Сердце моё драконье

Он позволял себе засматриваться на неё, когда она была ещё совсем маленькой девчонкой. Худой, нескладной, высокой. А ещё — капризной. Иногда, когда она надевала на себя отцовские доспехи, то проносила домой лакомство под ними — они просто болтались на ней. Многие были уверены, что она сломается от резкого порыва ветра. Но всё было наоборот — она, словно сталь в огне, лишь закалялась. Он позволял себе искренне улыбаться, наблюдая, как она играет в тряпичные куклы. А порой — и вовсе мог подсесть и присоединиться к столь увлекательному занятию. Он позволял себе не думать о том, что случилось с его близкими, и главное, — с его маленькой сестренкой, — их жизни унесло пламя, изрыгнутое драконом. Он позволял себе забыть обо всем, лишь бы она была в поле его видимости. Она росла, и он позволял себе уже не только молчаливые взгляды. Он позволял себе делать ей самые безбашенные комплименты. И дарить цветы. Охапками. Не спать ночи напролет, просиживая у её порога. Рядом с ней ему казалось, что жизнь всё же хороша. Он весело шутил, пел, отлично танцевал — он, суровый Драго Блудвист, который поклялся подчинить всех драконов в мире, — многое себе позволял рядом с ней. Но без неё он стал позволять себе ещё больше. Не потому ли, что пытался заглушить боль от её предательства? Почти такую же сильную как после потери руки в схватке с ещё одним непокорным драконом. Разрывающую. И если шрамы на плече, рано или поздно, но затянутся, то рана, оставленная ею, — всегда будет свежей. И Драго, возмужавший и взрастивший в себе с раннего возраста целеустремлённость, командующий не одной армией, уже не спрашивает себя — хорошо это или плохо. Он теперь просто знает, что может себе позволить. И даже пойти войной на Стоика Обширного, ибо тот ничего, кроме унизительной смерти, по его мнению, не заслуживает. В своих фантазиях он позволял себе сравнивать её с драконом. Полностью отдаваясь грязным инстинктам. Сравнивал её с опасным драконом. Которого он подчиняет, долго мучает, заставляет страдать наблюдая, во что же превращается жизнь его сородичей, и, наконец, — дарует смерть. Как высшую награду. Он позволял себе совершенно рехнуться, и, вступая в половую связь с самцом Штормореза, которого он недавно отбил у неё из-под крылышка, мог называть этого дракона её именем. И вынуждая его биться в агонии в цепях под постоянным контролем со стороны Смутьяна, наслаждался этим. Он позволял себе внушить всем другим живущим мысль, что спасения — ни людям, ни драконам, — больше нет. И, кажется, ему всё удается? Он позволял себе выбирать, как и кого убить. Топил слабых новорожденных детей. Подростков травил загипнотизированными драконами. Стариков пускал на мясо. Женщин заключал в кандалы и насиловал. Он позволял себе всё то, чего другие бы никогда не позволили. И упивался этим. Драго не успел прочувствовать тот момент, когда всё настолько изменилось. Он не стремился к покаянию. Не искал спасения своей душе. Он позволял себе думать, что до смерти ему ещё далеко. И он успеет насладиться падением своих врагов. Драго Блудвист позволял себе всё и даже больше. Единственное, чего он не предусмотрел — того, что ему не позволят завершить начатое двадцать лет назад, когда он пришел на собрание вождей и выдал всем «пламенную» речь. Тогда он не знал, что ему не дадут убить Стоика. Забрать всех драконов, пересажать их на цепь. Он не знал, что никогда не сможет, наконец-то, позволить себе ещё кое-что — отдохнуть. Драго Блудвист позволял себе всё, кроме простого человеческого счастья. Что есть в тех самых мелочах, которые он возненавидел ещё ребёнком — они померкли для него, как безликие звезды, с уходом из мира близких ему людей. Бывало, что он позволял кому-то пожалеть себя. А ещё реже — сам проявлял жалость и милосердие. Он почти каждую ночь просыпается и вспоминает, что раньше он мог позволить себе такую роскошь как сон. Теперь для него эта радость закрыта — нужно быть на чеку. Двадцать четыре часа в сутки. Всегда и везде. Его ведь многие ненавидят, и при случае, конечно, прикончат. А когда человек спит — он слишком уязвим. Драго жалел, что в своих снах он не мог позволить себе больше, чем позволял в жизни. И никогда в его снах не было того, что он позволил себе гораздо раньше того же «святого Стоика» — первого поцелуя с Валкой. Увы. Всё, что он мог себе позволить после её ухода, не могло сравниться с тем, что он позволял себе до. И это убивает. Но, встречаясь с ней спустя столько лет, в самый разгар важнейшей битвы, он, Драго Блудвист, в последний раз позволяет себе лишь холодно усмехнуться, ставя ногу на её грудь. Позволяет себе смотреть на её угасающие медленно глаза, которые когда-то свели его с ума, но не может произнести три простых слова, которые когда-то позволял себе сказать просто так — без повода.