Истории о Билли Брук

1. Дорога тянется гладко и пахнет хвоей. Хотя растительность здесь смешанная: можно увидеть и сахарные клёны, и осины, и веймутовы сосны, и ещё много-много всего, но пахнет всё равно свежей, растёртой на ладони хвоей. Билли сидит у открытого окна и, опустив голову к сложенным на двери рукам, внимательно смотрит. Примерно пятьсот метров назад они с Марвином выходили из машины, чтобы разглядеть большое покрытое жёлтыми цветками тюльпановое дерево. Это был второй раз, когда Билли видела тюльпановое дерево цветущим. Первое росло на берегу Онтарио, но оно цвело красным, а жёлтое Билли особенно понравилось. Она сделала снимок. Марвин уже давно предлагает ей купить новый зеркальный фотоаппарат, но Билли упрямо таскает с собой старую плёночную рухлядь, которую нашла в его шкафу. В дни каникул, когда у Билли и Марвина нет никаких дел, они садятся в жёлтый джип и выбираются из Оквилла куда-нибудь, едут и едут два или три дня подряд. Обычно на восток, в сторону Квебека, и дальше, к океану, но сегодня впервые выбрались на озеро Гурон. Дорога тянется так близко к берегу, что синее полотно Гурона проглядывается и через листву, а иногда деревьев нет совсем, и тогда он заполняет весь обзор до самого горизонта. Он такой большой, что похож на океан. И в то же время совсем не похож. Такой тихий. Билли отрывает подбородок от ладоней и вытягивает шею, когда они проезжают мимо небольшого дикого пляжа с разбросанными по нему цветными лодками и Марвин говорит: смотри-ка, Билл. Марвин широко улыбается, загорелая лысина на его макушке поблёскивает в лучах июньского солнца. За те семь с половиной лет, что Билли знает Марвина, волос у него на голове стало заметно меньше. Она видела на фото, что когда-то давно его волосы даже были длинными. Сейчас он ей нравится больше. Многое поменялось в его жизни с появлением Билли. Не только то, что он стал чаще бриться и реже выражаться крепким словцом — изменилась и сама жизнь. Они проезжают ещё несколько километров, когда Марвин говорит: — Давай-ка спустимся к воде, Билл. Здесь дорога поднимается над берегом не больше чем на пару метров, и к крошечному причалу можно пройти по старой лестнице. Билли идёт осторожно, разглядывая всё вокруг своим сосредоточенным взглядом. Берег выложен крупными камнями, и Билли перешагивает по ним, чтобы погладить пробившееся соцветие фиолетового вереска. Опускается на колени, чтобы сделать снимок. Вода совсем прозрачная, у неё изумрудный оттенок, если смотреть сверху. Движение воды завораживает. Билли протягивает ладонь и слегка вздрагивает, когда она соприкасается с поверхностью. — Тёплая, — говорит Марвин. Он снимает ботинки и свешивает ноги, усевшись на краю причала. И Билли, окунув ладонь полностью, замечает, что вода и правда тёплая. Зачерпывает её и смотрит, как утекает сквозь пальцы. Потом достаёт платок, тщательно вытирает ладонь и делает ещё один снимок. Он получается похожим на акварельный рисунок. — Иди посиди со мной, — говорит Марвин. Он с улыбкой смотрит на то, как Билли сосредоточенно расшнуровывает и снимает кеды, как закатывает джинсы, чтобы не намочить, как не спеша, задержав дыхание, опускает ступни в воду. Билли похожа на большое дитя, она распахнутыми глазами смотрит, как выглядят её ноги сквозь призму воды, и щурится, когда Марвин начинает плескаться. Они молча сидят так несколько минут, а потом поднимаются и едут дальше. 