Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: Robbie Williams – Feel

Вторник 23.42. Когда Лука начал ощущать холод в руках и ногах, время уверенно близилось к полуночи. Неверяще уставившись на часы, висевшие на стене напротив и явно сговорившиеся с кем–то, задумав коварно обмануть его сегодня, парень задался немым вопросом: неужели он всё это время просидел на полу? Элиотт закрыл за собой дверь, и время для Луки остановилось. Перестало существовать как физическое явление, своим внезапным исчезновением заставившее всё вокруг замереть. Застыть. Замолкнуть. Лука попытался растереть пальцы в попытке хоть немного согреться, но не смог пошевелить ими – так они онемели. С трудом поднявшись с пола на непослушные, ватные ноги, парень двинулся в сторону душевой, слегка пошатываясь. Первым делом он подошёл к ванне и включил горячую воду, выкрутив кран до упора. Ему нужно было согреться. Гнетущие сомнения пробрались в голову, нашептывая, что этот холод, поселившийся после ухода Элиотта, ничем изнутри не вытравить. На душе было пусто. Лука подошёл к раковине и поднял на своё отражение в зеркале воспалённый взгляд. В глаза сразу же бросились неестественная бледность лица и дорожки слёз, прорезавшие осунувшиеся щёки и натянутые в напряжении скулы. Лалльман не знал точно, сколько часов потратил, оплакивая своё прошлое. Их отношения с Элиоттом были чем–то невероятным. Нереальным. Незабываемым. Лука знал, что нужно было попытаться всё забыть, простить и отпустить Демори, но он не мог. Каждый раз, когда хрупкая слезинка срывалась с его пушистых ресниц вниз, когда судорожный всхлип покидал его измождённую глухими и горькими рыданиями грудную клетку, когда глаза закрывались, погружая его в беспросветную темноту, Лука чувствовал, будто умирает. Жгучая боль душила его под самым горлом, заставляя захлёбываться и задыхаться в собственной беспомощности. А иногда, сердце настолько замедляло свой ход, что парню казалось – вот он, его конец. Так почему он всё ещё оставался живым? Как такое вообще было возможным? Пережить столько боли и всё ещё твёрдо стоять на ногах? Жизнь настолько жестока и несправедлива к нему? Зачем просыпаться по утрам, если он уже испытал самое прекрасное чувство на земле, которое так беспощадно у него отобрали? Сможет ли он когда–нибудь простить Элиотта за то, что тот сделал? Голова Луки разрывалась от количества вопросов, терзавших и без того измученную душу. Не дожидаясь, пока ванна полностью наполнится прозрачной жидкостью, парень сбросил с себя вещи и опустил уставшее тело на самое дно. Как иронично: себя он чувствовал точно так же. Погрузив под воду замёрзшие лодыжки и ладони, Лука подтянул колени к себе и уткнулся лбом в них, пытаясь понять, что же ему делать дальше со своей никчёмной жизнью. Если рядом были бы мама и Жорис, они наверняка отругали бы его, не позволяя оскорблять свою жизнь такими словами. Но Лука ощущал её именно так. Абсолютно бесполезной. Когда вода поднялась достаточно высоко, чтобы отогреть съёжившееся тело, Лалльман закрутил кран и откинулся на бортик позади себя, утыкаясь стеклянным взглядом в потолок. Прозвучало эхо из слов: — Я переспал с другим парнем. Лука резко ушёл под воду с головой и закричал, раздирая лёгкие в клочья. Наверное, вместе с криком ему удалось выплеснуть и душу, потому что внезапно стало легче. Меньше, чем через минуту он почувствовал острую нехватку воздуха. Буквально на мгновение в голове пронеслась отчаянная мысль не всплывать на поверхность. Не делать этот спасительный рывок вверх. Остаться здесь, под водой. Навсегда. На задворках памяти послышались отголоски криков Яна, пытающегося одновременно набрать скорую по телефону и дозваться до