая поскорее добраться до здания городской больницы, которое располагалось в центре их городка. - Потерпи, и всё будет нормально, - прошипел пёс скорее себе, чем наполовину мёртвому пассажиру. Сейчас помогать ему бесполезно. Альфред не мог поставить точного диагноза, не мог предсказать время смерти или хотя-бы обработать раны, не мог промыть желудок или дать медикаментов, не мог помочь с затуплением боли, он был бесполезен как никогда. Темнота, отсутствие нужных приспособлений и лекарств попросту не давали сделать ничего. Оставалось только обещать и успокаивать. - Я серьёзно, уже скоро прибудем и тебе помогут, обещаю, - Альфред поднимает глаза к зеркалу, смотря на полуприкрытые веки мужчины, который медленно раскачивался из стороны в сторону, - Вот, вернёшься к семье, станешь жить как жил, - тараторил, не замечая этого пёс, - Выкарабкаешься, я и похуже видел, - лицемер, лжёт и не краснеет, даже ухом не ведёт, - Всего-то пара дней и ты как новенький, прямо словно заново родился, - опять ложь, шрамы от этого точно останутся надолго, - Вот только подъедем к больнице, - Сиба ину вдруг осознал, что глаза пассажира распахнуты, а доходяга в свою очередь понял, что его рассекретили и вновь притворился спящим, - Чёртово корыто, быстрее! - переводит тему водящий. Два огромных жёлтых глаза с разными зрачками мгновение назад блестели с заднего сидения. Это не мог быть он! По крайней мере сиба ину молился, чтобы это не был тот сумасшедший, что убил его сына, разрушил его семью и выколол глаз псу. Но ведь это точно не сумасброд, бедняга на заднем сидении гораздо тоньше и невесомей нежели тот убийца и почти не напоминал кота, да и просто на вид пассажир не походил на более пушистого Мистери, и куда могли деться очки? Машина вильнула в сторону слегка заходя на встречку, стоит выбросить всякое дерьмо из головы, а иначе не факт, что он довезёт хотя-бы себя целым. В бордачке не оказалось сигар, только пустая коробочка, что поблёскивала надписью. Это заставило оставшиеся в голове мысли разбежаться. - Я же сказал, что всё будет хорошо? - повторно спросил Альфред, - А вон и город, уже совсем чуть-чуть осталось, - пёс здесь не лгал, так как свет придорожных фонарей городка бил в лицо, - Мистери, - в испуге, шёпотом прибавал пёс, только для того, чтобы убедиться, что он ошибался, наивно полагая, что перед ним тот самый убийца. Доходяга с заднего сидения приоткрыл правый глаз, смотря словно сквозь пса. - Ты всегда моршишь нос, когда злишься? - спросил тот, с совершенно детским интересом. Бредит! От недостатка крови бредит! Но отчего-то громкий шёпот показался знакомым, рвущим по нервам голосом. Тем не менее Альфред натянуто улыбнулся. - Да, немного, - как можно непринуждённо болтал он, ведь не стоит пугать беднягу, что, судя по нервозному оглядыванию машины, был слегка напуган, - Всё хорошо, - лгал сиба ину, - Я просто хочу помочь. Пассажир поднял длинные кисти рук, желая прикрыть глаза, так раньше делал Шиа, когда после кошмара просился спать к родителям. Не уж то что-то также пугает этого беднягу. - Тут мало места, - хрипит пассажир стискивая пальцами виски, взъерошивая липкие волосы и шерсть. - Ты клаустрофоб? - в ответ спрашивает Альфред, а его руки уже трясутся как от озноба, ведь чёртов Мистери тоже был клаустрофобом, но тем не менее приоткрывает окно около сидящего сзади. Почему сигареты всегда кончаются, когда так нужны? Даже сам пёс ощущал себя чёртовым клаустрофобом. Ему в миг стало страшно тесно и душно в ранее родной для него машине, в которой он сейчас был не один. Хотелось открыть дверь и выйти, бросив транспорт на полном ходу. Упасть на дорогу, закрыть глаза и задышать, пропустить весь здешний воздух через грудь. Ещё пару минут испуганно моргая, кот успокаивался, таращась в окошко - сумасшедший вспомнил о забытом Маго. О нет, ведь тот, скорее всего, переживает о том, где же Мистери, а он в машине с кем-то, кого даже не видит чётко. Псих хихикнул и потянулся в карман, нащупывая скальпель, но бок пронзила острая боль и кот поторопился скорее заткнуть рот лапой, едва ли не засовывая ту в распахнутую пасть, из которой уже бурля, сливалась чёрная кровь. Альфред обернулся, смотря на корчившегося, старавшегося обоими лапами захлопнуть приоткрытый рот, пока оттопыренные острые уши дёргались, а брови были подняты в удивлении, глаза максимально распахнутые, с испугом пронизали пространство перед собой, неверяще глядя в пустоту. - Всё хорошо, - пёс сбавил ходу, они въехали в город, - Не переживай - не страшно, машину и помыть можно. Я давно это хотел сделать, - залепетал Альфред, который стал с невероятной частотой переводить взгляд с дороги в зеркало заднего вида. А ничего на самом деле не хорошо! Машина подскочила на лежащем полицейском, они уже скоро будут у больницы, ещё