2. Пять лет назад Билли спасла Марвина Брука от сердечного приступа и с тех пор завелась в его жизни человеческим существом, которое приходило, скармливало так-себе-печенья собственного приготовления и сидело рядом несколько утомительным грузом. Марвин смотрел на это долго, жевал печенья и думал, надо ли оно ему. Билли бросали уже трижды. Она болтается привидением где ни попадя, и когда-нибудь этот большой и страшный мир разломает её на отдельные косточки. У Марвина просто не было выхода, не то чтобы он прям альтруист по натуре и дело даже не в жалости, просто кто-то должен. Марвин не задаёт вопросов. Он говорит: — Ну-ка посмотри на меня, Билл. Эй, я тут. — Идём, купим тебе новые ботинки, носишь какое-то старьё. Билли напрочь отказывается надевать платье. — Да боже мой, будем хипстерами! Мне отрастить бороду? — Давай-ка я научу тебя, как надо отвечать на оскорбления. Из-за сердечного приступа Марвин вынужден оставить боксёрскую карьеру и начать тренировать. Он не спрашивает, хочет ли Билли переехать к нему. Он говорит: — Собирай свои манатки, Билл, ты переезжаешь. С Билли, в сущности, всё просто. Её эмоциональный диапазон настолько узок, что привыкнуть к ней не сложнее, чем к новой тумбочке. Она не смеётся, не злится, не ревнует, не любит вопросов, но реагирует на повелительное наклонение. Марвин учит её здороваться с людьми и вести себя вежливо. Билли заводится в его доме будто паучок, который сам решает, где его паутине висеть, а где не висеть, где ему ходить, а где не ходить. Старое видавшее виды пианино из красного дерева, которое всегда стояло в гостиной, потому что на нём выгодно смотрелись золотые кубки, вдруг, поскрипывая и постанывая, неуверенно начинает звучать, потому что на скамейке возле него завелась Билли. Она завелась и в книжном шкафу. — Теперь мне придётся объяснять гостям, почему мой шкаф похож на библиотеку для начинающих маньяков. Не могу поверить, что ты всё это прочитала. У Билли много медицинских справочников. Марвин смеётся, когда находит сборники Оскара Уайльда и Пауля Целана. Билли любит поэзию. Она завелась и в кресле у окна, и на кухне, и ещё заняла собой целую мансарду, разложив на полках стопки джинсов и рубашек, развесив по стенам странные схемы и рисунки. В комнате царит дотошный порядок. Теперь в доме Марвина Брука живут два Брука — он сам и Билл. У Марвина дела, у Билли — пианино. Морис Равель в 14:30, Сергей Рахманинов в 15:45. Итальянская полька звучит как-то аутично и быстро надоедает. В 16:20, проходя мимо в очередной раз, Марвин бросает своё «ну хватит уже, не до скончания же века играть», и крышка опускается на клавиши. К Марвину ходят друзья, коллеги. Билл, поздоровайся с Эрджи. Билл, поздоровайся с Найджелом. Билл! Ну-ка спускайся! Билли не любит, когда к Марвину приходят его ученики, они шумные и задают вопросы, съедают всё печенье за минуту — ни за что не вытащишь её из комнаты, пока они в доме. Выберется, только когда станет тихо, осмотрит всё, подлатает паутинку там, тут, наготовит свежих печений. Теперь в доме Марвина Брука всегда есть печенья: шоколадные, овсяные или с грецким орехом. Он водит Билли в кино, но она смотрит комедии с таким сосредоточенно-серьёзным лицом, что это смешит его больше, чем сами комедии. В какой-то момент Марвин понимает, что уже не может ужинать в одиночестве, без странных разговоров, что печенья вполне не так себе, что представляет Билли знакомым просто дочерью без всяких уточнений и что готов подкрасить нос всем желающим покрутить пальцем у виска. 3. Управляться с Билли в тренировочном зале не просто. Она деревянная и неподатливая, плохо понимает, что нужно делать и зачем. Марвин сам зачёсывает её длинные волосы в хвост, хотя она ёжится и пытается высвободиться. Даже тренажёр в виде человеческого туловища с головой, приделанный на толстую пружину, более подвижен, чем Билли. — Эта штука научит тебя двигаться. А если ты не будешь двигаться, она будет больно тебя дубасить. Тренажёр из чистого клёна бьётся действительно больно. Билли получает пять ударов по лбу прежде чем понимает, что нужно делать. Она начинает уворачиваться так быстро, как это нужно, но не всегда угадывает сторону и снова получает по лбу. Билли хмурится и начинает заново. Марвин заставляет её делать это целую вечность подряд. Заставляет прыгать на скакалке, хотя Билли это ужасно не нравится. Она выглядит так, словно оторвётся от земли, только если та сама начнёт прыгать под её ногами, но Марвин упрямо скачет вокруг неё, не давая прохода, и приходится подчиниться. Через неделю, когда Саймон Уэсли