***
В следующий раз эта тема всплыла тысячу лет спустя. Азирафель почти не удивился, когда Кроули оказался под деревом подле него, словно знал, что без того не обойдется. Ливень, что обрушился на обширную долину перед ними, хлестал весь день, и река Тигр вдали уже выступала из берегов. — А ты все тут? — сказал Кроули. Азирафель пожал плечами с несчастным видом. Листья роняли ему на затылок и шею холодную воду, но под деревом не было места, где было бы суше. В Ковчеге, разумеется, было бы сухо, но… Лучше даже не сравнивать. Для кого-то мокрая накидка явно не была главным испытанием дня — или четырех десятков дней. — У тебя такое дежурство — сидеть и смотреть, или это род покаяния? — допытывался Кроули. — Я ничего не могу поделать, — отрезал Азирафель, задетый тем, как близок тот был к истине, — таков Замысел. — Ангелы, — усмехнулся Кроули. — Я и есть ангел, именно что. В этом суть, — резко парировал Азирафель. — Тебе лучше, чем многим, должно быть известно, что случается, когда ангел пренебрегает Великим Замыслом. Между ними воцарилась тишина, и когда ангел рискнул оглянуться, черты Кроули были напряжены. На мгновение Азирафель пожалел о своих словах, а затем упрекнул себя за сожаление. — Может быть, ты мог бы что-то сделать, — пробормотал он и немедленно раскаялся в этом под саркастичным взглядом демона. — Ах, так это я должен идти спасать жизни? А ты чем займешься? Просто не станешь мешать мне? Азирафель промолчал. Где-то вдали пророкотал раскат грома. Кроули покачал головой. — Ты, конечно, моя личная и неприличная слабость, ангел, — сказал он, — Но я так точно не могу. Азирафель ощутил, как в чреве его что-то сжалось, и хотел спросить: «твоя — что?», но слова, слегка приправленные паникой, прозвучали иначе. — Не можешь — что? И когда Кроули широким жестом обвел наводнение, что поднималось вдали, Азирафель испытал облегчение, которое тут же проигнорировал. — Сидеть тут с тобой и смотреть на это вот все, — отозвался Кроули и зашагал вниз по склону холма, и прощальные слова произнес на ходу, уже не оборачиваясь. — Наслаждайся прекрасным видом. А я лучше пойду и вмешаюсь в какой-нибудь Замысел. Азирафель провожал его взглядом, ощущая, как странно колотится сердце в его земном теле, и совершенно точно не думал о том, как хотел бы отправиться следом.***
Время шло, и они продолжали встречаться и расходиться. Кроули, похоже, не держал на него обиды за их размолвку у берега Тигра, и Азирафель не желал разбираться, отчего он настолько благодарен ему за это. Мир все еще был невелик — по крайней мере, та его часть, что подвергалась благословениям и искушениям. В любом случае, мир был достаточно тесен, чтобы примерно каждую сотню лет Кроули пересекал дорогу Азирафелю и, сверкнув ярким золотом глаз, завязывал с ним разговор, а порой приглашал разделить с ним флягу вина или горстку фиников. Или обед. Или ужин. Если Кроули с ним — так рассуждал Азирафель — значит, прочим коварным планам Змия приходится обождать. И как ни крути, а все-таки приятно было встретить старого знакомого. Не то чтобы демон мог выведать у ангела какие-то тайны Небес. Не то чтобы с Азирафелем делились подобными тайнами. Так было до Содома. Азирафель даже не знал, почему именно его отправили вместе с Гавриилом и Сандальфоном, дабы говорить с Единственным Праведным Домом в Пяти Городах, как, впрочем, не знал, почему именно этот Дом объявили Единственным Праведным. Лот явно смотрел на вещи иначе. — Среди моих соседей много хороших людей, — с мольбой обращался он к ангелам, что расселись в ряд на подушках в его жилище, пока дети его пытались подглядывать из-за двери, а жена его, Адо, суетилась