Старший партнер

Однажды Гэвин проспал на работу, и это было худшее его утро. Это могло стать началом анекдота, а стало началом целой вереницы неудач. Как небесная кара за все грехи на него одна неприятность сыпалась за другой. Не прозвонивший будильник стал только первой из них, потом затерялся любимый вторничный галстук, пришлось надевать галстук для среды, а это, между прочим, тоже ничего хорошего не сулило, так с судьбой играть нельзя. Заклинившая входная дверь взбесила Рида окончательно, и он со всей злости пнул её ногой. Эту неприятность он устранил, но прибавилась ушибленная нога и царапина на туфлях из телячьей кожи. Когда, выскочив из своего уютного нью-йоркского подъезда, Гэвин обнаружил выписывающего штраф за неправильную парковку офицера, он уже даже не удивлялся. Только меланхолично поинтересовался: – Разве здесь парковка запрещена? – Давно уже, – буркнул мексиканской наружности патрульный, отслюнявил штрафную квитанцию и с победным видом сунул под дворник дорогущего Ягуара. Портить утро богатеньким мажорам вроде Гэвина Рида. Если не в этом заключалась прелесть его работы, то в чём же? Внутри себя патрульный ликовал, а Гэвин снаружи очень заметно выходил из себя. – Здесь же разметка для парковки! – Её плохо стерли на днях. Парковки здесь больше нет. Следы попыток соскрести белую линию с асфальта действительно виднелись, а вот знак, обозначающий парковку – исчез. Гэвин с досады пнул своего железного коня по копыту, то есть колесу, так, что тот жалобно взвизгнул и в панике заорал сигнализацией, а уходящий патрульный только ещё раз почувствовал превосходство над человеком с деньгами. Штраф в сотню баксов Гэвину был нипочём, и в любой другой день он бы и внимания на него не обратил – подсунул бы Колину как своему помощнику, чтобы тот оплатил вместе со всеми остальными квитанциями. Но, как очередная утренняя неприятность, эта вырвиглазно-жёлтая бумажечка под дворником его элитного авто доводила до уровня кипения, и Рид лупанул по колесу ещё раз пять, пока не заметил маякнувшую на горизонте машину полиции. Объясняться с копами, что Ягуар его и бить он его имеет полное право, означало ещё один косяк в общую копилку. Нахер надо. Гэвин пикнул брелоком на связке ключей, успокоил Ягуара хозяйской рукой на руле и нервно тронулся с места, по пути надеясь, что омрачилось лишь утро, а не весь сегодняшний вторник. Пока что больше всего его вдохновляла мысль о сидящем в его кабинете подручном, в шикарном строгом костюме, сахарно-белой рубашке, как глазурь облегающей худое тело. У Гэвина желудок призывно заурчал, едва он вспомнил, как неделю назад раздевал Колина на столе в зале для совещаний и обнажал не только его торс, но и некоторые подробности из личной жизни. Бунтарский нрав парня проявлялся в каждой детали и оставлял жжение в паху взрослого мужчины, который думал, что был в состоянии и эякуляцию свою контролировать, и мысли, а оказалось, что нет. Рядом с Колином это было невозможно. Даже сейчас, руля одной рукой, второй Рид машинально тянулся к ширинке. Его природа этого требовала, его инстинкты рычали и не давали покоя, а всему виной были шмотки Дюкрэ, уже сколько времени валяющиеся в машине и источающие запах юного тела. Пахла одежда не оригинально, и даже в каком-то смысле отвратительно – мылом, дешёвым дезиком и потом. Но это был его запах. Запах засранца Колина. Его мальчик так пах, что у Гэвина чуть кровь из носа не шла от подскакивающего давления. Этот строптивый мальчонка сейчас должен сидеть у порога кабинета и верно ждать своего папочку, разве не так? Не так. Когда Гэвин зашёл в свой офис, то обнаружил Колина не то что не стоящим на коленях в ожидании босса, так вообще забился в угол комнаты с ноутбуком, как отшельник, и с видом мрачнее тучи что-то сосредоточенно печатал. «Надеюсь, что не заявление на увольнение». Рид недовольно поджал губы. По дороге в офис он еще раз пересёкся с Ричардом, выслушал его жалобы на жизнь, позже Аманда объявила о внеплановом совещании, что также не сулило ничего хорошего. Короче, всё через задницу. А что с его любимой задницей? Сидит надутый, как мышь на крупу. – Доброе утро, Колин, – как можно язвительнее