хочет толкнуть её на лестнице, проходя мимо, Билли уворачивается от его руки, и Саймон падает, от неожиданности подскользнувшись на ступеньках. Бинты на ладонях Билли не нравятся, они тугие и мешаются, и она постоянно пытается их подковырнуть пальцем, а уж чтобы намотать их, приходится неслабо помучиться. — Хочешь подраться с Чаком просто так, ладно, — говорит Марвин. Он зовёт тренажёр Чаком. — Попробуй. Билли угрюмо смотрит на Чака, он выше неё сантиметров на двадцать и гораздо шире в плечах. Она не хочет с ним драться. — Ну давай, Билл, врежь ему. Ну же, Билл. Марвин оттягивает его назад и отпускает, но Билли уворачивается. — Нет, так не пойдёт, теперь ты должна с ним бороться. Давай, Билл, вдарь ему. Ну давай. Сожми кулак и врежь ему по морде. Он повторяет это снова и снова, бесконечно, словно попугай, и уже грозится взять её руку и руководить ей, когда она наконец делает это. Поднимает кулак и резко бьёт Чака по деревянной голове. — Ау. Получается чертовски больно. В следующую секунду Чак возвращается и бьёт её по лбу. — Ау. Билли отходит назад и хмуро смотрит на покрасневшие костяшки пальцев. Они болят, и лоб тоже болит. Марвин смеётся. — Идём-ка намотаем бинты. Ещё через две недели, когда Саймон Уэсли, высокий, в красивых очках и наглаженном костюме, перегораживает ей путь в холле, чтобы отомстить за случай на лестнице, Билли разбивает ему нос в кровь одним ударом. Марвин хохочет. Он приходит в школу разбираться, почему это её наказали. 4. Билли не водится с другими детьми, только иногда тайком от Шейлы видится с Питером. Когда Эрджи приводит свою племянницу, Билли хмурится. Она привыкла к Эрджи, они дружат с Марвином, и иногда она тренирует Билли вместо него. Но её племянница шумная, на ней розовый сарафан и белые сандалии. Она младше Билли года на два и вся выглядит очень по-девчачьи. — Билл, поздоровайся с Рут, — говорит Марвин. — Здравствуй, Рут. — Давай-ка ты научишь её готовить печенья. Билли хмуро моргает, глядя себе под ноги. Ей хочется готовить печенья в одиночестве. — Что у нас сегодня? Суббота! Шоколадные печенья! Вперёд. На кухню. Будь вежливой. Сопя, Билли идёт на кухню. Рут прыгает вокруг и много разговаривает. — Ты любишь готовить? А что ещё умеешь, кроме печенья? Вы уже обедали? Быть вежливой непросто для Билли, приходится практически прилагать усилия. Потому что быть вежливой по мнению большинства — значит, поддерживать разговор и что всего хуже — отвечать на вопросы. А насколько вежливо задавать вопросы тому, кто не хочет на них отвечать? Или приходить без предупреждения и не сообщать, когда собираешься уйти? Впрочем, у Марвина и на такое найдётся что сказать: быть вежливым нужно даже с тем, кто сам по себе не вежлив. Нужно здороваться и прощаться, даже если тебе не ответят. Ты — это ты, независимо ни от кого. Билли хотела бы спорить с Марвином, но спорить она не умела, а ещё если Марвин находился рядом, он мог быть вежливым и за себя, и за Билли, и это ей нравилось. — Я умею готовить только печенья, — наконец неохотно отвечает она, заходя на кухню. — Больше меня ничего не учили готовить. Кухня в доме Бруков — это самая идеальная кухня из всех кухонь. Она не больше и не меньше, чем нужно, не светлее и не темнее, не ярче и не бледнее, выложена бордовым кирпичом с белыми прожилками и отточена тёмным деревом. Даже в самую лучшую погоду Билли ни за что не вытащишь пообедать на веранду, она будет есть только на кухне. Готовит Билли медленно и дотошно. Она аккуратно раскладывает на столе нужные ингредиенты и посуду, неспешно разбивает яйца в миску, собирая скорлупки одна в одну. Помрёшь от нетерпения, наблюдая за этим действом. Вот и Рут не выдерживает, спешит помочь и насыпать в миску побольше сахара. — А кто тебя учил? И кто у вас готовит? Мистер Брук? А вы уже обедали? У Билли проблемы с оценочными суждениями. Такие две простые детские оценки как «хороший/плохой» ей непонятны. Была ли, например, плохой Тина Грейс, которая сжимала запястья Билли до