Неисповедимы пути

      Это даже не то чтобы мечта. Просто случайно обронённые слова, что словно бусины рассыпаются по полу. Азирафель роняет их неловко, криво неуверенно улыбаясь. Они даже не складываются в полноценное предложение или приглашение, просто смазанное «мы могли бы устроить пикник». Ни даты, ни дополнительных условий, ничего — та самая перспектива, которая так навсегда и остаётся «может быть».       Но Кроули помнит. И как ни странно, именно он напоминает ангелу о ней. — Не хочешь сходить со мной на пикник? — он интересуется ненавязчиво, переплетая пальцы с чужими. Азирафель рядом светлеет просто на глазах, тронутый тем, что Кроули запомнил такой незначительный пустяк.       Он улыбается широко и мягко, и глядя на него, Кроули сам не может сдержать улыбку. Нежную, переполненную всей той любовью, на которую подчас банально не хватает слов. — Это замечательная идея, дорогой! — конечно, Азирафель согласен. Конечно, лишний повод провести время с Кроули, с которым теперь он и так проводит его всё, вселяет лишь энтузиазм и предвкушение. Неважно, какой будет пикник, и неважно, чем они будут заниматься, — самое главное — они будут рядом.       Там, куда они приходят, тихо и пустынно. Нет никого, есть лишь старое ветвистое дерево, под которым они и раскладываются. Странный пикник, на самом деле, у них получается, потому что кроме подстилки с собой у них нет ничего.       Потому что ничего, на самом деле, им больше и не надо.       Тишина и покой, и молчание — разговоры сейчас лишние, но вовсе не потому, что им нечего друг другу сказать. Умиротворение и отдых, каких они не знали с самого Изгнания, — теперь, пожалуй, они заслужили хотя бы небольшие крупицы этой недостижимой роскоши.       Кроули растягивается на подстилке, закладывая руки за голову и закрывая глаза. Шумно втягивает воздух и медленно выдыхает, чувствуя на себе ангельский взгляд. Азирафель смотрит с молчаливой любовью, ласково улыбаясь, а после переводит взгляд куда-то вдаль, поддаваясь волнам успокоения, баюкающим его душу.       Хорошо… Кажется, последний раз так хорошо было перед самой первой грозой, когда сгущались тучи и один демон осторожно льнул под ангельское крыло…       Кажется, сон сражает Кроули даже незаметно для него самого. Ничего удивительного: тёплая приятная сентябрьская погодка, лёгкий ветерок, осенний запах, витающий в воздухе под раскидистыми ветвями старого дерева, под которым они сидят, — всё это влияет слишком умиротворяющее, и Кроули поддаётся, позволяя себе расслабиться.       Он сворачивается, поворачиваясь набок, и кладёт одну руку на мягкое бедро ангела. Азирафель улыбается ласково, снимая с демона его очки, чтобы не мешали. Проводит тыльной стороной ладони по худой щеке и устраивается рядом, опираясь спиной о шершавую кору дерева.       Он чудесит себе книгу, намереваясь насладиться прекрасным чтивом в компании самого дорогого и близкого, даром что спящего — за столько лет знакомства и близости им не всегда необходимо бодрствовать и разговаривать друг с другом, чтобы чувствовать единение.       Иногда тишина и покой, разделённые на двоих, значат куда больше, чем разговоры.       Кроули проваливается в сон определённо неожиданно даже для самого себя. Он, на самом деле, так устал, что впору и вовсе было бы уснуть на столетие-другое. Но рядом с ним Азирафель, рядом с ним ангел, и теперь уже не то время, когда демон может оставить его одного.       Не то время, когда он сам может остаться в одиночестве.       Сон приходит незваным, нежданным гостем. Обдаёт жаром и алыми всполохами, смешанными с оранжевым. Заревом, освещающим и пожирающим всё на своём пути; горячим плавящимся воздухом, от которого волдырями пузырится кожа. Треском горящего дерева и запахом тлеющих фолиантов. Пылью и чёрным пеплом, что копотью оседают на полу и в волосах.       