Как пережить Рождество?!

       Не помню когда последний раз спал настолько крепко и настолько сладко. Как выяснилось для этого не понадобилось и четырёх часов, хотя обычно я не отказывал себе в удовольствии поспать и дело даже не в том, что, благодаря деньгам моей семьи, мне не приходилось работать, я просто кайфовал от нахождения под одеялом и никогда не считал это скучным и однообразным занятием.        Ещё до того, как открыть глаза и начать щуриться от ярких лучей солнца, отражающихся от белого чистого снега, я почувствовал сладкий запах ванили и вспомнил о ней, девушке, проболтавшей со мной у горящего камина до глубокой ночи. Коктейли сменились теплым какао, а кубики льда на куски зефира. Мне пришлось дать ей свой свитер, так как в тесном платье сидеть и поджаривать маршмеллоу как минимум глупо и неудобно. Она смеялась над моими шутками и часами слушала мои скучные, полные романтики, рассказы. Не осуждала, не высмеивала, стараясь показаться умнее. Ее чудесный смех преследовал меня даже во сне и все же мне пришлось открыть глаза.        Блики света играли на белокурых локонах, обрамляющих спящее лицо. Я улыбнулся, вспомнив ее искренний взгляд и полные боли слова:        «Мы с тобой — две израненные души…»        Она прошептала это, а затем поцеловала меня и тогда я понял, насколько она была права.        Я наклонился и проложил дорожку поцелуев вдоль позвоночника, заставив ее поежиться. Она ещё крепче обняла подушку, спрятав от меня лицо.        — Ещё минутку, — пробормотала она сонно.        Найдя на тумбочке «ролекс», я проверил время. Семь. Она права. Только идиоты встают с постели в такую рань, но мне пришлось подняться, сходить с душ и командировать себя за кофе. Хотелось разбудить мою гостью самому и дать ей понять, насколько я приятно провёл сегодняшнюю ночь. Все благодаря ей.        Запасясь двумя большими стаканчиками кофе на подложке и бумажным пакетом со свежими булочками, я гулял по академии, пока не понял, что слегка заблудился. Мне хотелось найти Дмитрия и рассказать ему, как я счастлив. Он бы конечно назвал бы меня влюблённым дураком и снисходительно похлопал бы по плечу уже морально готовясь к тому, что вскоре ему придётся вновь выслушивать боль моей души, но я был уверен, что в этот раз все будет не так. Я чувствовал это.        Свернув в восточное крыло, ещё у лестницы я услышал громкую брань знакомых голосов.        «Конечно же, я забыл про этих двух идиотов! Кто же ещё будет тренироваться едва открыв глаза!»        Я тихо рассмеялся слушая их брань. Оглядевшись по сторонам, я убедился, что в коридоре больше нет никого, а иначе, мне пришлось бы громко кашлять или петь песню, прикрывая крик ребят.        Подойдя ближе, я уже мог различить слова и поспешил улаживать конфликт.        — Страж Беликов, моя личная жизнь тебя больше не касается!        — Ещё как касается!        Наугад толкнув дверь ногой, я понял, что попал в самый разгар и уже пожалел, что вообще зашел.        — Неужели ты ревнуешь? — спросила она, хохоча.        Он не ответил, но его глаза выдали его с потрохами.        — Ты самый настоящий лицемер! — прокричала Роза все ещё отрабатывая удары кулаками о лапы для бокса, — ты говоришь мне, что я безразлична тебе, но это не так! Тебе всегда приходится сражаться за контроль над собой. Ты такой же, как я.        Я видел, как тяжело он дышит, как испепеляет взглядом любимую. Она метила в самое сердце, говорила то, что он не хотел слышать. Димка упрямо покачал головой, пока Роза, склонившись пополам, пыталась отдышаться.        — Нет. Я умею сохранять контроль над собой.        Роза засмеялась над его жалкой попыткой соврать. Заручившись секундой молчания, я попытался вставить слово, показывая, что они уже не одни, но Роза опередила меня.        — Нет, — сказала она уверенно, скидывая на пол перчатки. — Не умеешь. Ты делаешь вид, что все в порядке, и большую часть времени действительно владеешь собой. Но иногда у тебя не получается. А иногда… — шаг за шагом, она подходила к нему ближе, пока не встала вплотную, — иногда ты не хочешь, чтобы получалось.        