Очищение

Риккард задумчиво смотрел в маленькое зарешеченное окошко под самым потолком. Наблюдал, как мрачная серая туча ест звёзды. Он не надеялся ни на милость Чистейшего, ни на любое чуть более реальное чудо. Он только хотел, чтобы это быстрее закончилось. «Пожалуйста, постарайся не умереть», — просил Лео, в последний раз обхватывая его лицо холодными — самыми волшебными в мире — пальцами. Он старался. Но они оба знали, чем это закончится. Знали с самого начала. — Свобода одного человека должна заканчиваться там, где начинается свобода другого, а не там, где угодно кому-то третьему, — задумчиво бормотал Леонард, проводя влажной губкой по его шее, медленно спускаясь к груди. — Эй, ты чего дрожишь? Я не сделаю тебе больно. То был первый день в чужом доме, полном цветных пузырьков со странными жидкостями, вычурных рисунков на стенах и старинных книг. Риккард не знал, чего ожидать от смуглого молодого мужчины, который был от силы лет на семь старше его самого, но уже мог позволить себе купить человека. Риккард боялся первое время. Зря. Если бы он знал, что через год всё закончится… Если бы он только знал. — Они всё твердят о справедливости и чистоте. Но говорить — не мешки ворочать, верно? Почему некоторые люди вообще не получают Дар? Почему те, кто получает его, получают в разных количествах? И разного качества? И почему те, у кого этот Дар вроде как качественнее, вправе определять, кто должен этого Дара лишиться? — говорил Лео, когда они вместе не сводили глаз с котла, в котором бурлила серебристая жидкость. То был первый их совместный эксперимент. Риккард восхищался своим учителем — правда, Лео просил его так не называть, — тем, сколько всего он знает, сколько умеет, тем, какой он бесстрашный и свободный. Риккард мечтал, что однажды станет таким же. Чтобы Лео гордился. Чтобы его любимая фраза «мой мальчик» действительно имела вес, имела значение помимо ласкового обращения. Эксперимент не удался. Риккард так расстроился, что не сдержал слёз. А Лео смеялся, собирал их пальцами и обещал, что однажды — завтра, через неделю, через год — всё получится. «Нужно проявить настойчивость, мой мальчик». — Бог не может принадлежать никакому институту власти. Бог должен принадлежать людям. Всем. Иначе это не Бог, а идол, искусственно созданный символ, который государство навязывает через церковь, чтобы управлять народом. Пугать, ограничивать, манипулировать. Наказывать неугодных, прикрываясь волей Дарителя, — шептал Лео, пряча в своих объятиях от мира снаружи, выцеловывая шрамы на лопатках. То был их первый раз. Горячий и головокружительный. Риккард вообще не понял, как это произошло. Хотя, с другой стороны, всё было так естественно и понятно — к этому давно шло. Он был счастлив в объятиях этого мужчины и не хотел ни о чём думать. Буквально ни о чём. — Хватит говорить о Боге, Лео, — лениво ворчал Риккард, прижимаясь губами к его запястьям. — Можем мы поговорить о нас? — Ты хочешь мне что-то сказать? Или услышать от меня что-то? — серьёзно спросил Леонард. — Не знаю, — тут же растерялся Риккард. Между ними всё так понятно, так прозрачно, что вроде как и обсуждать нечего. — Тогда я тебе кое-что скажу. Этих шрамов скоро не будет, Ричи. Я раздобыл все ингредиенты для эликсира. — Они меня больше не беспокоят. — Я знаю. И ты одинаково прекрасен что с ними, что без них. Но я хочу, чтобы у тебя было как можно меньше воспоминаний о прошлом. Хочу, чтобы ты чувствовал себя свободным от этого. Он и так чувствовал. Рядом с Лео он всегда чувствовал себя свободным. Чувствовал себя собой. — Свобода — это ты. — Нет, малыш, свобода — это ты. Ты не представляешь, что будет, когда мы поймём, как работает твой Дар. Если мы сделаем эликсир, который работает так же. О, это будет революция. Революции не случилось. Эликсир так и не удался. А Избавители начали свою ежегодную проверку. В тот день Лео прибежал с рынка