* * *
Астория открыла глаза. Взгляд уперся в полупрозрачную тюль, закрывающую выход на фальш-балкон в ее спальне на втором этаже. Было еще темно, и за прозрачной занавесью только начал прорезываться тусклый зимний день. Астория перевернулась на спину, и ее левое плечо тут же пронзила острая боль. Перед глазами пронеслись картины вчерашней ночи. Драко безмятежно спал на другой половине кровати. Он лежал на спине, и Астория приметила у него в уголке рта пятнышко крови. Ее крови. Как она здесь оказалась? Как она могла дойти до такого? Астория была влюблена в Драко Малфоя с самого первого курса. Безответно, конечно. Она хорошо помнила, как изредка допущенная на посиделки старших слизеринцев, любовалась его профилем и следила как все вокруг, кроме разве что ее старшей сестры, ловят каждую фразу, которая вылетает из его рта. Астория не была одинока в своей влюблённости — многие девчонки со Слизерина, и даже с других факультетов, сходили по Малфою с ума. Он всегда был окутан шлейфом из сплетен, недомолвок, секретов и успеха. Он был заносчив, недоступен и красив. И конечно опасен. Дафна, накрыв их одеялом в женской спальне, шепчет испуганной Астории, что Драко Малфой стал Пожирателем смерти. Меж факультетов разносится слух, что это он убил Дамболдора. Дафна предупреждала Асторию, говорила ей ни в коем случае не влюбляться в Драко Малфоя. Но Астория, младшая в семье, окруженная заботой и любовью своих родных, не могла представить, что кто-то может отнестись к ней иначе. Ее все любили. Просто она была еще слишком маленькой. Просто Драко пока не заметил ее. Но, конечно, рано или поздно он заметит. Остальные мальчишки казались ей какими-то пресными. Пытались добиться ее внимания, дарили подарки, были предсказуемыми как открытая книга. И влюбиться в них было бы просто скучно. Пока они вместе учились в школе, Астория раздумывала, как бы привлечь внимание Драко. Однажды ей даже удалось подстроить так, что Тео Нотт позвал ее погулять в Хогсмид в их компании, чего Дафна никогда не делала. Астория была лишь на втором курсе, а остальные — Дафна, Тео и Драко — уже на шестом. Но Драко все время их прогулки был растерян и погружен в себя, и не обращал на Асторию никакого внимания. Дафна злилась, что своевольная сестрица пошла против ее желаний. А Тео грубо шутил о том, что у него уже было много чего с девчонками и он может ознакомить Асторию с целым новым миром, на что Дафна била его ногой по коленке под столом и ругалась сквозь зубы. Астории было неловко, она готова была разрыдаться прямо за столом от того, насколько не так все вышло. Дафна не разговаривала с ней еще три дня и не разрешала даже сидеть с ними в гостиной. А потом Драко и вовсе как будто пропал. На седьмом курсе Драко совсем перестал обращать внимание на реальный мир. Дафна по секрету сказала Астории, что в их поместье творится что-то неладное, и что им лучше не иметь с этим дело. Но Блейз продолжал общаться с Драко, а Дафна уже три года встречалась с Блейзом. А Астория, хоть и была популярна на своем курсе, предпочитала проводить время в компании семикурсников. Ей хотелось бы его подбодрить — не так как Пэнси, которая постоянно причитала и висла у него на шее, пока он не начинал отмахиваться от нее, как от назойливой мухи. Вокруг царила мрачная атмосфера. Слежка, допросы, похищения. Но это было там — за стенами школы. Семья Гринграссов была чистокровной, и Кэрроу особо не докучали слизеринцам. Астория могла думать лишь о том, что Драко Малфой вот-вот закончит школу, и ей придется провести здесь еще четыре года без него. А потом были битва и суд. Очень долгий суд. Разбирательство над Малфоями длилось три с половиной года, даже с учетом заступничества самого Гарри Поттера. Люциус Малфой большую часть этого времени провел в Азкабане, Драко Малфой — в своём поместье под запретом определенных действий, что фактически было мягкой формой домашнего ареста. И Астория — хотя она читала все газетные статьи на эту тему и просила Дафну пересказывать ей в письмах все, что ей известно от Блейза — Астория попробовала забыть о своей детской влюбленности. В конце концов, любить Драко Малфоя после войны было полнейшей глупостью. Их семья была в упадке — была унижена, порицаема, подвергнута остракизму. А репутация семьи Гринграсс была не запятнана. Астория начала встречаться с одним парнем с Когтеврана, Колином Макмерфи. Его отец был владельцем завода по производству магических котлов, но важнее было то, что Колин был вполне симпатичен и очевидно влюблен. Но он весь был строгим и правильным до мозга костей и не позволял себе ничего лишнего. Представил ее своим друзьям, а на каникулах предложил познакомить со своими родителями. При этом ни разу ее не поцеловал. Астория сама наклонилась к нему, когда они пересаживали ростки в теплице мадам Стебль, и поцеловала, чем похоже изрядно его смутила. Колин покраснел до мочек ушей и пролепетал что-то невразумительное. Астория рассмеялась, а он еще гуще залился краской. Ей нравилось, как он терялся, как будто их отношения были совсем не за этим. И все-таки Астория чувствовала, что они не на равных — Колин воспринимал эти отношения очень серьезно, а Астории не нужна была серьезность. Ей хотелось легкости, хотелось