и едва ли не рыдала, предлагая им напитки. Азирафель согласился на чай, чтобы как-то ее подбодрить. — Ну что же, — бодро объявил Гавриил, — С сожалением вынужден сообщить, что вся равнина подлежит уничтожению. — Знаете, пойду-ка я помогу Адо с напитками, — пробормотал Азирафель и сбежал из комнаты. Он заплатил сыну прислужницы серебра, чтобы мальчик разыскал для него человека с желтыми глазами, и отчаянно надеялся, что ничего не перепутал, и что Кроули обосновался именно здесь, а не в Севоиме ниже по реке. Вернувшись, он нервно потягивал чай и наблюдал за тем, как Лот тщился выторговать милость. Гавриил и Сандальфон высокомерно помалкивали, пока Азирафель кивал и улыбался самой ободряющей улыбкой. «Да, конечно, это разумно, не так ли? Десять праведников. Мы могли бы пощадить города ради них, так я думаю, да, несомненно». Когда Адо появилась на пороге, перехватывая взгляд Азирафеля, и кивком указала на двери черного хода, он не стал бороться с чувством облегчения. — Разнесет всю долину? А сколько шума развели вокруг той радуги, — заворчал Кроули, стоило Азирафелю докончить свой приглушенный рассказ. — Ради всего святого, тише, — прошептал тот в ответ. — В соседней комнате двое архангелов! Лот — он, похоже, в этот раз на роли Ноя — пытается отговорить их. — Бесполезно, — отозвался Кроули, словно знал это наверняка, словно его история была единственной на свете. Но Лот был добродетелен, и с ним была благосклонность Божия, и всем было известно, что Милосердие — это по части Небес, и даже если добрых людей здесь действительно было лишь десять, возможно, они могут спасти этих десятерых. — Может, десяток и наберется, — шипел Кроули, пока Азирафель нервно поглядывал через плечо, — А может, и нет. Я тут уже порядочно прожил, и поверь, я не учил их тому, что они творят. Сами всему научились. Его лицо было мрачным и бледным в долгих тенях наступавшего вечера. — Если они это сделают, то до утра, — прошептал Азирафель. — Я… Мне кажется, они помилуют Лота, но… «Но может, и нет», — мог бы сказать он, но не сказал. «Возможно, им вообще все равно». — Но может, есть и другие. — Этот город повязан жестокостью, — протянул Кроули. — Те, что не насилуют других — это те, кого держат тут, чтобы насиловать, и они боятся друг друга сильней, чем святого огня. Сколько бы я ни стучал в их двери, это не заставит их бежать. Азирафель не представлял, как подбить на это демона. — Попытайся, — взмолился он. Глаза Кроули сияли в полутьме ярче огней светильника. Он провел раздвоенным языком по сухим губам, приобретая вдруг изможденный вид, словно заранее оставил за плечами предстоящую долгую ночь, а затем кивнул. — Ладно, — хрипло сказал он, — Будь осторожен, ангел. Я люблю тебя. Когда Азирафель вернулся к Лоту и ангелам, его руки дрожали так сильно, что он не решился снова взяться за чай. В конце концов Гавриил и Сандальфон поднялись, отряхнули одежды и покинули Содом одни. Они не оглядывались и не видели, как Кроули поторапливал Лота с семьей, уводя их прочь по темным улицам. Огонь пал с небес, и Азирафель старался думать о Непостижимости и безупречной природе Божественного, а не о желтых глазах на скуластом и бледном лице. Когда пришло утро, Азирафель обнаружил Кроули на холме с видом на руины. Тот задумчиво взирал на соляной столб и выглядел очень уставшим.***
