***
Матвей срывается на Мартыновича, который, по его мнению, должен был блокировать удар Облякова. Саша руки в стороны разводит, извиняясь за свою оплошность. Мотя матерится, вспоминая все самые изощрённые ругательства, пока не застывает на месте, словно ледяная статуя. Он видит как Игорь, который Дивеев, запрыгивает радостно на Ивана и обнимает, поздравляя того с голом, скользит рукой по чужой талии. У Сафонова все слова улетучиваются из головы, точно воздушные шары. Он скрипит зубами, сжимает кулаки от горечи забитого мяча, детской обиды и ревности влюблённого идиота на Игоря. Нет, он знает, что они с Ваней просто друзья и одноклубники и, вообще-то, полузащитник встречается со своим тренером, но жгучего чувства от этого не меньше. Может дело в том, что они проигрывают первый тайм, а может в том, что Матвей просто боится надоесть Игорю в один момент? Всё же Москву и Краснодар разделяет не маленькое расстояние. Матвей дожидается его в машине, прокручивая весь матч, разбирая на крохотные частицы, облокотившись на руль, уткнувшись лбом и прикрыв глаза. За этим мыслями он не замечает Игоря, который подходит к автомобилю, только вздрагивает от хлопка передней двери, смотрит на то, как Дивеев, с переднего сидения, запихивает назад свой рюкзак. Смотрит так, словно не видел тысячу лет, соскучился. Глупая ревность даже отступает как-то, сдаётся в плен влюблённому юношескому сердцу. Не отводя взгляда, Матвей теребит рукав своей куртки, пытаясь успокоить, усмирить свой внутренний пыл, привести себя в равновесие и не поддаться внезапно нахлынувшему чувству, которое резко усилилось с появлением любимого человека. Ничего не хочется, только целоваться до ярких звёзд под закрытыми, от удовольствия, глазами и обниматься, но у них у обоих впереди ещё последние игры в Лиге Европы, и Сафонов устало вздыхает, опускает глаза на беспокойные руки. Игорёк как-то слишком нежно проводит тыльной стороной ладони по скуле Матвея, заставляя снова посмотреть на себя, тянется к таким сладким и манящим губам напротив, посасывает то одну, то другую и радуется незамедлительному ответу. Сердце колотится как бешенное, бьётся, словно птичка в клетке, готовая вырваться наружу, на свободу. Да только с Мотей и есть эта самая свобода, только с ним Игорь и чувствует себя самым счастливым человеком на Земле. Отстраняется, улыбается широко, смотрит на такую же лучезарную напротив него и радуется ещё больше. Они оба знают, чем займутся в свой небольшой, но совместный, отпуск и ради этого, оба согласны чуть-чуть потерпеть, хоть и из последних сил. - Привет, Моть. - Ты чего, Гарик? Мы же виделись на стадионе. Матвей выразительно и с удивлением поднимает брови, не понимает он своего парня. Смешной он у него. А может просто сказывается усталость или то, что его любимый сейчас здесь, рядом, целует вот и, казалось бы, чего ещё желать? Хотя есть ещё кое-что, горяченькое, но сейчас не об этом речь. - Нееет, там мы были соперники, коллеги, враги, если хочешь. А сейчас ты – мой любимый парень, по которому я жутко соскучился, мой маленький цыплёнок. Матвея пробивает на смех. Игорь улыбается, но понять причину не может. Как там говорят, "признак дурачины"? Так вот, Дивей бы внёс небольшую корректировку – любимой дурачины. - Почему "цыплёнок"? - Ты в этой форме такой красивый был, жёлтенький. Хотя, ты сейчас тоже очень красивый, как и всегда в прочем. Ну, хочешь, будешь одуванчиком? - Игорь! Матвей пытается сделать серьёзное лицо, но он едва сдерживает смех. Щёки уже покрываются румянцем, а уши начинают гореть огнём. - Солнышко? Матвей мотает головой, смазано клюёт в щёку и шепчет: - Мне нравится. Оставшуюся дорогу солнце светит всеми оттенками красного, отражающимися на лице, ушах и, пожалуй, даже на шее юного вратаря, а рука молодого защитника покоится на его бедре, периодически поднимаясь чуть выше и делая сальто назад. Дорога будет длинная, но награда в конце пути стоит того.***