просто чего-то без Драко Малфоя. Ей пришлось расстаться с Колином. К моменту выпуска из школы ей стало казаться, что вся эта история с Малфоем подошла к концу. Как будто это чувство, хранимое стенами замка, постепенно испарилось. У нее появились новые планы на жизнь. Она собиралась работать в фонде, который основала ее мать: помогать жертвам войны и делать инклюзивные программы для магглорожденных волшебников, чтобы помочь им лучше встроиться в мир магии. В отличие от многих на Слизерине, у Астории, как и у других членов ее семьи, не было отвращения или пренебрежения к нечистокровным волшебникам — скорее она просто не задумывалась о том, как им приходится существовать в магическом мире. И она собиралась заняться тем, чтобы это узнать. Однако, не считаясь с ее честолюбивыми юношескими планами, жизнь вернула ее на развилку, которую она, казалось, удачно проскочила. Это случилось на благотворительном приеме, который Гринграссы устраивали для привлечения средств на программу помощи малоимущим семьям. Астория, недавно окончившая школу (с отличными результатами), вернулась с летних каникул, проведенных в Италии. Там она ненадолго заехала в гости к Дафне и Блейзу Забини, которые сняли виллу на лето на берегу Тирренского моря. К ним должен был заехать и Драко через несколько дней, но Астория не стала дожидаться его приезда и отправилась дальше, смотреть маленькие католические церкви, городки, в которых лимоны растут прямо на улицах, и наслаждаться жизнью, молодостью и свободой. Мир казался ей прекрасным местом. Ее влюбленность оставила легкую ностальгию. И у нее было много планов. Перед ней лежал весь мир. Они все-таки встретились на приеме. Драко показался ей повзрослевшим и грустным. Их семья была только недавно оправдана от обвинений в содействии Темному Лорду. Мать Астории, чтобы поддержать Нарциссу Малфой, с которой они дружили в юности, когда вместе учились на Слизерине, пригласила их на этот прием. Однако было видно, что им очень неуютно быть в обществе. На них косились. Люди, еще не так давно искавшие их внимания и желавшие оказаться рядом с ними, теперь сторонились их, при этом то и дело как бы невзначай кидая взгляды в их сторону. Миссис Гринграсс взяла на себя Нарциссу и обсуждала с ней, какие в фонде имеются программы для поддержки малоимущих семей. Драко стоял у стойки с напитками с угрюмым видом, очевидно проклиная себя за то, что согласился прийти сюда. Его обходили стороной. Астории стало жаль его. Она подошла. — Жалеешь, что пришел? — Астория встала рядом, выбирая себе напиток. Драко взглянул на нее исподлобья, готовый защищаться, но, кажется, не услышал насмешки в ее голосе. — Астория, — она выбрала коктейль мимоза и указала на себя узким бокалом. — Я знаю, — Драко на секунду отвел глаза, потом слегка улыбнулся. — ты изменилась. Астория засмеялась. Да, это было действительно весело. Драко Малфой заметил, что она изменилась. — Извини, я была уверена, что ты меня не вспомнишь. — Почему? — Драко отпил из бокала, который до этого просто держал в руке как своеобразный щит. — Ну я всегда была просто младшей сестрой Дафны. — Пожалуй, — согласился он. — Чем ты сейчас занимаешься? — Ну, пытаюсь немного прийти в себя после судов в основном. И не отсвечивать. А ты? Они просто болтали у стойки с напитками. Это было так легко и непринужденно. Мимо проходили какие-то люди, которые тянулись за бокалом игристого или тыквенного сока. Кажется, они боялись приближаться до этого, чтобы не пришлось вступать в разговор с Драко Малфоем. Когда у стойки с напитками стало слишком людно, Драко и Астория переместились в другой угол парка и гуляли между скульптур, выстриженных из деревьев. Астория рассказывала про свои летние каникулы и про свои планы помогать в фонде. Драко в основном молчал, но ему как будто не было тягостно или скучно — просто не хотелось говорить о себе. Это казалось немного странным после школы, когда он все время говорил о себе. Он был уже другой. И Астория уже не была в него влюблена. Этот день она запомнила навсегда — как день, когда она была еще беззаботной и счастливой. Еще она помнила, как на следующий день пришла в Министерство. Там был Питер. Она познакомилась с Питером совсем недавно. Он был стажером в Аврорате и помогал ей отбирать папки с делами семей волшебников, пострадавших от войны, которым фонд Гринграссов мог бы помочь. Питер закончил школу на год раньше нее. Он был полукровкой из Пуффендуя и все еще продолжал носить черно-желтый галстук. Они почти сразу подружились. С Питером всегда было как-то легко. Астория зашла в тесную пыльную комнатку, служившую архивом, и увидела его вихрастую каштановую макушку. Она слегка потрепала его за загривок и поставила рядом с ним один из стаканчиков с кофе на вынос, которые брала в кафе рядом с Министерством каждое утро. — Привет трудягам! Питер поднял на нее голову от бумаг и широко улыбнулся. У него была приятная открытая улыбка. — Привет! Спасибо за кофе. Не нужно каждый раз мне его приносить, правда. Он смутился. Астория знала, что у Питера не так много денег и он живет на учебную стипендию. Ей было приятно угощать его кофе, и она даже не задумывалась о том, что это может доставить ему какой-то дискомфорт. Наоборот, она