только чуть-чуть. - Вот, слава Богу, что успел, - здание уже видно и пёс поворачивает руль, разворачивая тарантайку и, остановив её на парковочном месте, что пустовало, заторопился. - Я сейчас! - Сиба ину выскочил из машины, перелетел через пару метров, подскакивая к воротам, махнул рукой спящему сторожу и, перемахнув через три ступеньки разом, влетел в просторное фойе. Любопытная медсестричка, с хомячьими щечками, что с деловым видом шла куда-то, тут же посчитала своим долгом спросить: - Куда торопимся? Альфред не ответил ей и заглянул в коридор, где уже толпился народ, переговариваясь, сидя на ночном дежурстве и попивая чай. - Фред! И где ты так задержался? - спросил подошедший к нему мышь, - Ты что-то писал про кого-то в тяжёлом состоянии и... Ты напуган? - тот приподнял бровь, смотря на пса, который всем своим видом говорил о том, что всё, случившееся с ним за последние пол часа - плохо. - Нужны носилки, бедняга у меня в машине. Какую палату ему отвели? - заторопился Альфред, глядя на удалившуюся половину народа, что направилась в сторону выхода. - Спокойней, а то нервов не хватит, - мышь улыбнулся, протягивая сигарету, - Восемьдесят пятая палата. Всё так дерьмово? Пёс принял протянутое ему и начал рыться в карманах в поисках зажигалки, закурив, тот выпустил дым и почувствовал, как всё разом проясняется. Казалось, что даже проблемы того доходяги немного решились. - Господи Иисусе. Это пиздец, - коротко пояснил Альфред, - Он словно выхаркивает свои же органы или что-то ещё, я не знаю. Я вообще сначала подумал, что он - труп, но как оказалось... - пёс цокнул, вновь выдыхая дым и потряхивая пальцем, сбивая пепел. - Это коридор, а не пепельница, - фыркнул мужчина, - Виски? Тебя всё равно не подпустят к твоему дохляку, по крайней мере часа два. Альфред задумался, жуя сигарету. Он вновь взглянул на товарища и кивнул. - Только одну рюмку, Ден, я обещал Као, - поясняет он, смотря на улыбающееся лицо мыши. - Я не скажу твоему парню, что ты выпил больше, чем обещал, - поигрывая бровями, сообщил тот, уходя прямо по коридору. - Он не мой парень. Просто... - Альфреда уже начинало бесить то, что все, кто с ним знаком, считали этого ангелка его любовником. Это всеобщее заблуждение начинало раздражать. Почему-то, каждый принимал пса и милашку барашка за пару. Еще бы с Дэном его вообразили! Абсурд! Может стоило завести кого-то просто чтобы отстали, например, может ту миловидную медсестричку. После этого его оставят в покое? Маловероятно. Сиба ину направился за Деном, тихо молясь о том, чтобы бедняга, найденный им, дожил до утра или, если умер, то безболезненно и попал в лучшее место. Молитвы его были услышаны, ведь иного объяснения того, что произошло к утру трудно было придумать. *** Он лежал на холодной металлической каталке, к которой оказались прикручены запястья и лодыжки. Альфред хотел закричать, но губы прорезала острая боль. Он панически скривил их, стараясь разжать, но тщетно - по ощущениям, рот был зашит грубой ниткой. Пёс отчаянно замычал. Только тут он осознал, что вся одежда, включая нижнее белье, куда-то подевалась. Врач был абсолютно голый! Он задергался, снова замычал. Распухший язык упирался в зашитые губы. Двери, отделявшие эту комнатушку от прочих помещений, распахнулись, и на доктора обрушилась волна криков и ослепительного белого света. Он оказался в тёмной, залитой чем-то комнате, декорированной под кухню из какого-то старого голливудского ужастика. Посередине стоял широкий белый стол с красиво разложенными кухонными принадлежностями, на двух персон, справа от него - чуть прожжённая, вся в жиру, плита, холодильник и встроенный в стену огромный духовой шкаф, наверняка давно уже не работающий. Жужжала лампа под потолком, от которой веяло жаром, словно пёс оказался в аду. Возле стола стоял он, Мистери, кот с явно не лучшими намерениями касательно Альфреда. Его огромные разноцветные глаза с безумством осматривали лежащего перед ним. А чёрный язык жадно облизывал клыки, медленно переходя с одного зуба на другой. - Маго, что насчёт деликатеса на ужин? - громко щёлкнув сворачиваемой шеей прохрипел ориентал, косясь на игрушку, сидящую за столом, - Спасибо за справку, Маго, - псих тоже расплылся в улыбке, пародируя гримасу куклы, - Прежде чем начать есть тушку, ее, разумеется, необходимо выпотрошить, мы ведь не хотим, чтобы требуха испортила нам весь вкус? - больной обошел вокруг стола и любовно пробежался пальцами по разложенным ножам. Свет лампочки отражался от стали. Альфред снова задергался, ремни врезались в запястья, из глаза брызнули слезы. Ненормальный взял нож и, помахивая им, подошел к лежащему, - Поскольку мой милый сушеф не справится сам с разделкой, я возьму на себя смелость немного помочь ему. Итак, Маго, как мы разделываем тушу? Поудобнее