Мертвые часы-2: Клубок Ариадны

— Я не ревную. — Десятый раз невозмутимо произнес Томми, сидя над огромной кучей распечатанный бумаг, веером рассыпанных по столу. Он изучал все, что касалось дела Ариадны дю Брие, того самого, двадцатилетней давности, и передавал бумаги Адаму, который и подтрунивал над ним по поводу его легкой словесной дуэли с Фениксом. — Я не ревнивый. Вроде бы. — Не ревнивый? — Адам вытянул ноги. Он растянулся на диване, облокотившись спиной на подушки, и лениво просматривал строчки протоколов и допросов свидетелей, пребывая в полной уверенности, что Томми не пропустит ничего важного. — Да ты был готов покусать этого мушкетера за то, что он слишком пристально на меня смотрел! Томми поднял голову. — Это правда. Он мне не понравился. — Чем же? — Адам испытывал какую-то странную потребность говорить с Томми об этом Фениксе. Фехтовальщик элитного клуба, профессионал в своем деле и просто-напросто, красавец, обладающий бьющей наотмашь сексуальностью, — это притягивало влюбчивого по натуре Ламберта, но и тут же отталкивало, стоило всего только вслушаться в звук любимого томминого голоса. Эта двойственность внутри него самого не нравилась Адаму, заставляя его нервничать. Вот он и пытался получить помощь, вернее, опору, у Рэтлиффа. — Он лжет. — Том намотал прядь волос на палец и отпустил. — В нем много всего наверчено. — Это дело с самого начала было наверченным. — Адам отложил в сторону документы. — И я не отрицаю возможности, что оно так и останется нераскрытым. — Причина? — Немного удивился Том и тень скользнула по его красивому лицу, он не любил оставлять что-то недосказанным, а дела — нераскрытыми. — Ты же знаешь, рано или поздно, но все дела становятся очевидными. — Знаешь, — Ламберт закинул руки за голову. — А мне бы хотелось не трогать этого вообще. Просто сдать это все в архив, со всем этим клубком и забыть о нем, как о ночном кошмаре. И не спрашивай меня, почему. Просто это вот такое у меня желание. Томми помолчал, снова уткнувшись в распечатки. — Ариадна была не такая уж и юная барышня, когда провозгласила себя жрицей культа. Почти тридцать лет, и вполне бы она была состоявшаяся себе дамочка, если бы не одно, но — ей постоянно приходилось быть в тени матери. Айрис не выпячивалась специально, да и ведьма из нее была посредственная, но сложившаяся клиентура и определенная репутация неплохой гадалки, делали свое дело. Дочка была бледной тенью мамаши. — Ну, можно списать несколько лет на поиски себя и прочее, — Адам повернул голову набок и посмотрел на Томми, сидящего за столом на высоком табурете, поджав под себя одну ногу. — Выпивала, скорее всего, крепко, ну и с препаратами экспериментировала… Кто в Биг Изи не прошел через это? — Согласен, вполне вероятно. Дальше ей приходит в голову идея создать типа группы единомышленников, вернее, дам, которые были бы не прочь экспериментировать, так сказать, в узком кругу. Создала она и соответствующий антураж — культ женского начала, пропаганда отчасти феминистическая, но приносящая неплохие дивиденды. — Однако, — Томми перелистнул несколько страниц. — Ничего связанного с миром криминала в ее культе не было. Хотя… — Что? Томми покачал головой. — Очень странно. Странно все это выглядит. Я попытаюсь воссоздать картину, но мне не хватает нескольких элементов. Смотри. Адам поднялся и переместился к нему поближе, устроившись на соседнем табурете за столом. — Невинное занятие… — Томми в задумчивости побарабанил пальцами по столешнице. — Ну, в самом деле, криминального практически ничего, обычная, стандартная ситуация, несите ваши денежки и получите безграничную притягательность и почти вечную молодость. Ну, провели они несколько раз эти свои ночные танцы у костра, на берегу Миссисипи… Хорошо еще их аллигаторы не сожрали. Тоже не предосудительно. — А, между прочим, — Адам ткнул пальцем в монитор. — Там они еще и запрещенными препаратами баловались, не говорю уже о травке и виски. — Они тогда уже все взрослые тетеньки были, могли себе позволить. Вот и плясали с заклинаниями по кругу, подумаешь, голые и обдолбанные, так не в общественном месте даже. Лес кругом, джунгли, и болото. — И что тебя тогда беспокоит? — Адам внимательно посмотрел на Рэтлиффа. Тот выглядел вполне обычно, но глаза его снова стали почти на тон светлее от своего природного цвета и напоминали сейчас две капли драгоценного янтаря. — Ты же чем-то взволнован? — В деле есть свидетели. — Томми передернул плечами, словно ему внезапно стало холодно. — Если не брать в расчет нашего малолетнего Вагнера, который пропадал где-то целый день, а потом вернулся домой в невменяемом состоянии, то там были еще две ее адептки. Ариадна же не выступала перед самой собой. Были еще две новоиспеченные жертвы ее культа. — Верно. — Ламберт дочитывал компьютерную страницу. — Верно, что же. Нам нужно