думала о том, что ей было бы некомфортно одной пить кофе в его присутствии. Она могла бы выпить его в кафе в одиночестве, но всегда немного опаздывала. Кроме того, ей было приятней пить его в компании. — Мне уже неловко. Давай я тогда угощу тебя обедом? — спросил он. — Нет, я не позволю тебе транжирить на меня твою стипендию, — Астория улыбнулась. Питер покраснел и опустил голову в бумаги. — Питер, я с удовольствием схожу с тобой на обед, но, если каждый заплатит за себя. Я понимаю, что не на всех деньги сыплются с неба. Астория возвела руки к потолку, иллюстрируя свою мысль. Питер прыснул от смеха, хотя все еще был немного смущен. — Я это понимаю, правда. Мне просто приятно приносить тебе кофе. Но если тебе не нравится, я больше не буду. Астория села напротив него за стол, поставила стаканчик и взялась изучать одну из папок, которую Питер успел отобрать для нее до того, как она пришла. — Я не хотел тебя обидеть. И кофе очень вкусный. Прости. — Забыли, — наигранно деловым тоном ответила Астория, делая вид, что внимательно изучает данные в папке. Но потом не удержалась, взглянула на него и заговорщицки улыбнулась. — Угадай, кого я вчера встретила. — Эээм… – Питер поднял голову от бумаг, — Селестину Уорлок? — Что? — Астория прыснула при упоминании известной певицы любовных хитов. — Нет, откуда ты вообще ее знаешь? — Моя мама ее слушает. — Нет, не ее. Представь, это был Драко Малфой. Питер слегка нахмурился. Аврорат активно пытался способствовать тому, чтобы их признали виновными. И, наверное, только заступничество Гарри Поттера спасло их, по крайней мере Люциуса, от пожизненного срока в Азкабане. — Со школы его не видела. Он сильно изменился. — И вы теперь общаетесь? — Не знаю, мы виделись-то всего один раз. — Тебе не стоит с ним общаться, Астория. Это ни к чему хорошему не приведет. — Хорошо, папочка, я поняла, — Астория сделала наигранно недовольное лицо. Питер невольно улыбнулся. Но Астория его не послушалась.* * *
Когда Драко проснулся, Астории уже не было рядом. Голова просто раскалывалась, и хотелось просто покинуть свое тело, чтобы не переживать это чувство, к которому добавлялся стыд за свое вчерашнее поведение. Он что, вчера укусил свою жену? Какие бесы в него вселились? Умывшись ледяной водой и еле пребывая в вертикальном положении, Малфой натянул халат поверх пижамы и спустился в столовую. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Не проживать этот день, а как-то сразу перейти к тому, что все уже прошло: и его головная боль, и его стыд, и тот ужас, присутствие которого он ощущал постоянно, но боялся осмысливать. Драко сидел в столовой перед нетронутым завтраком и вспоминал, как встретил Асторию на том благотворительном приеме, который положил начало их отношениям. Все избегали его, боялись даже случайно столкнуться с ним глазами. Но Астория так открыто общалась с ним. Она не считала его изгоем. Она была принята в общество и не считала его изгоем. Она дала ему почувствовать себя нормальным. Драко помнил, что она была влюблена в него в школе. Но Астория была права, когда сказала, что была для него просто младшей сестрой Дафны Гринграсс. Драко никогда не воспринимал ее всерьез. Но тогда, увидев ее вновь, он возможно впервые взглянул на нее по-настоящему. И она оказалась ослепительно красивой молодой девушкой, уверенной в себе, веселой и свободной от чувств к нему. Это задело что-то в нем. Он так привык к ее влюбленности, что почувствовал утрату чего-то, когда не смог на нее опереться. Неуверенность в себе. Астория давала ему почувствовать себя нормальным в обществе и одновременно неуверенным. Дала ему чувство равенства вместо своей любви. И Драко захотелось вернуть ее. Драко захотелось еще раз влюбить ее в себя, на этот раз крепко. Он хотел утвердиться в этом мире заново. И он начал ее завоевывать. И вот, три года спустя, она сидит с ним за одним столом, потухшая, задумчивая. Что осталось от нее? Драко казалось, что он сорвал ее, как прекрасный цветок, и тот засох без воды — без его любви и внимания. К горлу подступило мерзкое чувство отвращения к себе, схожее, пожалуй, с попытками проглотить ненавистный паштет из гусиной печени, которым как-то в детстве пыталась его накормить мать. Астория, похоже, не горела желанием сегодня находиться в его компании. Не закончив со своей овсянкой и кофе, она встала из-за стола. — Я поехала в фонд. Она вышла, даже не взглянув на него. Малфой услышал на лестнице шаги кого-то из семейства Уизли. Он понял, что не готов к их обществу. Запихнув в рот остаток круассана и запив его обжигающим кофе, он закашлялся и вышел из-за стола. Оставалось только сбежать из собственного поместья на работу.* * *
