Одно целое

      Когда громадная арматура с треском и грохотом врезалась в асфальтированную дорогу рядом, в ушах зазвенело от взрыва, прогремевшего с мерзким металлическим скрежетом. Паника накрыла Ангелу с головой, а воздух, смешанный с песком и пылью заставил её закашляться и взглянуть по сторонам — она потеряла отряд? Она готова была поддаться накатывающей истерике и расплакаться, забиться куда-то в угол и засучить ногами, чтобы её не трогали.       — Ангела? — Циглер мгновенно отшатнулась от источника звука, испуганно озираясь по сторонам и натыкаясь на…       — Ком… коммандер? — в глазах защипало. Джек был живой, заляпанный чужой кровью и хмурый, но живой. Ей хотелось выпалить, что она жутко испугалась и судорожно сжать крепкие плечи в объятиях.       Но он её оттолкнул. Рывком — выбил из лёгких весь воздух. Ангела вписалась плечом в кирпичную стену и вперила перепуганный олений взгляд на зажимающего рану на плече Джека. Пуля бы попала ей в лоб. Между глаз. А он её оттолкнул и спас жизнь. Ангелу замутило. Ком подступил к горлу, и она с трудом сдержала себя в руках, когда Джек зашипел — лучше ведра холодной воды на голову. Она совсем перепугалась — Циглер ведь не военный врач, просто девочка, выбравшаяся из кабинета и от операционного стола на поле боя, где взрывы закладывают уши и горячий воздух жарит щёки.       Она тогда не на шутку испугалась — не за свою жизнь, а за Джека, который всячески только нос воротил от попыток помочь. Упрямый, как баран, — вслух Ангела этого, конечно, не сказала, но очень злилась на него в своей голове. Отчитывать коммандера… на первом же её задании, которое пошло бы крахом, если бы не его отвага? Немка покачала головой.        — Коммандер? — несмело позвала она, заламывая пальцы, — я бы хотела Вас осмотреть.       Удивительно, но Джек не стал противиться, только устало улыбнулся, кивнув. Ангеле хотелось сказать очень многое, но скованность и излишнее смущение сделали своё дело — за время полёта, она не проронила ни слова, только изредка посматривала на Джека, откинувшего голову на стенку.       Уставший.       Вымученный.        И с налипшей на блондинистые волосы пылью и грязью, он… всё равно был тем, от вида кого у Ангелы замирало сердце. Немка прекрасно помнила их первую встречу: в парадной форме и гладко выбритый, он и, замершая от стучащего барабанной дробью в ушах сердца, она. Кажется, тогда он поцеловал ей руку и мягко улыбнулся, когда Ангела зарделась и запунцовела.        — Всё хуже, чем я думала, коммандер Моррисон, — стараясь сохранять строгий тон и профессионализм, она всё равно рвано вздыхала сквозь зубы, когда Джек не видел. По крайней мере, Ангела надеялась, что не видел. А Джек Моррисон умел подмечать мелочи.        Он мужественно и хладнокровно терпел, пока доктор занималась настройками сканера, хотя думал о том, что, наверное, стоило бы поддаться мимолетной слабости и дать Ангеле увидеть его подавленным и слабым, таким же человеком, как и она. Но доктор Циглер тогда, наверное, совсем упала бы духом и расклеилась, поэтому Джек упрямо считал лампы на потолке. За годы службы он думал, что уже давно привык к боли, но каждый раз находясь в медицинском отсеке, он чувствовал гложущую вину. За то, что он живой, а некоторые головы сложили на задании. За то, что его есть кому вылечить, а мёртвых никто не лечит.        Ангела работает аккуратно и педантично — так, как нужно настоящему хирургу, без лишних эмоций и переживаний. Умение абстрагироваться от окружающих всегда было очень важным на любой войне. Они ведь все друг другу семья, а когда какой-то член семьи корчится и воет от боли — у всех сжимается сердце.       — Вот так, — сосредоточенно произносит доктор Циглер, накладывая швы. Он видит, как она старается. Нужно не забыть поблагодарить, — как себя чувствуете, коммандер Моррисон?       — Джек, — покладисто поправляет он, — живее всех живых.       Между ними повисает неловкая пауза, когда пуля со звоном падает на металлический поднос — Ангела глубоко вздыхает, меняя перчатки. Ему бы хотелось её поддержать сейчас — но так ли это будет вовремя? Так ли необходимо показывать, что её далеко не мимолетный испуг и паника были замечены, и что за прохладным профессионализмом их не спрячешь?       — Дальше будет легче, — негромко начинает Джек, поведя плечами и сжав зубы — забинтованная рана отдаётся тупой болью, — бояться — это нормально, Ангела. Все боятся.       — Даже Вы? — доктор Циглер мягко улыбается, поглядывая через плечо, пока тщательно моет руки.       — Даже я.       Ангела сосредотачивается на том, как моет руки. Тщательно протирает каждый палец, затем кожу до локтя, антисептик и другую руку. Для неё это важно — зацикливаться на мелочах, так проще прогонять из головы паршиво стрекочущих чертей, напоминавших о том, что где-то там, далеко, остались холодные трупы. И она чуть не осталась среди них. Ещё несколько манипуляций, и Джека можно отпускать на заслуженный отдых — пока хвостом нелёгкая не принесла Ану, — но доктор подаёт голос, когда коммандер Моррисон уже почти достиг выхода из медицинского отсека.       — Джек, научите меня стрелять! — выпаливает она, — чтобы в следующий раз не пришлось спасать мою голову от шальной пули. Чтобы я могла сама за себя постоять, — в полумраке мирно спящего коридора Ангела всё равно видит то, как появляется забавная ямочка на щеке. Он согласен.        — И спасибо, коммандер. Я не подведу. Даю слово.