Я чувствую тебя / I feel you

Долгий утомительный день Изуку подходит к концу, когда его голова касается подушки, но сон избегает его, как чумы. Пока он перекатывался на кровати туда-сюда, в его голове появляются две мысли, включающие события этого дня. Он не дурак. Слепец не будет следовать тем же путем, на котором он уже упал, и Мидория Изуку, может, не слепой, но что бы он ни думал о принятии чужого ДНК, его должны останавливать воспоминания о сломанных костях и теле, что не может, хоть убей, выдержать количество силы, переданное ему Всемогущим так же, как это сделала Хачико. Любопытство ослепило его, но теперь он точно понимает чувство уязвимости, что может быть и захватывающим, и ужасающим в зависимости от того, кого он касается. Он не может избавиться от этого. Под его кожей есть что-то, что не стирается, и неважно, сколько раз он пытается вымыть себя в надежде стряхнуть это. Это не плохо, но надоедает и заставляет его чувствовать, будто его кожу срывают, пытаясь избавиться от жучков, что он чувствует под ней. Он хочет обвинить Хачико в неверных действиях, но он знает, что несправедлив. Изуку был достаточно умен, чтобы не дать этому произойти, но он решил проигнорировать это, и теперь он вынужден страдать от последствий. Он не может поверить, что эффект причуды длился так долго, хотя он только сделал два глотка. Он вздрагивает, спрашивая себя, какое бы влияние это на него произвело, выпей он больше жидкости. Только эта мысль заставляет поблагодарить неведомого спасителя, чье грубое и агрессивное поведение помогло ему избавиться от убийства чувством прикосновения. В этот момент, если думать о том, как Кацуки врезался в его плечо, врата его памяти открылись и разрешили потоку воспоминаний погрузить его в ощущения, вызванные касанием Кацуки. Это пробудило пламя, окружающее его тело, и удушающий огонь, наполняющий его извне, когда рука Кацуки приземлилась на его обнаженный живот. Он пытается не думать об этом. Он правда, действительно пытается. Вместо этого он думает о ладони Тодороки на своем лбу и ощущении погружения в глубокое, но успокаивающее море, или о прикосновении пальцев Урараки, что заставили его смеяться так, что он чуть не потерял сознание от нехватки воздуха. Он пытается не думать о смысле интенсивных, но переносимых эмоций Тодороки и Урараки, если сравнивать их контраст с эмоциями Кацуки. Большая часть его знает, и он пытается проигнорировать это, но не может. Если касания Тодороки и Урараки сделали его счастливым, это могло бы значить только то, что, что бы они ни чувствовали к нему, это наполнено дружбой и любовью, так что противоположное этому… Изуку знает это, действительно знает. Но когда кожа говорит ему, что Кацуки никаким образом ему не рад, это пробивает его на грусть из-за чувства, которое, он думал, было захоронено достаточно глубоко, чтобы никогда не появиться вновь. Сердце Изуку не может справиться с этим процессом, всеми эмоциями этого дня, и только когда солнце целует темное небо за его окном, когда розовый цвет вырисовывается на его руках в форме долгих, глубоких царапин и кровь собирается под его ногтями, он наконец-то падает в беспробудный сон. * Занятия проходят так же, как и всегда. Поблизости нет никакой опасности, но Изуку стоит на стороже двадцать-четыре-семь, и сейчас это только ухудшилось из-за того, что он все еще испытывает влияние жидкости («эмпатийного эликсира», как он теперь это называет). Все утро на него бросали обеспокоенные взгляды, пока он выворачивался, пытаясь избежать случайных касаний. Даже если он знает, что Урарака и Иида не ранят его, внутри него есть глубокое чувство вины и противоречия, так как он думает, что этим нарушает личное пространство других, при этом продолжая хотеть этого. Сильный, но счастливый хохот, горячий, но нежно дразнящий его кожу, он хочет этого, но… — Мидория… — равнодушный голос Айзавы выдергивает Мидорию из его мечтаний. — Уже время, — Изуку не нужно спрашивать, что это значит. Он уже привык, так что просто кивает, встает и проходит к