Постепенно прожорливое пламя, взрывающееся перед его глазами, приобретает очертания. Знакомый книжный магазин, что нынче объят огнём, поражён его языками, словно язвами, гниющими, уродливыми, доставляющими мучения агонии. И он, Кроули, бьётся в этом огненном хаосе, безумии, словно пойманный под банку мотылёк, отчаянно пытающийся вырваться наружу.       Страх, ужас, пожирает его изнутри. Но не огонь вызывает его, не пепельный осадок в лёгких и не замкнутые стены, что вот-вот падут древесной золой. Потеря, единственная, ужасная потеря агонией осознания бьётся в его затылке.       Он не чувствует ангела.       Ни здесь, ни где-либо ещё… Азирафеля нет, его просто нет, нет так, словно никогда и не существовало. Ни физического тела, ни сущности… Вообще ничего.       И Кроули… страшно.       Он мечется по горящему аду, словно загнанный в ловушку зверь. Растерянный и уязвимый, у него забрали его, забрали! Вырвали с мясом весь его смысл из груди и заполнили кровоточащую рану голодной пустотой, которую Кроули нечем было заполнить.       «Аз… Азирафель!..»       Азирафель вздрагивает. Тихий шёпот, преисполненный отчаяния и боли, долетает до его слуха внезапно. Вынуждает ангела в удивлении отвести глаза от книги, откладывая её в сторону, и посмотреть на Кроули. Пропустить целую вечность ударов сердца, когда ангел видит, как на чужих ресницах дрожат прозрачные капли слёз.       Кроули зовёт его с отчаянием, будто ребёнок, потерявший мать и заблудившийся. Боль и страх пропитывают этот шёпот, передаются Азирафелю, который, не мешкая, подаётся вперёд, тормоша Кроули и пытаясь его разбудить. — Кроули, проснись!       Пытаясь его дозваться.       Голос ангела не сразу пробивается сквозь плотную туманную завесу его разума. Запах гари дурманит, подкатывая к горлу комом тошноты, а отблески огня выжигаются слепящим светом на сетчатке.       «Кроули!»       Он слышит родной голос и всей душой стремится к нему. Но когтистые лапы кошмара цепки, и вместо отчаянного рывка он вырывается из них словно из тягучей трясины. Слёзы горячей кислотой обжигают виски, а лёгкие полыхают, переполненные пеплом и золой. Он медленно открывает глаза, видя над собой обеспокоенное лицо, и картинка реальности медленно восстанавливается воедино.       Действие окружающего мира и его собственное синхронизируются, когда он на чистом инстинкте тянет вперёд руку, касаясь худыми пальцами мягкой гладкой щеки. — Азирафель… — родное имя вырывается на выдохе, и Кроули словно бьёт высокоразрядным электрическим током.       Он вздрагивает всем телом, широко распахивая глаза, заполненные кислотой жёлтой радужки. Резко подаётся вперёд, жизненно нуждаясь в тепле и ощущении, и сжимает опешившего ангела в крепких объятиях.       Азирафель едва умудряется удержать равновесие, упираясь руками в подстилку по обе стороны от Кроули, когда руки демона крепче смыкаются на его спине. — Ты живой, — облегчение, неприкрытое облегчение, с которым Кроули выдыхает эти слова, отзывается неясной болью в ангельском сердце. Демон перед ним такой уязвимый и оголённый, он хватается за ангела как за последнее спасение, и сердце Азирафеля ухает, проваливаясь куда-то вниз.       Он чувствует, как Кроули прижимается щекой к его виску, чувствует демонические слёзы на своей коже. Кроули задыхается, хватая жадно воздух, и крепче прижимается к нему в поисках… защиты? — Я был так напуган, — его голос дрожит и надламывается, а слова горячим шёпотом обжигают сознание. — Книжный был объят пламенем и ты был в нигде, где я не мог найти тебя. Я думал, ты был убит. Я думал, они нашли тебя, — слова тонут, теряясь, когда Кроули прячет лицо на чужом плече, и Азирафель медленно начинает осознавать, что произошло. — Терять кого-то, кого ты любишь… — Кроули запинается, словно боится закончить предложение, но Азирафелю это и не нужно.       