него, почти не живого. Именно душераздирающие мольбы друга о том, чтобы он очнулся, придали сил и вытолкнули безвольное тело из–под воды. Глотнув необходимое количество воздуха и смахнув прилипшие к лицу волосы, Лука откашлялся и уткнулся спиной в бортик ванны. Парень замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Пустота никуда не делась. Обосновалась где–то глубоко внутри. Там, где обычно живёт сердце. Лука почувствовал, как она начала шириться и завоёвывать новую территорию по миллиметрам. Ещё каких–то пару часов и он сам станет пустотой. Нижняя губа мелко задрожала. Парень обнял себя за плечи и позволил дрожи пронзить насквозь каждую частичку своего ослабевшего враз тела, сдаваясь. Слёзы покатились градом из глаз. Было невыносимо больно. Но не от измены Элиотта, нет. В голове в очередной раз зазвучали слова, выносящие приговор их отношениям: — Когда я отрыл глаза и увидел напротив не твои, синие, а карие. Тогда я предал тебя, Лука. И сбежал, как последний трус. Он снова всё решил за них двоих. Элиотт всегда так делал, а потом сбегал. И каждым своим исчезновением убивал что–то в Луке. В первый раз, когда Лалльман открыл глаза в больнице после того, как не успел добежать до убежища, оказавшись под машиной, Демори убил в нём доверие. Сомнения навсегда поселились в нём, не позволяя спокойно спать по ночам, мучая кошмарами и мрачными мыслями. Во второй раз Элиотт пропал без вести на целых два года и убил в Лалльмане любовь. Лука так сильно боялся больше никогда не испытать это чувство, что почти перестал спать по ночам. И даже сильнодействующее снотворное, которое выдавали им санитары в Шато–де–Гарш, не помогали отключить страдающее в агонии сознание. Лишь Жорису со временем удалось убедить его, что любовь к Демори никуда не делась, всего лишь спряталась где–то глубоко в израненном сердце. На третий раз Элиотт убил в Луке надежду, когда захлопнул за собой дверь и оставил его наедине с всепоглощающей пустотой. Если бы он только подошёл и обнял, впился в губы таким желанным поцелуем, стирая всю ту боль, слёзы и адские ночи в полном одиночестве. Лука так хотел этого! Почувствовать на своих губах спасительный поцелуй, который наверняка был бы пропитан солью от их общих слёз, утонуть в тепле обнимающих его рук, услышать тихое «люблю». Но Элиотт снова решил сбежать. Да. Это Лука попросил Демори покинуть комнату. Да. Он мог бы первым броситься на шею Элиотта и умолять остаться с ним навсегда. Да. Лалльман слишком долго прятал свои страхи от любимого, предпочитая сгорать от них, чем делиться ими. И Лука сделал бы всё и сразу, если бы только знал, что это поможет остановить бесконечные попытки Элиотта сбежать от него. Вернёт их отношения в былое русло. Спасёт от неминуемого конца. Больше всего на свете Лука хотел, чтобы Демори просто был рядом. Теперь же казалось, что это было чем–то невозможным для них двоих после озвученной Элиоттом правды. Лука почувствовал, как холод снова пробирает его до костей. С удивлением осмотрев гладь воды, окружавшей его, он осознал, что вода успела остыть за всё то время, пока он блуждал в тёмных водах собственных мыслей. В горле запершило, а это значило, что он ещё на полу успел подхватить простуду. Не желая обращаться в больницу с воспалением лёгких, которое обязательно настигло бы его, останься он в воде ещё на пару минут, парень покинул ванну, растёр тело полотенцем, нырнул в одежду и вернулся в комнату. Взгляд синих глаз, поблуждав в хаотичном порядке по разным углам, уткнулся на наброски, оставленные Элиоттом на его рабочем столе. Лука медленно подошёл к ним и взял один в руки, рассматривая. Он совсем забыл о том, что завтра была та самая лекция у Розье, которая требовала