Астория надела темно-синий кашемировый свитер с круглым воротом и юбку в тон: синюю в тонкую клетку цвета охры. Плечо заныло, когда она вдевала руки в рукава свитера. Она взглянула на себя в зеркало — укуса было не видно. Волосы она забрала в низкий пучок. В фонде было полно народу и царила предпраздничная суета. К Рождеству готовили много программ: музыкальные концерты, театральные выступления, подарки для подопечных. Астория окинула взглядом кучу пергаментов, которая лежала у неё на столе, и тяжело вздохнула. — Привет, подруга! — окликнула ее Фелиция Моррис, чей стол был напротив стола Астории. Фелиция была секретарем миссис Гринграсс. Ей было около шестидесяти, и она была ярой приверженкой цветочных горшков на любой свободной поверхности, приторных духов и неуемного панибратства. Стол Астории стоял напротив, также рядом с кабинетом матери — она совмещала функции личного помощника и вела отдельные проекты, которые могла выбирать по своему усмотрению в силу родственных связей. — Привет! — Астория кинула сумку на стол и через силу улыбнулась. В обычное время она была не против Фелиции, которая, казалось, обладала позитивной энергией целого выводка щенков. Но сегодня Астории было сложно соответствовать ее уровню. — Это все за два дня? — Самые горячие деньки, ты же знаешь. — Да, точно. Астория удрученно посмотрела на возвышающуюся на своем столе гору пергаментов. Что же, лучшее средство отвлечься от тревожащих мыслей — это работа! Она погрузилась в разбор заявок на рождественские подарки. В каждой заявке были указаны фамилия семьи подопечных, количество детей, пожелания по подаркам. Астории нужно было сверить заявки со списком подопечных фонда и проверить, сколько семей уже заполнили заявки, а сколько еще должно прийти. Также ей нужно было рассчитать стоимость подарков в заявке и, если она не укладывалась в бюджет (семьям заранее объявляли возможный бюджет, но не все его учитывали), подобрать возможные альтернативы. Хотя большинство семей выбирали что-то дешевое и простое, и тогда Астории, наоборот, хотелось выбрать им что-то получше. После анализа заявок Астории нужно было составить список покупок, с которым Джон и Джулиан, тоже сотрудники фонда, пойдут штурмовать магазинчики Косого переулка и Хогсмида. — Асти, — Астория ненавидела, когда ее так называли, — ты собираешься обедать? Она подняла голову. Фелиция стояла возле ее стола, застегивая мантию цвета фуксии. — Да, но позже. Мне осталась всего пара заявок, хочу с ними закончить. Иди без меня. — Ладно, — Фелиция развернулась к выходу, затем снова повернулась к Астории. — Хотя я знаю, кто тебя вытащит. Ну, не буду мешать. Привет! Астория обернулась ко входу. В комнату вошёл Питер. Он приветливо улыбался присутствующим и жал руки мужчинам. Здесь его все знали. — Привет, — сказал он, подойдя к столу Астории. — Я подумал, возможно ты не откажешься сходить на обед? Вижу, у вас тут все кипит. — Привет, — Астория была рада его видеть. Она вдруг почувствовала, насколько сильно хотела есть. Желудок протестующе заурчал. — Я сейчас. Астория накинула свою мантию и повесила сумочку на плечо — правое, потому что левое болело. Она отметила про себя, что Питер чуть сдвинул брови, будто заметил что-то ненормальное. Конечно, он аврор, им положено быть наблюдательными. По пути она передала Джулиану составленный список покупок: — Здесь все на сегодня. Вот еще пять галлеонов — это для Люси. Я хочу, чтобы у нее была именно эта волшебная кухня. Сегодня была ее очередь выбирать, и они пошли в любимую Асторией пиццерию «Вкус Италии», которая располагалась недалеко от Министерства. Это был небольшой ресторанчик, расположенный почти в подвале. Каменные стены, всего несколько столиков для парочек и длинная барная стойка, за которой владелец, пожилой итальянец, смешивал коктейли с мартини и болтал с гостями. Окна-бойницы почти не давали освещения, особенно в Лондоне. Для этой цели на каждом столике стояли толстые кремовые свечи, которые создавали уютную и немного романтичную атмосферу. В меню были только пицца, паста, салаты и закуски из разных видов оливок. Астория и Питер заняли свой привычный столик в дальнем углу, Астория заказала вегетарианскую, Питер взял крудо с моцареллой и пармской ветчиной. — Ты давно не заходил, — Астория закусила свое замечание оливкой, наблюдая за своим другом. Он выглядел уставшим, как будто не спал эту ночь, а может быть, и несколько предыдущих. — Да, у нас тоже горячая пора. Ты же знаешь про суд над Долоховым? Его пришлось приостановить из-за нападения на Гермиону Грейнджер… когда выяснилось, что Сивый тоже где-то в Лондоне… Мы пытаемся понять, кто ещё может быть замешан. Это правда, что она теперь живет в вашем доме? — Откуда ты знаешь? — Есть каналы, — Питер постарался быть загадочным, но эта маска быстро с него слетела. — Да ладно, Рон сказал. — Ну тогда ты осведомлен не хуже меня. Астория пожала плечами и тут же поморщилась от боли. Она вспомнила, что хотела в обед зайти в аптеку за заживляющей мазью, но при Питере, конечно, не пойдёт. — Что с тобой? — лицо Питера тут же стало внимательным и серьезным. — Что? — Астория попыталась сделать вид, что ничего не случилось. — У тебя что-то с плечом, — это было утверждение, а не вопрос. — Нет, пустяки, — Астория сосредоточенно убирала очередную косточку в салфетку. — Врешь. — Просто слегка вывихнула. — Где? — от Питера невозможно было так просто отвязаться, когда он хотел что-то выяснить. — Не помню. — Тори (это сокращение, в отличие от «Асти», ей нравилось). Посмотри на меня, — Астория подняла глаза, досадуя, что не придумала никакой легенды своему состоянию. Питер смотрел на нее очень внимательно, и от этого ей стало неловко, чего почти не случалось в его компании. — Тори, он что, тебя бьет? — Что? Нет! — Астория старалась выглядеть обескураженной, но получалось не очень. Действительно, ее муж ни разу ее не ударил. Можно ли считать насилием то, что он ее укусил? И что сказать про остальную часть вчерашнего вечера? Была ли это безумная страсть или грубость на грани изнасилования? От промелькнувших мыслей Астория чуть заметно нахмурилась — что конечно не ускользнуло от внимания Питера. — Что он сделал, Тори? — Ничего. Это моя личная жизнь, Питер. Давай, ты не будешь в неё вмешиваться, — произнесла она холодно. Питер, конечно, ее друг, но у неё всего один муж, и это Драко Малфой. Питер в ответ одарил ее долгим взглядом, но промолчал. Официант принес их заказ, но Астории уже расхотелось есть.* * *