подчеркнул Рид своё присутствие, снимая пиджак и бросая на спинку кожаного кресла. Ответом ему был вскинутый над экраном ноутбука взгляд. Такой дерзкий и злой, будто Гэвин не к себе на работу пришёл, а к Колину домой среди ночи без приглашения явился. – Что такое, котёнок? Молочка утром не хлебнул? На хвостик наступили? Рядом с небольшим диванчиком, где Колин нашел себе приют и рабочее место подальше от босса, на высокой подставке высился бейсбольный мяч с автографом. Так вот, Гэвину показалось, что его подопечный сейчас взглядом расколет стеклянный колпак, коим был накрыт трофей, а сам мяч запустит прямиком в Рида. Колин закрыл глаза, зажал наморщенную переносицу и очень судорожно вздохнул, словно лёгкие подрагивали и боялись впитывать воздух. Что-то определенно произошло, но Гэвин, как сильный, независимый, принципиально не поддавался желанию спросить «что случилось». А сам буквально рвался сесть рядом, выпотрошить мелкого засранца за шиворот, чтобы не сидел тут и не хлюпал носом, как обиженный ребенок. – Если ты сейчас же не ответишь мне, то можешь больше не появляться на пороге этого кабинета, – Рид как можно суровее указал глазами на дверь. Конечно Гэвин лукавил. Он не мог позволить себе отказаться от соблазна и не наслаждаться этой угрюмой моськой, тонкой талией и даже нервно покачивающимся мыском ноги. Матовое стекло на входе дрогнуло от этого взора куда заметнее Колина. Последний почти презрительно фыркнул, выказывая не только свой похуистичный настрой, но и неуважение к начальству. Несоблюдение субординации в стенах своего офиса Гэвин стерпеть не мог. Как этот юнец посмел тут кривить губы только потому, что даёт ебать себя в задницу?! Гэвин готов был вытащить ремень из дорогой телячьей кожи из своих брюк, чтобы внеурочно устроить день порки. Да так, чтобы выбить из Колина не только хоть какие-то слова, но и слёзы и настоящие мольбы. Рид яростно сжимал кулаки, поглаживал пряжку на ремне, но старался держать себя под контролем, как делал это на совещаниях и переговорах. Глубокий вдох. Так глубоко, что грудь раздулась и складки рубашки разгладились. Медленный выдох, и ткань снова зарябила неровностью. – Так, ладно. Излюбленный стул скрипнул, когда Гэвин встал, а потом откатился, словно предчувствовал надвигающуюся бурю и сбегал. Колин тоже почувствовал, но не бурю, а надвигающегося на него Гэвина Рида. Быстро покосился из-под бровей и тут же попытался спрятаться в собственной тени. А от потянувшейся к нему руки он почти отпрянул, пытаясь переместиться на другой конец дивана, но реакция подвела. Гэвин оказался проворнее, сгреб к себе за ворот рубашки и отвесил такую пощечину, что голова Дюкрэ откинулась к плечу и на секунду повисла. Он быстро оправился, так, словно каждый день получал оплеухи за плохое поведение. Проморгавшись и потерев покрасневшую щеку, Колин зарычал, как озлобленная шавка и не испугался прожечь босса взглядом. Удивило Гэвина не это. А то, что произошло мгновением позже. То ли осмелевший, то ли разгневанный и отчаявшийся Колин ударил в ответ. Только ладонь его прошлась не плашмя по небритой щеке, а сначала сжалась в кулак, а потом костяшками пальцев грубо врезалась в челюсть. – Какого хуя?! – взвыл Рид, хватаясь за подбородок, который теперь нехило саднило. Повезло ещё, что язык не прикусил. Судя по силе полученного удара, Колин был не просто расстроен, и Гэвин, не распознав все те сигналы, которые парень посылал ему своим внешним видом, теперь расплачивался тупой болью, раскатывающейся до самого мозга. – Сами нарвались, мистер Рид, – у Колина прорезался голос, и ни в одном звуке не сквозило раскаяньем. – Ты что-то попутал, щенок?! От нового выпада мужчины Колин успел отскочить, попятиться на диване и вжаться в скрипучую кожу. Дальше была только стена, стол, окно с толстым стеклопакетом и нелепая смерть, если это окно открыть и шагнуть вперёд. Диван продавился под новым весом, заскулил пружинами и устремился ровными складками под колено Гэвина, когда тот упёрся им в сидение, таким образом отрезая единственный путь к отступлению. Колин инстинктивно зажмурился, когда тень от руки взметнулась над ним, как плеть. Еще одного хлесткого