синяков, трясла их и кричала при этом («Зачем ты это сделала, зачем ты это сделала?»), когда Эшли утонула в бассейне? Билли не смогла бы ответить, размышляя над этим и до скончания века. Марвин говорит, что плохих и хороших поступков не бывает. Что поступки могут быть только правильными и неправильными, справедливыми и несправедливыми, добрыми и злыми. Это Билли помнит, у неё хорошая память. Но это не помогает, например, в данной конкретной ситуации. Если кто-то много говорит невпопад, бесконечно задаёт вопросы и портит твоё тесто для печений — это правильно или неправильно? Вот, скажем, если знать, что Марвину нельзя есть много сахара, то подобные действие можно даже расценить как злые. А если не знать? Слишком много непонятного. Билли на всякий случай забирает у Рут из рук ложку. И сахар. Ужас, как она не любит, когда приходится касаться людей вот так намеренно. Она очень осторожно отодвигает девочку в сторону, слегка взяв за плечи. Лучше, чтобы она стояла немного подальше от теста. Рут тут же обижается и убегает из кухни. Билли смотрит ей вслед с некоторой степенью недоумения, а потом достаёт миксер и как следует взбивает яйца. И стоит только ей закончить, как тут же раздаётся громкий голос Марвина: — Так! Значит, мы идём готовить печенья всей кучей! Билли, услышав это, вздрагивает и начинает готовить тесто быстро-быстро, забросив свою дотошную медлительность, будто пытается успеть всё закончить, пока «вся куча» идёт по коридору. Конечно, она не успевает. Хмурится, когда Марвин широким шагом заходит. Заходит и враз заполняет собой всю кухню. — Никто не съест твоё тесто, Билл, оно же сырое! — говорит с одной стороны стола и тут же оказывается уже с другой. — Так, кто у нас тут голоден, сейчас покормим. — И он уже открывает холодильник. Билли нравится Марвин. Она старается вести себя, как он говорит, но зачастую это даётся ей непросто. Она не любит, когда ей мешают готовить печенья, и Марвин об этом знает. Он делает это намеренно первый раз. Потому что когда у тебя гости, действуют другие правила. Билли старается свыкнуться с тем, что нет каких-то отдельных правил для Билли и каких-то — для Марвина. Что есть только их общие правила. Что нет больше просто Билли. Есть только Билли Брук. — Билл, а ну-ка расскажи про этого Вернона как там его… Дуриса, Муриса… — громогласит Марвин на всю кухню и ещё половину дома. — Вернон Урис, — отвечает Билли, не отрывая взгляда от своего теста. — А, точно, Вернон Урис, он финн, — говорит Марвин, повернувшись к гостям. Мимоходом он достаёт тарелки и сервирует стол, будто это ему ничего не стоит. — Вернон Урис — еврей, — поправляет Билли. Конечно, Марвин знает, что Вернон — еврей. А ещё он знает, как заставить Билли разговаривать. — Вернон сегодня ел котлеты. — Сосиски. Вернон съел шесть сосисок. Это были невкусные сосиски, поэтому Грета Стивенс отдала ему свои и ещё один мальчик, которого я не знаю. Но, возможно, не все сосиски были порченными, потому что Джерри Дин тоже ел их и не отравился. — Или дело в том, что их было шесть. — Нет, Вернон отравился, у него поднялась температура, появилась испарина на лбу, и он немного дрожал. Его вызвали к доске на биологии. Он попросился выйти, но миссис Андерсон решила, что он притворяется, потому что не выучил урок. Она поругала меня, когда я начала искать в сумке бумажный пакет от обеда, там ещё оставалось яблоко. Но мне пришлось отдать пакет Вернону, и его стошнило ровно через минуту, прямо у доски. — Билли написали благодарность в дневнике. Марвин смеётся. Билли замешивает тесто. Рут получает порцию жаркого и больше не обижается. 