Будь у меня свободны руки, я бы уже аплодировал стоя той девушке, что смогла раскусить этого русского парня.        Внезапно, что-то изменилось в лице Дмитрия, исчезла маска, он дал волю чувствам. Освободившись от лап, он схватил Розу за плечи, развернул и прижал спиной к стене.        Кажется, мне пора сваливать, но я не мог оторвать взгляда от друзей.        Они смотрели друг на друга так, словно вообще ничего не существовало вокруг. Глаза Дмитрия пылали огнём желания, но он был скован обещанием Розы никогда не позволять ему прикасаться к ней. Я помню, как она говорила, что жалела о своих словах, но сказанного не вернуть.        И сейчас я наблюдал за тем, как больше всего на свете ему хотелось притянуть девушку к себе, даже если она будет отбиваться, кричать, кусать его. Ему было бы все равно, лишь бы он имел возможность поцеловать ее, даже если это будет последний поцелуй в его жизни, даже если за эту возможность ему придётся продать душу. А Роза… Роза была холодна лишь снаружи, мастерски скрывая свой голод. Знаю, она бы упиралась, проклинала его, просила оставить ее в покое, отпустить, отбивалась бы как могла, но опять же, только для видимости. Она не могла не показать свой характер, но знаю, его бы завело это сильнее, и в миг, когда она со всей ненавистью прошипела бы: «Не прикасайся ко мне, Беликов!» он бы поцеловал ее.        Мне стало смешно от своих мыслей. Я — неисправимый романтик. Все вышло с точностью наоборот и пока Димка решался, Роза уже впилась губами в его рот и со всем пылом целовала его.        Он прижал ее к стене, держа за запястья, наверняка проклинал и себя и ее, но остановиться они уже не могли. Я оглянулся назад, в проем двери, боязливо проверяя не появился ли кто рядом и уже было хотел тихонько испариться, как они услышали мои шаги и оторвались друг от друга. Я почувствовал себя ужасно глупо, откашлялся и будничным тоном сообщил:        — Ребят, вас слышно через весь коридор, вы б потише…        Но вместо похвалы лучшему другу, я услышал, как они кричат на меня в один голос:        — Закрой дверь!        Я поднял руки вверх, едва не выронив завтрак.        — Понял я, понял! — я попятился назад, стараясь сдержать смех, — ухожу.        Наконец-то эти двое обоюдно проиграли друг другу и я бесконечно был рад за них и немного даже завидовал. Не в том смысле, что я сохну по Розе, нет, она для меня разве что младшая сестрёнка-заноза. Я просто хотел любить и чувствовал, как знакомое тёплое чувство вперемешку с бабочками зарождается в моей душе.        Я зашёл так же тихо, как и вышел. Она все ещё спала. Поставив подложку с кофе и булочки на тумбочку, я присел на край кровати, вдохнул, наполненный ее ароматом воздух комнаты и предпринял новую попытку разбудить девушку.        — Доброе утро, — мои пальцы осторожно погладили по нежной щеке.        На этот раз, она открыла глаза, сладко улыбнулась и прикрыв свою наготу одеялом, перевернулась на спину.        — Доброе.        Я протянул кофе.        — Я не знал какой ты любишь, поэтому взял отдельно сахар и сливки.        — И то и другое, — хрипло ответила она и откашлялась.        Я приготовил напиток по ее вкусу и заново накрыв крышкой, протянул ей. Она смущённо поблагодарила меня, садясь поудобнее. Я бросил на кровать пакет с булочками и скинув кроссовки, лёг рядышком.        Мы пили кофе в молчании, смотрели друг на друга и ничего не говорили. Я больше не видел смущения в ее глазах, только доверие и теплоту. Мои страхи постепенно рассеивались. Уйдя за кофе, я очень переживал, что проснувшись, она посмеётся надо мной, поднимет с пола свою одежду и уйдёт, оставив меня в дураках. Но сейчас она здесь, осторожными маленькими глотками пьёт кофе и держит меня за руку, гладя маленькими пальчиками мою ладонь. За ночь мы обсудили все на свете и сейчас казалось, что я знаю ее на протяжении многих лет, но все же, было одно, что не давало мне покоя.        — Ты так и не сказала своего имени, — залпом допив остывший кофе, я наклонился, чтобы поставить пустой стаканчик на пол.        — Мия. Мия Ринальди.