Bring me to life

— Откуда ты взялась такая умная, малышка? — хриплым, монотонным и до боли родным голосом начал диалог Густав. По коже пробежался очередной табун мурашек. Я слышала, как он выдыхает дым из легких, значит, он что-то курил. — Я — твой ангел-хранитель, верь мне, — попытка подшутить потерпела фиаско, но мой волнующийся мозг не смог родить чего-то умнее. — Черт, твой голос такой сексуальный, скажи еще что-то, — попросил Гас, и клянусь, я могла видеть, как он закусил губу. — Хэй, Гас, — предупредила я. — Это же не секс по телефону, я хочу серьезно с тобой говорить. — Малышка, я пиздецки обдолбан, но мне нравится как ты себя называешь. Ты ангел, я демон, поиграем? Что на тебе сейчас надето? Ангельские крылья? Лети на них ко мне, — томно прохрипел Гас. О да, он до чертиков объебан. В его репертуаре. — Я одета, как бомж, Гас, так что сори, я не привлекательна по всем фронтам, — выдала я, как всегда, ни придумав ничего умнее. И в номинации по самым тупым ответам в диалогах, победное первое место достаётся мне. Густав рассмеялся и я улыбнулась, почувствовав облегчение, самую малость. — Да я угораю, забей, я не в себе. Выкладывай, что там у тебя за план «По спасению Лил Пипа», — передразнивал он. — И с какой такой радости я должен сдохнуть? — серьезно недоумевал он. — Как минимум потому, что ты напостой юзаешь всякую дрянь, ты не в себе, говоришь? Есть ли смысл разговаривать с тобой сейчас? Впомнишь ли ты об этом завтра? — Детка, да, я в здравом уме, и всегда в нем. Сколько бы во мне ни было веществ, я всегда при памяти, ну или почти всегда... В любом случае, что там у тебя? — ему уже невтерпёж, кажется, услышать мой доклад. Ну, по крайней мере, я вызвала у него интерес, — уже что-то. — Тебе нужно любым способом остановить тур, и никому ничего не сказав, приехать в Нью-Йорк. — Вау! — нервный смешок. — Ты что, с Луны свалилась, нах? Думаешь, я вот так вот взял и бросил все свои дела? Бля, детка, кто ты такая, чтобы я тебя слушал? Знаешь, кто я? Я — гребаная звезда! — Пип завёлся, приходя в бешенство. Так что я слегка отодвинула трубку от уха, дабы не оглохнуть. Побочные перепады настроения, о да, знаем — плавали. — Я делаю деньги, какой нахуй — бросить тур? Что я скажу своим корешам? Я не собираюсь ничего бросать ради фанатки! Знаешь, сколько вас таких? Вы только ебаться хотите, а меня от вас уже тошнит! — пьяный голос срывался на плач, с отвращением отчеканивания каждое слово. — Вам моя музыка нахуй не нужна, только я, да мой член. Но ты — да, ты выделилась, блять — нашла дом моей семьи и, блять, наплела что-то моему братишке, а он поверил. Какой же он придурок. Желаю удачи, сучка, — раздражение и озлобленность как вытекающие побочные эффекты от наркотиков дают о себе знать. Их действие кончилось и ему теперь хуево — он злится, ему нужно догнаться. Я его понимаю, поэтому не реагирую на негатив, лишь начинаю тихонько петь: — I dont wanna cry alone right now, kissing on styrofoam right now, I dont wanna die alone right now, I jus’ did a line of blow right now, — хриплым, тихим голосом напевая строчки из его пока еще невышедшей песни, я сменила русло нашего диалога. — Ты такой милый в этом клипе, клевый медвежонок, кстати. И да, нахуй тех, кто в тебя не верил. — Погоди, что? Эй, откуда ты... Мы ж в мае его сняли только... но не дропнули, — судя по голосу, он оказался в замешательстве, прокашливаясь. — Я всё знаю, Гас. Я тут, ради тебя. Доверься мне. Приезжай утром. Я все объясню, — и сбросила трубку. Здесь отчетливо видно звезды в отличие от города и я не могла не включить «star shopping», не подумав о Густаве. — Вот ты где! — воскликнул Оскар, выходя на террасу. — Я тебя потерял, как ты? — Я не знаю. Мне плохо. Я слишком много на себя взяла, — я