***
Иори нервно постукивает карандашом по столу, жмурясь от зуда в голове. Он должен готовиться к завтрашнему тесту сейчас. Он должен ещё дважды перечитать параграф по истории, потому что знает — завтра его обязательно попросят дополнить чей-то ленивый пересказ с задних парт. Он должен заставить себя открыть учебник по английскому, который даже ему, лучшему ученику школы, даётся с большим трудом. Он должен учиться; грызть гранит науки, чтоб его. Вместо этого он чуть не сгрызает свои же губы. Целиком. Всё начинается с визга из соседней квартиры. И вот уже как около получаса продолжается чужими взволнованными причитаниями, метаниями и попытками успокоиться. В последнем Нанасе Рику явно не преуспевает. Иори не привык преувеличивать. Но от истеричного «Чёрт возьми!», слишком громкого для их тонких, чуть ли не картонных стен, почти лопаются окна. А ему всё ещё нужно учиться. Терпение его продолжается около минут пятнадцати. Иори шустро прячет под недочитанной страницей самодельную закладку с кроличьей мордашкой, вскакивает со стула и пытается сообразить, чего бы такого сказать, — скромно и сдержанно, — чтобы не задеть, но всё-таки утихомирить. Ещё с минуту стоит у двери, гадая; замирает, почти касаясь подушечками пальцев дверной ручки. Какая-то часть Иори, обычно молчаливая и прочими его частями (более разумными, как предпочитал полагать сам Иори) подавляемая, вскидывает горящий синим неоном вопросительный знак куда-то за голову. Вопросительный знак подпрыгивает и давит на макушку, и внутри маленьким узелком скручивается непрошеный интерес. Нанасе Рику со своим оркестром из отвратительных звукоподражаний криво сверлит ему голову смычком. Иори дёргает за ручку и камнем наваливается на тёмное дерево. Пялится на дверь перед ним со странным чувством недоверия. Не спеша прихлопывает за собой оставленную распахнутой дверь. Щурится, как он всегда делает это в минуту какого-нибудь сомнения, и мягко отбивает костяшками пальцев только что выдуманную им мелодию. Открывают ему почти мгновенно — будто Рику только и ждал, чтобы кто-то к нему заглянул. Он, без всякого преувеличения, похож на побитую дворняжку. Его глаза — рубины в 2050 градусов по Цельсию. Его дёргающиеся руки — подожжённые провода, плюющиеся током. Беспокойство, накалённой леской обмотанное вокруг его тела — россыпь кругов перед глазами и знакомый скрежет в ушах. Иори замирает, словно парализованный. Вмиг теряет все слова, которые только могли прийти ему на ум ещё минуту назад. Неестественно неуклюже отступает на шаг. Нанасе Рику смотрит на него своими потерянными глазами и склоняет голову вбок. Ещё немного, и хлопковые уши-лопухи начнут нелепо свисать с его дурной головы. Тогда он, — простой, несуразный и чем-то похожий на героя глупого сёнена, — окончательно станет настоящей собакой. — Эм... — Оу. Да, здравствуйте. Извините, — Иори громко сглатывает и смущённо отводит взгляд. — Что-то случилось? Да, хочет ответить Иори, Вы случились. Молчит. — Я, вообще-то, просто хотел попросить Вас быть потише, но. — непрошеной интерес вперемешку с таким же непрошеным беспокойством берут верх, — Вы в порядке? Рику улыбается ему так, будто склеивал эту неровную улыбку всю ночь. — Да, я в порядке! — скачками в голосе. — Вы уверены? — ровным, вычерченным по линейке тоном. — Вроде? Наверное? Нет? — Рику то ли задумывается, то ли просто сконфуженно кривится; волнительный блеск как-то странно разбегается по радужке его глаз, — В любом случае это долгая история! Иори даже не думает взвешивать за и против. Выпаливает на одном дыхании. — Думаю, я готов послушать. И встречает ещё более неясный взгляд Рику меньше чем в метре от своего лица. — Ладно, на самом деле история довольно короткая, — Рику, тихо хихикая, неловко почёсывает ногтями затылок. Прелесть, отчего-то мимолётом проносится в голове. Иори вспыхивает ярче прежнего, мысленно шлёпает себя по щекам и возвращается к ответу; облегчённо выдыхает — тем, кажется, лучше. — Поделитесь? Рику неопределённо хлопает глазами, затем механически кивает и жестами зазывает Иори зайти в квартиру — истории своих жизненных провалов на пороге не рассказывают. — Если вкратце: мой препод уничтожит меня, — Рику топчется у вешалок в прихожей, комкая в руке пиджак Иори. Его голос звучит как-то неправильно-устало, но речь, уверенная, отрывистая и одновременно спокойная, звучит абсолютно неправильно-непринужденно. Будто не он, чудаковатый Нанасе Рику из семьдесят первой квартиры, улыбается старичкам на улице и раздаёт конфеты детям во дворе. Будто