и начал судорожно собираться. У Ордена давно был на него зуб, но в предыдущие годы ему удавалось выкрутиться — спрятать все запрещённые материалы, книги, эликсиры, а его Сфера оставалась «предельно допустимого сероватого оттенка». Но за последний год он провёл столько экспериментов, что даже прятать это всё не имело смысла. Сфера потемнела из-за периодических выходов за Грань. В основном это делал Риккард, конечно, но не всё ему удавалось. Если бы Лео не познакомился с Риккардом, он никогда бы в это не вляпался… Ну, или вляпался бы значительно позже. Уйти мог только один из них. И выбор был очевиден. У Лео были связи в порту, Лео мог получить другое гражданство, Лео мог устроиться на любую работу. А ещё Лео это было нужнее. У Риккарда был только его Дар. Способность вынести пытки Избавителей, не сдав любимого. Возможность спасти Лео, как Лео когда-то спас его. Цель достигнута. Лео далеко, Лео в безопасности. Однажды он вернётся и добьётся своего. Без Риккарда. Но с памятью о нём. — Что он с тобой делал? — раздался сзади глухой голос. Мальчик оторвался от созерцания звёзд и растерянно уставился на Чистейшего, который стоял в дверях, скрестив руки на груди. Без серебряной рясы он выглядел как-то глупо и неправильно. Он выглядел как простой человек. — Очевидно, пытал, — спокойно ответил Риккард, рассматривая главу Ордена. Тёмные кудри, непропорционально широкие губы, густые брови, тяжёлый взгляд исподлобья. Высокий, плечи широкие. Некрасивый, но какой-то… Чарующий, что ли. Риккард поймал себя на том, что просто откровенно уставился на Чистейшего. А тот, кажется, переваривал ответ. — Не Палач, — наконец покачал головой он. — Твой учитель. Риккард и не сомневался, что о Лео зайдёт разговор. Хорошо, что он не имеет ни малейшего понятия, куда уехал Леонард. Да, обычные пытки на него не действуют, но кто знает, что ещё есть в арсенале Чистейшего. — Очевидно, учил. — Твоя способность принимать боль — последствия его учёбы? А вот это уже неожиданный вопрос. Какое вообще отношение Лео может иметь к его Дару? Он что, думает, Лео его этому научил? Думает, Лео такой же? — Какое это имеет значение? — Хочу понять, можно ли эту способность отключить. — Избавитель наконец подошёл ближе. От него приятно пахло чистотой, деревом и пергаментом, а внимательные серые глаза, казалось, видят Риккарда насквозь. — Зачем? Чтобы получить удовольствие от пыток? — Почти. Чтобы взять тебя в ученики. — Что? — Риккард аж засмеялся от того, какой абсурд услышал. — Исключено. — Это твой единственный шанс выжить, — спокойно пожал плечами Избавитель. — Спасибо. Я откажусь. — Почему? — Не хочу быть частью насильственного аппарата, использующего Бога в своих целях. — Это Орден — насильственный аппарат? — Избавитель не злился, кажется, его даже не оскорбило высказывание Риккарда, только заинтересовало. — Именно он. Пока вера неразрывно связана с институтом власти, её идеи будут бесконечно извращаться в угоду сильным мира сего. — Орден исполняет волю Дарителя, а не императора. Мы следим за использованием силы, которая была создана по образу и подобию божественной и дарована нам чистой. — Угу, только вот это всё недоказуемо. Ваша концепция Чистоты — выгодная для власти выдумка. А Вы — её слепой исполнитель. Я не буду вашим учеником. Избавитель на мгновение потерял дар речи. Свёл брови, немного наклонил голову набок, изучая Риккарда, будто только что обнаружил в нём новую, необычную черту. — Ты бессмертный, что ли? — наконец поинтересовался он. — Нет. Но лучше уж умереть. — Несколько часов назад ты умолял меня не убивать тебя. — Я не знал, каков выбор. — Хм, вот как. Хорошо, усложним его. Смерть или лишение Дара? Риккард нервно облизал губы. Что бы он сейчас ни сказал — правду или ложь, — Избавитель обернёт это против него. А если он промолчит — ответ будет ещё очевиднее. — Всё ещё смерть, — тихо ответил Риккард. — Хорошо, теперь