с досадой взглянула на парня. — Спасти жизнь человеку, который не хочет этого сам, а если у меня ничего не получится? — я всхлипнула, склонив голову вниз, чувствуя, как начинаю раскисать. Оскар похлопал меня по спине в знак утешения. — Слушай, без обид, это всё и правда похоже на бред, с одной стороны? Но, если ты так переживаешь об этом, то думаю, тебе нужно дать шанс. Я доверюсь тебе. Даже чисто из интереса. Звучит жестоко, но я в самом деле уже давно начал переживать за брата. Вдруг, ты права? Последнее время он сам не свой, подсел на всякую тяжелую хренотень, жрет всё, что дают. Думаю, ему правда нужна помощь. Давай я поговорю с мамой о тебе, а ты побудешь у нас пока? Хорошо? — я кивнула, поджав губы. Я знаю, он пытался меня подбодрить. — А сейчас пойдем внутрь, на улице холодно, — парень бережно приобнял меня за плечо и провел в дом. Лиза всё ещё отсутствовала, а сильнейшая усталость валила меня с ног. Расположившись в их уютной гостиной на мягком диване, приняв приглашение Оскара, я незаметно для себя отключилась, проснувшись уже в теплом свете солнца, пробивающегося сквозь оконные римские шторки. Что-то противно щекотало мою помятую щеку, и я сонно стукнула по ней рукой в попытке избавиться от раздражающего объекта, вроде назойливой мухи или комара. В момент шлепка моя рука соприкоснулась с каким-то уж слишком твердым и крупным теплым объектом — гораздо больше мухи. Я открыла глаза и... Черт. Возле дивана, прямо передо мной, на корточках сидел Гас и, поджав подбородок рукой, привычно щуря глаза, с огромной улыбкой до ушей пялился на меня. Его голова подсвечивалась светом сзади, а в воздухе летала пыль. Звуки жизни, казалось, утихли совсем и в этот момент я почувствовала полное умиротворение. В комнате просто до боли в глазах светло, как в том самом раю, о котором все говорят. — В жизни ты намного красивее, очаровашка. Вставай, Соня. Хе-хе, тебя же правда зовут Сон’я? — он до одури мило проговаривал моё имя с забавным русским акцентом. — Ущипни меня, — я в полном шоке, не веря своим сонным глазам, глядела на Гаса и не могла поверить происходящему — в уголках глаз собирались слезы. — Если только за зад, — весело ответил Гас и легонько ущипнул меня за щеку, потрепав, как маленькую. — Черт, это ты... Ты здесь, это действительно ты! — я приподнялась с дивана на локтях, потирая глаза, но не сводила их с высоченного силуэта, который резко поднялся из положения сидя. — Я всегда здесь, двигай уже жопу, — он обиженно сдвинул брови. — Разлеглась, блин, я тоже хочу сесть! В ебучем самолете провел столько часов… — Пип прыгнул своей пятой точкой на диван рядом со мной. Пока я некоторое время сидела в полном ступоре, пялясь на Густава слева от себя, не отрывая глаз, — он безжалостно вскрывал упаковку шоколадных цветных мишек. И, в отличие от ошалевшей меня, не обращал вообще никакого внимания на нагло пялющееся лицо в упор, увлеченно заглядывая в упаковку и с неподдельным интересом выбирая фигурку. В этот момент в мир резко вернулись все звуки, запустив ее будто она стояла на паузе, и мне пришлось подниматься и идти в ванную, спустившись на Землю. Мне все-таки нужно привести себя в более-менее приличный вид. Как только я поднялась с места, Гас вмиг развалился на нем, закинув под голову подушку и вальяжно раздвинул ноги, согнув одну. Высыпал содержимое упаковки себе в рот, закинув назад голову. Ей богу, как ребенок, никогда не скажешь, что этой дылде двадцать один год. Эх, жопа встала — место пропало, и что было, то прошло. — Ты вкусно пахнешь, так сладко, коксом. Ой извини, кокосом, ха! — трансформируясь в позу грешника, Гас уткнулся лицом в подушку и промычал мне лестный комплимент. Несчастная пустая упаковка из-под мишек оказалась в его заднице — то