от них выполненного домашнего задания. Парень простонал и швырнул лист с наброском обратно на стол, включая настольную лампу. Его впереди ждала очень долгая и бессонная ночь. Среда 09.45. Лекция подходила к концу, а Лука так и не появился на ней. Откровенно говоря, Элиотт находился в панике. И виной тому был далеко не Розье. Плевать он хотел на то, что после лекции ему придётся подойти к преподавателю и сказать, что проект они полностью завалили, так и не начав работу над ним. Куда больше парня пугало отсутствие Лалльмана в аудитории. Страшные мысли не желали покидать голову и почти заставили Демори вскочить с места и отправиться на поиски Луки. А вдруг с ним что–то произошло после вчерашнего разговора? Или Донован успел отловить его мальчика на подходе к аудитории? Думать о том, что Лука что–то сделал с собой, было попросту невыносимо. Элиотт видел, как опустели глаза Лалльмана вчера. Он собственным признанием поставил окончательную точку в их отношениях. И если до разговора Демори надеялся всем сердцем на то, что Лука ещё что–то испытывал по отношению к нему, то вчера эта надежда покинула его окончательно и бесповоротно. Точки над «i» были расставлены. Все карты раскрыты. Тайное стало явным. Элиотту пора было заплатить по счетам. И он пообещал себе сделать это достойно. Как настоящий мужчина. Вот только бы ещё разочек увидеть родное лицо и убедиться, что с Лукой всё в порядке. Вчера Демори очень повезло наткнуться на Тео, который долго искал его по всему кампусу. Друг отвёл его в комнату, выслушал и напоил горячим чаем, явно приправленным каким–то успокоительным, не иначе. А вот рядом с Лукой никого не было, и Элиотт не находил себе места. — Что ж, я подарю вам пятнадцать минут на то, чтобы вы оставили выполненное домашнее задание на моём столе. Тем, кто не справился с ним, придётся посетить кабинет ректора и написать подробную объяснительную своему опрометчивому поступку. Я не собираюсь тратить время на ваши оправдания, это, надеюсь, понятно? – обратился Розье к подозрительно притихшим студентам. Демори нашёл Тео глазами и грустно улыбнулся ему. Он поднялся с места и начал прятать вещи в рюкзак. Парень не собирался утруждать себя жалкими попытками уговорить Розье дать ему и Луке ещё немного времени, решив посетить кабинет ректора сразу же. Демори почти до конца застегнул молнию на рюкзаке, когда боковым зрением заметил какое–то движение слева от себя, а потом наткнулся на настороженный взгляд Ришара. Найдя глазами того, за кем так внимательно следил его друг, Элиотт замер. Лука словно по волшебству оказался в середине аудитории, быстрыми шагами направляясь к Розье. Лицо было скрыто под капюшоном толстовки, но походка явно выдавала его. Не только Элиотт и Теодор заметили появление парня. Для Алекса присутствие Лалльмана в аудитории тоже не осталось незамеченным. Парень в привычной манере присвистнул и на всю аудиторию насмешливо выкрикнул: — Хреново выглядишь, Лалльман. Бессонная ночка? — Даже таким я выгляжу лучше, чем ты, Алекс. В любом случае, до завтра это пройдет. А вот у тебя, – Лука прищёлкнул языком и обвел пальцем лицо Арно по воздуху. – Навряд ли. Он остановился напротив Алекса и добавил: — Даже не знаю, что тебе посоветовать, – Лалльман сделал вид, что глубоко задумался. – Может, к пластическому хирургу? — Какой же ты козёл, – процедил Алекс, явно жалея о присутствии Розье, внимательно наблюдавшим за их перепалкой. Разъярённый парень оставил свою работу на столе преподавателя, ощутимо толкнул Луку плечом и удалился со своими дружками из аудитории. Дождавшись, когда очередной ажиотаж вокруг него поутихнет, Лалльман подошёл к Розье и передал в его руки папку с чертежами. Окинув Луку