Мой прекрасный

Джаред с удовольствием разглядывает своё новое приобретение. Новый раб недавно в этом статусе, и, чего уж там, Джаред постарался для этого, уж очень приглянулся ему непокорный сотрудник, дерзкий, молодой — такой красивый! Теперь уже не протестует, не кричит, а вспомнить, так всего лишь месяц назад на предложение перепихнуться окатил презрительным взглядом, пробурчал что-то под нос про долбаных извращенцев, да и выскочил из лифта. Теперь не выскочит — нечего было хамить владельцу компании. Теперь долго придётся носить рабский ошейник, может быть, и навсегда останется в этом статусе. Нахалов нужно воспитывать. Дженсен стоит обнажённый перед ним, в одном ошейнике, крупно вздрагивает от каждого громкого слова и нервно облизывается, вызывая тянущую тяжесть в паху. Джаред не намерен его одевать, он очень хорошо знает, как деморализует отсутствие одежды. Ничего, сейчас тепло, лето, не замёрзнет, ну и дойдёт сразу, где теперь его место. Джаред рассматривает безволосую грудь раба, тонкую кожу, усыпанную веснушками — морщится — не слишком красиво, но не страшно. Можно удалить, как и все лишние волосы на руках и ногах, рыжеватую поросль в паху, всё убрать. Но уже и так Джаред видит: игрушка будет идеальной, если немного над ней поработать, совсем чуть-чуть. Огранить алмаз. Пока всё, что он видит, его устраивает, о чём бодро сигнализирует член. Но рано разряжаться таким способом — он растянет удовольствие. Первый раз, он такой волнительный. Джаред намерен устроить прелюдию, такую, что запомнится его новому рабу для постельных утех навсегда. — В центр, — говорит он сопровождающему раба слуге — Бобби, кажется? — и кивает своим мыслям. Именно туда — то, что нужно. Бросает небрежно: — Веди его к машине, Бобби. И ждите меня там. Дженсен переступает голыми ногами, смотрит растерянно, и Джареду хочется нагнуть его прямо здесь, при всех, засадить так, чтобы взвыл, вырывался, скулил, просил пощады — но всё это потом. Потом, ещё будет и это, ещё успеет, сейчас — как обряд — нужно пройти посвящение, пусть его новый раб хорошенько проникнется и поймёт, что его ожидает. Джаред пьёт кофе и спускается к автомобилю ещё через полчаса. Всё это время Дженсен стоит обнажённым возле роскошного авто, низко опустив голову, оцепенев от стыда, привлекая всеобщие взгляды — и приход Джареда воспринимается им как спасение. Джаред ухмыляется про себя, широко, глаза его нехорошо сверкают — малыш скоро узнает, что его ждёт. И вряд ли обрадуется. Центр, как называют многоэтажное здание из стекла и бетона,  полон людей в медицинских халатах, снующих туда-сюда. Джаред уверенно идёт в нужный ему кабинет и прочно занимает излюбленное кресло, пока Дженсен испуганно оглядывается. Джаред кивает появившемуся из ниоткуда Джейми и показывает глазами на Дженсена, своего нового раба. Джейми — они знают друг друга слишком давно, чтобы уделять внимание условностям, вроде этикета — живо поворачивается и рассматривает Дженсена, одобрительно ухмыляется и спрашивает: — Как всегда, босс? — Как всегда, — соглашается Джаред. Дженсен трогательно мнётся в своём ошейнике посреди большой стерильной комнаты, Бобби оставили за дверью, обычно его помощь тут не требуется. Вид Дженсена вызывает у Джареда снова сладкую боль в паху, он мычит и говорит раздумчиво: — Ну, пожалуй, ещё клеймение напоследок. Я подумаю, где поставим, а пока начинай. Джейми сильный, а ещё Джейми — такой же садист и маньяк, как Джаред. Ему нравится то, что заказывает ему босс, и если бы не это обстоятельство, они не сработались бы так. Но иногда Джаред едва сдерживается, чтобы не прибить Джейми. Вот, например, сейчас, когда Джейми, устраивая Дженсена на хитром, похожем на гинекологическое, кресле, аккуратно и крепко связывает его и делает всё правильно, но вот ласкать раба, оглаживая внутреннюю часть бёдер, совсем необязательно. Подавляя раздражение, Джаред кашляет. Джейми, глумливо улыбаясь, убирает руки и, смазав пальцы, вводит их в задний проход Дженсена. Дженсен дёргается, стонет, умоляюще, с ужасом смотрит на Джареда, но тот не обращает на это никакого внимания. Он сидит так, что ему видно всё, что делает Джейми. Видно, как пальцы его, сарделькообразные, длинные, в белых скользких перчатках, входят в анус Дженсена, проникают глубоко, растягивая его, собственный член твердеет