наказания по щеке не было. Лицо еще не оправилось от предыдущего и пылало с каждой секундой все сильнее. Рука у Гэвина была тяжелая, и вот теперь она нависла такой же тяжелой неизвестностью над юношей, пока тот вжимался трусливым котёнком, осознавая, наконец, всю безрассудность своего поступка. Он и вправду забыл, что уже давно не на школьной перемене, где, будучи в плохом расположении духа, сидел в коридоре, поджав к себе колени, а парни из плохих компаний раззадоривали его, отнимали рюкзак и задирались. И тут же расплачивались за это кулаком в живот, лицом об колено, да куда угодно. Колин не выбирал, куда ударить. Опьянённый гневом он был способен на многие глупости, вроде той, что совершил сейчас. Да. Теперь он постепенно понимал, что совершил. Он ударил не школьного хулигана, а своего начальника. Гэвина Рида. Акулу юриспруденции. Папочку. Он укусил руку, которая его кормит, чёрт возьми. Лучше бы укусил… Хотя бы что-то сексуальное прослеживалось, и можно было бы потом ласково потереться о папочку с протяжным и невинным: «я же твой щеночек». А тут кулаком залепил в лицо. Идиот. Мало того, что теперь престижной карьеры лишится, так еще и засудить могут. Рид точно может. Лучше, если просто поколотит в ответ. Этой вознесённой над ним руке Колин готов был не сопротивляться и принять свое наказание в полной мере. Только бы не лишиться работы. Не сейчас, когда у него долгов по всем фронтам больше, чем кофеен на Уолл Стрит. Расплачиваться своими новыми дорогими шмотками и пока еще не слишком раздолбанной задницей он долго не сможет. Как будущий юрист, Колин знал одну из первейших заповедей: пока ещё не поздно, признай вину и облегчи свое наказание. Зажмурившись и отбросив остатки гордости, Колин на выдохе выдал: – Прошу прощения. Это… Не знаю, что со мной. Повисшая тишина давила на плечи и затылок. Колин уронил голову, так и не осмелившись открыть глаза и посмотреть своим главным опасениям в лицо. Лицо замерло в недоумении, так и не опустив занесенную как вердикт руку правосудия. Гэвин растерялся. Он точно не ожидал услышать от своего дерзкого щенка слова раскаянья, звучавшие довольно искренне и так… Жалко. Тихо. Осторожно. Словно Колин пытался склеить осколки вазы, которую разбил нечаянно и теперь пытался не обрезаться и не попасть под горячу руку отца. У Рида детей не было. Он даже не представлял себя в роли чьего-то отца. Папочки – вполне. Но и Колина он ребенком не считал, даже называя его своим мальчиком, малышом. Взрослый же пацан, дерзкий, крутой, пытается казаться старше, умнее, сильнее, чем есть на самом деле. Так что для Гэвина он был отчасти подчиненным, а отчасти питомцем: котёнком, щеночком, мальком акулы, в конце концов. А сейчас смотрел на это сгруппировавшееся в калач тело, поджатые колени и руки, обнимающие их, лицо, которое не было видно, потому что Колин уткнулся им в ткань брюк… И понимал, что это просто ребёнок. Ранимый, с неутихшим вовремя юношеским максимализмом и подростковыми сомнениями. У ребёнка что-то произошло, и сейчас ему, как никогда, нужна поддержка, а не наказание. Рид так любил свои костюмы, что никому бы не позволил в них плакаться, но Колина необъяснимо хотелось притянуть к себе, обнять и гладить по голове. Молча, прислушиваясь к дыханию и выжидая, когда он сам решится всё рассказать. Таким Гэвин еще не видел своего малыша и видеть не хотел. Даже готов был стерпеть ещё один прицельный удар в подбородок. Хороший удар, кстати. Гэвин повел челюстью, словно проверял – не сломана ли она. Боль утихала с каждой секундой, а злость гасла по мере того, как Колин продолжал сидеть в позе непонятого подростка-эмо. «Что ты будешь делать…». Рид не выдержал, погладил свою щетину в месте, где ещё пекло от кулака и ухмыльнулся: – Неплохо. Может, тебе стоило записаться на бокс, а не в юридическую фирму? Колин не ответил, но поднял голову и изогнул бровь, словно спрашивал: ты о чём вообще? Чужие пальцы обхватили его вскинутый подбородок. Гэвин одним движением повернул лицо юноши к себе той стороной, по которой дал пощёчину. Налившийся красным след от пальцев так и сиял на щеке, как запрещающий сигнал светофора. – Иди в туалет, умойся и спроси