Ретрит

столовая колледжа города Броктон (шт. Массачусетс) – Принесла?! Моника налетает на столик, воодушевленная до безумия, и тут же с невероятным грохотом роняет прямо на мой поднос гигантскую картонную коробку, привлекая тем самым внимание сразу нескольких соседних столов. Я оторопело киваю, стряхиваю с одежды разлетевшиеся остатки снеков, отодвигаю от себя пестрый пластиковый стаканчик, мутное содержимое которого уродливыми пятнами уже расплывается по столу и моей светло-горчичной юбке, и под цепкий взгляд младшей Манчини проталкиваю из-под стола носками лоферов уже другую, менее значительную в размерах коробку. – Советские энциклопедии... Коллекционные издания комиксов... Справочники по домохозяйству и правильному питанию... Я начинаю занудно перечислять упакованное, параллельно отмечая, как преждевременный задор подруги смягчается под гнетом реального положения дел. Моника плюхается напротив, возбуждённо теребя темные кудри между по-детски пухловатых пальцев. Сегодня на ней отчётливо контрастирующий со смуглой кожей белый пуловер и голубые джинсы. Я также задерживаюсь взглядом на влажных, мандаринового оттенка губах и на искусственном румянце вдоль линии скул и до самых мочек с массивными кольцевидными серьгами. В первый раз это украшение появилось на девушке ещё в начале семестра, и за пару месяцев успело заметно оттянуть уши. – Вряд-ли удастся большего от них добиться. Мы собрали всё возможное, – я мрачно подвожу итоги и с интересом оччерчиваю взглядом выпуклые стенки махины, двумя неделями назад установленной в рамках акции "Дай ненужной книге свободу". – А у тебя как? – Не густо. Пришлось подкинуть от себя несколько томиков каких-то коллекционных книг в блевотски розовых обложках. Будем надеяться, что маман, как узнает, не отправит меня со всей этой благотворительностью и бумажным дерьмом на вторичную переработку. Мой смешок тонет в чужом вопле. Я и Моника практически одновременно выворачиваемся в сторону линии раздачи, заведомо осознавая, что стали свидетелями очередной еженедневной потасовки между соколледжниками. Подруге достаточно откинуться на спинку стула и слегка повернуть голову. Я же, из-за всё ещё возвышающейся перед собой коробки, слегка привстаю с места и перегибаюсь, упираясь локтями о выступающие ребра шероховатого картона. Вскользь замечаю стремительно нарастаюшую тишину и предвкушающие грандиозное зрелище лица подростков. В плотном октябрьском воздухе витает напряжение, оседая на языке лёгким покалыванием вместе с тошнотворным запахом рыбных котлет. Моментное оцепенение "публики" даёт понять, что до спускового крючка драки остаются лишь считанные минуты. Требуется лишь наталкивающий манёвр. Транквилизатор. – В чем дело, Миллер? Говниться на помои за стойкой научился, а чтоб отгребать как следует, так дело не дошло?! – кричит высокий, срывающийся на гогот, мальчишеский голос и я узнаю в его обладателе бритоголового пятнадцатилетнего Айзека Остера – восходящую звездочку и надежду местной спортивной команды, которая уже в порядке вещей распускает сопли и развязничает, после очередной провальной партии в хоккей. – Не устраивает размер порции, – не то шипит, ни то выкхаркивает малознакомый мне рыжеволосый парень вместе с комьями овсянки, в которую его, судя по всему, минуту назад окунули, – убирайся сосать свою мамашку, придурок! Одна из его худощавых коленок устремляется в грузный торс хоккеиста, вызывая поток дикого смеха и нетерпеливого улюлюканья со стороны толпы. Первый ответный удар обрушивается на рыжика беспромедлительным джебом и, судя по вмиг обмякнувшей на полу тушке, становится фатальным. Айзек этого будто и не замечает, продолжая наносить ленивые удары, вышибая из сжавшегося в клубок парня сдавленные стоны и булькающий хрип. На пожелтевший от кухонного жира кафель рвано брызгает