и рвётся из брюк, и Джаред хрипло произносит: — Достаточно. Дженсен в кресле замирает, откинув голову, его тело сотрясается от дрожи и покрыто мелкими капельками пота, и это восхитительно прекрасно. Подойти, облизать, засадить во всю длину, услышать, как кричит, почувствовать, как судорожно сжимается на члене — но это потом, потом. — Клизму, погорячее. — Сколько? — деловито спрашивает Джейми. — Как обычно, Джейми, как обычно. Чем больше — тем лучше, — раздражённо отвечает Джаред, и Джейми пожимает плечами, мол, как будет угодно, но видно, что глаза его уже горят тем же азартом и похотью, что ощущает сам Джаред. Джейми не церемонится с распятым Дженсеном: кресло своё хитрое опускает под углом так, что голова его находится ниже задницы, и немедленно втыкает ему в зад длинный шланг. Уходит повернуть вентиль и возвращается, придерживая шланг, задёргавшийся как живой от мощной струи воды. Дженсен охает потрясённо. Скулит, стонет, не выдерживает, просит: — Не надо! Горячо, ох… Не надо, пожалуйста, что вы… Что вы делаете? — Расслабься, детка, — спокойно говорит Джейми и начинает массировать быстро круглеющий живот Дженсена. Дженсен от его действий кричит, и крик этот — музыка в ушах Джареда. Джейми спокойно продолжает: — Не ори, только хуже будет. Расслабься, прими всю воду, прими как можно больше, нужно промыть тебя до желудка, мы вымоем всю твою грязь. Будешь чистеньким, славным, розовеньким и изнутри, и снаружи. Он всё разминает живот Дженсена, распределяя в нём воду. Дженсен воет, дёргается в путах, и всё идёт, как по нотам — как всегда. Скоро живот его становится тугим и круглым, как барабан. Джейми убирает шланг и вставляет большую тугую пробку. Требуется определённая ловкость, чтобы сделать это быстро, но на пол всё равно проливается горячая вода, от которой идёт пар. Джаред качает головой, кажется, вода немного горячее, чем он предполагал, но оптимистично полагает, что старый извращенец дело своё знает и чужого раба не ошпарит. Вот и Дженсен, выбившись из сил, замолкает и лишь тихонько постанывает. Всё хорошо, всё просто прекрасно. Джаред встаёт со своего кресла и приближается к кушетке — залитое слезами, покрасневшее лицо Дженсена перевёрнуто, он лежит головой вниз, вверх торчит тугой, круглый живот, и Джаред любовно проводит по нему рукой, вызывая слабый стон у жертвы. «Мой прекрасный — думает он, — самый лучший…» Выдержав пятнадцать минут, Джейми переворачивает кушетку и убирает пробку, подставив ведро. Впрочем, Джаред не любит эту часть — он в это время идёт обедать в ресторан, в Центре отлично кормят, и возвращается он через час. Со слов Джейми, он повторил процедуру дважды, каждый следующий раз он добавлял воды больше, чем в предыдущий, и Дженсен промыт до гланд. Дженсен лежит на кушетке размазавшись, как медуза, часто и быстро дышит, рот широко открыт, и глаза мутные и плавают, словом, дозревает до кондиции хорошо. От вида его снова наливается член, даже плотный обед не снимает возбуждение, так хорош новый раб в этой беззащитной позе — просто загляденье. — Что теперь, босс? Расширители? — Да, — кивает Джаред. Он усаживается в своё кресло, в предвкушении поглаживая через брюки член, а Джейми деловито суетится возле кушетки с Дженсеном, приговаривая: — Посмотрим, насколько хорошо ты сможешь служить хозяину. Нужно подготовить тебя к твоей работе, сейчас мы посмотрим, насколько ты готов… Джейми берёт сперва средних размеров расширитель, он похож на щипцы, но если воткнуть его внутрь и нажать, он становился раза в три больше,  ради интереса Джаред раз подошёл посмотреть на красные, трепещущие стенки прямой кишки изнутри — в этот раз он просто сидит и смотрит издалека. Расширители — не слишком интересны, и Джареду скоро надоедает на это смотреть. Он делает знак Джейми, и тот берётся за большой пластиковый фиолетовый фаллоимитатор. Джаред кивает — да, то, что нужно. Фиолетовый хуй большой и толстый, в самом широком месте размером с кулак Джареда, и если этой штукой хорошенько поработать, можно будет и впрямь всунуть в Дженсена руку. В первую ночь — это было бы так хорошо, сразу — так глубоко, так тесно. Дженсен на фиолетовом хуе оживает, содрогается, мычит что-то, но Джейми неутомим и безжалостен. Он выбирает такое направление пластиковой дубинки, что Дженсен начинает стонать на одной ноте — нет-нет-нет-нет.  