Очищение

Франциск замер у окна, задумчиво склонив голову набок. Звёзды медленно появлялись на ещё голубом небе — одна за другой. С улицы доносились трели соловья, пьяняще-сладко пахло цветами. Хотелось замереть в этом «нигде», не думая ни о чём, не беспокоясь ни о ком. Но вместо этого он который раз за последнее время взглянул на часы. — Да придёт он. Никуда не денется, — проворчал Фердинанд. — Не придёт. Я перегнул палку, Мастер. — У вас вроде до палки до сих пор не дошло. — Если вы про трость, то я использовал её в Очистительной. — Ой, я тебя умоляю, — фыркнул Фердинанд. — Сколько там было ударов? Пять? — Пять и было. Мастер, я ударил его при всех. Вы себе такого не позволяли. — Так и ты мне таких спектаклей не устраивал. Пирожок, если бы ты посмел сесть на моё место в трапезной, ты бы месяц ел из ладошек. На коленях. В центре зала. — Я так с ним не поступлю… Мастер ничего не ответил, и Франциск вернулся к созерцанию звёзд. Ему казалось, он сделал всё правильно. Ему казалось, мальчик поймёт. Он должен был извиниться перед братом Феликсом, а потом познакомиться с братом Валерианом и осознать уже наконец, что Франциск на его стороне. Что Франциск готов помогать. Готов слушать. Готов даже спорить и сомневаться. Нужно только принять «внешние» правила игры. Чтобы Франциск не дёргался ежеминутно по поводу того, что на его ученика как-то косо смотрят. Что мальчика в чём-то подозревают. Что его считают недостойным стать следующим Великим. А вместо этого Франциск дважды за день почувствовал, что не контролирует вообще ничего. — Франц, сядь за стол. Сейчас же. Он покорно оторвался от окна, уселся за стол. — Бери пергамент, перо, открывай чернильницу. Пиши. Пункт первый: не хамить ни Мастеру, ни братьям Ордена. Пункт второй: сдерживать бурные проявления эмоций на публике. Пункт третий: не опаздывать. Или придерживаться расписания — я уж не знаю, какая формулировка тебе принципиальнее. Понял? Давай дальше сам. Как минимум тридцать пунктов. Перепишешь дважды. Один отдашь ему, второй положишь под ме… Мой бюст. На своём экземпляре советую отметить, сколько и чего он получит за нарушение каждого правила. Да, и не забудь пункт «не обливать Мастера супом». Франциск молча взялся за работу. Фердинанд, как всегда, точно определил, в чём проблема. Франциск не ощущал, что контроль в его руках, и такая систематизация должна была помочь. Как раз когда он выводил «Чётко формулировать претензии или держать их при себе», в дверь постучали. — Открыто, — не отрываясь от письма, буркнул Франциск. Он думал, это окажется брат Бернард или кто-то ещё, но не Риккард. Риккарда он не ждал. — Я могу войти, Мастер? — Да, я же сказал, что открыто. — Ну, я опоздал почти на час… До ужина осталось всего минут пятнадцать. — Заходи, Риккард. У меня нет желания идти в трапезную. — У меня тоже. — Теперь ты ещё и себя лишил еды… Вы так с голоду помрёте, Цисси, — заметил Фердинанд. Франциск предпочёл его проигнорировать и сконцентрироваться на Риккарде. Мальчик топтался недалеко от выхода, как будто собрался убегать, если что. Франциск указал на свободное деревянное кресло, слегка развернул своё, чтобы они оказались друг напротив друга. — Я должен сесть? — Да, Риккард. Я бы уточнил в любом другом случае. Почему ты опоздал? Мальчишка неуверенно уселся в кресло. — Потому что не собирался приходить вообще. Значит, Франциск был прав: мальчик не хотел приходить. Но ведь