Опричные мелочи

      Знаешь ли ты, Федька, что такое задница? Задница полная, глубокая и совершенная. Это когда ты даже не видишь, какое время года вокруг. Не помню, какое время тогда было. Верно, начало весны, раз холодно было и грязь. Не помню, не видел. Полная задница - это когда оказывается, что дело, на которое ты положил три года своей жизни, окончилось ничем. Меньше, чем ничем - пошло прахом. Три года труда, твоего, и не только твоего. Сколько, усилий, сколько надежд, сколько было положено труда, сколько казны, сколько человеческих жизней. В первый раз не получилось, но ты не отчаялся, ты упорно продолжал, ты учел предыдущие ошибки, ты все предусмотрел, и вот теперь-то точно должен был возмочь, должен сделать… и опять ничего. Меньше чем ничего. Ничего - это если попробовать в легкую, изгоном, нахрапом. После стольких трудов и затрат, после людей, положивших жизни за твое и общее дело - это не ничего. И некого винить. Нет, винить есть кого, и ты знаешь, что найдешь, кто что сделал не тогда и не так. И знаешь, что дело не в этом. И не знаешь, стоило ли это затевать вообще. И хуже - не знаешь, что делать теперь. Все-таки продолжать, несмотря ни на что, положить на это еще три года жизни, вновь бросать в эту прорву деньги, людей… и кто твердо скажет, что и в этот раз - не впустую? Я за этим походом забыл, когда спал, загадал себе: как свершится, тогда - лягу и отосплюсь. И всё сначала - с прежнего, с первого места. А если не продолжать - выйдет, все было напрасно. Всё, что бухнуто в эту Казань. Не считая позора, посмешища на три ханства и все царства, что есть в округе… Не на свой кусок распахнула Москва роток, ничего не стоит тот царский титул, коли не могут делом его подтвердить. Но сколько уже положено было всего – всего того, что за это время можно было бы с пользой пустить на иные дела, не менее важные. И это все - зря?.. Это все - ничего не стоит, не значит? От этого не отмахнешься, за жизни, впустую погубленные, за всё несделанное мне отвечать перед Господом, я - государь в своем царстве и я отвечаю пред Ним. И ведь нельзя, понимаешь, Федька, после уже сделанного нельзя уже было сказать «не вышло - значит, не вышло», махнуть рукою, закрыть страницу и сделать вид, что ничего не было, всё снова как раньше. Потому что - уже не как раньше. Не начинал бы и вовсе - может быть, и осталось бы так же как раньше. А теперь - не так же, а хуже. Нельзя не продолжать. Не продолжать - значит только усугубить. И продолжать - непонятно как. И неизвестно, возможно ли продолжить вообще.       Полная задница - это когда и яблока съесть не можешь. Наверное, все-таки была весна, хоть яблоки еще были. Я знаю, какой тогда был месяц, какой день месяца. Знать - знаю… а помнить - не помню. Словно пергамент выскоблили. Яблоко помню. Откусывал - и обратно клал на тарелку. В горло не лезло. Точно яблоко то замочили в краске, а после вынули. Выжидал, брался снова, снова заставлял себя откусить - и никак не шло, через силу. Кажется, единственное, что мог тогда есть - это сахар. Брал кусок за кусок за куском и грыз, так и ел вместо хлеба. Только и сахара вкуса не помню. Не знал, что мне делать, и знал, что не делать - нельзя.       И ведь хоть от кого бы услышать слово поддержки! Даже уж не совета. Не утешения, чем тут можно утешить. Хоть бы просто: «Да, получилось хреново. Надо думать, что теперь делать». Сильвестр сунулся со своим: «Надо было готовиться тщательнее!». Спасибо, отец духовный, открыл нам, сирым, глаза, и как это я до сих пор жил без этого великого знания, но теперь-то уж все разом полностью прояснилось. Еле смирил себя, заставил таки сказать: «Помолчи, отче. Если нечего сказать по существу - просто закрой рот и молчи». Если б не заткнулся, прибил бы его, ей-богу. Готовиться, видите ли, тщательнее! Что ты вообще понимаешь в таких делах, поп-невежа? Уж коль говорить, кому что следовало тщательнее делать, начинать бы надо было с себя. Молиться за успех похода надо было тщательнее, а не сочинительствовать! Тот паршивец вообще не совался. Хитрый. Знал, что рот раскроет - ведь не сдержусь. Потому что сказать по существу и ему было нечего. Рот бы раскрыл - те же бы благоглупости полились. Не знаю, где он тогда сидел, глазами своими лупал, луп-луп, совий сын. Анастасии не было тогда на Москве. С богомолья еще не вернулась, застряла из-за распутицы. Она-то сказала бы что-то толковое. Не посоветовала, так хотя б поддержала. Ей письма слал, по три гонца в день, бесился, что от нее всё нету ответа, уже на нее начинал злиться, хоть и знал, почему, распутица же, гонцы и туда-то еще никак не могли доехать. Вот это полная задница, Федька, вот понимаешь - когда хоть головою об стены бейся, хоть ори на всех подряд матерно, хоть прибей, кто под руку подвернется - и всё одно, ни помощи, ни поддержки, ни единого человечьего слова.       Спать я в те дни, Федька, не мог. Сидел заполночь, книги листал, сто раз читанные, неизвестно зачем, в глазах уж рябило, так устал, что сил не было выволочься из кресла, дотащиться в постель; сидел и думал, вот еще посижу, окончательно чтобы устать, тогда все-таки заставлю себя, под одеяло - и спать. Как крепко я буду спать. А только в постель - и ни черта. Лежал и думал: что делать. Полная задница. Хватит ли меня, что-то делать. Двадцать лет ведь было. Впервые тогда подумал: хватит ли меня. И страшно стало до жути. Не жрать, не спать - так ведь и молодого может хватить удар. Лежал и думал: а ведь кто знает, будем ли мы живы завтра. Что угодно может случиться. Даже молиться не знал как просить долголетия. Надо ль просить. Ведь все мы в руце Господней. В любой час, в любой миг Он скажет: хватит. И всё. И всё равно, в любом случает так и будет. Другую молитву измыслил: спасибо Тебе, Господи, за то, что было, и за тот день, что прошел, каким бы он ни был.       Такая была распутица, какое там ни колесу ни полозу - ни ноге, ни копыту. По Москве лося б провести - завяз бы, трех перекрестков подряд не пройдя. В царский терем умудрялись со двора наносить грязи, в думную палату пошел - поломойницы за боярами грязь подтирают. Прям у порога - в палате, верно, успели, пока государь не явился. Зол я тогда был, как бессонный медведь, на баб наорал, чего колупаются, орал - смешно теперь и сказать! но ты, Федька, не смейся - что только этой заботы мне еще в царском дворце не хватало, брады уставили, ниже брюха не видят, не могут сапоги свои вытирать по-людски - пусть снимают, разуваются пусть, как бесермене! И не поверишь, Федька - разом как отпустило. Подумалось: чего биться в закрытую дверь? Раз не прошиб, два не прошиб - значит, крепка, значит, не прошибешь, ищи лучше другую. Если уж продолжать - а продолжать надо, нельзя не продолжить - то продолжать по-другому. Главное, придумать как.       - Свияжск, - понимающе склонил голову Федор.