5. Билли имеет привычку всё время где-то шататься по улицам. Она опаздывает в школу, если её не подвозить, а после уроков попробуй её найди — успеет уйти раньше и каждый раз в каком-нибудь новом направлении. Телефон всё время бросает на дно сумки, так что потом не слышит звонок. Чаще всего Билли возвращается к ужину или раньше. Просит Марвина, чтобы перестал бубнить, ничего же не случилось. Иногда она приходит позже и говорит, что её подвёз мистер Морган. Когда Марвин слышит это в первый раз, он озадачен. — Мистер Морган, значит. — Он полицейский. — О, он ещё и полицейский. Билли хмурится. Ей не нравится, когда Марвин так повторяет, потому что когда он так делает, это значит, что он не отстанет. — Ну расскажи мне, — говорит он вдобавок. Билли стоит столбом, ожидая продолжения, но Марвин только делает всё ещё хуже. — Я слушаю, Билл, — говорит он. Очень похоже на то, что он злится. — Ты не сказал, что тебе рассказать. — Расскажи мне, какого чёрта. Конечно, ничем толковым такие разговоры не заканчиваются. Например, во второй раз Марвин говорит: — Этот мистер Морган… Он бы зашёл, что ли. И вообще не вижу его машины. — Он подвозит меня до начала улицы. Из-за Шейлы Ньюман. И Билли спешит уйти в свою комнату, чтобы он опять не пристал. А потом случаются такие дни, когда Билли ждёт Марвина на крыльце школы и остаётся дома на весь день. Сидит на своей мансарде и только изредка высовывает нос, чтобы взять новых книг. — Билл, идём пить чай с конфетами! — кричит Марвин из кухни, и она нехотя выползает. — Билл, иди есть мороженое! — Билл, иди покажу тебе классную штуку! — У тебя что-то болит, — однажды говорит Билли, и Марвин запинается. — Ну да… голова, вообще-то… — бормочет он и внимательно на неё смотрит. Она выходит из комнаты — так что Марвин какое-то время таращится на пустой дверной проём — а потом возвращается с аптечкой и стаканом воды. Следующий раз это повторяется, после того как на занятии Марвин случайно повреждает плечо. Билли стоит посреди комнаты, словно привидение, и говорит, что у него что-то болит. Впечатление это производит откровенно пугающее, и даже не из-за того что она говорит это, а из-за то что выглядит при этом так, будто у неё что-то болит тоже. — Например?.. — осторожно спрашивает Марвин, выравнивая голос. Билли угрюмо поджимает губы. — Не голова. Тогда Марвин встаёт с дивана и идёт на кухню. — Так, за мной, — говорит. — Садись, — кивает на стул и ждёт, пока она уместится. Разливает чай, достаёт конфеты и садится напротив. — Давай рассказывай. Билли угрюмо таращится в свой чай примерно с полгода. — Эшли Грейс утонула в бассейне два года назад, — наконец говорит она. Рассказывает всё. Неуклюже, коряво и ужасно неохотно. И про Эшли, и про Хагена, и про всех остальных. Иногда останавливается, чтобы окунуть нос в кружку с чаем и сделать глоток, развернуть и расковырять конфету. Марвин слушает молча, терпеливо и не передёргивает. Сминая широкой ладонью щёки, он внимательно смотрит на Билли и испытывает при этом непривычные для себя мучительные, стягивающие горло чувства. Бедный, бедный ребёнок. Ему невыносимо хочется спасти Билли от всего этого, но он не знает как. Они сидят в тишине уже несколько минут, когда Билли неуверенно задаёт вопрос: — Ты не хочешь вернуть меня обратно из-за этого? Марвин вздрагивает. — Нет, Билл. Никому я тебя не отдам, — твёрдо отвечает он и начинает собирать со стола конфетные фантики. — Знаешь, мне кажется, я слышал, — говорит между делом, — что у некоторых людей бывает повышена чувствительность и из-за этого они могут чувствовать то, что не чувствуют другие. Это никакая не болезнь, чтобы ты знала. Даже наоборот, у тебя самый настоящий дар, Билл. Она вдруг встаёт со стула, подходит и ненадолго — всего на пару секунд — подтягивается на носках и обнимает Марвина за шею. 6. Марвин — директор школы со спортивным уклоном, она имеет большой спрос, потому что ни в какой другой школе детей не тренирует бывший чемпион Канады по боксу. В его кабинете ещё висит несколько афиш: десятилетней, двадцатилетней давности. Он любит вспоминать те времена, рассказывать истории, но не скучает, нет — любит свою жизнь и при новых порядках. В его кабинете есть ещё много всего: большой пухлый кожаный диван с креслами, журнальный столик и большая груда журналов на нём, большой письменный стол с большой кучей всяких разных