скептическим взглядом, принципиальный преподаватель начал сразу же просматривать её. Элиотт, почуяв неладное, поспешил к ним. — Вас не было на лекции, – строго произнёс Розье. Даже не спрашивая. Утверждая. Он был из тех самых преподавателей, которые предпочитали сначала запугивать своих студентов суровым тоном, а потом с наслаждением выслушивать сбивчивые оправдания. Но Лука, по всей видимости, не боялся его. И это неимоверно раздражало Розье. — Извините. Меня только вчера выпустили из участка. Розье поднял на Луку насмешливый взгляд. — Безрассудное и беспочвенное нападение на сотрудников Сорбонны не давало Вам права пропускать мои лекции, молодой человек. Безусловно, весь университет, в том числе и преподаватели, были в курсе того, что Лука напал на Донована несколько дней назад. Слухи ходили разные. Ректор всячески пытался пресечь их распространение, но проще было потушить пожар в Калифорнии, чем остановить сплетни и домыслы. — Временное заключение отобрало у меня время на выполнение проектной работы. Пришлось затратить на неё всю ночь и утро. Несговорчивый преподаватель продолжал свой маленький допрос с пристрастием: — Я не вижу до конца проработанного концепта дизайна. Может, мсье Демори объяснит мне, почему? Розье посмотрел на кого–то за плечом Луки, и тот сразу же понял, кто именно стоял за его спиной. Не дав Элиотту вставить и слова, парень сдержанно произнёс, прилагая все усилия, чтобы оставаться вежливым: — Элиотт здесь не при чём. Он не успел проработать концепт дизайна, потому что чертежи появились только к утру. Я не успел завершить их вовремя из–за моего задержания. Луку наградили оценивающим взглядом. — И что Вы мне предлагаете, мсье Лалльман? Я не собираюсь принимать работу в таком виде! Элиотт вмешался сразу же, как только заметил дёрнувшиеся от злости плечи Луки. Он сделал несколько шагов вперёд и поравнялся с Лалльманом, но так и не осмелился посмотреть в глаза рядом стоящего парня. — Пожалуйста, дайте нам ещё немного времени! Я понимаю, что это уже слишком, но мы и правда уложились бы в установленные Вами сроки, если бы не сложившиеся обстоятельства. Крылья носа у преподавателя раздулись от злости, а лицо и шея покрылись ярко–розовыми пятнами. — Молодой человек, сложившиеся обстоятельства… — Не повод, чтобы оправдывать собственное нежелание сделать что–либо вовремя, – прошептал Лука одновременно с ним. Он произнёс эти слова на грани слышимости, но Розье всё равно услышал его. Преподаватель в недоумении уставился на Лалльмана и подался вперёд, чуть ли не прошептав: — Что ты только что сказал? И Лука всё понял. Он посмотрел Розье прямо в глаза и выдал гневно: — То, что слышали! Жорис много говорил мне о Вас, восхищался Вами. Вы были для него наставником и другом. Он частенько заканчивал за Вами эту фразу на лекциях, когда Вы сталкивались с такими же должниками, как и мы, не так ли? И Вы позволяли ему это, потому что он был самым лучшим студентом за всё время Вашего преподавания здесь. А теперь его нет в живых! И знаете, почему? Потому что наш прелестный штатный психолог, расположившийся в кабинете на одном и том же этаже, что и Ваша аудитория, довёл его до суицида. Поэтому сделайте мне одолжение, оставьте своё мнение насчёт моих безрассудных и беспочвенных поступков себе. То, что происходит между мной и Донованом, никого не касается! Очень советую не торопиться осуждать людей, ведь может оказаться, что их выходящие из ряда вон выходки – это всего лишь попытки защитить своих близких. Я сделал это ради Жориса, понятно? А теперь, если критика в мой адрес по поводу того, что Вас волновать не должно, закончилась, может перейдем к делу, и Вы скажете, есть ли смысл и дальше лизать Вам