у самого себя «какая муха укусила тебя, Колин?». Как только найдёшь ответ – вернёшься. Голос звучал уверенно, спокойно и немного властно. Так, как он обычно звучал на переговорах с клиентами. Рид сейчас с Колином переговаривал, не указывал ему, а именно наставлял, ментально держа за руку, а не за лицо так, словно вот-вот дёрнет к себе и прижмется губами. Колин этого очень ждал, чуть разомкнув губы и глядя вниз – на пальцы Гэвина, шершавые, но теплые. Большой палец грозился коснуться его губ, но только грозился. Колин чувствовал, как его дыхание спотыкается о ладонь Гэвина, оседает на ней почти заметно глазу. Он кивнул. После такого срыва уединиться и хлестнуть себе в лицо холодной воды было лучшим решением. Заодно освежить мысли и собраться с духом, чтобы объясниться не начальнику, а самому себе. Без лишних слов Колин вывернулся из сжимающих его подбородок пальцев, и те не стали его удерживать. Кивнул и вяло поплёлся из кабинета, оставляя Гэвина в одиночестве сидеть на диване в углу, рядом с бейсбольным мячом на стойке и открытым ноутбуком, где девственно чистая страница в Word намекала о совершенно не рабочем настрое Дюкрэ. Лучше бы Рид его избил. Лучше бы выпорол прямо своим ремнем с тяжелой металлической пряжкой, пусть и по лицу. Да, это было бы куда проще, чем отчитываться, будто ты школьник, опоздавший на урок. Колин набирал в сложенные ладони холодную воду из-под крана и выплескивал себе в лицо, горящее от стыда больше, чем от жгучей пощёчины. Он сделал так трижды и мог бы продолжить, если бы не какой-то юрист, заинтересованно покосившийся при входе в туалет. Вид у Колина был совершенно не деловой. Дорогой костюм залит водой, лицо пунцовое от скул до ушей так, что даже родинки растворились. Растаяли, как снежинки на ладонях. Отпечаток ладони Гэвина еще светился на щеке. Бил он отрезвляюще больно и потому приятно. Если бы Колин не был расстроен до ярости, свернувшейся драконом в груди, то определённо бы прильнул к своему начальнику с самым пошлым «да, папочка, я люблю пожёстче». Сегодня ему совсем не до игр. Он хмуро глядел на себя в зеркало: взъерошенный, как после вписки, пуговицы воротника расстёгнуты, галстук свисает петлей повешенного, рукава мокрые от манжет до локтей. Как в таком виде появляться в здании суда? Гэвин постыдится брать его с собой на заседания и на встречи с клиентами. А ещё этот незнакомый ублюдок в туалете пялится так… странно. Колин нервно стряхнул руки и вышел из уборной быстрее, чем незнакомец успел открыть рот и задать банальный и неуместный вопрос. Гэвин уже лежал на диване, так расслабленно, как мог бы это делать у себя дома, но не в офисе элитной юридической фирмы. Хотя, нужно было еще задаться вопросом, какое место действительно считать домом. В кабинете Рид проводил времени больше, чем в стенах своего настоящего дома, где бы тот ни был. Колин часто задумывался о том, как может выглядеть квартира такого мажора, как Гэвин Рид. Пока что ему доводилось видеть только ванну, но разглядывать интерьер тогда было некогда. Гораздо увлекательнее смотрелись пузырьки пены, переливающиеся, словно перламутр на сильной груди. Тёплая, широкая, она сейчас заметно вздымалась под лощёной рубашкой и была такой открытой, что Колин едва сдерживался от желания лечь на начальника сверху, положить голову на него и слушать в полнейшей тишине дыхание. – Успокоился? – Рид повернулся на бок, подпёр кулаком щеку и с усмешкой смерил мокрого, как после пытки водой, подчинённого. – Я и так был спокоен. – Никакой лжи в стенах моего кабинета, юноша, – нахмурившись и придав своему голосу нравоучительный тон, «папочка» лениво сел, скрипя кожаным сидением. – А теперь объясни мне причину своего непозволительного поведения. «Начинается», – закатил глаза Колин и уже готов был пойти на попятную, попросить отгул на сегодня, ещё раз залепить Риду в морду, да что угодно, лишь бы не оправдываться. Это куда унизительнее порки или дрочки на вэбку. И тут услышал легкие, ненавязчивые шлепки. Гэвин хлопал себя по колену, подзывая к себе, словно кота. Приглашал усесться в максимальной близости от себя и провести переговоры. Все существо Колина противилось этому, мышцы