Рон и Гермиона завтракали вдвоём в столовой Малфой-мэнора, которую эльф именовал малой, хотя ее размеры были весьма внушительны. Сейчас, когда они остались без хозяев поместья, Гермиона более внимательно осмотрела комнату, в которой прошел вчерашний ужин. Стены были украшены обоями селадонового оттенка с узорами в виде нарциссов. В центре комнаты стоял стол и стулья на десять персон с обивкой из той же шелковой ткани, которая украшала стены. По стенам были развешаны гобелены с прекрасными девами и единорогами, выполненные, судя по всему, еще в Средневековье. Гермиона оглядела свою клетчатую фланелевую пижаму в цветах Гриффиндора, в которой решила спуститься к завтраку, и невольно поерзала на стуле — она явно не подходила для такой помпезной атмосферы. Эльф обслуживал их не в смокинге, как вчера, а в белом костюмчике, похожем на поварской. Взмахом руки он приподнимал серебряные колпаки блюд, расставленных на столе, под которыми скрывались овсянка с ягодами малины, яичница с сосисками и фасолью, тосты с вазочками, наполненными маслом и различными джемами, и творожная запеканка. — Что желаете, мисс? Глаза разбегались от выбора. — Простите, я забыла, как вас зовут. — Дилли, мисс. — Я буду овсянку, Дилли. И чай с молоком, если позволите. — А я буду яичницу, — подал голос Рон с противоположной стороны стола, — черный кофе и апельсиновый сок. И тосты. Дилли разнёс им блюда и напитки и отошел, ожидая дальнейших распоряжений. — Мы…все себе положим, вам необязательно… — Гермиона пыталась подобрать нужные слова, чтобы не обидеть эльфа, но как-то показать, что они способны сами справиться. Ей было очень непривычно завтракать в такой атмосфере. — Мисс хочет, чтобы Дилли удалился? — Вовсе нет! Я просто… — Гермиона протестующе подняла руку. — У нас дома нет эльфов, — просто сказал Рон, откусывая кусок сосиски, — и мы привыкли обслуживать себя сами. Дилли повёл ушами, пытаясь переварить эту информацию. — Просто…ничего больше не нужно, спасибо. Мы справимся сами. У вас, наверное, есть дела. — Я буду здесь, как только вы позвоните, — Дилли указал на стоящий на подносе на столе серебряный колокольчик с узором в виде драконов и аппарировал с глухим хлопком. — А Малфои неплохо живут. И кто говорил, что судебные разбирательства их разорили, — усмехнулся Рон и потянулся к тарелке с тостами. Овсянка была просто бесподобна. Гермиона никогда особо не умела готовить, в чем Рон не уставал ее упрекнуть, сравнивая ее стряпню с тем, что он ел дома, в Норе. Нет, конечно, это все говорилось как бы в шутку. Но Гермиона знала, что она плохо готовит. Ей самой казалось, что она не очень привередлива в еде. Но сейчас, сравнивая свой обычный завтрак с сегодняшним, она поняла, что просто привыкла. Рон съел свою яичницу, потом принялся за запеканку, затем покончил с оставшимися тостами с джемом. Гермиона подлила себе чаю и следила за супругом. Кажется, эта часть их теперешней жизни Рона вполне устраивала. — У меня отпуск ещё два дня, как раз обжиться. Если все будет нормально, с понедельника вернусь в отдел. А то дел сейчас невпроворот. Я едва договорился с Гренвилем, чтобы меня отпустили. Гермионе должно было быть неловко. Мало того, что она сама не появлялась на службе уже три месяца, так ещё и Рон теперь выпал из обоймы. Но она почувствовала только раздражение. Это не она виновата, что Сивый на неё напал. И что он вернулся в Англию. И что у Рона теперь куча работы, а он вместо этого сидит с ней. Она не просила его быть здесь. Волна раздражения вытолкнула ее из-за стола. — Ты чего? — Рон непонимающе смотрел на неё. — Я закончила. Пойду пройдусь, осмотрюсь вокруг. — Подожди меня, я с тобой. Рон запихнул в рот остаток тоста с джемом и, схватив с тарелки ещё один, пошёл следом за ней. Они гуляли без цели, как пара туристов, осматривающих художественный музей. От интерьеров замка захватывало дыхание. Стены были украшены резными деревянными панелями с узорами из лилий и плюща. На них были развешаны картины и гобелены, изображавшие какие-то сцены из жизни рода Малфоев, Портреты на стенах, изображавшие каких-то дальних предков, следили за ними недобрыми глазами. Однако они были воспитаны лучше Вальбурги Блэк, поэтому слово «грязнокровка» Гермиона слышала лишь шепотом. На полу лежали узорчатые персидские ковры, сплетенные из серебристых и изумрудных нитей. Некоторые двери были приоткрыты — за ними скрывались кабинеты, залы с фарфором, бильярдная. Вся эта старинная резная мебель, картины, статуи, утварь создавали