Неисповедимы пути

      У Кроули всегда было трепетное отношение к детям. Азирафель никак не мог понять, с чем это было связано, но с детьми демон ладил так хорошо, что любой ангел мог обзавидоваться. И не то чтобы он любил их, но детей самих всегда тянуло к высокому медноволосому мужчине словно магнитом. Они каким-то невероятным образом чувствовали в нём «своего», и где бы демон ни появился, какую бы работу ни выполнял, его всегда и везде обступала шайка местных детишек самых разных возрастов и обоих полов.       Внимание детей Кроули определённо нравилось. Ему доставляло какое-то странное, совсем не демоническое удовольствие возиться с ребятнёй, рассказывать им невероятные, иногда реальные, а иногда выдуманные истории, играть в салки или другие игры, свойственные эпохе, утешать их и подбодрять. Действия его при этом были абсолютно искренними и лишёнными всяких демонических гадостей.       Поэтому если люди в своей глупости или Верх и Низ в своём равнодушии заставляли страдать детей, Кроули всегда переносил это очень тяжело.       Взять хотя бы ту историю с Потопом, что уже давно обросла легендами и покрылась мхом забвения, за которым не знаешь точно, что правда, а что ложь.       Тогда, когда Бог сказала «Я убью их всех», мятежный демон ответил Её ангелу, что «вы не можете убивать детей».       Кроули тогда, свернувшись кольцами вокруг десятка спящих детей самых разных возрастов, смотрел на Азирафеля без вызова и неприязни, но терпеливо и спокойно ждал его реакцию. Лишь дрожащий высовывающийся язык каким-то дивным образом предупреждал ангела, что лучше ему не вмешиваться в чужой выбор, иначе последствия их схватки могут быть слишком непредсказуемыми.       Азирафель тогда тоже ничего не сказал. И лишь каким-то чудом о лишних пассажирах Ковчега не прознал Ной и его семья.       Кроули ещё долго прятал на дне своих глаз благодарность. И глядя на других детей, неизменно обступающих его со всех сторон, он улыбался. Рассказывал им истории о единорогах и сокрушался о том, что один из них сбежал с Ковчега. Но никогда не сокрушался о том, что не смог спасти никого из детей.       А Азирафель безуспешно пытался разгадать эту тайну демонической души, запертую глубоко-глубоко в чужом проклятом сердце.       «Разве это не очевидно?» — Кроули ухмыляется, но Азирафель не видит его глаз, отчего ему не кажется, что ухмылка эта наигранная и неискренняя. Любопытство всё также пожирает его изнутри, и ангел не выдерживает, осторожно обращаясь к демону, когда тот утешает какую-то чумазую девочку, перепачканную землёй.       В Европе как обычно неспокойно, война и мор разгуливают рука об руку, пожиная щедрый урожай: одна — на поле брани, другой — в укреплённых безопасных цитаделях, которые, на самом деле, не дарят никакой защиты.       «Разве это не очевидно?» — видимо, не очевидно, раз Азирафель спрашивает о такой банальной вещи.       «Дорогой, почему ты так добр к детям?»       Кроули демонстративно фыркает, вскидывает подбородок и смотрит максимально насмешливо поверх своих затемнённых очков. «Дети — невинные души, ангел. В них легче всего посеять зерно зла, которое, когда они вырастут, даст свои восхитительные порочные плоды», — демон показательно снисходителен в своём ответе, но ангел точно знает одно.       Кроули лжёт. Как минимум потому, что ни один из его «воспитанников», которых он так или иначе брал под своё чёрное крыло на протяжении всей истории, так никогда и не вырос порочной, грешной душой.       Ангел забавно вскидывает домиком брови, но мысль демона уже давно далека от начальной темы.       «Вы не можете убивать детей»       У Азирафеля сердце обливается кровью. Он бродит среди обломков разбомблённого города, и усталость отягощает его почти физически ощутимым камнем на плечах. Ангелу не место на этом празднике тишины и забвения, где Смерть уже пожала свой кровавый урожай, но…       Демону здесь тоже уже не место.       Худая фигура Кроули сгорблена в три погибели так, что сквозь элегантный чёрный пиджак видно острые холмики позвонков. Одна его рука в жесте безмолвной скорби закрывает глаза, пока вторая в бессильном отчаянии сжимает пыльную тряпичную куклу.       Азирафель закрывает глаза и отворачивается ровно в тот момент, когда его взгляд выцепливает худенькую детскую ладошку, торчащую из-под завалов.       Война — это страшно. Война — это больно. Война — это всегда несправедливо. Особенно когда её жертвами становятся самые слабые и самые невинные, чьи жизни ещё даже не успевают начаться. Ангел прячет скорбь глубоко в своём сердце, пока демон отпускает её наружу кислотно-жгучими слезами.       Продолжая сжимать в руке пыльную тряпичную куклу, на грязном личике которой застыла несуразная кривая улыбка.       «Почему Ты продолжаешь делать больно детям?»       Бесчувственное сердце демона трепещет, словно впервые, когда он держит на руках малыша-Антихриста. Так они, по крайней мере, думают тогда, и Азирафель, на самом деле, вовсе не удивлён тем ультиматумом, что Кроули ставит ему, когда они трезвеют и принимают решение.       «Я буду няней, ангел», — демон пытается шипеть в своё оправдание что-то вроде «ребёнка доверили мне, значит, на мне и вся основная ответственность», но Азирафель его совершенно не слушает. Знает изначально, о чём дорогой друг его попросит и какую роль примерит на себя, и вовсе не спорит с ней, принимая. В конце концов, дети всегда любили Кроули, а Кроули всегда любил детей, и хотя загадка эта всё ещё непостижима для ангела, он по крайней мере перестаёт ей удивляться.       Пока Кроули не прячет ласковую и отнюдь не по-демонически добрую улыбку, баюкая маленького Уорлока.       «Ни один ребёнок не заслуживает того, чтобы быть отвергнутым. Каждый из них заслуживает любви. И всегда должен быть кто-то, кто сможет им эту любовь дать»