перехватил нож и воткнул его чуть ниже шеи. Врач приглушенно замычал, выкатив глаз. По груди потекла горячая темная кровь. Мистери умело разрезал скулящего от шеи до паха. Доктор дёргался с каждым новым движением ножа. Боль навалилась огромным существом, мешающим дышать, сиба ину захрипел и запрокинул голову. Ориентал растянул крюками края разреза, наклонил голову, чтобы поймать вид еще пульсирующих влажных внутренностей. Кровь лилась по бокам, затекая под спину и ягодицы. В голове билась только одна мысль: «Этого не может быть! Он не может резать меня! Больно, Господи, больно! Я сейчас умру!» Но, несмотря на боль, которая давно должна была вызвать шок, Альфред не умирал, а наоборот - продолжал все осознавать, чувствовать, и даже слышал, как Мистери тараторит ровным речитативом: - Сначала при потрошении тушки надо удалить ребра. Кто бы поспорил, ребрышки - прекрасное блюдо, но ведь сегодня мы готовим не его? - после этих слов сумасшедший, щедро посылая своей, почему-то ещё живой, жертве, улыбки, взял небольшую пилу и принялся отпиливать ребра от грудной кости со скрежещущим звуком. С хрустом он отламывал кости одну за другой и складывал их на стол. Все мышцы в теле врача расслабились, на пол брызнула кровь и моча. Мистери восторженно ахал, прикрыв рот окровавленной рукой, хохоча. Маго смотрел на все молча и важно, как настоящий шеф-повар. Проклятый маньяк оставался холоден, мучения врача его ничуть не трогали, только в глазах блестели голодные огоньки, да порой угольно-чёрный язык жадно облизывал губы в предвкушении шикарного ужина. Альфред всхлипнул. На зашитых губах запузырилась кровавая слюна. Чудовище… Этот мужчина - чудовище! - А теперь удалим потроха! - провозгласил псих, - Вот до чего доводит курение, Маго ты только взгляни. Кот взял небольшой нож и перерезал трахею, отделяя легкие друг от друга. Струйка крови брызнула ему на лицо. Мистери взял в руки губчатую серую кашицу и небрежно бросил её на пол, оттолкнув ногой подальше. Доктор не мог уже даже дрожать, и на крики не осталось сил. Мозг будто поджаривали на медленном огне, осторожно вращая на вертеле. Где-то в глубине его билась мысль, что пёс не может быть жив, ему вырезали лёгкие, он не может дышать, значит, он мертв, но он-то жил и все чувствовал. Ориентал ловко вырезал сердце, печень, желудок, все остальные органы, сопровождая свои действия едкими комментариями. Запустив руки вглубь тела Альфреда, он, как моток веревки, вытащил связку кишок, похожих на серо-алого удава. Тот в шутку впился в них зубами и по его подбородку потекла красная слизь. А уже сделав это он, усмехаючись, намотал их себе на тонкую шею, будто шарф. - Прошу всех к столу! Сырое мясо - лучшее мясо! Спустя миг Ориентал уже жевал левую руку, закатывая от удовольствия глаза и целуя когтистые кончики пальцев. По тарелкам разложил отрезанные кусочки кровоточащего мяса, однако ел, откусывая от доктора. В тело Альфреда снова и снова впивались зубы, Мистери чавкал на всю комнату. Левую руку обглодал до костей. Последнее, что почувствовал Альфред - это как ложкой извлекают его правый глаз. Потом наступила темнота… *** Оставшись в больнице и, продремав всю ночь в комнате отдыха, усыплённый двумя рюмками виски (всё таки нарушив обещание, данное Као) Альфред проснулся хватаясь за сердце и громко-громко дыша, стараясь забыть увиденное, но хохот Дена, который заигрывал с той самой медсестрой, слегка успокоил, разогнал сомнения и страхи. - Ох, дорогуша, а ты, случаем, не пряничный человечек, просто такая сладкая, что точно не можешь быть простой девчонкой, - получив в ответ хихиканье мышь угомонился, подходя к зевающему сиба ину, - Вставай, распиздяй. Поговорить надо. Альфред потянулся, хрустя шеей, и постарался как можно серьёзнее посмотреть, на Дена, но взгляд всё никак не хотел фокусироваться. - И? - пёс сел, потирая голову. - Ты в курсе, кого вчера из могилы вытащил? - мышь, заметив недоумение на лице собеседника, фыркнул, - Тот, кого мы вчера вытягивали за уши с того света - маньяк, сумасшедший и серийный убийца. Вчера я решил позвонить в полицию, чисто спросить нет ли у них пропавших. И, что думаешь? - Ден развёл руками, - Бинго, блядь! Этот сучёныш обвиняется в полусотне убийств! Причём у него какое-то очень сложное врождённое заболевание, - мышь подсел к поражённому Альфреду, - Так что... Его думают тупо поизучать, типо, а не новая ли это форма бубонной чумы или чего-то ещё. Так что у кое-кого будет премия! - тот толкнул сиба ину в бок и захохотал, - Но только если найдём лекарство. А пёс лишь поражённо смотрел куда-то перед собой, не удостаивая собеседника ответом. Вчера он помог выжить убийце своего сына, да ведь сиба мог оставить его там, тем самым отомстив и при этом никто бы не пострадал, если бы только Ал не