двери, не без быстрого взгляда на пустую парту Кацуки перед этим. — Просто скажи им, что они снова превысили время, — говорит Айзава, замечая его движение. — Хорошо. Изуку не уверен, заставит ли визит к психологу чувствовать его лучше или хуже. Это хорошо прослеживалось в тревожных взглядах от Урараки и Ииды. Благодаря этому, он чувствует, как о нем заботятся и любят, но прямо сейчас эти глаза заставляют его чувствовать себя слишком неловко, и ему нужно отдохнуть от этого. Дверь классной комнаты открывается секундой ранее, прежде чем Изуку успевает схватить ручку. Слишком много силы прикладывается для этого обычного действия, но Изуку точно знает, почему. Столкновение лицом к лицу с человеком, которого он больше всего не хотел видеть, заставляет его отступить назад, пытаясь увеличить дистанцию между ними. Алые глаза Кацуки наполнены обычным презрением, которое, как заметил Изуку, появляется в его глазах каждый раз, когда он приходит после посещения психолога. Кацуки сосредотачивает свой взгляд на нем, когда замечает его, и внезапно в глазах высвобождается пламя. Изуку избегает его взгляда и ждет, пока Кацуки войдет в класс. Проходит пара секунд, и Изуку начинает нервничать от отсутствия движений Кацуки. Медленно, он смотрит на Кацуки и замечает, что острота этих глаз усмирена, лишь немного, но достаточно, чтобы он не дрожал под их взглядом. Он знает, что они привлекают внимание каждого в комнате. Изуку не может больше этого терпеть и двигается вправо, надеясь пройти мимо плеча Кацуки. Изуку хочется плакать или смеяться, потому что Кацуки делает то же самое. Он пытается отойти влево, и желание рассмеяться сменяется раздражением, что он чувствует из-за характера Кацуки, когда тот повторяет его действие. — Каччан!.. — Если хочется сказать что-то, то, блять, говори, Деку. Угрожающий и рисковый тон что-то делают с пламенем в его груди, что-то, что остается в ней неотъемлемой частью без возможности быть озвученной, так как горечь в сердце слишком сильная, чтобы признать это без срывающегося голоса. Почему ты всегда такой? Изуку приходит к выводу, что даже если он, вероятно, поплатится за это позже, он не может больше терпеть взгляда Кацуки. Закрывая свои глаза, он поднимает свои руки, резко ставит их на грудь Кацуки и надавливает. Сильно. Достаточно, чтобы Кацуки потерял точку опоры. Он проходит мимо него, почти срываясь на бег. Он чувствует удовлетворенность и облегченность, которые исчезают, стоит рукам Кацуки схватить его предплечье, не давая возможности двигаться дальше. — К-Каччан! Что… Он едва успевает приготовиться к боли, что появляется, когда его ударяют о стену коридора. Лицо Кацуки слишком близко к его, и первый инстинкт, что появляется, это сжаться и вывернуться так, чтобы избежать контакта с кожей. — Не трогай меня! — Что-то вспыхивает в глазах Кацуки после этого настойчивого и отчаянного крика. — Какая, блять, у тебя проблема? Даже если Изуку хочет избежать их прикосновений, молниеносный удар в его груди и удушающий жар, которые он вспоминает со вчерашнего дня, подталкивают его к тому, чтобы побороться и высвободиться от сдерживающих рук Кацуки. — Ты так полон дерьма! Если ты ненавидишь это так сильно, почему разрешаешь этому ублю… Слова Кацуки тонут в тканях Айзавы, захвативших его тело и закрывающих ему рот. Вздох облегчения срывается с губ Изуку, пока он опускается вниз по стене. — Мидория, — Изуку встречает Айзаву пристыженным взглядом, — иди, — Айзава кивает своей головой на коридор позади него, и Изуку понимает, что он хочет этим сказать. — Да… спасибо, учитель… — с последним взглядом на разъяренные глаза Кацуки он проходит мимо Айзавы к кабинету психолога. * Когда Мидория пропадает с их поля зрения, Айзава возвращает свой взгляд к Бакуго, чьи движения не ослабляют хватку повязок на его теле. Злость в глазах становится глубже, когда из-за неудачных попыток вырваться его разочарование растет. — Знаешь, Бакуго… звание героя не разрешает нам использовать благодарность людей, — Бакуго перестает бороться, но