Когда Ильзат видит, что, после очередного жёсткого фола Кирилла на сопернике, к мужчине бежит судья, сердце падает со звоном вниз, куда-то в пятки, и, казалось, уже давно разбилось на самые мелкие кусочки. Он боится, боится второй жёлтой, такой ненужной и необязательной вовсе в такой тяжёлой и изматывающей игре, отбирающей все силы и выжимая все соки. В итоге, Набабкин получает лишь строгое устное предупреждение и кивает в знак согласия с главным арбитром. Ахметов фыркает беззлобно, когда видит, что мужчина уже возвращается на свою позицию, не забыв обернуться к нему и подмигнуть напоследок. Наскучили бы быстро друг другу, если бы не постоянные безобидные подколки, да заигрывания. Когда судья заканчивает, наконец-то, этот несчастный матч, Ильзат думает о том, что и в каких словах он скажет Кириллу. Нет, он знает почти наверняка, что это не подействует, но он же должен хотя бы попытаться усмирить немного, приручить так сказать, старого волка? Который, между прочим, заставляет нервничать так, что парнишка боится поседеть раньше положенного. Нет, он уступит место победителя в гонке появления седых волос своему мужчине. Ахметов уверен, что Набабкину пойдёт седина, представляет это на ходу и тихо хмыкает. Он идёт, шаркая бутсами, не замечая ничего и никого вокруг. Сейчас есть одно, нет, даже два желания – сходить в душ и заняться воспитанием Кирилла их излюбленным способом – через постель. Да уж, у них почти все споры через это решаются, но зато действенно, и никому не обидно. Оба в плюсе. Ильзат выходит из раздевалки, копаясь в телефоне. Надо же, он и не думал, что столько уведомлений скопится в Инстаграме. Парень развёл настолько бурную деятельность, что даже не понимает, что до автобуса идёт на автомате почти, активировав режим автопилота. Он не слышит тихих шагов сзади, подскакивает на месте от того, что его кто-то крепко прихватывает за задницу, и хмурит брови. Он готов верещать или ударить потяжелее, посмевшего посягнуть на святое. Обернувшись, он никак не ожидает увидеть Кирилла, который поднимает руки в примирительном жесте, но улыбается так, словно несколько зубов у него лишние. Ильзату очень хочется поправить эту очень гаденькую, но не менее прекрасную, ухмылочку на чужом родном лице, но рука не поднимется. Никогда. Любит потому что дурака этого, дебила, прости Господи. - Кирилл, какого хрена? - Соскучился просто, решил наладить связь с космосом. Или ты, гуманоид киргизский, не скучал по мне? Парень складывает руки на груди, строит обиженного и собирается развернуться, как его резко притягивают обратно, в крепкие объятия, и отпускать не собираются, кажется, ближайшую вечность. Ильзат, в принципе, очень даже не против. Поэтому утыкается лицом в грудь мужчины и обнимает за талию, дышит шумно и чувствует себя самым счастливым человеком. Кирилл не сомневается, что это чувство обоюдно. - Придурок ты, Кирилл Анатольевич. Так и скажи, что подмазываешься. Признай, что накосячил и виноват. - А я вины своей не отрицаю и готов понести заслуженное наказание, главное – секса меня не лишай, принцесса. - Недельки две посидишь на диете – ничего не случиться. Ильзат отрывает своё лицо от тёплой одежды, чтобы взглянуть на любимого мужчину и начинает хохотать, видя выпячившуюся нижнюю губу Кирилла и этот просяще-жалостливый взгляд. - Чё ты ржёшь? Я же не смогу столько выдержать, да и ты тоже со своим молодым организмом. Если заикнёшься про Ефремова – я тебя покусаю. Паренёк лишь чмокает его в губы, ведёт носом по щеке и тянет за руку в сторону выхода. Что ж, подарит он ему прощальную близость перед временным обетом безбрачия. И, пожалуй, даже разрешит себя покусать. И себе тоже.***