у Гермионы сновидческое ощущение, будто она очутилась на музейной экскурсии прямо в своей пижаме. Казалось, здесь давно никого нет. Поместье не было заброшенным, но оно казалось пустым. В нем не ощущалось ничьего присутствия, кроме присутствия самой истории. Как странно, должно быть, жить в подобном месте. Считать подобное место своим домом. Малфой-мэнор был чем-то похож на Хогвартс, но ощущения от пребывания здесь разительно отличались. В Хогвартсе Гермиона чувствовала себя как дома. Стены там давали ей ощущение уверенности. Здешние стены шептались о том, как сюда могла попасть магглорожденная. Кажется, некоторые портреты ни разу, ни при жизни, ни после смерти, не видели подобного. Не считая того раза, когда они с Гарри и Роном в прошлый раз были здесь… Они не ходили в зал, где Беллатриса пытала ее и вырезала у нее на левом предплечье слово «грязнокровка», не спускались в подвал, где несколько месяцев подряд содержались Луна Лавгуд, мистер Олливандер и Крюкохват. Эти развлечения они оставили на другой раз. За одной из дверей скрывалось то, что заставило Гермиону ахнуть от восторга. Это была библиотека. В первое мгновение она показалась Гермионе огромной, не меньше, чем в Хогвартсе. Это был просторный зал высотой в несколько обычных этажей. Все с пола до потолка было уставлено книгами. На втором ярусе был балкон, опоясывающий зал по периметру. Деревянные шкафы, деревянные панели на стенах, деревянная лестница и балюстрада второго яруса, деревянные рамы на окнах, из которых лился солнечный свет, подсвечивая золотые буквы на корешках старинных фолиантов — все это создавало ощущение, что Гермиона попала внутрь огромной шкатулки полной книг. Это было одновременно камерно и величественно, уютно и трепетно. Глаза разбегались от того, сколько знаний, запечатанных в кожаные и тканные переплеты, хранилось в одном месте. — Я бы хотела здесь жить, — вырвалось у нее невольно. Рон скептически хмыкнул. В центре зала стоял большой диван, обитый чуть потертой коричневой кожей, по его бокам были резные столики, на которых располагались лампы с абажурами из желтого стекла, а перед ним стоял низкий журнальный столик с пустым серебряным подносом. Немного в углу стоял большой письменный стол, на котором можно было разложить книги для более пристального изучения. Пройдя в центр зала, Гермиона обнаружила, что в библиотеке была еще одна секция — высотой всего в один ярус — где располагался камин и большое кожаное кресло, той же отделки, что и диван. Возле него стояла поленница и небольшой столик. Окон в этой части не было, и даже днем возникало ощущение полумрака. Но как должно быть уютно сидеть здесь по вечерам, когда камин горит, а в руках книга по переводу древних рун, а рядом дымится чашка с горячим чаем. Гермиона на секунду закрыла глаза и представила это. — Пойдем дальше, — Рону библиотека не доставляла особого удовольствия. Гермиона подумала, часто ли хозяева наведываются сюда. Должно быть, нечасто. Хотя… Малфой был с ней на равных по многим предметам. С такой библиотекой не удивительно. Гермиона подумала, каких успехов могла бы добиться, родись она в чистокровной семье. Вполне возможно, что не таких уж высоких. Зачем стремиться к чему-то, когда у тебя все есть от рождения? Родись она в чистокровной семье, она была бы совершенно другим человеком. Гермиона отметила про себя пару книг, которые хотела бы прочесть, с прицелом позже попросить разрешения у Малфоя одолжить их ненадолго. Ей начинало здесь нравиться.* * *
Но вот Рон был совершенно противоположного мнения. Ему было скучно, и он совсем не знал, чем себя занять. Он по несколько раз на дню заводил разговор о том, как долго они планируют здесь оставаться. Из всех мест в поместье ему понравилось только большое поле для квиддича, расположенное к востоку от центрального парка. Но поскольку единственным возможным напарником в этом занятии мог бы выступить только Драко Малфой, перспектива играть здесь в квиддич была также не особо привлекательна. Когда Рон вышел на работу, Гермиона вздохнула с облегчением. Она надеялась, что работа сможет как-то занять и отвлечь его от того места, где ему теперь приходится ночевать по ее воле. Несколько дней ей не удавалось подловить Малфоя, чтобы спросить про библиотеку — он завтракал до того, как они с Роном спускались в столовую, и к моменту их ужина все еще не возвращался. Гермиона подумала, что невежливо было бы караулить его возвращение до глубокой ночи. Они встретились только в субботу, когда больше некуда было спешить. Трапеза проходила в гнетущем молчании. Хозяева и гости больше не пытаясь поддерживать дежурную, ни к чему не обязывающую беседу. Слышался только стук приборов о тарелки и шелест газеты, которой Малфой прикрывался от всех присутствующих. — Эм, Малфой, не мог бы ты мне передать спортивный раздел. Как закончишь, конечно, — произнес Рон. Малфой согнул газету пополам и посмотрел на него поверх нее. Так было не видно, как его губы сжались в нитку, но, в конце концов, разомкнулись. — Конечно, — Малфой вынул пару нужных листов и протянул их домовому эльфу. — Дилли, не мог бы ты передать это мистеру Уизли. И к завтрашнему дню заказывать два экземпляра. Дилли повел ушами и пошел относить Рону