кровь и медленно растекается пронзительно багровой лужей в форме вытянутого солнца. Я отвожу взгляд и бессознательно нащупываю сквозь ткань атласной блузки очертания серебряного крестика. Моё горло терзает подступающая тошнота с навязчивым металлическим привкусом чужой крови. Я стараюсь подавить в себе отвращение, твердя самой себе, что уже давно можно было к этому привыкнуть. А всё потому, что подобные драки в Броктоне далеко не редкость. Жизнь здесь бьёт не ключом, а скорее хуком справа. И дня не обходится без какого-нибудь мелкого ограбления, поджога или же активности местной криминальной банды, промышляющей в свободное от стычек и пьянствования время нелегальной торговлей оружия и психотропных веществ. На весь город от силы – три церкви. Две католических и одна протестантская. Что здесь забыли мои родители – религиозные фанатики до мозга костей – я, если честно, до сих пор и малейшего понятия не имею. Что стоило переехать из мирного Бруклайна, пригорода Бостона, в котором я провела все шестнадцать лет своей безмятежной жизни, чтобы потом уже со сложившимися принципами и высокими моралями, перейти из Греческого колледжа Святого Креста в обычный государственный колледж – унылую дыру со своими законами и правилами выживания. С последним свыкнуться сложно, но это не значит, что стоит сдаваться. В свой первый же день я обращаюсь в самоуправленческий клуб и таким образом знакомлюсь со своей будущей лучшей подругой – семнадцатилетней активисткой с испанским происхождением Моникой Манчини. Под руководством девушки клуб организовывает благотворительные акции, такие как недавний сбор средств для городских кошатников и уже нынешний сбор книг для недавно реконструированной после очередного поджога городской библиотеки. Уверенность в том, что даже в такой дыре можно быть добропорядочным человеком, определенно обнадёживает... – Все как всегда, – равнодушно комментирует Моника, выдергивая меня из оцепенения и несколькоминутного плавания в мыслях. Девушка всё-так же неподвижно полулежит на спинке стула с гримассой лёгкой брезгливости и холодным блеском в темно-карих глазах, неотрывно наблюдающих за происходящим, к которому успели подключиться ещё несколько бойцов. В позе Моники нет ничего до напряжения скованного и смущающего. С такой обыденностью наблюдают за игрой пламени или бликами на воде, но никак не за тем, как несколько человек в мясо калечат единственную жертву. Я сглатываю, все так же паршиво чувствуя себя прикованной к обоймам чужого мира. Крестик слегка показывает подушечки пальцев, а затем освобождается и вновь неуловимо оседает между ключиц. Слышится звон и грохот разлетаюшейся на пол посуды, что всецело оправдывает предпочтение администрацией пластика в качестве материала для столовых приборов. Внезапно кто-то заходит в столовую, заставляя всех мгновенно затихнуть, перейдя на сбивчивый шепот или же вовсе молчание. Я отчаянно вытягиваю шею с надеждой узнать в вошедшем директора или хотя бы кого-то из администрации, кто мог бы прекратить разогнавшийся сыр-бор. Но вопреки моим ожиданиям, к раздаче уверенным шагом направляется незнакомый мне темноволосый парень. Я пытаюсь вспомнить, попадался ли он мне на глаза в колледже раньше, но вдруг понимаю, что его хмурое лицо с хулиганскими чертами, расеченной бровью и слабо кровоточащей губой для меня предстает абсолютным пробелом в памяти. Темноволосый тем временем молча проходит к столику раздачи, минуя замерших в боевых стойках парней и болезненно скорчившееся под тяжёлыми ботинками тело. Он молча берет поднос и вертит его в руках, будто не имея и малейшей догадки насчёт его предназначения. Нависшую тишину разрушает уже значительно повеселевший и даже слегка румяный Остер, очевидно взявший на себя роль главного оратора. – Эй, Уэйн! Присоединишься?! – выкрикивает