как канатом стянуло от ступора, но фантазии щекотали и раззадоривали разум, подталкивая и напоминая, что до этого он Гэвину доверял и Гэвин, в общем-то, всегда оправдывал доверие. Нет, разве? Мокрые рукава неприятно липли, кожа под ними стала чесаться. Колин сначала снял пиджак, кинул его на подлокотник, а рубашку закатал и только после этого приблизился к мужчине, усаживаясь на него довольно смело, дерзко, оседлывая лицом к лицу. Гэвин, может, и не всерьёз его подзывал и не так себе это представлял, но мальчишка сейчас развратно обхватывал его бедрами и специально положил ладони на грудь, чтобы Рид чувствовал холодные пальцы, тонкие и голубые как льдинки. Замёрз. Гэвин накрыл своими руками руки Колина, скрывая и согревая их. Его ладони были больше, пальцы грубее, шершавые, как песок на побережье. А ещё на среднем пальце левой руки Колин впервые заметил кольцо. Светлый металл, серебро или типа того, и гравировка… – Ты собираешься сегодня говорить со мной? Рассмотреть узор на блестящей поверхности кольца не дают. Гэвин хватает Колина за подбородок и вскидывает его голову, заставляя посмотреть себе в глаза. Почему-то это даётся тяжелее всего, а еще Колин замечает под щетиной налившуюся алым кожу. Он ведь не пробил начальнику челюсть до крови? Надеялся, что не пробил. Холодная рука, не защищённая и не согретая более чужой ладонью, проводит по колючим волоскам, почти зеркально обхватывает твердый, тяжелый подбородок, но совсем не властно, а осторожно. Гэвин замирает и в изумлении переводит глаза от протянутой к нему руки к лицу парня, взирающее на него сверху-вниз молча и печально. Покорно. Колин был не такой. Не тот похабный мальчишка, на котором что галстук, что косуха смотрелись одинаково привлекательно, но красивее всего он представал в абсолютной наготе. Не врунишка, не окончивший Гарвард, но способный на такое, что даже практикующие выпускники уссывались бы от зависти. Не шлюшка, не боттом, которого Рид не боялся теперь трахать без презерватива, а значит, он был каким-то уникальным в его ебабельном списке. Дело вообще не в сексе. Гэвин впервые увидел такого Колина, которым тот был у себя дома, где его никто не видел. Где не нужно было доказывать свою крутость или играть в «папочки-сыночки». От влажных пальцев на рубашке остался след, лип к коже. Гэвин отпустил острые грани чужого лица, но только чтобы снова положить обе руки на руки Колина, провести от ладоней до локтей с нажимом, догоняя свору испуганных мурашек, замереть на секунду и подняться до напряженных плеч. Колин как заворожённый разглядывал сухие тонкие губы напротив, так и напрашивающиеся на язык, размыкающий их. Большой палец очертил линию, надавил на нижнюю губу несмело и оттянул. К его удивлению – Гэвин не противился. Ему было интересно наблюдать за робким и тихим Колином, мягким, нерешительным, словно они видят друг друга впервые. Когда за губой показались зубы, Колин чуть наклонился. В его голове идея провести по кромке этих зубов своим языком сейчас была навязчивой, как чужеродное тело. Как паразит, не дающий расслабиться. Руки на его плечах надавили сильнее, опускаясь всей своей тяжестью, от чего Колин сдался, обмяк и почти уронил себя на широкую грудь Рида. Свернуться на ней калачиком, прижимаясь щекой к пульсации под ребрами, было настолько естественным порывом, что Колин подался этому желанию без раздумий. Поджался, насколько это было возможно, закрыл глаза и вдыхал знакомый аромат сигар и чего-то ванильного. Гэвин пах обволакивающе, эротично, расслабляюще до кончиков пальцев. Нежданная сонливость накинула на Колина мешок, и резко стало не хватать кислорода, а в лёгких стало тепло. Время вокруг замерло, накрывая их двоих большим куполом, бесшумным вакуумом, за пределами которого не существует никого и ничего. Зато внутри него – пальцы, массажирующие угловатые плечи, растирающие предплечья, на одном из которых притаилась акула-молот; сердце, с усилием перекачивающее кровь; твёрдые колени Рида и до противного мокрые рукава рубашки. – Только не вздумай спать, – послышался строгий голос в затылок, и Колин коротко кивнул. – Я и не собирался, – он долго, с усилием вбирал в лёгкие