Как правило, именно Кроули находил Азирафеля, но в Риме вышло наоборот. После того прискорбного случая с Назореем успело пройти всего несколько лет, но, не считая той встречи, они уже очень давно не пересекались надолго. На какое-то время Кроули, как видно, неплохо так устроился в Египте, но эти Десять казней… да, они тяжело дались им обоим. (Азирафель не застал переход через Красное Море, но слышал, что зрелище было мощное. Он тогда задержался, чтобы поврачевать сердца обездоленных матерей, прижимавших к груди своих мертвых первенцев, а Кроули ушел с израильтянами.) А теперь — вот он, Кроули, сидел и пил что-то, что было ему не по вкусу, и раздраженно пресекал все безобидные попытки Азирафеля начать непринужденную беседу. То, что в итоге они отобедали устрицами, и демон приободрился, было чистой случайностью. Съел он всего ничего, хотя надо признать, что устрицы были отменные. Важно было другое: Кроули наконец-то снова заулыбался едва заметной, приглушенной улыбкой… нет, конечно, Азирафелю было решительно все равно, улыбается какой-то демон или нет. Кроули был немногословен и молча слушал Азирафеля, позволяя тому направлять разговор. В какой-то момент ангел так увлекся своей маленькой пламенной речью, что отклонился от начальной темы — люди — и неожиданно для себя рассказал о весьма неприятной и бесцеремонной записке, полученной от начальства на прошлой неделе. — Сдается мне, — протянул вдруг Кроули, опираясь на локти и отпивая из чаши с брагой, — что ты последний мало-мальски порядочный ангел на Небесах. — Это вовсе не так, — безотчетно отрезал Азирафель и нахмурился, — Это… Ладно, пожалуй, на святотатство это не тянуло. — Есть предостаточно… Он на мгновение задумался, а затем раздраженно выдохнул. — От тебя вряд ли можно ожидать беспристрастного суждения по этому вопросу. Что может знать демон об ангелах на Небесах? И, если на то пошло, о порядочности? — Это да, — Кроули повел плечами, вновь поднося к губам свой напиток и глядя в сторону, на стену за плечом Азирафеля. — Если учесть, что я в тебя влюблен. Азирафель застыл, так и не успев поднести кусок хлеба ко рту. Оливковое масло сочилось ему на тогу. Дымчато-черные очки Кроули немного соскользнули вниз по носу, и когда он медленно поднял лицо, чтобы встретить взгляд Азирафеля, тот мог видеть его глаза. — Эм, — произнес Азирафель. Губы Кроули дернулись в короткой, не вполне удавшейся усмешке. Он отвернулся и стянул с тарелки ангела устрицу. До этого дня демон всегда произносил это — и уходил. И никогда не оставался сидеть рядом с Азирафелем, и не смотрел на него… так, будто ждал ответа. (Он говорил об этом в Вавилоне на языке, на котором прежде не говорил никто. Говорил, когда они расходились после случайной встречи в суде у Деворы. Промолчал об этом, когда покидал Египет.) Кроули вновь поднял взгляд на Азирафеля, и только тогда тот осознал, что смотрел на него безотрывно. Демон поправил очки, прикрывая глаза, и на этот раз улыбнулся вполне уверенно, но это не особо помогало — пустой, невеселый изгиб его губ никак не опровергал того, что он только что произнес. Азирафель несмело улыбнулся в ответ. — Устрицы вполне съедобные, — сказал Кроули, покачивая чашей с остатками браги, — А вот вино, право слово, могло быть и лучше. Он на мгновение опустил взгляд на брагу, продуманно моргнул и заново приложился к напитку. — Другое дело, — провозгласил он, наполняя чашу Азирафеля. Азирафель сделал вывод, что ему позволено просто игнорировать тему, и испытал большое облегчение.***