будет еще разок с ними побеседовать. Через столько лет, надеюсь, они вспомнят нужные нам подробности. — Я завтра сделаю запрос по нашим фигуранткам, — Адам еще раз глянул искоса на Томми, — А пока съездим в «Аркадию» и допросим Вагнера еще раз? — Нет, я пока туда не поеду. — Томми обхватил себя руками поперек туловища. — Почему? — Удивился Адам, — Ты словно капризничаешь… Или, нет, все-таки, ревнуешь? — Адам, — Томми словно и не услышал его вопрос. — Ты поедешь туда завтра один, без меня. Я хочу сначала поговорить с этими двумя свидетельницами, мне кажется, что это важно. Есть у меня предчувствие… — У меня предчувствие, что ты простудился. — Почему? — В глазах Рэтлиффа, по-прежнему сохранивших свой светлый янтарный оттенок, проскользнуло недоумение. — Почему ты так подумал? — Тебе будто холодно все время. — Адам придвинулся к нему вплотную вместе со своим табуретом. — Замерз? — Я бы хотел сказать правду, нет, не замерз, — Томми тихонько улыбался из-за свесившейся челки, — Но мне ужасно хочется тебе солгать и ответить, что да, разве ты не заметил, что в Биг Изи пришел зверский снегопад? Нас замело по уши снегом и это наверняка русские испытывают на нас свое климатическое оружие… — Мы будем отбиваться, — Адам обнял его сбоку и задышал ему в ухо. — Нас никто не сможет победить. Он немного расслабился, почувствовав, что его ненаглядный ученый-криминалист вовсе не холоден на ощупь, а весьма даже теплый, даже можно сказать, уже горячий. Томми потерся о его грудь плечом, не торопясь размыкать их объятия. — Ты дрожишь? — Шепнул он на ухо Адаму, повернув свою голову вплотную к его щеке. — Мой непобедимый детектив — дрожит? Адам поцеловал его сразу же после этих слов. Этот поцелуй, впрочем, как и все их поцелуи, счет которым уже давно шел на миллиарды, — он был не просто обычным столкновением их ртов или захватом и прикусыванием губ друг друга. Он был прелюдией сам по себе, именно таким, каким и должен быть поцелуй двух любящих сердец — нежным, переходящим в страстный, покорным, заводящим этой мнимой покорностью, под которой тлел настоящий вулкан, и сразу же сопротивляющимся, подчиняющим и получающим все желания сполна. Томми откинулся назад, так и опираясь на стол, табурет он вплотную придвинул к столу и Адам приник к его, теперь уже вне всяких сомнений разгоряченному телу, одновременно стаскивая с него футболку и приспуская его домашние штаны. — Я все еще жду ответа от тебя, Рэтлифф, — пробормотал он, раздвигая его ноги и начиная поглаживать его уже тяжелый член. — Ревнуешь, ведь, да? — Нет, — простонал Томми, в то время, как Адам уже добрался до его чувствительного местечка в паху и рефлекторно дернулся, почувствовав горячее дыхание своего любовника на своем напряженном члене. — Никогда… — Ну, это мы сейчас и проверим. — Адам ощутил, что дразнить и тянуть смысла уже нет никакого, опустился на колени перед раскрытым перед ним Томми. Его губы сомкнулись вокруг чувствительной гладкой головки, язык провел по трогательной щелочке посередине, и Адам принялся посасывать и облизывать этот горячо пульсирующий орган сразу по всей его длине. — Не понимаю, о чем ты, — задыхаясь, простонал сверху Рэтлифф. — Какие еще… глупости? Ламберт пропустил его глубоко в свое горло, расслабив и тут же снова напрягая все мускулы гортани, Томми запрокинул голову назад, по-прежнему, прислонясь спиной к кромке стола и опираясь на столешницу локтями, и дернулся бедрами вперед. Адам перехватил его колени своими сильными пальцами и заскользил по члену, который уже был настолько раздут и напряжен, что едва помещался во рту. — Даже и представить не могу… — с этими словами Томми сорвался в бурный оргазм, наполняя своей спермой рот Адама, которая на выходе вытягивалась в липкую ниточку, тянущуюся вслед за его жадными мокрыми губами. — Не можешь? — Адам облизнулся и прищурился на Томми, все еще не поднимаясь с колен. Рэтлифф с трудом поднял голову, шея была словно бы ватной, и легкое покалывание по всему телу напоминало о том, что Адам в момент их оргазмов и сам был электрическим разрядом — выбивающим из партнера сразу все, от мыслей до спермы. — Он первый начал, — совершенно по-детски, обиженно сказал Томми. — И смотрел на тебя … Неприятно смотрел, короче. Адам, наконец, поднялся на ноги и провел пальцами по щеке Рэтлиффа. С одной стороны, конечно, он был польщен, что невозмутимый и холодновато-отстраненный в жизни его возлюбленный проявляет такие неоднозначные эмоции, а с другой стороны, именно то, что за все это время Томми среагировал только на Феникса, это было тревожно и непонятно. — Так ты думаешь…? — Начал он, но Томми лишь покачал головой. — Ну, я, правда, ничего такого не думаю, — он выделил голосом слово «такого». — Ты же знаешь, я чувствую, но не сразу могу разобраться в этом. Мне кажется он неприятным. Возможно, я ошибаюсь.