пропустил мимо все эти намёки от судьбы, которая, насмехаясь, посылала его подальше: сломанная лестница, голубиные трупы, намёки на клаустрофобию и многое, многое другое. С ним сейчас в одном здании ослабший маньяк, который не сможет сопротивляться, если сиба ину подумает его убить. Можно просто прийти и задушить Мистери, и никому не будет дела до того, а точно ли маньяк умер своей смертью или же его убили. Да плевать если его найдут и решат наказать, ведь месть того стоила? Альфред нервно хохотнул, смотря на сидящего возле него. Отвратительно странные планы убийств стали проникать в ещё тяжёлую голову. Зарезать скальпелем? Удушить? Отравить? Как раз привезли новую партию таблеток. - И что вы вчера сделали? - спросил одноглазый, боясь сболтнуть лишнего. - Мы? Ну... Чтобы опознать, пришлось выкупать его. Знаешь, как трудно мыть того, кого хрен затащишь в ванную? Да она в два раза меньше его! Оказалось, что это и впрямь тот убийца, ну мы вкололи ему витаминов, сходу "поколдовали" над ним и через недельку сюда припрутся полицаи, дабы окончательно решить, что с ним делать. Ну и эти, из дурки, думают его перенять у нас, но такого пациента хер отнимут, за него такую премию могут выдать, - протянул мечтательным голосом Ден, - Да, - он привстал, направляясь к электрочайнику, - Твой парень искал тебя. Сиба ину мог поклясться, что этот гад торжествующе ухмыляется, глядя на озлобленное лицо пса. - Иди ты! - рыкнул Альфред поднимаясь, - Завари мне кофе, а я пока проверю этого. Ден ухмыльнулся, победоносно поднимая острый нос. Он придвинул к себе банку с растворимым кофе и зацокал. - Я в магаз. Разберись с капельницей у маньячеллы, а то сейчас типа моя очередь, но ты же туда идёшь, так что... - Я понял, - бросил Альфред выходя в коридор, откуда направился к лестнице. Проходя мимо уборщицы он тихо поздоровался с ней, за что получил нагоняй из-за того, что шёл без бахил, но ему совершенно не хотелось объяснять этой старой крокодилихе что к чему, так что он просто пошёл дальше, выслушивая трёхэтажные ругательства в свой адрес. И почему сегодня тут убирается не Као, обычно это его этаж. Дверь под нужным псу номером, тихо распахнулась перед ним, впуская в просторную белую палату, где был только один пациент - сиренево-лиловый кот, с белым пухом на острой мордочке. Зелёный халат смотрелся на нём нелепо, а волосы, вымытые, чистые, спутанные были разбросаны по подушке. На левом глазу виделась повязка, как у самого Альфреда, только слегка сероватая. "Забрали протез, серьёзно?" Вчера этот бедняга смотрелся хуже. Что же сталось с Мистери? Нет, это не мелкие совпадения, пёс прелестно знал, кто перед ним, но отчего-то не было желания наброситься на него и растерзать, мстя за прошлое. Первоначально было попросту жаль потраченного вчера в пустую времени, да и разве Бог не учил прощать? В любом случае псих не в той форме, чтобы нападать на кого-либо то ни было. Не то, чтобы он жаждал вновь встретиться с этим окончательно поехавшим психопатом, особенно если принимать во внимание обстоятельства их последнего рандеву. Он подозревал, что будет злиться — и он злился, с силой, удивившей его самого. И сотен лет окажется недостаточно, чтобы смягчить жгучее чувство возмущения и боли от его предательства и всего того принесённого, а тут только-то лет пять прошло. - Дрыхнешь? - спросил пёс, облокачиваясь о стену и зажигая сигарету, выдыхая в приоткрытое окно. Конечно же ему ответит спящий, тем более под наркозом. Альфред изучающе принялся осматривать кота. Где же псих посеял очки? Так что, да, он злился. Удивительно и одновременно отвратно было другое — щемящее чувство жалости. Его сердце сжалось при виде торчащих сквозь кожу рёбер и царапин на его поколеченном тельце, засохшей крови на сотнях ссадинах и ранах. В памяти мгновенно всплыли первые, самые трудные недели мирной жизни Альфреда, постоянные метания между ожесточением и чем-то, очень близким к скорби. Он оплакивал много кого, сына, бросившую его семью, свою опустощённую жизнь и его — другого слова не подыскать — оплакивал его - Мистери - как погибшего. Самые страшные кошмары, преследовавшие пса ночами, были не о смерти родителей, не о том злосчастном миге, когда его малыш, его милый сын умер, а о тех последних секундах, что произошли десятки лет назад, когда отчего-то казалось, что Мистери не солжёт ему и сохранит рассудок… А на улице холодало, как и в душе. Погода быстро портилась, покрывая небо тучами, что словно сжирали верхние этажи многоэтажек, которые цеплялись антеннами за громоздкие, пушистые облака, а где-то преспокойно уходили вытянутыми крышами в самое октябрьское небо, что было готово в любой момент, расплакавшись, окропить землю целыми потоками дождевой воды. Посреди забытой богом городской улицы прямо напротив