бы он собрал на себе все неудачи Земли и теперь, к ним хоть и привыкший, однако всё же слегка ими утомлённый, как ни в чём не бывало рассказывает об одной из них. Будто не из-за его злонравной какофонии из отчаянных стонов Иори вообще находится в его прихожей. — Причина? — плавным изгибом тонких бровей и любопытным взглядом под самую корку. — Я... Я по ошибке отправил ему шуточную версию своего проекта, которую делал, чтобы успокоить нервы! И он увидел! — Ты... Что? — Иори ожидал любого ответа; кроме этого. — Я потерял всякое к себе доверие, вот что! — Насколько всё плохо? Рику делает самый профессиональный вздох если не во всём мире, то по крайней мере в Японии точно. — Я прикреплял к слайдам с японскими классиками картинки собак, на которых они похожи, — мертвенно тихий шёпот, совсем не похожий на привычный голос Рику, пугает до чёртиков, — и составил плейлист для каждого произведения вместо краткого описания. И это лишь малая часть. Я, считай, труп; без преувеличения. Иори почему-то даже и не удивляется почти. И всё же. — С моей стороны, возможно, нагло будет поинтересоваться. Но что ещё Вы сделали? — Ну, возможно... — Рику стыдливо отводит взгляд; зажмуривает один глаз, а вторым исподлобья поглядывает на Иори, — Я описывал героев книг вайнами?... Ну, знаешь... В молчании, вязком и липком, тонет еле сдерживаемый смех. Рику Нанасе — абсолютно точно, без всякого сомнения, на все сто процентов. — Идиот, — с беззлобным прысканьем сквозь пальцы, — настоящий идиот. Неподдельное возмущение на лице Рику — бесценное зрелище. — Знаешь, можно было и помягче! — звонким щебетанием по хрупким стенам. — Говорю как есть, — Иори довольно хмыкает, наблюдая, как Рику меняется в лице; быть эмоциональным ребёнком ему идёт куда больше, чем испуганным студентом, — А вообще. Почему бы просто не извиниться и не отправить ему оригинальную работу? — Я... Я не могу. — С чего бы? Просто пересильте себя и напишите ему. В конце концов, эта работа нужна Вам самому, нет? — Нет-нет, в смысле, — Рику неловко смыкает указательные пальцы вместе и задерживает дыхание, — Он, кажется, заблокировал меня. И Иори никогда раньше не смеялся над чужими проблемами, но. Для Рику он делает очередное исключение.***
Маленький плюшевый маскот отлетает в сторону, отскакивает от стены и почти закатывается под стол; Иори упирается лицом в подушку и измученно мычит. Он мысленно извиняется перед неповинной игрушкой, обещая себе подобрать её позже. Громкий кашель за стеной не даёт уснуть. От рваных глотков воздуха, с силой отдающих в ушах, становится больно чуть ли не физически. Словно у самого лёгкие обдирает изнутри — связки перетягиваются жгутом, не позволяя пожару угомониться. Огонь разъедает трахею и бронхи — не выбирается наружу. От болезненного хрипа по ту сторону сжимается сердце. Иори впечатывается в подушку так сильно, как только может — до кривого отпечатка на тонкой ткани. Никогда в жизни ему ещё не хотелось помочь кому-то так сильно. На следующий день Иори находит себя мнущимся у двери Рику с огромной кастрюлей горячего куриного бульона в руках. Открывают ему не сразу — уставшая фигура в помятой рубахе и сползшими к носу очками почти подпрыгивает в воздухе. — Здравствуйте, — тоном, словно бы сто раз отрепетированным перед зеркалом. — Эм... Привет? — сиплым вздохом между слов. Когда до Иори доходит вся абсурдность ситуации, отступать уже поздно. Он резко выставляет кастрюлю перед собой и смущённо отворачивается. — Ваш кашель меня ночью с ума свёл, поэтому, — он правда должен это сказать, да? — примите суп и позаботьтесь о себе как следует. На вмиг потупленные глаза и извинения Иори лишь разводит руками. И склоняет горящее лицо сильнее. — Поправляйтесь, Нанасе-сан. Когда Рику неловко перехватывает кастрюлю дрожащими руками, Иори заскакивает к себе в квартиру быстрее ветра — не успевает даже словить по пути тихое «спасибо» и сбивчивое обещание обязательно выздороветь в скором времени. Иори небрежно скидывает ботинки и проносится в свою комнату, чтобы поднять плюшевого зайца, брошенного на пол ещё ночью. Он подбирает игрушку, мягко проводит по ней большими пальцами, а затем растягивает пушистые щёки в разные стороны — его губы расплываются в глупейшей улыбке на Земле. Смущённая улыбка Рику отдаёт тревожными сигналами в его голове. Иори снова в бессилии кидает зайца в стену.***