есть заднем кармане бежевых брюк, а я поволокла свою тушу на второй этаж, оставляя округленно двухметрового ребенка одного в гостиной. Оценивающим взглядом сверлю отражение в зеркале, совершенно не радуясь ему: мешки под глазами, уставший взгляд и птичье гнездо на голове. Все как обычно, все в моем стиле. Черт, где мой багаж? Спускаюсь по лестнице обратно вниз, как будто за мной стая волков гонится, глазами сканируя гостиную. Но мой взгляд отвлеченно падает на милое тело, спяще-сопящее ровно там, где лежала я минут десять назад. На цыпочках подобравшись как можно ближе к Гасу, я невольно улыбнулась. Он уже сопит — быстро же вырубился, как всегда с приоткрытым ртом. Легким, ласковым движением руки касаюсь его светлых коротких волос. Спи, милый, спи. Не могу представить его мертвым. Это очень больно. Сердце неприятно сжалось в груди. В конце-концов отхожу от него, вспомнив о том, что Гас — не экспонат в музее и обнаруживаю свой «пропавший» багаж, тихо выудив оттуда все необходимое и несу наверх в ванную. Приняв бодрящий душ, навожу марафет, обратно надеваю свою черную толстовку, а на низ свободные красного цвета сменные штаны. Я мрачно выгляжу, но мне даже нравится. Чёрный — мой любимый цвет — он создает контраст с медно-рыжими волосами. Наношу на запястье каплю ванильного масла и растираю по шее. Резкий, сладкий запах по началу, но потом пахнет просто восхитительно. Прибравшись за собой, плетусь обратно, но уже не вижу на диване Гаса. Шагаю дальше, реагируя на голоса, доносящиеся из кухни и иду к источнику шума. Выглядываю из-за арки гостиной и вижу, как Оскар и Гас о чем-то весело беседуют и непроизвольно начинаю улыбаться сама. Не знаю, сколько по времени я так тупо пялилась на Пипа и его завораживающую заразительную улыбку, но я совсем забылась и тот начал щелкать пальцами, чтобы привлечь мое внимание. — Хэй, ты куда смотришь? Черт, да она насквозь меня прожигает, — с наигранным испугом сказал Пип брату, вмиг опустошая стакан воды. Я очнулась, встряхнув головой. Упс, неловко вышло. Нельзя так на людей пристально смотреть. Пройдя в кухню, я уселась за стол и обвила колени руками. Бабушка всегда говорила мне, что нельзя сидеть так за столом, а тем более в гостях — неприлично. Но против комфорта не попрешь, к тому же, в этой компании я чувствую себя как раз комфортно. — Чай, кофе? — предложил Оскар. — Кофе хватит, — мило улыбнулась я, ощущая на себе пристальный, скорее изучающий взгляд Густава. Видимо, теперь настала его очередь пялиться на меня. Пип поставил локти на стол, поджав ладонью подбородок и закусив нижнюю губу. В его взгляде, помимо неподдельного интереса, можно было прочесть нечто пошлое, но в ответ ему я лишь покачала головой и закатила глаза, типа: «И не надейся». Я здесь ни за тем, чтобы оттрахать тебя, а чтобы спасти твою жизнь, мать твою! Кстати о матери. — А где Лиза? — спросила я, заметив то, что её не было дома со вчерашнего вечера. — Точно-о, я забыл сказать, оказывается, она отъехала к нашей бабуле, — насыпая растворимый кофе в чашку, Оскар стоял к нам полубоком. — Сегодня точно вернется, как никак у нас гости. И я не о тебе, девочка, — он метнул взгляд на Гаса. — Хах, шучу, без обид. Просто мой младший братик крайне редко бывает дома — практически никогда. Он же у нас теперь звезда, — старший потрепал братца за волосы, подходя к столу и оставляя чашку с кофе передо мной. Гас поморщился, защурив один глаз до образования морщинок в их внешних уголках. — И у него нет времени на семью. Да? — Оскар продолжал свой монолог, подшучивая над «мелким». Гас закатил глаза, откусывая печенье. — Так что, для Лизы это радостнейшее событие — увидеть родного сына в живую. Мы тут все его поклонники, в какой-то степени, — парировал Оскар. В