Жизнь моя, ты как зеленые колосья пшеницы. Мухибби
— Именем Аллаха милостивого и милосердного позволяю вступить вам в оджак корпуса янычар Стамбула и служить во благо Великой Османской династии, — в раскатистый голос Юнги вплетался перезвон подвесок на цепочках эгрета, вколотого в тюрбан. Блики лучей солнца, отражавшихся на драгоценных камнях, инкрустированных в подвески, гуляли по бледной коже. Сотни янычар были выстроены на центральной площади. Летящим над корпусом птицам казалось, словно море из материи играет волнами от того, как радовался вместе с янычарами ветер, треплющий ткань парадных юскюфов. В глазах султана рябило от серьёзных лиц молодых воинов, тем не менее он запомнил вскользь черты каждого. Отныне им предстоит служить и воевать в походах с ним рука об руку. Яркое солнце нещадно припекало грубую шерстяную ткань на телах воинов, от чего у оных пот струился вниз по широким спинам и гладким вискам. У совсем юного азиатского мальчика из третьего ряда пот смешивался на подбородке со слезами. В какой-то момент солёная влага заволокла глаза так сильно, что, сморгнув, раб вмиг не обнаружил султана на троне. И правильно — будь он проклят, этот чёртов тиран. Султанская охрана убрала с крыльца трон, и на ступени вышел паша в причудливом пирамидальном головном уборе, приказывая новоприбывшим солдатам размещаться по казармам, а бывалым служащим — раздать молодняку первое в их жизни жалование. Спина юноши наконец расслабилась и ссутулилась, впереди его ждал отдых и сон. По строю прокатился гул пожеланий долгих лет жизни великому правителю, но азиат стоял, сомкнув губы и не проронив ни слова. Визирь ушёл, и повара стали раздавать сладкие леденцы.***
— Сокджин, откуда среди новоприбывших янычар азиат? — Юнги рывком широко раскрывает двери в свои покои. — Господин, мне это пока неизвестно, но могу узнать, если Вам будет угодно. Говорят, что сам сераскир выбирал семьи по округе, из которых были призваны юноши, — хранитель покоев спешно входит следом, махнув рукой страже, и с тихим щелчком двери закрываются. — Сераскир, говоришь? Тогда вопрос: что им движет? Желание угодить мне или же, наоборот, высмеять меня и моё окружение. Причём выбрал одного единственного и того хиленького. Вели после обеда собрать совет дивана. Хочу лично услышать ответ из уст Ахмеда-паши, — Юнги усаживается за стол, принимаясь вглядываться в разбросанные по нему минералы, прошедшие огранку. Страсть к ювелирному искусству зародилась в Юнги ещё во времена юности, когда он с Намджуном, ныне главным визирем, ослушавшись мать старшего, взяли сундук с её украшениями, среди которых нашли кольца и ожерелья, изготовленные самым искусным ювелиром дворца — Сулейманом. Тот самый Сулейман Великолепный приходился Юнги аж прапрадедом, но слава о его могуществе и талантах всё ещё не сходили с языков народа, украшения, сделанные им, передавались по наследству, а законы, изданные им, до сей поры использовались в дипломатии государства. До назначенного для сбора совета времени под руками султана начал оживать очередной цветок из рубинов, венчающий будущую корону одной из его наложниц. Проявляя обычно тотальную пунктуальность, сегодня из-за дополнительной шлифовки цветка Юнги задержался и пришёл на совет, когда визири уже вели дискуссии на тему внешней политики, сразу смолкнув, когда султан сел в центре стоящих и велел звать посла.***
Войдя в просторную казарму, юноша сдёрнул с влажной от пота головы юскюф и расстегнул пуговицы мундира, сев на край тахты. Главнокомандующий распорядился, чтобы парни помылись в бане и надели повседневную форму рядовых солдат. Баня была просторным светлым помещением, в котором, мелькая сквозь клубы пара, мылось бесчисленное количество молодых мужчин. К горлу азиата подкатил комок. Ему тоже предстояло стянуть с себя тонкую рубаху и поливать водой своё полуобнажённое тело из металлической чаши. Оголять торс в присутствии стольких людей, пусть и мужчин, для юнца было дикостью. Казалось, он никогда не сможет привыкнуть к местным порядкам, насильно оторванный от дома и обречённый на пожизненную службу в армии. — Ты кто? Почему не раздеваешься? Не задерживай очередь, хамам один, а вас не одна сотня. Пошевеливайся! — кто-то из смотрителей, обмотанный от пояса в полосатую ткань, подтолкнул азиата к мокрой, скользкой лавке, куда все садились снимать сапоги и развязывать льняные портянки. — Чимин. Меня зовут Чимин, — шепчет солдат, прежде чем его протолкнут ближе к каменным раковинам и банщик плеснёт с чаши на раскалённые камни, заполняя помещение новыми клубами белого пара и шелестящего шипения мгновенно вскипающей воды.***
— Ахмед-паша, до меня дошли известия о том, что ты был на этот раз ответственным за сбор полка новобранцев, — венецианский посол наконец покинул Порту, и султан намеревался разобраться с личным вопросом. — Все верно, мой Повелитель, — проскрипел, склоняясь и поглаживая заметно поседевшую бороду, сераскир. — Я видел в одном из рядов азиата, — Юнги встал с дивана и приблизился к паше. — Его тоже ты выбрал? Из какой он семьи? Тоже корейской крови? — строго вопрошал он, сцепив руки за спиной. — Да, Государь, он тоже корейской крови. Семьи у него не было, воспитывала вдова Фахрийе-хатун из Семендеры, приютила у себя с раннего детства. Сейчас он уже подходит по возрасту для службы при Вашем дворе. Повелитель, Вас интересует ещё что-то? — паша заёрзал под цепким прямым взглядом. — Ответь же мне тогда — тебе мало албанцев, боснийцев, армян, сербов? Ты начал без моего ведома из других народов принимать в войско? — султан шагнул вперёд. — Что Вы, как я смею! — паша пошатнулся. — У него всё равно нет родственников. Что зря пропадать молодой крепкой плоти, способной принести Вам помощь в победах. — Значит, помощь в победах? Ты ведь помнишь, почему азиатам среди войска не самое место? Помнишь, что стало с теми, кто пытался меня высмеять посредством рабов, похожих на меня по крови? Расскажи-ка, как на троне Османского государства оказался я, имея внешность и имя, как у неверных. Расскажи, почему моё окружение также состоит из людей корейской крови. Вдруг кто-то не знает или забыл, — Юнги вернулся к дивану и сел, откинув назад полы кафтана. — Повелитель, все помнят, что Вы взошли на престол, будучи ещё нерождённым. Ваш великий предок Султан Ахмед погиб при сражении, когда Ваша мать была на сносях и, как известно, она как раз таки была корейских кровей. Что касается Ваших приближённых, имеющих ту же национальность, то об этом все также осведомлены, что они потомки помощниц и служанок Вашей матери, которая брала себе на службу своих землячек и подруг, — сераскир поклонился, и Юнги жестом распустил совет, повелев остаться только великому визирю Намджуну. — Посмотрим, на что способен тот мальчишка. Прикажи главе корпуса докладывать об успехах юнца тебе лично, будешь потом мне рассказывать, — султан поднялся с дивана и вышел прочь, оставив на мгновенье свою тень на стенах, расписанных цветами.