вещей, большое окно и большое зеркало. Всё в его кабинете большое, потому что сам Марвин большой и громкий. Он ходит по школе широким шагом, громко со всеми здоровается, всех знает по именам и всем что-то говорит: комплименты или пожелания, Билли не представляет, откуда в нём столько всего. Она ходит следом за Марвином, прячась за его спину, и только наблюдает. Ни с кем не здоровается, ничего никому не говорит. Все знают Билли и что Билли — вот такая, и все привыкли к ней вот такой. У Марвина нет особого подхода к Билли. Он прёт напрямую, как и со всеми, как и всегда. Он разговаривает с Билли, даже если она не отвечает, и никогда не смущается этим фактом. Он говорит: — Билл, это Лилиан, поздоровайся, он ищет работу. Поболтай с ним, а то мне надо бежать. Эти свиньи хотят снять нашу команду с соревнований, пойду пообрываю им уши! — и так быстро уходит, что Билли останется только смотреть ему вслед испуганными глазами, а потом повернуться и сказать молодому человеку со светло-русыми, небрежно откинутыми назад волосами: — Здравствуйте, Лилиан. Позже, за ужином, Марвин непременно требует рассказать, как прошло собеседование. — Лилиан не сможет работать в школе. Не сможет работать с живыми людьми. — Поясни-ка. — У него что-то… — Билли напрягается, подбирая слова. — Что-то чёрное вот тут. — Она проводит ладонью в районе груди. — Как будто всё вокруг него умирает. Я сказала ему, что мистеру Дженкинсу нужны люди. — Мистеру Дженкинсу, у которого похоронное бюро. — Да. Среди скорбящих Лилиану будет проще. — Но скорбящие — тоже живые. — Не совсем. Только наполовину. Если с Бруками ужинают гости, им первое время кажется, что Марвин выжил из ума. Но потом они находят своеобразное очарование в его странных разговорах с дочерью. 7. Они поднимаются на крепкий деревянный мост с широкими перилами, идут по нему в сторону Гурона, и шагов совсем не слышно. Марвин глазеет по сторонам, а Билли нравится смотреть на мост. Древесина со временем стала совсем серой, с чёрными прожилками, но в лучах солнца будто отливает серебром. Билли прикасается к перилам, слегка поглаживает ладонью, на ощупь они словно отполированные. Она останавливается и делает снимок, как раз когда Марвин оборачивается, чтобы посмотреть, куда она подевалась. Вокруг совсем нет людей и так спокойно, будто над Гуроном возвышается купол тишины. Сразу за мостом начинается пешеходная дорога, совсем узкая, болотистый берег за ней порос густой травой. С правой стороны тянется гладкий блестящий газон, на котором один за другим стоят трёхэтажные жилые дома со множеством окон и балконов. — Смотри-ка, Билл, похоже, что лет двадцать назад Гурон доходил до этих камней, — говорит Марвин. — Видишь, вся вот эта часть когда-то была озером. Наверное, американцы всё выпили в своём Чикаго. Он смеётся. Билли наклоняется, чтобы потрогать пушистые колоски сизой травы. Она аккуратно вытягивает один колосок и протягивает его Марвину, и он берёт его в рот, чтобы пожевать сладкий стебель. Они выходят к небольшой бухте, в которой рядами выстроились белые катерки. Далеко впереди на маленьком острове видно белый маяк. Билли прикладывает ребро ладони ко лбу, чтобы посмотреть вдаль. Красиво. Она любит маяки и собирает фотографии всех, что видела во время этих путешествий, в альбом. Она замечает зуйка у кромки воды и тихо спускается к нему. Маленький округлый зуёк с белым брюшком и двумя чёрными ободками на шее топчется по берегу. Ощупывает его тонкими лапками, будто пританцовывая, а потом выдёргивает клювом червяка и быстро его проглатывает. Билли, пригнувшись, осторожно идёт за ним по пятам. Марвин стоит на тропе и улыбается, ему всегда забавно оттого, что птицы совсем её не боятся. Так и этот зуёк будто совсем не замечает Билли, но стоит ей только щёлкнуть затвором фотоаппарата, как он тут же бросается наутёк, мельтеша лапками. Марвин смеётся, а Билли возвращается на дорогу, и теперь они неспешно идут вперёд, поближе к маяку, потому что им абсолютно некуда спешить.