больницы, распростерлось здание, серое, словно небосклон. Покрытые мыльными разводами окна  пустыми глазами смотрели на изредка мелькавших прохожих, косящихся на старые наслаждения прямо на прогнувшейся крыше; из-за их изобилия та была похожа на неухоженные металлическиe сады, уже давно заросшие тусклыми сорняками. На встречающихся деревьях, разросшихся по обеим сторонам от дороги, уже начала осыпаться листва, укрывая ближние участки земли желтовато-алым жухлым ковром. Несмотря на то, что осень наступила всего месяц назад, на улице уже было весьма прохладно, словно в середине ноября. Альфред постучал по сигаре в попытке избавиться от тлеющей части. Придётся сегодня, идя домой, (так как машину уж точно нужно отдать в мойку) смотреть куда ступаешь, а то так или иначе высока была вероятность промочить ноги в одной из луж. Ветер то затихал, то ударял в лицо с новой силой, стоило закрыть распахнутое настежь окно. Оставить его открытым в палате с психом было очень опрометчиво со стороны предыдущего коллеги Альфреда, что был тут, хотелось пошутить на эту тему, но не перед кем, да и что-то подходящей шутки не было. Впрочем, как и всегда. На самом деле, если задуматься, то рано или поздно придёшь к выводу, что врачам на тебя плевать, и это чистая правда. Еще некоторое время  пёс стоял перед окном в нерешительности, не хотя даже подходить к Мистери, но вскоре тот отбросил сомнения и вздохнул. Стоило это сделать, как прогремел гром, а за ним молния жутковато осветила спящего пациента . И все же Альфреду определенно повезло.   - Хэх... Что же с тобой сталось-то? В ответ ему тихо сопели, что-то неразборчиво бурча. Потушив сигару и выкинув окурок, сиба ину подошёл к психу, что сильно-сильно жмурился. Пёс тихо посмотрел на капельницу около кровати - стоило скоро уже пережать колечко, чтобы воздух не попал в вену, и Альфред сделал это молча, уже сейчас осознавая, что мог просто уйти и никто бы не сделал этого и, скорее всего, кот был бы мёртв. Но отчего-то он посчитал эти мысли гадкими и отвратительными. Он не сможет убить Мистери, нет, конечно физически он это может, но сама идея этого уже выворачивала наизнанку желудок в отвращении к самому себе. - Я делаю это только из-за клятвы Гиппократа, - заверил себя тот, поспешно отходя, - Я врач и это - моя работа, ясно? - казалось, что Мистери даже дышал с лёгкой издёвкой, - Я просто меркантильный, понимаешь? Захотел премию! Сиба ину отошёл от стойки с капельницей и сел на край кровати. Отчего-то в душе было невероятно тепло от одного ощущения власти над чьей-либо жизнью, а в данном случае над жизнью главного врага. - Выглядишь жалко, - выдал пёс, наклоняясь к лежащему поверх одеяла запястью, чтобы вынуть иглу, но не надолго зацепился взглядом за выражение истинного спокойствия на лице кота, который тут же скривился. Единственный затуманенный глаз приоткрылся и без интереса оглядел комнату, а затем повернулся, наблюдая за Альфредом. Мистери вздохнул, медленно моргнул и с ленцой перевёл взгляд на распахнутое окно. - Проснулся? - Альфред потянулся к упаковке сигарет в кармане, начав сверлить взглядом собеседника. - Фредди? - вновь сонно разлепляя глаз прошептал ориентал. - Да, - пёс уже пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что наркоз ещё не полностью спал. Мистери заёрзал, задевая ногой сидящего, устраиваясь поудобнее, путём прижатия ног к животу и зевнул. Альфред лишь холодно наблюдал за этим, уже чувствуя оскорблением одно только нахождение в этой палате. Он прикусил язык, желая разразился бранью в адрес психа, но сумасшедший первым открыл рот. - Не уж-то кто-то соскучился по старому боссу? - Мистери непритворно поинтересовался наигранно сладким голоском, искренне недоумевая, а что, собственно, происходит, но Альфред тут же списал это на сонливость собеседника. - Нет. Ты, чёртов ублюдок, тут только потому, что я мягкотелый идиот! - рыкнул сиба ину, прижимая уши. Кот с недоверием покосился на сидящего, наверняка думая, что страннее: то, что Альфред ублюдок, то что его товарищ ругается так сильно или то, что он назвал себя идиотом. Пёс на это лишь цокнул, доставая сигареты и отходя в дальний угол комнаты, поближе к окну, дабы не дымить в палате, а то за это и выговор сделать могут. Он прикусил кончик и поднёс к нему зажигалку, подпаляя белый краешек. Ориентал удивлённо смотря на пса, сел, посильнее укрываясь тонким одеялом - ему было холодно. - Почему Мистери видит только половину? - ориентал проморгался, словно желая разлепить и второй глаз, но это не выходило. На подобные действия Альфред лишь ухмыльнулся, со злорадностью осознавая, что теперь псих на равных с ним. Сейчас и у Мистери есть слепая зона и теперь тот тоже станет более беззащитным. Пёс пожал плечами. - Твой "зелёный глаз" забрали санитары, понятия не