ответ я лишь улыбнулась, поджав губы и не проронила ни слова. Гас снова закатил глаза на стендап брата и принялся завтракать. — Бро, ты дерьмово готовишь, это точно не твое, забудь вообще дорогу на кухню! — подколол Пип, в отвращении высунув язык с едой изо рта и рассмеялся. — Пошел ты, совсем уже зазвездился, тебе только тако и подавай, раньше ел всю мою стрепню, потому что сам-то вообще не умел ничего готовить! — возмущался Оскар, недоуменно раскрыв рот. «Очень милая беседа» — подумала я, вскинув брови, смущенно рассматривая свою обувь под столом. — Конечно, ел! Приходилось, я делал это любя, Оскар, — театрально признался Гас. О боже, да ему в актеры надо было, а не на сцену. — Ммм, детка, — Гас переключился на меня, затем на мой кофе. Отпив немного, обратился: — Может, ты мне взболтаешь яйца? — в сотый раз этот засранец закусил свою нижнюю губу. Это его фишечка. — Да я бы с радостью, только вот сама доставкой на дом пользуюсь, не хотелось бы умереть раньше времени от отравления, — отделалась я, делая вид, что не поняла двусмысленности его вопроса. — Всё настолько ужасно? — Поверь. — Жесть. — Мягко сказано! — в ответ Пип заразительно улыбнулся, сдавшись. Мы покончили с завтраком, включающим в себя ароматный чай, кофе — у Гаса и у меня, и омлет — у всех троих. После принялись ждать Лизу. Оскар пошел к себе наверх играть в компьютерные игры, параллельно проводя какие-то стримы, а мы остались вдвоем. Наконец-то. У меня есть шанс все ему рассказать. — Гас, останься здесь, — будто умоляя, полушепотом попросила я. — Да не могу, итак сказал, что словил передозняк и отменил концерт. Там на панике все, — он нервно натянул капюшон, стуча под столом коленями. — А все ради тебя, видишь, какие жертвы, детка? — озаряя меня грустной улыбкой, он откинулся на стуле, раздвинув ноги и дергая одной, покусывал губы. — Это не смешно. Я правда рада, что ты тут, — мои глаза навеки прикованы к нему, и никакого даже смущения нет и в помине, но я вижу, что Гас смущается. Черт, и он поет о шлюхах? — Я должна многое тебе рассказать, — смочив горло, отпивая со дна остатки холодного кофе, я начала тот же рассказ, что и Оскару. Закончив повествование, доложив Густаву все, как есть — я боязливо замерла в ожидании его реакции. — Черт, да что за хуйня, детка? — возмутился он, вскинув руку. — Ты думаешь, я поверю? — густые брови столкнулись, образовав вертикальную складку меж ними. — Я зря теряю время, тебе просто кто-то слил текст этой песни и ты подумала, что возьмешь меня этим? — кажется, он разочаровался, заодно начиная раздражаться, но держал себя в руках, поскольку Гас вовсе не такой. Да, может, слегка нервный человек, но это все из-за навалившегося стресса. Тогда я привела ему в пример отрывки из интервью, которые были взяты после смерти у его друзей и родственников. Я выдавала ему факты, о которых не мог знать никто такой чужой. По крайней мере сейчас — до момента смерти. Разложив все по полочкам, он остался сидеть молча, анализируя полученную информацию и совершенно не двигаясь, просто уставившись в одну точку позади меня. — Гас? Все в порядке? Ты как? — я виновато опустила глаза на его неподвижные на столе руки. — Извини за это. Но куда больнее жить в том мире, где тебя уже нет. Твоя мама очень страдала там, где-то в прошедшем будущем. Поверь, я видела её боль. Ты не должен причинять её никому из тех, кто тебя так любит, и кого любишь ты. — Я проверю это. — В смысле? Ты спятил? Как ты собрался это проверять? — Я отправлюсь в тур дальше, посмотрю, придет ли та девчушка с поддельным ксэном, — он зажимал пальцы, раз. — Будут ли сидеть со мной в автобусе двое моих фанов, — два. — И действительно ли погода за окном будет настолько прекрасной, что я обращу на нее внимание будучи