продолжает прожигать его взглядом. — Но иногда хорошо знать, что люди ценят то, что ты делаешь для них. Из груди Бакуго доносится рычание, что приглушенно выходит из его губ, но достаточно громко, чтобы прорваться из-под сдерживающей ткани, и Айзава осознает, что Бакуго понял, что он пытается ему сказать. — Я думал, что ты будешь вежливым к Мидории после того, как он спас тебя, это меньшее, что ты можешь сделать после всего, через что он прошел. Айзава чувствует мелкую дрожь тела Бакуго через свои сдерживающие бинты. Он смотрит на эти бурлящие и беспокойные глаза и знает, что Бакуго отчетливо помнит это. Айзава до сих пор не понимает: что бы ни вызывало такого отношения Бакуго к Мидории после его похищения, обида или гордость, а может, и то, и другое, но какой бы ни была причина, она кажется слишком сильно впечатанной в сущность Бакуго, что даже вместе с терапией прогресс слишком мал, чтобы побороть это. Это кажется Айзаве смешным, но в то же время усугубляющим. Терапия после шокирующего, почти ранящего события творит чудеса (медленные и едва заметные) с характером Бакуго, если это относится к кому-либо другому. Ко всем, кроме Мидории Изуку. Когда Айзава освобождает Бакуго, у него остается мысль, которую он не хотел бы озвучивать, но, дойдя до этого момента, это единственный ответ, к которому он приходит. — Твое поведение в отношении Мидории подрывает класс и приводит его и твоих друзей к опасности каждый раз, когда вам нужно работать вместе или соревноваться на практических занятиях. — То есть? — То есть, если ты продолжишь к нему относиться так же, мы переведем тебя в Б-класс. Это так очевидно, когда тело Бакуго замирает настолько резко, будто слова Айзавы ударяют его в грудь. Айзава действительно не может поверить, что его слова произвели эффект на парня, так как отношения Бакуго с его одноклассниками холодные в лучшем случае, взрывающие (буквально) — в худшем. — Что?.. — Ты все усложняешь для класса и учителей. У нас уже было несколько разговоров об этом, и это последнее решение, к которому пришли, если ты не сможешь справиться со своей враждой к Мидории. — В-вы, черт побери, не можете сделать этого! — Можем. Если это в интересах класса. Кроме того… — Айзава одаряет Бакуго долгим, усталым взглядом. — Смена классов не должна быть проблемой для тебя вообще, в А-классе нет ничего такого, что нет в Б-классе. Тебя ничего не удерживает. Плечи Бакуго опускаются, но его все еще наполняет гнев. Айзава правда не хочет переводить Бакуго в Б-класс. Должно быть, это говорит учитель внутри него, но он чувствует себя слегка — очень, на самом деле — гордым двадцатью детьми под его опекой. Бакуго Кацуки является одним из них, вне зависимости от проблем, которые он доставляет, но все же остается некий лимит того, как долго он будет позволять ему бежать от них, думает Айзава. Когда происшествие с похищением разрешилось, когда усилия Всемогущего были достаточными, чтобы спасти всех от катастрофы огромного масштаба, но запоздавшими для двух детей. Двух детей, которые были сильно ранены, почти что под пытками, со шрамами, что ни Исцеляющая Девочка, ни какой-либо доктор не смогли излечить всеми известными способами. И что Айзава понимает, так это то, что, что бы ни заставляло Бакуго так относиться к Мидории, это должно прекратиться. Он видел тревогу Мидории и преследуемые глаза Бакуго, и он не хочет, чтобы они перенесли еще больше проблем и подвергались стрессу. Так что, если ему нужно держать Бакуго вдалеке от Мидории любым способом для сохранения их здравого рассудка, то он сделает это, даже если ему это не нравится. Даже если это не нравится и Бакуго Кацуки. — Слушай, Бакуго. Мне правда не хочется переводить тебя. Если ты сможешь быть хотя бы вежливым к Мидории, я перестану об этом думать, — вздыхает Айзава. Он допускает, что, наверное, стал мягче, пока возвращается в класс, посмотрев на тихое и мрачное лицо Бакуго в последний раз. * Изуку чувствует себя опустошенным. Разговор с психологом всегда улучшает или ухудшает его настроение, в