исключим смерть. Лишиться Дара или быть моим учеником? Риккард зажмурился. Он не хотел отвечать. Он не мог ответить. — Зачем вам это?! Зачем Вам ученик, который ставит под сомнение все ваши убеждения?! Зачем Вам ученик, который пренебрегает самой концепцией Ордена?! — Чтобы переубедить его. Из скептика выйдет куда более толковый Великий, чем из фанатика. — А если наоборот? Если со временем я докажу Вам, что прав? — Распустим Орден к дьяволу и радостно побежим пачкать Сферы до черноты, — саркастически и устало проворчал Чистейший. Риккард хмыкнул. Революция — это, конечно, классно, Лео. Но реформация ещё лучше. — Давайте попробуем. — Я зайду за тобой завтра после обеда. *** Всю ночь он не спал, перебирая в уме фразы, которыми мог бы и должен был ответить мальчишке на дерзости. Он не мог поверить, что кто-то мог осмелиться дерзко и в открытую высказывать такое Великому Избавителю. И ему это даже понравилось. Он ломал голову, как взять мальчишку под контроль, как заставить его подчиняться. Но пока в голову не шло ничего толкового. Он планировал провести день в библиотеке в поиске ответа, но с самого утра решил закрыть ещё один вопрос. За утренней трапезой он подсел к брату Адриану, жестом попросил его учеников удалиться и тихо заговорил: — Как самочувствие, брат Адриан? — Я в порядке, Чистейший, спасибо за беспокойство. — Я хотел попросить у вас кое о чём. Кое о ком. Кое-кого, — он пытался сформулировать мысль как можно более невинно и мягко. — Не-не-не. Второй раз я на это не куплюсь. Я не отдам тебе ни одного из парней, которые принадлежат мне. Палач был единственным, кому было позволено обращаться к Великому Избавителю на «ты». Помимо бывшего учителя, конечно. — Они вам не принадлежат, брат Адриан. Они ваши ученики. — Ещё пятнадцать лет назад ты согласился бы, что принадлежишь Дину, — Палач грустно улыбнулся, отодвигая миску с кашей. — Это другое. Впрочем, неважно, потому что ваших учеников это всё равно не касается. Мне нужен один из ваших пленников. — Тот мальчишка, что ли? — Палач взял из корзинки с фруктами небольшое яблоко, сочно впился в него зубами. Избавитель отрывисто кивнул. Пристально уставился на Адриана, пытаясь прочитать по его лицу свои шансы на успех. — Франц, послушай меня, — устало и мягко начал Палач. — Яблоко, которое начало гнить — сгниёт, сколько бы ты ни обрезал испорченные места. Он подбросил фрукт на ладони, откусил. — Люди не яблоки, брат Адриан. — Ну, как тебе сказать. Кто-то фрукт, кто-то овощ, — засмеялся Палач, потом резко снова стал серьёзным. — Ты не можешь взять в ученики Осквернителя. — Могу. Воля Великого Избавителя. — Ммм. Узнаю почерк, — Адриан помрачнел, поджал губы, долго молча ел яблоко, пока наконец не отбросил огрызок. — Ты до сих пор не сдал его экзорцистам? — Нет, брат Адриан, и не сдам. — Кстати, про людей и овощи. Твой учитель, например, был тем ещё хреном. — Он им и остаётся, — улыбнулся Франциск. — Но это не повод. — Ты вполне в состоянии действовать без его бесконечных советов, Франц. Ты и ученика найти себе не можешь потому, что до сих пор инфантильно подчиняешься учителю. — Я ему не подчиняюсь. И ученика я уже нашёл. — Да кому ты это рассказываешь?! — окончательно разозлился Палач. — Я знаю Дина лучше тебя. С ним ты либо подчиняешься, либо тебя нет. И мне не нравится, в кого он превратил парня, который обещал быть лучшим Палачом за последние сто лет. Он был слишком строг и одновременно слишком потакал тебе — и всё не в том, в чём следовало. Франциск знал, что в этом вопросе брат Адриан предвзят. Что он до сих пор ревнует и жалеет, что отдал ученика Великому. Но всё равно его слова неприятно задели. — Я могу забрать мальчика? — холодно поинтересовался он. — Да забирай, мне без разницы, — отмахнулся Палач. — Надеюсь, твой учитель найдёт способ избавить тебя от разъедающего разочарования в себе, когда у тебя ничего не выйдет.