Запах гари, тяжёлый и резкий, просачивается сквозь маленькие щели. Звуки грохота смешиваются с хрустящим сухим кашлем — острым выстрелом бьют насквозь. Иори, возможно, слишком сильно паникует. Однако имея определённые знания о своём соседе (шустром, невнимательном и нерасторопном), можно было предположить, что что-то плохое определённо случилось. Потому что он вполне мог бы забыть выключить утюг. Или ненароком поджечь занавеску, поставив свечку гореть на балконе. Или сделать ещё что-нибудь безрассудное, о чём Иори, на свою же удачу, не успевает подумать, когда вылетает из своей квартиры сверкающим локомотивом без стоп-крана и предупреждения о конечной. Надеется, что до огня в квартире не дошло. И стучит в дверь так сильно, как не стучал ещё никогда в своей жизни. Открывают ему резко, еле удерживаясь за дверную ручку и едва ли не падая головой в пол. Иори реагирует сразу же — придерживает обеими руками шатающегося беднягу и помогает установить равновесие. Смотрит на Рику, растрёпанного, с зажатым в ладони ингалятором и улыбчиво-виноватым взглядом. Уже не то что бы волнуется, но. — Что произошло? Иори глядит с сомнительным беспокойством Рику в его неровно вздымающуюся грудь. Рику в ответ насмешливо хмыкает, и его журчащее мычание щекотливо вибрирует в животе. — Если вкратце: мы с газовой плитой так себе приятели. Выдох, который делает Иори пятью секундами спустя, выражает то ли облегчение, то ли раздражение, то ли всё вместе. Он разочарованно прикрывает глаза и запускает руку в свои жёсткие тёмные волосы. — Как... как ты вообще живёшь? Рику тяжело вздыхает. — Бичпакеты. И бутерброды с нутеллой. Иори, кажется, почти умудряется поперхнуться собственной слюной. — Нанасе-сан. — Что? — Вы абсолютно беспомощны и безнадёжны, и, будь моя воля, я бы держал Вас как можно дальше от кухни. — Грубо! Тебе стоит уважать старших больше, Иори! — Что вы любите есть? — Иори не то что бы так уж сильно хотел игнорировать чужие негодования, но здесь случай выдался особенный. — Мм, дай-ка подумать... Омурайс! Простоте выбора Иори даже не удивляется. — В таком случае, раз уж у Вас возникают такие проблемы с кухней каждый раз... Предлагаю поесть у меня. Эмоциональный вулкан Рику, кажется, почти выплёскивается кислой шипучкой на язык и за щёки. — Правда? Это было бы очень здорово! Ты хорошо готовишь! То есть... Ты тогда суп мне принёс и... Спасибо, кстати! Иори на секунду забывает как говорить. — Не за что, то была необходимость, — и забота, тонет где-то в промежутке между красными щеками и холодным рассудком. Хихиканье Рику он предпочитает упорно игнорировать. — Извини! Просто ты... Ты такой цундере. Иори практически давится воздухом во второй раз. — Я. Я не цундере. И я не закончил.— Иори смотрит Рику прямо в глаза, всем видом намекая на непоколебимую серьёзность его последующих намерений, — Потому что для начала я хотел предложить Вам навести порядок в своей кухне. — Но! Но я же вечность буду всё это оттирать... Рику жалостливо выпячивает нижнюю губу и блестит глазами — слишком очаровательно, чтобы ему можно было хоть в чём-то отказать. Иори в который раз вздыхает. — Я помогу.***
Иори размешивает свой приторно-сладкий кофе с сахаром (который по своей сути напоминает больше сахар с кофе), когда весь его мир, так хорошо им выстроенный спичечным домиком, начинает трещать по швам. Его уши словно обволакивает бархатом, когда мягкий голос за стеной вновь начинает завывать очередную мелодию. Когда знакомые слова поворачивают невидимые динамики на медиум, Иори подносит чашку поближе к носу и отрывисто вдыхает горячий пар. Мысленно подпевает, не решаясь мешать красивому голосу по соседству. Вместе с чаем проглатывает, кажется, сердце. I feel happy happy happy!! you you you!! Иори роняет голову на стол и болезненно морщится: кто вообще поёт песни Твайс сразу после того, как пропоёт всего Призрака Оперы целиком? Нанасе Рику — поистине пугающий человек. С поистине пугающе-прекрасным голосом. Его верхняя губа смешно дёргается — Иори и сам не замечает, как на его лице медленно расползается тонкая улыбка. Металлической леской растягивается чуть ли не до ушей и не сходит — сладкое шуршание в ушах слишком мягкое и тёплое, чтобы не поддаться. Согревающая душу мелодия растекается карамелью по венам — голос с пряным запахом сыпется на куплете, льётся свежим мёдом на припеве и сменяется трепетным шептанием на мостике. Иори, кажется, тонет. Его личным «Титаником» медленно (но верно) становится Нанасе Рику. Который всё такой же милый. И всё такой же раздражающий. И ещё, кажется, кутающий в объятия своим голосом лучше любого пледа. Иори снова стукается лбом об стол. Следующая песня грозит оставить его без головы.