Дубинка долбится в него точно в одно место, и бледный его, невозбуждённый до этого член поднимается, встаёт, упирается в живот. Джаред азартно дрочит себе и приказывает Джейми: — Подрочи ему. Джейми небрежно и наверняка больно мнёт Дженсену яйца, дёргает ему член, сильно, зло, тот кричит, выгибается над кушеткой и забрызгивает спермой свой живот, и Джаред кончает тоже. Джаред снова уходит — привести себя в порядок и выпить кофе. Когда возвращается, Джейми, масляно блестя глазами, раскладывает фаллоимитаторы по размерам в ряд, и Джаред знает, что произошло. Дженсен — его новый раб — лежит на кушетке с пробкой в заднице и с туго накачанным животом. Однажды, давно,  они говорили на эту тему, всего один раз. Джаред предупредил тогда, брезгливо вытирая руки от крови Джейми: — Если трахнул, убери за собой. Я люблю чистоту — ты знаешь, как вычистить дырку, и нет, я не ревную. Меняю шлюх каждый год, ты ведь знаешь. После этого Джейми трахнул его новенького лишь однажды, и Джаред не винил его — парнишка был сладкий, стонал вкусно, извивался так жарко, кто бы устоял? Нет, не ревновал, и сейчас тоже — только поморщился и царапнуло что-то внутри. Решил вдруг посмотреть на опорожнение, встал рядом, приказал: — Давай, убирай пробку. Так забавно было смотреть, как мучается Дженсен, как старательно удерживает воду, усмехнулся, нажал на живот. Джейми помог, у раба не было ни единого шанса. Со слабым стоном он выпустил воду, весь содрогаясь и беззвучно плача. Насмотревшись на такого красивого в горе раба, Джаред, довольно вздохнув, спросил рассеянно: — Ну, что там у тебя дальше? Он уже представлял, как будет трахать его, как будет любоваться искажённым в страдании — или страсти — его лицом, как будет играть… — Как всегда, пирсинг? — Да, на закуску, — улыбнулся Джаред. — Вы, кажется, ещё клеймение хотели? Джаред вдруг ощущает что-то вроде чувства собственности, такой острый укол, прямо под ребра. Видит, как наяву, прекрасную картину — стоит перед ним Дженсен, обнажённый, в ошейнике, в тонких золотых цепях, красивый, как божество, со связанными шёлковым шарфом руками, и просит, просит его: — Хозяин. Прошу вас. Сделайте это. Сделаете меня своим, мне нужно носить ваше имя на теле. Джаред хмыкает, смотрит прямо в полные похоти глаза Джейми и говорит: — Нет, приятель. Я передумал. Он не передумал, и Джейми знает, что не передумал. Но Джейми хитрый и покладистый, он не спорит с боссом. И опускает глаза.  Он готовит золотые колечки для сосков Дженсена, для его яичек, для члена, для языка. Он не церемонится с новой игрушкой босса и первым делом прокалывает ему язык: сперва устанавливает приспособление, чтобы не закрыл рот, щипцами вытягивает язык и одним махом, специальной машинкой, прокалывает язык, одновременно цепляя на него колечко. Дженсен, перепуганный до смерти, дрожит, мычит и не может даже отвернуть лица, Джейми решает оставить его так, с открытым ртом — в отместку жадному хозяину. Так же бесцеремонно оттягивает крайнюю плоть и снова щёлкает своим ужасным орудием. Дженсен кричит, бьётся, Джейми, не обращая внимания на его крики, деловито проштамповывает яички, так же оттянув кожу, потом проделывает то же с сосками. Приглядывается к пупку, можно, в общем-то, повесить колечко и там, но тут Джаред говорит прохладно: — Достаточно, Джейми. Развяжи его. Или нет, погоди. Отойди от него. Джейми, вздыхая, отходит, буркнув через плечо: — Смазать надо все проколы. Вон мазь. Джаред рассматривает Дженсена — с раскрытым в жутком приспособлении ртом, с залитым слезами лицом, с покрасневшими и опухающими сосками, с блестящим на члене колечком — и вздыхает от восхищения. Дженсен так необыкновенно хорош сейчас, распятый на хитром кресле, так беспомощен, так беззащитен. Он некоторое время любуется молча прекрасной картиной. Потом снимает с лица нового, готового раба приспособление и целует его в окровавленный рот. — Добро пожаловать домой, детка, — ласково шепчет он, — думаю, мы не скоро расстанемся. У Дженсена расширяются зрачки, заполняют чуть не всю радужку, он пытается безуспешно отодвинуться и вдруг отключается, обмякает, растекается на кушетке безвольной куклой. Джаред с нежностью слизывает слезинку с его щеки и берётся за мазь. И впрямь, все проколы нужно смазать, игрушку нужно беречь. Пока не появится новая.