угашеным, — три. — Проанализирую поведение всех своих корешей, — четыре. — И сделаю выводы, — пять. — Ну и, затем позвоню тебе, — шесть. Бинго! Что-ж, считать на пальцах ты умеешь, доказал-показал. — Гас, что если ты сорвешься? Просто съешь все это? Я не могу так рисковать! — Не ори, детка, — недовольно скривился он. — Голова итак болит. Я же сказал, проверю, — карие глаза как пули, полетели в мое лицо, заставляя его вновь виновато опускаться в пол. — Если все сойдется, как ты и сказала, я поверю тебе и вернусь домой. Но если хоть что-то пойдет не по твоему «сюжету», — он замолчал, вздыхая. — Почему я должен лишать себя спокойствия? Я приму спасательные таблетки и буду чувствовать себя нормальным человеком, — Густав спокойно встал с кресла и вышел на террасу. Я последовала за ним. — Закуришь? – скривив приоткрытый рот, спросил он, испепеляя своим черным омутом. — Да, давай. Выудив из пачки две сигареты, одну из них он самостоятельно вставил мне в рот и подкурил. — Что-ж, эм, спасибо, — странный жест, но да ладно. Он заглянул мне глубоко в глаза, словно изучая меня досконально, возможно, пытаясь понять вру я или нет. Пытаясь прочесть в них что-то свое. В этот момент я почувствовала искру, как будто через мое тело пропустили разряд тока. Сердце, сжавшись в неуютный комок, волнительно подступило к горлу, а я жадно сглотнула слюну, придавив ею обратно тот самый ком. Что у него в голове? О чем он думает? Боже, Гас, прекрати так пристально смотреть! Он, прищурив глаза, подкурил свою сигарету, щелкая по зажигалке и задрал голову к верху, выпуская ввысь клубы дыма, оголяя свою татуированную шею с выпирающим кадыком. Клянусь, он выглядит так сексуально, когда курит и сверлит дыру в небе. Птенчик еще раз бегло взглянул в мое лицо, а затем резко отвел взгляд куда-то вдаль. — Знаешь, — голос хрипел из-за табака, я откашлялась вместо него. — Если бы я все-таки умер, я бы хотел, чтоб меня кремировали и развеяли мой прах в саду у моего дедушки, — он говорил так тихо, что мне на секунду стало не по себе. Это все какой-то сюр. — Я очень люблю его, — с ноткой грусти завещал он, облизывая пересохшие губы, глядя прямо перед собой понурым, хмурым взглядом. — Гас, так оно и будет, — я аккуратно положила ладонь на его плечо, укрытое плотной розовой тканью камо худи. — Точнее, было. То есть там, откуда я. Он повернулся в мою сторону и подняв одну бровь, удивился. — Да? Здорово... — уголок рта слегка приподнялся, он хмыкнул, но глаза были все также полны печали. Мы стояли молча и курили уже вторую по счету сигарету, отчего головокружение одолело тело и я облокотилась на парапет ограждённой забором террасы, затягивая в легкие табачный дым в перемешку с тошнотой. Неожиданно я почувствовала дыхание позади себя. Потушив сигарету об руку, шикнув от неприятного ощущения, я швырнула бычок в урну неподалеку. Метко. Гас подошел сзади и приобняв меня за талию, уткнулся лицом в шею. Сердце снова начало колотиться. Пип водил носом по моим волосам, вдыхая сладковатый ванильный аромат. — Ты такая сладкая, как мамино печенье с ванилином, — промурчал он в полголоса, чуть откашливаясь, и я почувствовала, как он улыбнулся. — Учитывая то, что печенье Лизы невероятное, то мне приятно. Спасибо, Гас, — я пыталась оставаться невозмутимой, хотя внутри эмоциональный хаос сметал все наповал. Аромат его тела отдавал примесью травы, терпкого запаха пота и какого-то приятного древесного парфюма, от которого у меня сносило крышу. Его толстовка как раз была насквозь пропитана этим миксом, который действовал наподобие афродизиака. Такая реакция часто бывает у девушек, когда рядом находится человек, который им нравится. Нет, я вовсе не хотела бы присесть ему на член, как все, но сам факт присутствия