имею зачем, - от этих слов лицо психа на миг перекосилось, но спустя некоторое время пришло в норму, доказывая, что он, как и сумасшедшие из фильмов, может иметь способность резко переключаться с эмоции на эмоцию. - Ты куришь? Родители за это убьют Фредди, - Мистери вновь лёг, сон никак не хотел испаряться, а мягкая подушка так и манила. Альфред сдвинул брови к переносице, морща нос - слова о родителях, как никогда прозвучали оскорбительно или ему это только показалось? Пёс опустил взгляд, стараясь не пересечься с глазами психа, который всё ещё пытливо глядел на него. - Убили бы... - выдохнул сиба, желая наконец избавиться от чувства сверления взглядом. - Убили? - кот спросил это так, будто Альфред в чём-то ошибся, будто бы он что-то перепутал, что-то координальное, вроде того, если бы он сказал, что они живут на Марсе, а не на Земле. - Да, убили бы. Прошедшее время, потому что они мертвы, - вновь затянувшись, потому что создавалось чувство, что сумасшедший тут не Мистери, а он, выдал Альфред. Кот поражённо округлил глаз, смотря перед собой, словно это его родители умерли тридцать лет назад, в тот злополучный день. Усы его робко дрогнули и он с невероятным сожалением - на которое, как считал пёс, псих был не способен - произнёс: - П-прости, мне так жаль, - он тут же посмотрел на выкинувшего в окно, которое сразу же затем было закрыто, остатки сигареты, Альфреда, - А что случилось? Сиба ину скривил лицо, ему всё больше казалось, что сумасшедший издевается над ним, но когда он увидел этот затуманенный взгляд полный некой печали и тоски, терпение лопнуло. - Да ты и убил их, кретин! Мистери любовно посмотрел в сторону пса, облизнув верхние клыки, радость медленно растекалась по его морде. Сиба вдруг совершенно не хотя этого удивился, даже поразился столь резкой смене настроения от невинности, граничащей с лёгкой инфантильностью, до этого жуткого насмешливого взгляда. Кот приподнялся, окончательно садясь на кровати и пальцем стал подманивать разъярённого врача. Альфред скалясь и надеясь на то, что ориентал не выкинет ничего странного больше, медленно подошёл. - Прости, - легко, словно сделав самую обычную вещь, проговорил Мистери, - Я имею ввиду, что тогда несколько ошибался, - стало видно, что уж эти слова стали для пса фатальным ударом, - То-есть повторюсь. Прости. Ты полностью заслуживаешь моих извинений. Мистери сожалеет о том, что совершил - ориентал совершенно серьёзно смотрел на Альфреда, который со злобой таращился в ответ. - Чем докажешь? Шокированный Мистери замер. Кажется, была его очередь терять дар речи — он его и потерял, в немом изумлении уставившись в ясный, холодный, зелёный глаз. Голос пса прозвучал негромко, но очень отчётливо, и повторять он не собирался. Сиба ину знал, что псих услышал, а ненормальный знал, что бесполезно просить объяснений и уточнений. Тема закрыта, всё необходимое прозвучало — кот попросил прощения, Альфред поставил свои условия. Проще не бывает. «Чем докажешь?» Пёс никогда не был склонен к суевериям, но даже этот вопрос казался ошибкой, точно это могло принести несчастье. - Оу... Не думал, что Фредди спросит, но считаю, что примирительная открытка поможет, - Мистери покрутил в воздухе пустые лапы, словно проверяя, а нет ли в них чего и медленно соединил их, как тут же хвост его слегка дёрнулся и, спустя мгновение, пёс узрел, как из ниоткуда в лапе появилась бумажка, сложенная несколько раз пополам, - Дарю. Прости, получилось не очень, руки тряслись, - ненормальный тут же поднял лапу, качнув ею из стороны в сторону. Сиба принял протянутое и развернул бумагу, боясь спрашивать, а где, собственно, Мистери её хранил. На ней цветными мелками был нарисован кот, улыбающийся широкой, зубастой улыбкой, а рядом - Альфред, такой же счастливый, как и псих и снизу косо да криво приписано: "Моему другу с извинениями". Пёс поднял глаза на сумасшедшего, что с интересом следил за реакцией собеседника, который медленно порвал рисунок по линии сгиба два раза, делая три одинаковые полоски. Улыбка сползла с лица Мистери и он с нескрываемой яркостью воззрился на Альфреда, острыми зубами впиваясь в нижнюю губу. Тот вздохнул и, опустив два куска бумажки, поднял первый, на котором было косо написано извинение. - Это - за маму и папу, - Сиба медленно скомкал полоску, кидая на пол. Псих поднёс лапы к лицу, кусая ногти из-за ненависти то-ли к псу, который рвал его рисунок, то-ли к себе самому, так как не мог подняться с постели. А Ал уже поднял полоску со своим изображением. - Это - пёс говорил медленно, чётко отделяя слово за словом, - за Шию, - и эта часть упала ему под ноги. - А это - твой последний шанс, - остатки открытки были продемонстрированы психу, который с ужасом, что внезапно сменил злобу, испуганно приподняв брови, смотрел на