Со временем стало ясно, что тема никуда не исчезала, даже если ее игнорировать. В конце пятнадцатого века Азирафель обнаружил Кроули в придорожной канаве в Мадриде. Волосы демона были покрыты грязью, пальцы сжимали горло бутылки, от которой несло нездоровым запахом. — Кроули? Это же ты? Эти медные волосы трудно было не узнать даже под слоем грязи, но надежда еще оставалась, пока Кроули не оторвал лицо от земли, устремив куда-то сквозь Азирафеля мутный взгляд желтых глаз из-под сбившихся темных очков. К его щеке пристал древесный лист. — Боже правый, что с тобой случилось? — вскричал Азирафель. Он схватил Кроули за руку и неловко потянул его наверх. Голова демона безвольно перекатилась по шее, и до Азирафеля дошло, что нездоровый запах исходил не только от бутылки. — С-с-суд Святой Инквизиции, — пробормотал демон и издал нетрезвый смешок. На какое-то мгновение Азирафель пришел в ужас. Но нет, если бы Кроули каким-то образом оказался в руках Инквизиции, его бы тут просто не было. Азирафель понятия не имел, что там сделали бы, случись им схватить настоящего демона, но, надо думать, не угостили бы выпивкой. Оглянувшись, ангел убедился, что на улице, серой в рассветном туманном мареве, они с Кроули были совсем одни. Тогда он избавил демона от очков, все еще сжимая в ладони его предплечье и тщетно пытаясь удержать того вертикально. Кроули опасно закачался, а затем рухнул вниз, на пятки, опускаясь на колени посреди дороги, как благочестивые — в церкви. Не то чтобы он собирался делиться подобным сравнением, подумал Азирафель, пока снимал с щеки демона грязный лист. — Сдается мне, что на самом деле с тобой случилось слишком много испанского крепкого пойла, — цокнул языком Азирафель, хмуря брови. Ангел выудил из кармана носовой платок и принялся стирать с лица Кроули грязь, придержав его челюсть ладонью. Азирафель не сразу заметил, как демон смотрел на него — взгляд, лишенный привычной защиты, был нагим, открытым и завороженным, и выражение его до странности точно отвечало той метафоре с церковью. Азирафель никогда не был одним из тех ангелов, чьи лики в храмах помещали в витражи. Вот, значит, что это было за чувство? И только тогда до него наконец-то дошло. Он немедленно выпустил лицо Кроули, непроизвольно подавшись назад, как человек, разобравший отметины на чешуе ядовитой змеи. Потерявший опору Кроули зашатался, но снова выпрямился, а затем медленно моргнул пару раз. — Ужасно видеть тебя в таком состоянии, дорогой, — заторопился Азирафель, стараясь не отводить глаз от носового платка, покуда тот не был чудесно очищен и убран в карман. — Может быть, тебе что-нибудь нужно…? Кроули обдумал вопрос. — Больше пойла, — объявил он наконец и решительно поднялся на ноги. На мгновение демон крепко впечатался лицом в плечо Азирафеля, заставив того пошатнуться, но быстро вернул себе равновесие. — Прос-с-сти, — прошипел он и развернулся, нетвердо ступая вперед. — Мне что-то не кажется, что это хорошая мысль, — взмолился Азирафель, подрываясь за ним. — Ты живешь где-то поблизости? Отдохнуть бы тебе… Кроули любил поспать, не так ли? Сам Азирафель решительно не понимал, что хорошего в этом занятии, но точно знал, что Кроули оно по нраву. Однако демон лишь тряхнул головой, не оборачиваясь и не прерывая своего извилистого пути к таверне. — Не вариант! — заявил он торжественно, описав широкий жест рукой, что до сих пор не рассталась с пустой бутылкой. — Я отмечаю благодарнос-с-сть от своих. Азирафель нахмурился. Благодарность из Ада явно была не из тех новостей, что понравятся ангелу. — Благодарность за что? — не удержался он. Кроули замедлил шаги и бросил на Азирафеля короткий взгляд через плечо, явно призваный намекнуть, что один из них — немного тугодум. — С-с-суд Святой Инквизиции, — прояснил он наконец. На миг кровь застыла у ангела в жилах. — О, Кроули, — тихо выдохнул он, — Ты не мог, — новый взгляд, брошенный демоном через плечо, был мрачен и полон упрека, что показалось Азирафелю несколько неcправедливым. — Конечно, не мог, — вздохнул Кроули. — За кого ты меня принимаешь? — За демона, — ответил