Густава рядом сводил меня с ума. Это из разряда не физического влечения. Он ухмыльнулся, как будто услышал мои мысли. Хорошо, что это невозможно. — Ты напряжена, детка? — прошептал он куда-то в копну медных волос, ёрзая по ним носом. Я изо всех сил пыталась наладить дыхание и дышать ровно — быть спокойной, и выглядеть адекватно, но мое предательское сердце просто бешено заходилось, а руки дрожали от волнения. — Нет. Да, ну, то есть... — сначала тяжело вдохнув, я рвано выпустила воздух из легких. — Я не могу поверить, что ты здесь. И ты жив, — я смущалась, запиналась, потела и бледнела. — Не переводи тему, ты завелась, — невидимая мне ухмылка. — Дрожишь вся, как будто под дождем промокла. Я знаю, вы, девчонки, все такие предсказуемые. Вас легко прочесть, как книгу, — прохрипел блондин, все еще копаясь носом в рыжеватых сетях. — Тогда прочти меня, Гас. Открой книгу и прочитай первую страницу. Что там написано? — чуть повысив голос, я попыталась сделать его серьезым и размеренным, вспомнив о том, что нельзя же настолько быть очарованной волнением. — Хм, — молчание. — Ты хочешь, чтобы я тебя раздел прямо здесь? — ехидно спросил Густав, от чего уголок его рта пополз вверх. Я выплелась из его объятий и повернулась к нему лицом, моментально встретившись с его наглым взглядом убитых нежных глаз, со зрачками размера моего упомянутого волнения. Вопроса было два: у него зрачки так расширены, потому что он под кайфом или я ему хоть немного нравлюсь? Вероятнее, первое. Он привычно закусил нижнюю губу, ну сколько можно? На автомате я сделала тоже самое. Контрастный огонек загорелся в омуте карих глаз и парень подошел ко мне вплотную — настолько, что мне в прямом смысле перехватило дыхание. Он заметил, как я начала сильнее нервничать, и по-доброму усмехнулся надо мной. — Ты такая милая, — улыбка, разрыв сердца, держите семеро. — Прости, что сравнил тебя со всеми остальными, — виновато уронил теплый взгляд на деревянный пол. — Они бы уже разорвали меня и отымели моего дружка, — жестикулируя, он указал лицом и рукой на свой... Я опустила глаза вниз, но не для того, чтобы посмотреть на его достоинство — я засмущалась, сама не зная почему, пряча взгляд в полу. Гас нежно поднес свою руку к моему подбородку — она тоже насквозь пропиталась едким табаком. Мне нравится это. Он аккуратно поддел мое лицо и провел пальцами по моим губам, большим оттянув нижнюю. — Алые. Сочные. Красивые, как спелая вишня, — заткнись, романтик, иначе я тебя поцелую. — Знаешь, ты очень красивая, — черт. — Я давно такого никому не говорил так, чтоб искренне. Мне нравятся твои волосы, — опять с забавным акцентом и хриплым, сексуальным голосом, протянул Гас так, что я расплылась в нелепой улыбке и вновь опустила вниз глаза, улыбаясь. Чувствуя, как щеки изнутри заливаются багровым пятном. Ой, а кто это к нам пришёл? Мисс-смущение? Подходи! Входи, и не покидай, пока он рядом! Заставляй меня тупить. — Нет-нет, не опускай глаза. Я хочу видеть в них себя, смотри на меня, это заводит, — Гас правой рукой нежно придерживал мою голову, пропуская медные локоны сквозь татуированные изящные пальцы, точно как котята ласкают теплый плед, когда их отбирают у мамы. А левой рукой водил по моему лицу, изучая каждый сантиметр. Безумно, это безумие. Вы знаете, что такое безумие? Вот оно! Когда объект твоего обожания стоит непозволительно близко к тебе, выдыхает горячий воздух, касаясь им твоей кожи. Когда его кружащий голову запах въедается в ноздри, оседая в них навечно, оставляя после себя ноты ностальгии. От таких действий пересохло во рту, я облизнула губы и тело подобно ветвям на дереве раскачивалось влево-вправо, и все это — от пребывания рядом с Гасом. Гребанный баунти. То самое райское наслаждение. Теперь я