зад, или же пора обрадовать ещё одной никчёмной бумажкой мсье Дюрана вместо того, чтобы прийти хоть к какому-то решению? Наступила гробовая тишина. Все вокруг замерли и в шоке уставились на разошедшегося парня. Элиотт всё же не удержался и посмотрел на такого смелого и поистине безрассудного парня, не узнавая в нём прежнего Луку. Он не успел понять, испугало его это или же восхитило, потому что побледневший парень, стоявший рядом и выглядевший очень уставшим, не выспавшимся и разочарованным в этой жизни, закатил глаза и произнёс, поворачиваясь в сторону выхода: — Видимо, всё же бумажка. С прямой спиной и гордо поднятой головой Лука сделал несколько шагов по направлению к двери, когда его окликнул Розье. Парень в недоумении обернулся, и преподаватель подошёл к нему, возвращая папку с чертежами. — Жду полностью выполнение задание до завтра. В десять утра оно должно лежать у меня на столе. Кабинет 325. Советую Вам и мсье Демори не терять времени, иначе я лично позабочусь о том, чтобы вы оба вылетели из Сорбонны, это понятно? – на удивление спокойным тоном поинтересовался Розье. Лука не произнёс ни слова, лишь кивнув в ответ. Он погрузился в какое–то подобие транса, смешанного с шоковым состоянием. Его глаза наткнулись на серые, недоумевающие и удивлённые поступком Розье так же сильно. Когда в аудитории никого не осталось кроме них двоих, Элиотт осмелел и подошёл чуть ближе, спросив: — И что мы будем делать с этим? – кивнул Демори в сторону папки, прижатой к груди ладонями Лалльмана. Лука, наконец, отмер и пробормотал: — Думаю, второго такого шанса у нас больше не будет. — Может, пойдём в библиотеку и попробуем выполнить задание вместе? – рискнул Элиотт. Синие глаза уткнулись в носки своих же кроссовок, заменивших этим утром до блеска начищенные туфли. Лука не позволял себе носить в университет спортивную обувь, предпочитая выглядеть презентабельно. Однако, сегодня был не тот день и не то настроение. Странно было наблюдать за тем, как привычки из прошлого настигали его, и никак этому не препятствовать. Отбросив ненужные мысли, лезущие в голову с завидным упрямством, парень мотнул головой и сказал: — Идём, – а потом развернулся, направившись к выходу, и тихо добавил. – У нас не так много времени. Элиотт заметил, как плечи Лалльмана немного ссутулились, будто из парня вытащили тот самый стержень, заставлявший его всё это время держать спину прямо. Демори пошёл за Лукой следом, отгоняя от себя те самые вопросы, которые давно назрели и мучили его воспалённый мозг. Элиотт не хотел даже думать о них, и, уж тем более, озвучивать вслух. Но где–то на третьем повороте по пути в библиотеку они всё же вспыхнули в голове ярко-красным. Как раз в тот самый момент, когда Лалльман опустил руку с папкой вниз, так сильно напомнившей Элиотту о той, что Ян хранил у себя. Какие отношения связывали Луку и Жориса? Почему его мальчик так рьяно пытался защитить этого человека? Неужели так важно было доказать вину Донована ценой собственной жизни? Элиотт чувствовал, что многого не знает о Гримо и его роли в жизни Луки. А задавать эти вопросы Лалльману – себе дороже. Тем более при сложившихся обстоятельствах. Внимание Демори переключилось на подозрительно притихшего Луку. Видимо, тот тоже пребывал глубоко в собственном сознании. Настолько глубоко, что не заметил студентку и столкнулся с ней у входа в библиотеку. От удара папка вылетела из рук парня, и листы с чертежами разлетелись по полу. Лука на пару с девушкой, не перестающей сыпать извинениями, принялись собирать их, и Элиотт захотел помочь им, но наткнулся на уверенное: — Займи столик в нише за последним стеллажом по правой стороне. Я сейчас подойду. Увидев, что Демори всё ещё