он в своей естественной, язвительной манере, позволяя мне теперь безошибочно разгадать личность незнакомца. Я вспоминаю, как ещё в начале первого семестра, когда схватив за руку и с довольной улыбкой на губах, Моника таскала меня по коридорам и знакомила с особенностями броктонского выживания, она упомянула некого Уэйна МакКолагха. Данное имя всплывало ещё несколько раз во время учебного процесса и хотя мне не доводилось сталкиваться с самим обладателем, я чётко осознавала, что этого как раз и нужно опасаться. В колледже Уэйн был ещё той знаменитостью, причем, с одной из худших репутаций. По слухам парень был настоящим изгоем, конченным психопатом тире мазохистом, возомнившим себя едва ли не супергероем из лиги справедливости. Говорили о Уэйне много, а при нем наверняка мало. Время от времени мне доводилось видеться на лекциях с его вполне реальным другом Джошуа Уильямсом. В отсутствие своего товарища парень заметно осторожничал и держался от потенциально агрессивных типов, наподобие Айзека Остера, как минимум на два метра подальше. Особенно – за последний месяц, ведь, согласно сплетням, Уэйн долгое время отсутствовал на занятиях из-за каких-то проблем с отцом. Я представляла Уэйна современным Робин Гудом, борцом за справедливость размером со шкаф в кабинете химии и с гримассой, способной ломать психику. А теперь, видя обычного, побитого жизнью подростка, среди таких же других, совсем не странно, вдруг чувствовать это разочарование. – Давно не виделись, кстати, – Остер демонстративно хрустит костяшками и будто нечаянно задевает носком ботинка расквашенное лицо рыжего. – Надоело быть нянькой собственному папаше и поэтому решил вернуться в колледж? Я глазом не успеваю моргнуть как тот самый поднос, что мгновением ранее находился в руках Уэйна, ударом молнии врезается прямо в нос хоккеиста. Матерясь во всю глотку, Айзек сгибается пополам и сморкается на собственные ботинки сгустками крови. – К-какого хрена? Он резко мотает головой и недоумение в прищуренных глазах сменяется гневом, как только взгляд наталкивается на лежащий неподалеку окровавленный поднос, а затем сводится к самому Уэйну, буравящему его провоцирующим взглядом исподлобья. – Ах ты ж мелкий ублюдок! – диким зверем рычит Айзек Остер и налетает на брюнета, сбивая его с ног мощным ударом в челюсть. Не давая парню успеть прийти в себя, Остер садится на него верхом и продолжает наносить рваные удары под аплодисменты внезапно ожившей публики. В какой-то момент он замедляется и любуется разбитым лицом, словно воодушевляясь от результата своих стараний. – Хей, Уэйн, – тяжело дыша, Айзек склоняется к лицу соперника и вкрадчиво шепчет ему на ухо так, чтобы слышать мог каждый, – А ты не боишься, что сдохнешь раньше, чем это сделает твой отец? Ответом служит презрительное молчание и слабый кровавый плевок ему в щёку. Всё словно повторяется, образуя нескончаемый адский круг из криков и побоев. Вновь и вновь до моих жаждующих оглохнуть ушей доносится задорный смех Айзека. Вновь и вновь я искривляюсь и закрываю глаза, слыша нескончаемый хриплый смех Уэйна. – Эй, ты куда?! Моника в последний момент хватает меня за запястье и я еле нахожу в себе силы, чтобы вырваться из её мертвой хватки. Пробираясь через всё ещё галдящую толпу, я уже не слышу её криков. Всё помещение словно погрязло под водой и до меня доходят лишь искаженные звуки лишь собственного сознания. Мне кажется, что я в агонии извиваюсь в ванной с наполовину опущенной под воду головой. Последним отголоском реальности становится отчего-то вдруг громкое и выразительное на фоне других голосов мониково: "Полегче, ребят. Расходимся." Где-то глубоко в моем сознании этот же голос продолжает диктовать мне правила броктонского выживания. И одно из которых, я буквально только что с оглушительным треском провалила.