не могла оторвать от него взгляда. Он приворожил меня, заманил, окутал и очаровал. Бессовестный дьявольский парень. Щетина на белой, почти призрачной коже, густые, чуть рыжеватые брови и ресницы — Густав в самом деле привлекательный, он знает об этом? Наверняка, ведь его внешность — номер один в пропуске в трусики к молодым сучкам. Девочки любят красивых и в меру скромных парней, которые в нужный момент могут превратиться в настоящего Альфа, нах. Мне дико хотелось коснуться его призрачной кожи, но я на самом деле не хотела портить момент. Не хотела стать одной из тех, кто так падок на Лил Пипа; той, что в списке его девчонок на раз. Кто готов разорвать его вклочья, как тряпку. Я стояла точно вкопанная в землю и смотрела в бездонные, очаровательно карие, блестящие глаза, подсвечивающиеся солнечным светом, отражающие целую Вселенную. Глаза, бегающие по моему лицу, не знающие, за что уцепиться. Из-за разницы в росте я смотрела на него слегка задрав голову к верху, ведь он почти на две головы выше меня. От этого затекла шея, но ради такого вида можно и потерпеть, так? В детстве мама звала меня дюймовочкой. — Густав, я так боялась... — эти слова прозвучали почти что шепотом. — Чего, детка? Чего ты боялась? — также тихо, перебирая волосы в своих руках, он остановил свой взгляд на моих губах. — Не успеть. И до сих пор боюсь, что все пойдет наперекосяк. Пообещай, что все будет хорошо. Дай мне обещание. Плевать, что мы знакомы совсем ничего, — я испытывала невероятное блаженство, находясь рядом, я потеряла себя в нем, полностью, бесстрашно нырнув в его бездонный океан. Человек-магнит. — Обещаю, — Гас аккуратно подсадил меня на забор террасы и подвинулся к моему лицу донельзя близко — еще ближе, чем был, встречая горячее дыхание с ароматом табака и кофе. Глаза в глаза, отражения друг друга в них. Момент, когда секунды превращаются в бесконечность, когда он тянется к моим губам, а затем ознакомительно проводит языком по ним, будто пробуя на вкус. Он наблюдает за моей реакцией, боясь, что я оттолкну его, бегло выискивая во взгляде отказ, но Гас его не увидит, поскольку я закрываю глаза и робко отвечаю на поцелуй, втягивая его верхнюю губу. От солнечного сплетения и до самых коленей, пробивая тело насквозь, бьёт молния. От удовольствия подкашиваются ноги. Парень, явно освоивший навык поцелуев, умело скользит языком по моим губам, оставляя на них влажный след. Сильнее обвивая его торс ногами, я прижимаю Пипа всё ближе и ближе к себе, пробуя на вкус шероховатый язык со всё тем же привкусом табака. Гас тяжело дышал, постепенно заводясь, отчего поцелуй становился напористее, снося крышу. Наше знакомство языков проходило успешно и мы добавляли немного влаги, тем самым придавая остроту ощущениям. Мой низ живота разрывало на части от пепелища и я боялась, что Гас скоро подскользнется на месте от лужи под нами. Мурашки — как звезды в небе, заполонили изнутри загоревшеесся тело. Гас ловко, но с опаской проник рукой под мою толстовку, что совсем не составило ему труда, ведь она мне до чертиков велика. Резко отпрянув от поцелуя и облизнув свои губы, он распахнул безумные черные глаза, будто увидел приведение. — Ты что, лифчик не носишь? — здесь я не поняла его реакции. — Ага, — отрезала я. — Я, типа, считаю их вредными для груди. Да и чего там прятать в нем? В ответ Гас широко и довольно улыбнулся, закусив нижнюю губу, но всё же убрал руки, напоследок сжав массивными ладонями грудь, как бы заценив. Он стоял в прежней позе, тесно прижавшись ко мне так, что я могла чувствовать последствие поцелуя у него между ног, упирающееся мне во внутренее бедро. Но вдруг, Пипа как ошарашило, и он испуганно отошел от меня, приземлив задницу на ступеньках, подкуривая очередную сигарету.