сомневается, Лука настоял: — Иди. Я тут сам справлюсь. Элиотт кивнул и скрылся за дверью в библиотеку. В нос сразу же ударил запах пыли и сухой древесины. Нужно было очень много времени и свежего воздуха, чтобы навсегда изгнать из этого помещения застоявшийся запах. Демори поздоровался с библиотекарем и двинулся в самый конец высоких стеллажей. Он нашёл ту самую нишу, о которой говорил Лука, и нырнул в неё, но кое–что заставило его замереть на месте от искреннего изумления. На одном из стульев сидел Тео и самозабвенно целовался с Аннабэль. Девушка умудрилась перебраться на колени Ришара и явно наслаждалась процессом. Парочка никого не замечала вокруг, продолжая своё увлекательное занятие. Элиотт сразу же отвернулся и сделал пару шагов назад, прячась за стеллажом и молясь, чтобы его появление осталось незамеченным и не испортило такой важный для его друга момент. Парень прислушался к звукам поцелуев, а затем с облегчённо выдохнул, успокаиваясь. Его не заметили! Впервые за долгое время Элиотт почувствовал настоящую радость и тепло в груди. Эти двое нашли друг друга, и Демори был счастлив за Тео как никогда! Ришар долгое время с ума сходил по Аннабэль. Это была та самая любовь, которую ему посчастливилось разделить с Лукой когда-то. Светлая улыбка померкла на лице Демори от осознания того, что прошлого уже не вернуть. Оно резануло по сердцу не хуже ножа. Но парень не успел предаться страданиям по этому поводу, так как услышал приближающиеся шаги. Среда 10.27. Лука не успел сделать и пару шагов по направлению к нише, как оказался прижатым к жёстким полкам. Он округлил глаза и уставился в немом вопросе на тяжело дышащего Элиотта, навалившегося на него всем своим весом и зажавшего его рот ладонью. Лалльман уже хотел было протестующе замычать, но Демори приложил палец к своим губам и прошептал: — Тшш… Пожалуйста, ни звука. Серые глаза буквально умоляли его молчать, и Лука медленно кивнул, абсолютно не понимая, что происходит. На него накатил жар, своевольно прокатившийся по всему телу, а следом и воспоминания из сна, в котором Элиотт с таким же рвением прижимал его к стеллажу, а потом… О том, что было дальше, Лалльман предпочёл бы не вспоминать, но образы уже завладели его безвольным сознанием. Лука опустил взгляд на палец, прижавшийся к губам Элиотта и, в прямом смысле этого слова, завис на нём. Ощущать на себе тепло, исходящее от тела Демори было до невозможного приятно. Сильная рука, обхватившая его за талию и пригвоздившая к деревянным полкам, обжигала кожу сквозь плотную ткань, заставляя толпы мурашек разбегаться от места соприкосновения, будоража и электризуя волоски на теле. Лука понимал, что ещё немного, и он бросится на этот палец с укусом, а потом и на губы Элиотта, которые тот по глупости решил облизать. Лалльман потратил последние силы на то, чтобы поднять расфокусированный взгляд и посмотреть в глаза цвета застывшего серебра, упрашивая им отпустить себя, но Демори остался глух к немым просьбам. Элиотт выглядел так, словно попал под какое–то наваждение, иначе как можно было объяснить то, что он сильнее прижался к Луке всем своим телом и не спешил убирать ладонь с его губ? Кто–то с другой стороны стеллажа засмеялся и взял с полки книгу. Вот только звуки вдруг потеряли свою громкость и доносились до парней как сквозь толщу воды. В ноздри ударил лёгкий запах парфюма Элиотта, который раздразнил все рецепторы, настроив лишь на одну волну. Эта волна смыла собой все страхи и сомнения, оставив в голове Луки лишь одну мысль о поцелуе. Сила дикого и бесконтрольного желания ощутить мягкость и вкус губ Демори пугала, и парень закрыл глаза, пытаясь выиграть немного времени для себя и попробовать остановиться, а