Азирафель, не задумываясь. Будь на Кроули очки, боль, что прошила его черты, была бы не так заметна. Азирафелю вдруг стало стыдно — но ведь это было правдой, разве нет? Кроули вновь принялся нетвердо шагать вперед, и Азирафель последовал за ним, слегка выставив руки перед собой, точно это могло удержать демона от столкновений со стенами. Тот вдруг усмехнулся. — За демона. Яс-с-ное дело, демон во всем виноват, — язык у него заплетался, голос ядовито и злобно шипел на согласных. — А я вот уверен, что это все ваш-ш-ши. Папа Римский — большой фанат. Я даже не слышал об этом! Иду я, значит, по своим делам — не по Адс-с-ским делам, по с-с-своим, понял, да? — и вот они тут как тут! Тебе, говорят, благодарность, прекрас-с-сно сработано! Ну что мне оставалось, я говорю им «спасибо» и вот — иду посмотреть, за что меня хвалят. Он резко остановился, развернулся на пятках и устремил на Азирафеля взгляд желтых змеиных глаз — подозрительно влажных. — Они это зовут обращением в веру, — закончил Кроули хрипло и тихо. — По нашим адским понятиям — прос-с-сто резня. Азирафель не представлял, что на это ответить, поэтому молча шагнул вперед, протягивая Кроули очки. Тот сглотнул, принимая их. — Спасибо, — процедил он, неуклюже опуская очки на глаза. В конечном итоге Азирафелю мало что оставалось, кроме как завалиться вслед за Кроули в ближайшую таверну и смотреть, как тот заказывает у хозяина первую бутылку заведения за день. Азирафель опустился на стул подле него. Было что-то во всей этой истории, что никак не укладывалось у него в голове. — Ты… расстроен, — попробовал он, но Кроули только фыркнул. — Нет, я ж тебе говорю. Я праздную. — Да, конечно, — кивнул Азирафель. — Вот только это меньше всего похоже на праздник, и больше всего — на попытку развоплотиться путем алкогольного отравления. — Не могу, — отрезал Кроули и кратко подрыгнул своим словам. — А то бы дал дуба ко вторнику. — Вторнику? — пораженно повторил Азирафель. — Сколько же ты уже…? — Ну так мне ж была объявлена большая благодарность, — повел плечами Кроули, и вид у него был довольно несчастный. — Много, много зла. Азирафель наблюдал, как тот опустошает бутылку с горла, игнорируя стакан, оставленный хозяином подле нее. — Не рас-с-строен, — спустя минуту молчания заявил Кроули, обращаясь к горлышку бутылки. — Будь я расстроен, эт-т была бы… эмпатия, или вроде того. Добродетель. — Одна из них, верно, — медленно произнес Азирафель, и в словах его звучало меньше скепсиса, нежели он намеревался вложить. — «Величайшая из них», так говорят. Он уже успел понять, как сильно демон не жаловал намеки на то, что может не соответствовать образу чистого Зла. Конечно, Кроули был их Врагом, однако… что ж, его можно было считать лучшим из доступных представителей Вражеской стороны. Пожалуй, в этом не было беды. Он был хорошим собеседником, и помогал взглянуть на вещи под свежим углом, и отличался превосходным вкусом в винах, если, конечно, не брать в расчет этот день. Однако вместо того, чтобы оскорбиться, демон скривил губы в сардонической усмешке. — Что, как помощь в нужде? — он провел ладонью по лицу, оставляя на челюсти новую грязную полосу. Азирафель взирал на нее и молчал. — Как любовь? — продолжил Кроули, и глаза Азирафеля быстро метнулись выше, к нечитаемым бликам на темных очках. Те отвечали ему долгим, тянущимся взглядом. В конце концов Кроули отвернулся, снова подтянув к себе бутылку. — Мы оба знаем, что я и так уже адс-с-ское разочарование по этой части, ангел, — проговорил он сквозь зубы. — Имей милосердие… к моей репутации, а? Азирафель сидел с ним в пустой таверне, и молчал, и надеялся, что это милосердно.