Он выпрямляется, утаскивая за собой демона, и обнимает его аккуратно, но крепко за худую талию, прижимая к себе. На самом деле, он предпочитал не думать о том, через что довелось пройти Кроули и как теперь этот ужас преследовал его и в кошмарах, и наяву. Он предпочитал не думать об этом и это было так эгоистично с его стороны. — … это больно, — Кроули всё-таки завершает свою мысль, и чужое объятие становится крепче. Азирафель прикрывает глаза, но лишь для того, чтобы тут же открыть их снова.       Ветер поднимается и беспокойно шуршит листва. Опавшие листья подпрыгивают и падают, несчастные. Печаль и вина, которые Кроули не видит, мелькают на лице ангела, прежде чем он аккуратно высвобождается из крепких объятий, отстраняясь. — Кроули… — он зовёт тихо и спокойно, но в его голосе тоска качает волнами очередное болезненное принятие. — Посмотри на меня, — ангел не приказывает, но просит, и демон, глаза которого всё ещё слезятся, пытается сквозь пелену разглядеть то, о чём ему говорят.       Прищуренные глаза медленно распахиваются шире, и вернувшаяся в норму радужка играет медовым золотом в отблесках лучащегося света. Азирафель смотрит на него решительно, с бесстрастным спокойствием, и Кроули видит, как попеременно открываются и закрываются бдящие очи на расплывающейся части лица грозного херувима.       С тихим, но резким, решительным шорохом в стороны распахиваются могучие крылья, и Кроули затаивает дыхание, не в силах пошевелиться, заворожённый. — Я никогда никому и ничему не позволю навредить ни тебе, ни себе, — ангельский голос звенит троекратным эхом, и чистейший восторг растекается сладким теплом по венам. — Хорошо сказано, ангел, — демон тихо смеётся, прикрывая глаза, когда Азирафель возвращается в свою привычную форму и мягко, но сдержанно улыбается, сжимая худую ладонь в своей. — В любом случае, это помогло тебе успокоиться, мой дорогой, — назидательным тоном, будто наставник, отзывается Азирафель, и Кроули смотрит на него одним приоткрытым глазом, лукаво усмехаясь. — Действительно, — он выдыхает устало, принимая сидячее положение, и тянется за новыми объятиями, прижимаясь к чужому телу в поисках тепла и близости. Новое объятие при этом крайне неустойчиво, и они снова балансируют на грани.       Как иронично…       В конце концов, равновесие они всё-таки теряют, но прежде чем острые выступающие позвонки Кроули ударяются о землю, Азирафель переносит их обоих домой, отчего они вместе падают на кровать. Ангел тихо смеётся, целуя довольно жмурящегося демона в уголок губ, и Кроули забавно фырчит, потягиваясь за полноценным поцелуем. — Спокойных снов, любовь моя, — он отстраняется, продолжая улыбаться и смотреть с нескрываемой любовью.       Кроули, разомлевший от близости с возлюбленным, не сразу улавливает подвох, а когда до него доходит… Он недовольно вскидывает бровь и тут же вскидывается вперёд, успевая перехватить Азирафеля, который только собрался вставать с кровати. — Стоять! — ревниво ворчит, с лёгкостью утягивая недоумевающего ангела за собой обратно. Укладывает его рядом и приподнимается слегка, нависая над ним. — Никаких «с-с-спокойных снов», Азирафель! — шипит недовольно, заглядывая в удивлённые голубые глаза. — Я жду чего-то большего, ангел! — наклоняется, полностью перебираясь на чужое тело, и шепчет практически в чужие губы: — Уже шесть тысяч лет жду!       Азирафель ухмыляется совсем не по-ангельски лукаво, сам преодолевая те жалкие дюймы, что их разделяют. Касается губами сухих обветренных губ демона и тут же оказывается втянут в глубокий чувственный поцелуй, который…       Вообще-то, он тоже ждал лишь немногим меньше.