когда открыл их, пальца на губах Элиотта уже не было, делая их беззащитными и доступными для задуманного. Кажется, Лука сошёл с ума. Он подался немного вперёд и, тем самым, привёл их тела в движение. Колено Элиотта соскользнуло с его бедра и оказалось между ног, проехавшись по паху и почти вырвав стон из–под ладони, до сих пор зажимавшей рот Лалльмана. Наверное, каждая клеточка соскучившегося по ласке тела возбудилась от того, с какой силой Демори прижимал его к впивающимся в позвонки полкам. Образы из сладкого сновидения нахлынули ещё с большей силой, и Лука выдохнул: — Поцелуй меня. Но вместо слов раздалось томное мычание, так как ладонь, плотно прилегающая к губам, мешала говорить. Лука, не ожидавший от себя такой откровенной мольбы, замер, округлив глаза, и с шумом втянул воздух. Парень дёрнулся, попытавшись высвободиться из стальной хватки Элиотта, и только тогда смог добиться ответной реакции. Демори будто очнулся ото сна и прошептал: — Я сейчас уберу ладонь. Только прошу тебя, молчи, ладно? И Лука поклялся себе, что если Демори не прекратит так сильно вжимать его в стеллаж, то через пару секунд тот окажется на его месте. Элиотт тряхнул головой, как если бы пытался согнать с себя морок, и медленно отвёл ладонь в сторону, не убирая её далеко от лица Луки, приготовившись в любой момент снова накрыть ею непослушные губы. Но Лалльман молчал. Молчал и смотрел в глаза самого желанного и любимого парня во всех вселенных. Пресвятые небеса, как же Лука хотел его в этот момент! Картинки из сна становились всё ярче и настойчивей. И вот, когда он уже приготовился воплотить их в жизнь, до ушей донеслась истинная причина происходящего: — Прости. Там Тео и Анна. Они целуются. А я не хотел, чтобы мы им помешали. Лука сначала не поверил услышанному, а потом закатил глаза и захотел пару раз приложиться затылком о позади стоящий деревянный и громоздкий стеллаж. Наивный идиот! Ну конечно! Неужели были другие причины для такого странного поведения Элиотта? Его сны навсегда останутся всего лишь снами. Давно пора было смириться с этим! Он кивнул Демори, давая понять, что всё понял, и тот отпрянул от него, резко увеличивая расстояние между ними. Лука внезапно почувствовал холод, как если бы его облили с головы до ног ледяной водой их арктических краёв. Он поёжился, попытавшись обхватить себя руками, но папка в руке помешала это сделать. Он с ненавистью посмотрел на неё, проклиная проект вместе с Розье, Жориса с его идеей поступать в Сорбонну и тот день, когда по уши влюбился в парня, стоящего напротив и прислушивающегося к происходящему в нише. Лука устало посмотрел на Демори и шепнул: — Нам нужно уйти отсюда. Дождавшись утвердительного кивка от Элиотта, Лалльман развернулся и проследовал до специально выделенной зоны для чтения. Луке очень захотелось сжечь к чертям эту проклятую папку в ярком пламени, а не выкладывать из неё чертежи на стол. И пока Элиотт пытался найти себе место по соседству, парень думал о том, что его мучения, по всей видимости, только начинаются. Ещё раз окинув быстрым и незаметным взглядом идеально красивое лицо, Лука всего лишь на секунду позволил себе задержаться на желанных губах. Мысль о том, что он никогда больше не ощутит их мягкость и трепет на своих, прошило тело неистовой болью. Ему нужно было собраться и сосредоточиться на проекте, а не на несостоявшемся поцелуе. Приказав себе быть сильным и не творить глупостей, Лука повернулся к Элиотту и начал объяснять задуманный концепт, направляя поток своих мыслей в совершенно другое русло. Он настолько погрузился в объяснения, что не заметил, какими глазами на него смотрел Демори. И пока Лука спасал своё сердце, Элиотт губил собственное.