пришёл всё-таки… То есть прав Фердинанд? — И почему передумал? — Потому что подумал. — О, это полезное занятие, — хмыкнул Франциск. — Тебе хорошо бы заниматься этим почаще. — Не нежничай с ним, Цисси, — вновь ввернул замечание Фердинанд. И вновь остался проигнорированным. Франциск сейчас доверял своей интуиции больше, чем бывшему учителю. — Ваш упрёк необоснован, Мастер. Я только тем и занимаюсь… — Значит, вопрос в качестве. Потому что если бы ты думал как следует, ты бы не устраивал спектаклей ни на лекции брата Феликса, ни в трапезной — дважды, ни сейчас. — А сейчас-то что? — немного смущённо буркнул Риккард. — Он ещё спрашивает! — возмутился Фердинанд. — Ты опоздал. Потому что… Как ты там сказал? Вообще не планировал приходить? — Я бы не назвал это спектаклем. — А что это? Риккард замолчал, отвёл взгляд, осмотрел бюст Фердинанда. — Позвольте, я скажу всё, что хотел, а потом Вы… Не знаю, как решите. — Говори. — Эм, я прошу прощения за то, как вёл себя в трапезной утром и на обеде. И я прошу прощения за то, что опоздал сегодня. Вот. — Принимается, — кивнул Франциск. — Всё? Риккард неуверенно пожал плечами — мол, не знаю, что я ещё натворил. — За китов я извиняться не буду. Я за них уже вроде как получил. И извинился, кстати, тоже. — Извинений много не бывает, — ворчливо прокомментировал Фердинанд. — Цисси, ты его балуешь. — Да оставьте вы свои претензии для разговоров наедине, Мастер! — прошипел Франциск. Фердинанд многозначительно кашлянул. Франциск знал, что ему это ещё аукнется, но замечания учителя сейчас действительно сбивали всё настроение на разговор. — То есть Вам можно так с учителем огрызаться? — хитровато наклонил голову Риккард. — Вот именно, — буркнул Фердинанд. — Не сравнивай, пожалуйста, — отрезал Франциск. Вот же дёрнул дьявол за язык… Мог бы и удержаться, на самом деле. — Чему Вы пытаетесь меня научить, если я вижу пример? Это задело. Очень сильно задело. Потому что Франциск ошибся. Франциск изначально выбрал неправильный путь. Он пытался быть для Риккарда тем, кем для него был Фердинанд. Но это просто невозможно. — Хочешь пример? Хочешь знать, как это выглядело, когда я был учеником? Не дожидаясь ответа, Франциск поднялся, легко оттолкнувшись ладонями от подлокотников. Отодвинул своё кресло и опустился на колени, обхватывая пальцами одной руки запястье другой, опуская голову. Устроила бы эта поза учителя, если бы он не был ограничен каменным бюстом? Или Франц слишком сутулится? Достаточно ли ровные ноги? Не слишком ли широко расставлены? Тело уже совсем забыло «безупречное» положение. — Я прошу прощения, Мастер, — наконец выговорил Франциск, более-менее удовлетворённый собой. Фердинанд не отвечал. Франциск знал, как тот сейчас ликует. В каком он восторге от этого импровизированного спектакля. А ещё Франциск знал, что Мастер подыграет по полной программе. Потому что он их на этот спектакль и вывел. Да, в манипуляциях Фердинанду равных не было. А Франц вечно на это покупался… Казалось, что молчание тянется бесконечно, хотя на самом деле прошло не больше пяти минут. Когда-то Франц не мог рассчитывать меньше чем на полчаса. Но сейчас Мастеру надоест быстрее. Он ведь не может подойти и провести рукой по волосам. Не может небрежно хлопнуть пальцами по щеке. Не может нажать на позвонки между лопаток, заставляя выпрямить спину. Не может поправить носком туфли чересчур широко расставленные колени. Риккард