Марио потирает мокрый лоб ладонью и понимает одно – он устал. Нет, он любит работать, причём много, выкладываться на поле, оставлять всего себя, но он вымотан изрядно. Фернандес не знает, откуда взять в себе силы продержаться ещё на матче с Эспаньолом, которая больше смахивает на поездку в жаркие тёплые страны, с целью погреть свои косточки под горячим солнцем. Радует лишь мысль о том, что скоро отпуск, а раз он в Испании, то махнёт сразу в одно единственно нужное и важное место – к Денису. Черышев всё ещё восстанавливается, он не решил ещё поедет ли к родственникам на новогодние праздники. Они планировали самое главное – встретить Новый Год и отметить День Рождения Дениса вместе. От мысли о своём личном солнце, жизнь кажется чуть легче, и вот уже снова появляются силы, чтобы доиграть, кое-как, этот несчастный матч. В отеле, Марио хватает только на то, чтобы оставить ключ-карту на тумбочку в коридоре, снять куртку и обувь, а после плюхнуться на кровать, прямо на живот, перевернуться на спину через несколько секунд и раскинуть руки в стороны. Ноги свисают с кровати, ступни касаются пола, а телефон начинает звонить. Видео-звонок. Денис. Фернандес подрывается с кровати, несётся в коридор, ударяется слегка локтём об стену, потирает на ходу, достаёт телефон из кармана куртки, смахивает влево и идёт в комнату с счастливой улыбкой на лице. - Привет, Мариетте. - Дени, привет, как же я рад тебя слышать! Не терпится уже обнять тебя при личной встрече, - грустно вздыхает, - быстрее бы отыграть уже эту Лигу Европы и сразу к тебе, пустишь? - Я, собственно, хотел поговорить об этом, Марь. Марио садится на кровать, опирается спиной на изголовье, предварительно положив туда подушку, и вытягивает свои длинные ноги на покрывале. Хмурится, взгляд бегает по родному лицу по ту сторону экрана, в попытке отыскать настоящую причину звонка. - Что-то случилось? - Ну, в общем, я купил билет на матч, и буду поддерживать тебя с трибун, - повисает молчание, которое кажется вечным, - ты не рад? Марио распахивает широко глаза от удивления и начинает светиться, словно новогодняя ёлка. Такого поворота он точно не ожидал. Денис не видит этого, воспринимает молчание по своему, продолжает говорить. - Я хотел сделать сюрприз, но решил, что лучше предупредить. Прости, я как-то не подумал… - Денис, уф… Господи, я рад, что ты хочешь приехать на игру, безумно хочу тебя уже увидеть, я ужасно соскучился. Теперь возникает одна большая проблема – как мне дотерпеть до этого дня? Как продержаться? Чего ты смеёшься? Черышев смеётся по-доброму, сверкает своими ямочками. Марио зависает, опять. В который раз уже, хотя не в первый раз уже, далеко не первый видит их. - Марик, меня посещают те же самые мысли, только о тебе. Я взвыть уже хочу от тоски, мне грустно без тебя. Люблю тебя очень и хочу уже очутиться на том стадионе, посмотреть на тебя, обнять. - Ты же понимаешь, что одних обнимашек мне будет мало? И показывает пальцем указательным на свои губы. Дениска краснеет слегка, сияет. Он понимает ведь, сам не железный. Подмигивает задорно. - А продолжение будет дома, за закрытыми дверями. Я не выпущу тебя из кровати, Марио Фернандес! Даже не надейся, будем только ты да я, мы вдвоём. Я думаю, что ты не против? Марио смотрит на любимого, вглядывается в эти чистые голубые глаза и согласно кивает. - Я очень даже «за». Тёплая атмосфера располагает к душевным разговорам двух любящих сердец, и окутывает шлейфом затаённой нежности и лёгкой дымкой обоюдной страсти. Самые искренние чувства испытывают эти двое, видя друг друга и надеясь, что разлука перед долгожданной встречей пронесётся как один миг, и они окажутся в бережных и надёжных руках друг друга.***