воздух, чтобы выдохнуть быстро и обречённо, потому что вообще-то с легкостью уснул бы в таком положении. Ночь была бессонной, а грудь Гэвина была приятнее подушки, хоть и жёсткая, и пуговицы царапались. Парень открыл глаза, выдержал секундную паузу и решился рассказать правду: – Вчера вечером позвонил брат… Сказал, что хочет приехать в Нью-Йорк и остановиться у меня. Снова пауза, в которой Колин почти что слышал недоумение Рида и нарастающее в нём негодование. – Так это твой брат причина моей головной боли? – Он причина моей головной боли! – оживился Колин и принял свою привычную оборонительную позицию. Рид аж вздохнул с облегчением и улыбнулся: взбудораженный и отлипший от него юноша смотрел сердито, обиженно и ревностно одновременно. Что там с этим братом не так? – У вас плохие отношения? – Гэвин ухмылялся взглядом, и в принципе на родственников Колина ему было плевать. Просто его щеночек снова готов был зарычать и показать зубки, а ещё, от негодования Колин ёрзал на его коленях, и приятная дрожь сразу же колола низ живота. – У нас… Сложные отношения, – уклончиво ответил Дюкрэ и покосился на чужую руку, обхватившую его поперек талии и притягивающую на себя. На вопрошающий взгляд Рид только оскалился задорно: – Сложные – это какие? Игрушки не поделили? Он обижал тебя? Или может… – рука на талии стала медленно водить вверх-вниз по спине, серо-зелёные глаза прищурились с укором. – Он трахал тебя? На дорогах Нью-Йорка светофоры не горели так ярко даже ночью, как сейчас это делали щёки Колина. Последний выдох так и застрял в лёгких, а в горле от возмущения словно кость утыкалась и не давала сглотнуть. По реакции Гэвин понял, что если и не попал в яблочко, то что-то живое точно задел. Лицо Колина переливалось эмоциями как картинки в калейдоскопе: от злости к смущению, от смущения к стыду, от стыда к растерянности, а потом… Потом он вдруг потерся о Рида бедрами, пахом о пах. Рид вскинул брови поражённо, но улыбка растянулась ещё шире. Просто Чеширский кот, а не взрослый состоятельный мужчина, юрист, чье лицо внушает уверенность с экранов билбордов. Запястье требовательно надавило на поясницу, вынуждая прогнуться, лишь бы избежать давления. Колин уже знал, как его папочке нравится. И хоть и выражал лицом недовольство и нежелание сейчас «играть», но поддавался и выгибался навстречу. Внизу живота приятно засвербело, в паху тоже отдавалось жжением и щекочущем дискомфортом, от которого хотелось избавиться путём трения о бедро Рида. – Я угадал? Другая рука Гэвина легла на колено юноши, гладила его, сжимая и тиская через ткань брюк. Гэвину нравилось следить, как щурятся карие глаза напротив, как становятся влажными и старательно не моргают, чтобы не упала с ресниц слеза и не побежала по скуле стыдливо. Гэвин бы не осуждал, а напротив – похвалил бы своего мальчика за искренность, за человеческое нутро, которое он сегодня с утра проявляет, обнажает своего внутреннего Колина, до этого укутанного в шипы, кожу, злобу и похоть. Что из этого было настоящим Колином? Был ли он на самом деле мятежником, а не домашним тихоней в мягких тапочках? Был ли он таким распутным, опытным в сексе, готовым дать на первой же встрече или только с Гэвином он такой? А сам застенчивый, сидит на порно сайтах с бесплатного аккаунта и все, что делает с папочкой, делает впервые, давно и потаённо мечтая об этом. Татуировки, пирсинг, отчаянная злоба в глазах и острый язык – это ли Колин Дюкрэ? Или вот такой – стыдливый, ранимый, застигнутый врасплох, загнанный в своё загадочное прошлое? Гэвин ведь ничего о нём не знал, кроме того, что студентом Гарварда тот не был. Как минимум тут Колин соврал, как мог соврать о чём угодно. Даже о своём имени. Интересно, сколько лет его брату, и чем же они так друг другу насолили, что мальчишка не постеснялся размахивать кулаками в стенах этого кабинета. – Что было, то прошло, – отфыркнулся Колин с таким видом, будто убирал в ножны оружие и уходил из поединка заведомо проигравшим. Гэвина такой ответ не устраивал, и он больно ущипнул парня под ребрами, так что тот вздрогнул и некрасиво выругался. – Слушай сюда, Колин. Мой день начался не слишком хорошо и твоя кислая