нервно заёрзал в кресле. — Извинения приняты, — наконец выдал Фердинанд. — Спасибо, Мастер, — ответил Франциск. И остался стоять. Краем глаза увидел, как нервно подался вперёд Риккард. Только бы не влез сейчас. Только бы не влез. Рик отрывисто выдохнул и откинулся на спинку кресла, закусывая согнутый указательный палец. — Поднимайся, Цисси, достаточно. Франциск поднялся, сдержанно улыбнулся, повернулся к Риккарду. Фердинанд удовлетворён, а значит, можно рассчитывать на его молчание — по крайней мере пока Рик не выйдет за дверь. — И так каждый раз? — робко спросил мальчик. — Я бы только и делал, что… Вот так. — Задумайся, — кивнул Франциск. — Уже задумался. — Хорошо. Продолжим разговор о китах? — Франциск поставил кресло на место, сел. — Простите за то, что… — Риккард какое-то время подбирал слова. — Моя несдержанность доставила Вам неприятности. — Принимается. Почему киты? — В смысле? — Я уверен, что брат Феликс допускал ошибки и ранее, раз ты так тщательно всё записывал. Почему на китах сорвался? — Потому что… — Риккард снова отвернулся, в этот раз в сторону кровати. Облизал губы. Глубоко вдохнул и на выдохе выпалил: — Потому что они не попадают в Царство Дарителя. Они просто умирают. Как и люди. Просто умирают. Так вот в чём дело. Франциск аж зажмурился от осознания своего идиотизма и слепоты. Мальчик ведь давно сказал, что лишился отца. Причём в детстве — ему было около девяти. Такая потеря и веру взрослого скорее всего пошатнёт. Что уж говорить о ребёнке. Так ещё и лишился, по сути, по вине Ордена. Как же всё сложно… — Давай пока исключим из нашей дискуссии говорящий бюст, который сам по себе является весомым аргументом, и сосредоточимся вот на чём, — Франциск подался вперёд, легко поймал руками ладони мальчика. Резко закатал рукава, обнажая серебристые браслеты. — Что это? — спросил он, глядя прямо Риккарду в глаза. — Ограничитель моего Дара, — неуверенно ответил тот, пытаясь мягко выбраться из хвата Мастера. — Мимо. Если не связывать с тобой? — Браслеты. Кожаные браслеты. — Мимо, но ты близко. — Я не знаю. Кожа? — По-другому. — Кожа по-другому? Не знаю. Шкура? Покров? Оболочка? Франциск щёлкнул пальцами. Риккард смущённо улыбнулся. — Оболочка. Исследователь Себастиан доказал, что оболочка небесного кита падает в пустыню. Но доказал ли он, что там остаётся его душа? Мальчик молчал, уставившись на браслеты на своих запястьях, и Франциск был вынужден уточнить: — Это вопрос, Риккард. — В исследованиях Себастиана отсутствует понятие «души», — свёл брови Риккард. — Нам с тобой обоим очевидно, что Себастиан в этом ошибался. Но ты не ответил на вопрос. Доказал ли он, что душа кита остаётся в пустыне? — Нет. Но ведь это не доказывает обратного. Это не значит, что души попадают в какое-то там Царство Дарителя. — А разве я сейчас пытался тебе это доказать? — Нет, — Риккард резко вырвал свои запястья из рук Франциска, отшатнулся. — Всё? Мы можем закончить этот разговор? — Да. Ты хочешь уйти? Риккард растерянно шевельнул губами. Опустил голову. Наконец медленно покачал ей. — Нет. Не хочу. — Хорошо, тогда давай вместе напишем для тебя правила поведения. Мне нужно три экземпляра. Я буду диктовать тебе. Думаю, это вполне потянет на наказание за все твои последние выходки, м? — Как скажете, Мастер. Но я ещё… О китах. — Мы же вроде закончили. — Я хотел сказать спасибо за брата Валериана, — смущённо выпалил мальчик. — А. Обращайся.