Игорь не ругает защитников, не кричит на них, он винит только себя. Закапывается в яму самобичевания и собственной беспомощности. Он должен был играть на опыте, выбить сильнее, удержать мяч или сделать что-то ещё, но никак не выбить его прямо на ногу Ари, который добивает своим ударом не только капитана армейского клуба, но и всю их команду. Акинфеев трёт переносицу, он понимает, что после этого счёт не поменяется – обе команды будут играть на удержание. После финального свистка, Игорь не чувствует ничего, кроме внутреннего опустошения и вымотанных нервов. Всё-таки отыграть сто с лишним минут – это вам не шутки. Он идёт, хлопает в ладоши, благодаря фанатов, и видит впереди Виктора, который бурно, в красках, общается с арбитрами. Слышится лексика, которой не должно звучать в адрес судей. Гончаренко уже нарвался один раз, не хватало нарваться снова. Акинфеев помнит, как нелегко было Вите находиться отдельно от команды, Ване - без любимых записочек и играть на одних морально-волевых. Да что там, они все так играли – не за себя, а за тренера. Мужчина помнит тот картонный силуэт их тренера на фанатской трибуне, вспоминает с улыбкой всегда. Хорошие у них болельщики, хоть и пишут некоторые гадости разные. Нет, Игорь не читал специально, ему ребята зачитывали парочку самых ярких и живописных. - Вить, спокойно-спокойно, не нужно. Они отходят чуть в сторону, дожидаясь, когда арбитры уходят от них на расстояние. Игорь хлопает по плечу своего тренера, друга и разговаривает с ним в полголоса: - Витя, тебе мало того раза было? - Игорян, ты же сам играл, ты понимаешь о чём! Это же беспредел, это полный VAR! Так нельзя судить, что это за херня в самом деле-то? Ладонь капитана чуть сжимается на плече тренера, заставляя прийти в себя и начать выравнивать дыхание, успокаиваться. - Вить, я понимаю, что ты болеешь за ребят, за команду, за нас всех, но и ты пойми, что нам очень важно, когда ты рядом, «на бровке», со своими бумажками этими, подсказками нужными в определённый момент. Ты же, можно сказать, на подвиги нас вдохновляешь, Ваньку особенно! Вон, какой мяч заколотил сегодня! Просто хочу сказать, что будь чуть аккуратнее, хорошо? Виктор делает несколько глубоких вдохов и выдохов, понимает. Хлопает ответно по плечу. - Спасибо тебе, Акинфей. Ты – чудо! Когда Игорь в отеле, переодетый после душа, разговаривает по телефону с Артёмом, его терзают странные ощущения. Червячок сомнения забирается в самый тёмный и дальний уголок, начиная ковырять изнутри. Да, Дзюба отвлекает его от дурных мыслей, подбадривает, шутит глупо и так нужно сейчас, но видно ведь – не то. Не тот это человек, точнее тот, но мысли его, не смотря на слова, совершенно в другом месте. - Тём, у тебя всё в порядке? Игорь готов поклясться, что Артём, его мужчина, в этот момент выглядит как нашкодивший ребёнок, которого поймали с поличным. Словно съел две конфеты вместо одной, и сейчас отвлекает маму своими разговорами ни о чём и обо всём сразу. Глаза бегают, не моргают почти, испуг какой-то, но вот чего? - Я? Нормально, Игорёк, нормально. Так на чём мы остановились? Игорь скрещивает руки на груди, хмурит брови и сверлит своим суровым взглядом, от которого у Артёма бегают крупные мурашки. Он боится признаться - он же лев, а львы не должны бояться. - Дзюба! Выкладывай, я же знаю, что ты что-то не договариваешь! - У тебя была тяжёлая игра, это я должен тебя выслушать и успокоить, а не наоборот! - И всё же? - У меня странное предчувствие! Приплыли. Что же могло такого случиться? Из-за чего он так себя накрутил? В чём причина? Игорь молчит, даёт высказаться, взгляд мягче становится. - В общем, что-то не то, не знаю, этот матч с Бенфикой, я не знаю, что может пойти не так, но мне не по себе как-то. - Подожди, Тём, вы же их обыграли в прошлый раз, так что может пойти не так на этот раз? - Я не знаю, правда, просто… Ааай, забей, Игорёк, правда! Ты же знаешь, что я накручиваю себя быстро и варюсь потом в этом супе, всё в порядке. А потом Зенит проигрывает португальскому клубу, не забив ни одного ответного мяча, и Игорь понимает, что чутьё Артёма не подвело. И теперь его очередь вытаскивать своего мужчину из этого болота, вытягивать из, затянувшей его, трясины.