спортивный раздел. Гермиона кашлянула, пытаясь прочистить горло. Вступать в разговор после такого обхождения не хотелось, но ей нужно было использовать подвернувшийся шанс. — Хм-хм…Малфой, — она тоже привычно обращалась к нему по фамилии. Несмотря на то, что она сказала это довольно тихо, Малфой чуть опустил свою газету и посмотрел на нее. Это было как толчок в грудь. Гермиона поняла, что они почти никогда не смотрели друг другу в глаза. У него были серые глаза. Не то чтобы она не знала этого, скорее никогда не отмечала это так четко. Серые глаза с серебристым блеском по радужке. Уголки его глаз были слегка прищурены, будто ему было неприятно или больно на нее смотреть. Неудивительно. Рука непроизвольно тронула материю повязки на щеке. Она была на месте. — Можно мне пользоваться вашей библиотекой? — Библиотекой? Ладно. И он опять закрылся газетой. Гермиона почувствовала, что давление, которое она испытывала до этого, давление, вызванное его взглядом, резко пропало, как будто кто-то распустил ей невидимый корсет.* * *
Но несмотря на отстранённость и холодность хозяев поместья и бурчание Рона, Гермиона здесь все равно чувствовала себя лучше, чем в Норе. Или в их с Роном квартире, которую они снимали на Парсон-сквер. Может быть, потому что здесь они с Роном были не одни и в непривычной, чужой для себя обстановке. Здесь нужно было держать лицо. То, что от него осталось. Стена равнодушия, исходившая от Малфоев, как будто немного отделяла их и друг от друга. И Гермиона могла немного побыть одной, отстранённой, чужой, не чувствуя вины за это. Но Рону это не нравилось. Он старался быть хорошим и понимающим мужем, Гермиона видела это. Она знала, что он не озвучивает и десятой доли подколок и замечаний, которые рождались у него в голове из-за положения, в котором они оказались. Но, в конец концов, он не выдержал. Рон нашел ее в библиотеке, гуляющую вдоль стеллажей, не в силах выбрать между «Летописями древних родов Магической Франции», «Магическими артефактами: историей создания и использования» и «Расширенным руническим словарем древних кельтов». Гермиона перегнулась через перила и посмотрела на него. Он все еще был в рабочей мантии. — Пойдем на ужин? — Нет, я уже поел. Я прогуляюсь до деревни. — Зачем? — Гермиона взглянула на часы, висевшие в просвете между окнами — было почти девять вечера. — Мне нужен свежий «Вестник квиддича». — Попроси Дилли, он принесет. Да и магазины уже закрыты. — Меня просто достало здесь сидеть. Я хочу куда-нибудь выйти. Пойдёшь со мной? — Я… — Гермиона замялась. Она ещё не появлялась на публике, не считая момента переезда из Мунго в Нору. Она знала, что в конце концов придётся это сделать, но пока была не готова. Она дотронулось рукой до своей щеки. Шрамы были на месте, надежно прикрытые повязкой. — Нет, я, пожалуй, останусь. — Как хочешь. Если тебе нравится тухнуть среди этих древностей, пожалуйста. И он развернулся и вышел. Гермиона знала, что он был обижен на нее, за то, что ему пришлось сюда переехать. В его понимании она фактически заставила его это сделать. Вообще-то Гермиона совсем не настаивала на том, что Рон тоже должен переезжать. Но не придумала ни одной веской причины, почему ему не стоило этого делать. Он продолжал пить — Гермиона несколько раз видела, как по вечерам после ужина он наливает себе огневиски из буфета, стоящего в гостиной. А иногда он задерживался после работы и приходил уже подшофе. Из-за новой привычки от него всегда исходил легкий шлейф непредсказуемости и опасности. Гермиона никогда не могла точно сказать, в каком он состоянии. Он устал, раздражён, пьян? И это было утомительно. Лишь в библиотеке, усевшись в кресло с ногами с какой-нибудь книгой, о чтении которой раньше она могла только мечтать, Гермиона чувствовала себя спокойно. Она будто уплывала куда-то, в мир, где ничего не нужно было решать. Где не происходило ничего, что было связано с ее жизнью, где ее попросту не было. А были чужие мысли, вымытые как золото из песка и выплавленные в ценные знания. А потом, по вечерам, она приходила в столовую и иногда заставала там хозяев дома или своего мужа. В такие моменты она как в толщу воды погружалась в атмосферу прохладной неприязни. Малфой не смотрел на нее, а если их взгляды случайно встречались, то тут же отводил глаза. Астория, если им выпадало переглянуться, взгляд не отводила и обычно задавала какой-нибудь дежурный вопрос о том, как прошел день. Для Рона столовая была единственным местом, где он не выглядел обиженным и недовольным — пока мысли его были заняты едой, его лоб распрямлялся от угрюмых морщин и, казалось, ничего больше не заботило его. И все-таки здесь было проще, чем где-либо еще. Здесь никто толком не знал ее. И здесь никто, кроме Рона, не ждал, что она снова будет прежней — той Гермионой, к которой они привыкли. Гермиона не знала, сможет ли когда-нибудь вообще «быть прежней». Дело было не только в лице. Что-то в ней изменилось. Она безвозвратно потеряла то, что, как оказалось, было связано с ее лицом: представление о себе, красоту, планы на будущее. А еще своего ребенка. Она чувствовала, как все вокруг неё стало неустойчивым: заученные представления о мире, ее чувства, ее брак. И сейчас проще было там, где