морда с философскими рассуждениями вовсе не то, что я желаю видеть в своем кабинете. Ты или усерднее работаешь так, что я не выхожу из себя, или мы идём к Аманде, и ты рассказываешь о твоих счастливых студенческих буднях в стенах Гарварда, которых не было. Мне нужно объяснять, что я имею ввиду под «усердной работой»? – Нет, сэр, – помотал головой Колин и поджал губы, потому что рука под ребрами стала давить сильнее и болезненнее. – Вот и умница, – похвалил и погладил по пояснице. Прогнутой, как Рид и любит. Колин быстро подстраивался и учился делать так, как нравится его папочке. Жалко было бы прощаться с ним так скоро, ибо Гэвин легко представлял этого мальчишку в антураже своего офиса, на своих коленях, в своем пиджаке, с собой за одним столом, с собой… под столом. Он привык, он привязывался, он проникался Колином, открывал его для себя и интересовался им, как не было еще ни с кем до. Ни чья чертова личность не была ему небезразлична, важен был только секс. Бока под пальцами напрягались, но тело было гибким и хотелось расплавить его как пластилин, чтобы потом лепить заново. Рид бы ничего не поменял, оставил бы каждый палец, каждую родинку на том же месте, даже акулу на предплечье. Почему так трудно бороться с соблазном схватить Колина за лицо, сжимая пальцами под скулами до боли, ощущая через щёки ряд зубов, чтобы он ныл и плакал, а потом притянуть к себе и поцеловать эти обижено поджатые губы, гладя по волосам и успокаивая… Мягкий взгляд, оставляющий сладковатое послевкусие ореха, был тут же обесценен тычком Рида в бедро: – Поднимай свою задницу, Колин, и вали разбираться с теми договорами, которые я тебе оставил. И чтобы когда я уходил – твой стол был девственно чистым. Знаю, что для тебя это очень мутное понятие, но верю в твою сообразительность, малыш. После того, как босс решительно заставил слезть со своих коленей (на которые, вообще-то, сам пригласил сесть), Колину ничего не оставалось как заняться тем, чем он и должен был. Да, изначально он пришёл сюда именно со всякими документами ебаться, а не со своим начальником. Потом день протекал быстро. Сменялись стаканчики с кофе на рабочем столе Рида, менялся его тон голоса, в зависимости от того, с кем приходилось общаться. К Колину сегодня он был максимально требователен и отстранен, словно и не было между ними ничего и никогда. У Колина закололо в груди так же, как колола ладонь жёсткая щетина на угловатом подбородке. Он тоскливо поглядывал из своего угла, который мысленно окрестил собачьим. Маленький диванчик как раз подходил бы для пса типа ротвейлера, чтобы валяться и наслаждаться жизнью. А Колин сидел и страдал от нудной монотонной работы. У них не было конфликтов до сих пор. Можно было считать конфликтной эту ситуацию? Нет, просто плохой день. Просто они впервые ведут себя так, как и должны были изначально: чисто деловые отношения. Они партнёры по работе, но не более. Нет никакой искры, никаких чувств, а то, что Рид старается не смотреть поверх монитора на Колина и под предлогом очередной порции кофе бегает в уборную и дрочит – это так, недотрах на фоне мандража перед крупной сделкой. День был действительно испорчен, но не плохим настроением подопечного, а странным желанием ободрить его, приласкать и… чёрт возьми, взять с собой и отвезти на ужин. Гэвин рвал на себе волосы, пытаясь выдернуть эти мысли, затягивал галстук потуже, чтобы задушить очнувшийся труп романтика, но в офис возвращаться всё равно не спешил, потому что никак не мог погрузиться в работу, а только и делал, что изучал мальчишку со стороны и каждый раз подмечал для себя что-то новое. Вот и волосы у него, оказывается, кучерявятся от влаги. Он левша. Он быстро печатает. Часто щурится и приглядывается к экрану, значит, проблемы со зрением? Когда он нервничает, Колин зачесывает пальцами пряди волос назад или хрустит суставами. Он любопытный, забавный, неизвестный… Как его познать не через плоть и развести не только на стоны, но и на простую беседу, но так, чтобы не унижаться, чтобы не показывать свою увлечённость? Гэвин поджимал губы и впервые не мог найти решение проблемы, которую сам себе и создал. Приютил под своим крылом эту