Альфреда. Тот лишь протянул рваную полосу, которая тут же была с величайшей осторожностью, словно явлалась новорождённым младенцем, взята из рук ненавистника искусства. - Понял, спасибо, хорошо показал и объяснил, только больше так не делай. Листок с трепетом был сложен и сжат в ладони. Кот напряжённо дёргал ушами, а глаз его метался по помещению, пока не зацепился за вентиляцию. Последние лет пять ориентал всегда просыпался в одном и то же месте и теперяшние изменения в среде его обитания несколько смущали. На ум сразу пришли серые комнаты с набухшими от влаги, отслаивавшимися обоями, дырами в потолке, пустыми, распахнутыми незастеклёнными окнами, с ползающими то тут то там многоножками и паучками. - А можно поподробнее где я и почему? - Мистери зыркнул на собеседника и вновь принялся изучать мебель и обстановку в целом. Пёс задумался. Стоило ли вообще рассказывать коту всё и сразу, ведь это может подставить под удар методы больницы. Но тем не менее желание посмотреть на удивлённое лицо сумасшедшего было почти непреодолимым. - Допустим, что тебя нашли и признали в тебе преступника, - медленно, с некой злобой и серьёзностью смотря на кота, изрёк Альфред. Уже этого хватило, чтобы на физиономии слушателя ненадолго появилось удивление. Рот кота слегка приоткрылся и оттуда, словно случайно вывалился язык, что медленно прошёлся по нижнему ряду зубов. Кот улыбнулся своим странным мыслям и ногтем принялся копаться в зубах. Альфред вдруг вспомнил, что псих всегда любил столь резкие перепады настроения, ведь это пугало окружающих, выделяя его из толпы. Кота ничуть более не пугала мысль того, что полиция в курсе, где сейчас Мистери, ведь они, так или иначе, всегда знали где он. В отличае от того места здесь тепло, мягко и есть идиоты, которые сделают всё чтобы он не умер. А самое главное - теперь, возможно, ориентал будет есть сладости чаще чем последние два года. Да и его "друзья" всегда будут неподалёку. - Ну и хорошо, Фредди...- больной лишь с интересом стал рассматривать паучью лапку, вытянутую откуда-то между зубов. Пёс приблизился к постели, оглядывая дохляка, который лишь показал ему язык, возвращаясь к ковырянию в пасти. Альфреду отчего-то стало вдруг плохо, что-то давным давно похороненное под обломками воспоминаний резко заныло, как обычно болит заноза, если её сразу не вытащить. - Тебя это не беспокоит? Они собрались "лечить" тебя, понимаешь? - сиба ину закусил губу, медленно переступая с ноги на ногу, - Похоже и от сумасшествия и от того... Мистери с сомнением покосился на пса, задержавшись взглядом на бейджике, закреплённом на переднем кармане халата. Он лишь сел, резко, словно боясь медлить и повернул морду в сторону слегка ошарашенного врача. - Это не сумасшествие. А если и сумасшествие, то оно не лечится, да и Мистери не собирается вам ни в чём помогать! - псих обиженно надул губки, скрещивая руки на груди, но смотрел на собеседника со злобой. Альфред ехидно ухмыльнулся, он понял, как нужно объяснить всё. Просто нужен понятный, доступный коту язык. И пёс владел им. - Если они начнут лечить тебя, то скорее всего, Мистери не будет, не будет никого, они перекопают всю твою душу, вывернут тебя наизнанку. Ты не будешь помнить ничего, а только то, что они посчитают нужным. Ты не выйдешь отсюда и вечно будешь сидеть здесь, в своей палате. И знаешь, что обиднее всего? Мне плевать. - жёстче! Жёстче! Нужно говорить жёстче! - Думаешь они просто так забрали твой глаз? Это только начало. В конце не будет ничего и знаешь, каким ты будешь? Они начнут звать тебя - Альфред с невероятным упоением следил за ненормальным. Он вперил в него такой остро-жгучий серьёзный взгляд, что Мистери отчаянно захотелось снова стать маленьким котёнком, как в том сне — тогда бы он смог наглухо захлопнуть оба глаза, закрыть их руками и просто сжаться в маленький пушистый комочек, который совершенно ничего не видит и не слышит. Он сжался бы. Кот сидел, испуганно глядя перед собой, длинные тонкие ноги тот подтянул руками и сейчас лишь, жутковато улыбаясь, смотрел в пустоту, но затем, извернув голову под не самым удобным углом, подлетел к ещё неуспевшему отойти Альфреду, схватив того за грудки и притянув ближе к себе, с ненавистью глядя тому в единственный целый глаз. - Не смей договаривать, - шикнул Мистери, скалясь, - Это ложь? Если да, то Фредди может прощатся с глазом, ведь я его вырву и сожру и кое-кому будет очень-очень плохо. А это точно ложь. Меня здесь нет. Меня здесь нет. Меня здесь нет, - мужчина оттолкнул от себя врача, валясь на кровать, громко скрипя пружинами, - Нет. Меня здесь нет, - он стискивает пальцами виски, - Меня здесь нет! - он рвёт на голове волосы, выдирая их и выпуская из лап, - Нет! Это не Мистери! Альфред поражённо наблюдал за последствием своих слов, уже не имея