зависимости от дня. Сегодня, например, темные облака и дождь, что ждут его после сеанса и что приходят вместе с окончанием школьного дня, заставляют его чувствовать себя слабым и уставшим. Урарака и Иида давно ушли, потому что у них обоих есть еще собственные занятия, которые они должны посетить. Глубоко внутри Изуку рад этому. Он не хочет отвечать на вопросы о темных мешках под его глазами или о том случае с Кацуки, который, он знает, слышал весь класс. Но в то же время другая часть его хочет побежать к кому-то и попросить пойти домой вместе, потому что замешательство, что он все еще чувствует из-за незнакомых людей вокруг, очень сильное. Ему интересно, работала бы терапия быстрее, если бы их сеансы длились дольше. Он смотрит вверх на серое, укутанное облаками небо и вспоминает утро, когда его мать сказала ему о сегодняшней погоде, а Изуку не прислушался к ней и теперь жалеет об этом. Он почти что начинает бежать, но движение, что он видит краем глаза, заставляет его остановиться. Он видит, как Кацуки открывает зонт, готовясь встать под дождь и пойти домой один. Изуку пытается успокоить биение сердца, пока избегает взгляд Кацуки, который тот бросает на него, прежде чем оставить позади, и грустное чувство одиночества оседает у него в животе. Постукивание дождя — это единственная его компания, и он почти что выбегает из своего укрытия, когда слышит быстрые шаги на своем пути. Кацуки бежит назад к нему. Первая реакция Изуку — убежать от него — забывается, когда Кацуки останавливается перед ним и предлагает свой зонт вместе со своими взглядом и рычанием. В замешательстве от этого действия он остается неподвижным. — Проклятье! Просто, блять, возьми это, придурок! — Изуку не успевает ничего обдумать, когда принимает зонт своей рукой, избегая прикосновения с пальцами Кацуки. Кажется, его сердце сейчас выпрыгнет из груди, когда другой обхватывает его руку, будто беря ее в заложники. Изуку выдыхает и ждет неизбежного жара, что он чувствовал вчера, но после того, как он закрывает глаза и застывает на несколько секунд, готовясь к этому, ничего не происходит. О, так эффект наконец-то спал. — Эй… — кажется, что голос Кацуки слишком близко, и его глаза, с таким же огненным хаосом внутри, будто бы наполняются меньшей злостью, чем в коридоре час назад. — Ты… — хватка на его руке усиливается, — Ты, блять, ненавидишь меня? В ответ глаза Изуку расширяются, когда он начинает заикаться. Шок от неожиданного вопроса и адекватное поведение Кацуки выбивают его из колеи. — Ненавидишь? — Кацуки немного тянет его за руку, заставляя подойти ближе к нему. — Нет, — говорит он твердым голосом, наполненным чем-то вроде уверенности и грусти, когда он, наконец-то, в силах сказать хоть что-то. Лицо Кацуки немного расслабляется. Если бы на месте Изуку был кто-то другой, он бы никогда не смог заметить маленькое изменение в уголку губ Кацуки и чуть расширенную радужную оболочку глаза, когда тот слышит его ответ. Изуку чувствует, как его грудь почти что взрывается от их близости. Это больше не душит его, но продолжительный жар в его сердце и грохочущие удары сердца заставляют его сжаться от нервов. Когда Кацуки считает, что тишины предостаточно, он ослабляет хватку на его руке. Он делает это медленно, будто все еще не хочет отпускать ее, и забирает свою руку так неторопливо, что Изуку почти верит, что он пытается его погладить. Зонт остается в его руке, несколько дрожа, пока он пытается прийти в себя. Он почти упускает слова, что Кацуки бросает через плечо, подходя к школьным воротам: — Я тоже… Раздается гром, и Изуку не уверен, происходит ли он у него внутри, или это вызвано дождливой погодой. Он моргает, и расплывчатая фигура Кацуки, что бежит под дождем — это последнее, что он видит перед тем, как разрешает слезам упасть. Он не знает, это слезы счастья или грусти. Они просто продолжают скатываться по его щекам. * Эффект, должно быть, спал не полностью, потому что проходит еще пара часов, прежде чем теплое и покалывающее чувство в его руках наконец-то исчезает.