проблему и тщетно пытался делать вид, что равнодушен к его душевным терзаниям. А сам силился, чтобы не поинтересоваться, не хочет ли Колин составить ему компанию на ланче с китайской лапшой. За панорамными окнами с видом на утыканный небоскребами, как подушка иголками Нью-Йорк, небо постепенно становилось золотистым и маслом лилось по стеклу и бетону города. Гэвин уже окончил работу, взяв некоторые дела с собой домой. Успел он и зайти к Аманде на чашечку отвратительного зеленого чая, и даже Ягуар на автомойку отправить время нашел. Колин в его кабинете остался один, уткнувшись в экран и щёлкая по клавишам, но, как хороший мальчик, попрощался и пожелал хорошего окончания дня. Весьма саркастично, но всё-таки пожелал. Риду и этого хватало. Вот он уже сидит за рулем своего вылизанного по всем фронтам авто, заводит мотор и видит знакомую фигуру у ступеней бизнес-центра. Колин уже успел переодеться и выглядел ещё более растерянным, чем утром. – Эй, малыш! – опустив стекло, окликнул своего подопечного Гэвин, но парень покосился на него со смесью недоумения и страха. – Тебя подбросить? – Нет, спасибо, сэр. Юноша поспешно отошёл и ещё несколько раз оглянулся в сторону багрового автомобиля с наполированным хищником на капоте и с еще более серьезным хищником за рулем. Гэвина этот поступок почему-то расстроил. Он заглушил мотор и так резко вышел из машины, что парень заметно напрягся и вздрогнул, только дверь Ягуара хлопнула. – Да что с тобой сегодня, Дюкрэ?! – сквозь зубы шипел мужчина, отмеряя последние шаги до юноши. – Мы не… – сглотнул Дюкрэ и глазами искал пути к отступлению. – Мистер Рид! Гэвин, собирающийся уже схватить Колина за запястье, так и замер с протянутой рукой. Голос Колина слышался со спины, а после и сам любимчик Рида вынырнул из-за его плеча и встал между ним и… Это тогда кто?! Гэвин переводил распахнутые глаза от одного парня к другому и снова к первому, сопоставлял, складывал, анализировал и делал выводы. Вывод был единственный и верный: – Это твой брат? – Да. – Вы близнецы? – Да, – подтвердил уже второй Колин. – Почему ты не сказал, что у тебя есть брат-близнец?! – в повышенном тоне голоса сквозило обидой. – Как Вы себе это представляете? – выпал в осадок настоящий Колин. – Здравствуйте, я Колин Дюкрэ, у меня есть брат-близнец? Я так должен был указать в резюме? – Ну вообще-то… Рид почесал затылок и подумал, а стоит ли упоминать о его давних фантазиях с близняшками, кои водились в голове каждого уважающего себя юриста или утаить эту информацию на более подходящее место и время. – Коннор, это мой начальник. Гэвин Рид, – представил Колин босса брату без всякой претенциозности, словно сверток ежедневной газеты за завтраком предлагал. Риду даже обидно стало, и он гордо вскинул подбородок, пожирая Коннора нескромным взглядом и пытаясь представить: как же эта робкая копия Колина могла испортить отношения не только с братом, но вообще хоть с кем-то? Он младше или старше? О черт, они так похожи… А насколько похожи? Он стонет так же сладко как Колин? А папочкой он сможет его называть? Два малыша сразу… – Приятно познакомиться, мистер Рид, – по лицу Коннора не было заметно, что ему приятно, как бы усиленно тот не давил дружелюбную улыбку. – Мистер Рид! – Колин прокашлялся, призывая к вниманию. Его босс завис настолько, что только слюна с подбородка не текла. – Хорошего Вам вечера. Мы уходим. Коннор, за мной. «Коннор, за мной…», – проматывал Гэвин всю дорогу до дома и хотел биться башкой о твёрдый руль, только бы не думать всю ночь о сладких близнецах по обе стороны от себя в постели. Как же трудно, как же невозможно не думать о Колине, пока принимаешь ванну в одиночестве, а теперь Колинов было двое. А второй был такой тихий, скромный, миленький. Коннор. Точно, Коннор. «Что ты натворил, Коннор, что так триггерит твоего братца? А что вы будете делать дома вдвоем? О чёрт, только не думай, как они целуются, пока делят один раскладной диван на двоих. Не думай, как дрочат друг другу по утру в лучах рассвета! ФАК!». Раздался мощный гудок на всю улицу. Кулак Гэвина со всем отчаяньем ударил по центру руля, и Ягуар болезненно заорал на целый квартал Нью-Йорка.