в мыслях просто подойти к ориенталу, а только загнанно дышал. Прямо по щеке что-то течёт, опаляя кожу холодом. Жалость писклявым голосом заныла где-то в груди, она взвизгивала и просто говорила, указывая на то, что это именно пёс виновен в том, что происходит с доходягой. Сиба ину лишь умолял себя понять, что то, что он сделал - правильно и Мистери этого заслуживает. Он маньяк - ну и что? Он убийца - ты не лучше. Он сумасшедший - как и половина людей на земле. Ты не вправе его наказывать. К этому моменту Мистери уже представлял достойное сочувствия зрелище: он вёл речь заикаясь, запинаясь, испуганно моргая и дрожа. Описываемый им кошмар настолько завладел котом, что он даже не пытался скрыть искренний ужас под обычной напускной храбростью, кокетливостью и нахальством. Говорить об этом, говорить о Нём, слышать свой слабый голос, рассказывающий о вещах, от которых он так долго и отчаянно пытался уйти — было почти так же болезненно и страшно, как и быть там на самом деле. Он хотел остановиться — но ехидный, полный злобы взгляд Альфреда стоял перед глазами, мешая замолкнуть хоть на миг. - Знаешь, какого это видеть Мистери таким? - взвыл псих, накрывая голову простынёй, - Мистери уже боится смотреть в зеркала! Ему страшненько! Да и зеркальца там не было, только стёкла, что не царапают меня! Мистери не хочет так! Я не хочу! Убейте меня! Но не надо так! Не говорите Ему где я! Мистери глупец и трус! Трус! Ничтожество! Правду говорил Тот - лучше бы я не рождался. Зачем им это? Я хочу обратно! Обратно! В огонь! - ненормальный высунул язык, хохоча, - Хи-ху-Хи-ху-Хи-ху-ху-ху-у... Альфред медленно подобрался к коту, едва передвигая ногами. Псих свернулся калачиком у изголовья кровати в гнезде смятых простынь и подушек, вжавшись спиной в угол, дрожа и хныча. Глаз его был сильно зажмурен, лицо поблёскивало от пота, а с губ ещё скрывался едва слышимый хохот. И тут пёс увидел, как тело ненормального судорожно дёрнулось и ударилось о железное изголовье. Он не будет мешать коту - спина, которой мужчина ссаданулся о пол, когда Мистери его оттолкнул, ещё болела. Сиба ину лишь слабо вдохнул, оглядывая дрожащего, который, сжимал голову руками, длинными когтями расцарапывая кожу. Эта картина не приносила удовольствия Альфреду - наоборот пугала, заставляя чувствовать некую неприязнь к самому себе. "Какой же я идиот" - Я солгал, - опустился на угол постели, - Мне не плевать. Да и в том, что они собираются делать как я сказал, не уверен, - пёс накинул на худое тело одеяло, свалившееся на пол, - Просто это всё странно. В этом плане сиба не лгал - он считал многое странным: эту слепую ненависть и это сострадание, эту неприязнь и одновременное желание подойти и обнять, убедившись в том, что всё происходящее не сон. Мистери перевернулся на другой бок, кладя голову на колени пса. Не уж то уснул? Альфред наклонился, прислушиваясь, но уловив едва слышимое сопение, лишь кивнул. Псих дёрнул ухом, одновременно двинув усами. Взгляд сиба ину перескочил на крепко сжатые челюсти - ориентал словно сосредоточен на чём-то. Мордочка, чистая и отблёскивавшая белым теперь ничуть не скрывала годов психа. Ряд мелких морщинок здесь, парочка там, вот тебе и сорок шестой годик. Альфред слышит шаги за дверью и спешит подняться, отложив лежащего на нём в сторону. - Фредди, пожалуйста, - слабый шёпот срывается с губ спящего, который резко распахивает голубой глаз, яркий, пронзительно голубой, имеющий нечто тёмное и сумасшедшее где-то глубоко внутри. Пёс, не имея способности отказать, лишь сел обратно, давая ненормальному вновь улечься на его коленях, что выглядело как минимум странно. Ориентал извернулся, ненадолго приоткрыв глаз, что сразу зажмурил, цепляясь длинными пальцами за простыни. - Если Фредди не начнёт извиняться, то Мистери снова будет плакать и смеяться, а я этого не хочу, - слова прозвучали как приказ капризного ребёнка, но Альфред поспешил извиниться и для подтверждения своих слов принялся поглаживать распластанные по всей кровати волосы, - Хорошо, не выколю я твой глаз, - сонно, но одновременно с ехидностью выдаёт сумасброд, начиная засыпать. *** В кабинет, придерживая чашку кофе, вошёл Ден. Тот, не найдя своего товарища посчитал, что он всё ещё в восемьдесят пятой палате и не ошибся. Пёс сидел спиной к двери и даже не заметил присутствия кого-то ещё в комнате. Мышь хихикнул и на самых цыпочках подобрался к Альфреду, уже выдумывая, а чего бы такого сказать или пошутить. Ден открыл рот, но сразу замолк, увидя наистраннейшую картину; сиба ину спокойно плёл косичку из ярких фиолетовый волос, следя сонным взглядом за свернувшимся комочком, на коленях у пса, серийным убийцей, что, кажется, мурчал. - Какого тут творится? - зашептал Ден, поражённо глядя на товарища, который лишь пожал плечами.