не нужно было отыгрывать то, что уже стало ролью кого-то другого — свою прошлую жизнь. Она уже сделала одну оплошность — тогда в саду в Норе, когда позволила себе засмеяться. Позволила себе попросить Гарри побыть с ней. Прошлая Гермиона никогда бы такого не сделала. Не после того, что она узнала. С чего ты вообще взяла, что для Гарри это все ещё что-то значит? Это ведь было так давно. Он уже женат, у него есть сын. Неужели их отношения теперь навсегда отравлены одним вечером? Одной фразой. Разве можно разрушить их отношения, после всего, через что они прошли, всего одной фразой? Гермиона всматривалась в своё лицо, отраженное оконным стеклом в спальне. На улице было темно. Рон все еще не возвращался. Она перевела взгляд на стрелки часов на стене. Скоро полночь. Она вдруг вспомнила, что завтра Канун Рождества. Ее любимый праздник. Захотелось приехать в Нору, украшенную гирляндами, с наряженной елкой, на которой висят разномастные шары и игрушки, окунуться в аромат корицы и индейки с клюквенным соусом. Смотреть, как миссис Уизли хлопочет у плиты, помогать накрывать на стол, смеяться за ужином над шутками Джорджа, играть в шарады с мистером Уизли, зажигать бенгальские огни из «Волшебных вредилок», которые испускали небольших дракончиков или змеев, состоящих из разноцветных искр. Можно было бы забраться на диван с ногами, в новых шерстяных носках, связанных миссис Уизли, укрыться пледом и читать какую-нибудь книгу, попивая горячий какао и слушая чужие разговоры. И чтобы Гарри был рядом, и можно было бы облокотиться на его плечо, как тогда, когда они были одни. В лесу Дин. Нет, Гермионе нельзя было туда ехать. На глазах выступили слезы обиды. Чертов Сивый отнял всю ее жизнь! Все, что она любила в этой жизни! Или показал тебе? Черт. Черт. Гермиона схватила подушку с кровати и запустила ее в стену. Картина, изображающая пасторальный луг, угрожающе покосилась. Овцы, до этого мирно гуляющие по лугу, испуганно разбежались, тонко блея. Картина помедлила еще секунду и рухнула на пол, овцы вывалились за края треснувшей рамы. Черт. Гермиона взмахом палочки починила картину и вернула ее на место. Надо взять себя в руки. Ещё не хватало, чтобы Рон увидел ее красные глаза. И, кстати, где он?* * *
— Гарри, ты должен приехать! — голова Рона болталась в языках зелёного пламени в камине гостиной Гарри и Джинни. Гарри присел возле камина, чтобы лучше его видеть. — Рон, у вас там все в порядке? — Нет! Это просто невыносимо. Мрачно, общаться не с кем. Кормят только нормально. А Гермиона говорит, что ее все устраивает. Ты должен приехать! Может быть, хоть тебе удастся уговорит ее уехать. Я тут не могу больше торчать. Я тут уже на стенку лезу! — В компании Малфоев, очень тебя понимаю, — Гарри устроился поудобнее, сев на одну из подушек, взятую с дивана. — И она говорит, представь, что мы должны встречать Рождество здесь. Типа это вежливо. Да это чушь драконья! Я что, должен пропускать Рождество в своей семье из-за гребанного этикета? — Так вы завтра не приедете? — Гарри запустил руку в волосы и озадаченно их взъерошил. В комнату просунулась голова Джинни. — Так, братец, хватит торчат в камине. Обсудите все завтра в Норе. У нас еще куча дел. Надо упаковать миллион подарков. Давайте, заканчивайте уже. Гарри, мне нужна твоя помощь. — Рон говорит, они будут праздновать в Мэноре. — Что за чушь? — Джинни даже подошла к камину, чтобы лучше разглядеть Рона. — И я так говорю! — откликнулся ее брат. — Давайте вы немного отметите с Малфоями, а потом приедете в Нору? Я уверен, они не обидятся, — предложил Гарри. — А это отличная идея, Гарри. Пожалуй, посидим там пять минут для приличия и к вам. Ладно, пока, до завтра тогда, — попрощался Рон и исчез в пламени камина.* * *
Рон сам не заметил, как перебрал. Постоянное напряжение и раздражение, в котором он пребывал, находясь в доме Малфоев — бывшем рассаднике Пожирателей смерти и настоящем музее темных артефактов, — требовали разрядки. Кажется, только огневиски способствовал сохранению остатков самообладания. Рон не собирался быть хоть чем-то обязанным Малфою. Тот факт, что именно Малфой спас его жену от верной гибели, никак не укладывался у него в голове и не давал ему покоя. Такого просто не могло быть. Рон скорее поверил бы, что Малфой сам подстроил это нападение. В отличие от Гарри, который был готов если не простить Малфоя, то хотя бы относиться к нему непредвзято, Рон никогда не верил в его раскаяние. Для Рона Малфой оставался все тем же заносчивым любителем чистоты крови, который просто был слишком труслив, чтобы демонстрировать свои взгляды в изменившихся условиях. Но с чего ему бросаться на помощь магглорожденной, которую он ненавидел всю школу — этого Рон никак понять не мог. Здесь было что-то нечисто, и лучше всего было не пытаться копаться в причинах внезапной Малфоевской добродетели, а просто убраться отсюда как можно скорее. Рону нужно было только убедить Гермиону, которой почему-то хотелось быть здесь, а не у себя дома. Рон вернулся в поместье глубоко за полночь. Поднимаясь по лестнице, он случайно задел вазу, стоящую возле перил, и крепко выругался. Ваза угрожающе покачнулась, как будто не могла решить, остаться ли стоять или все-таки упасть, и рухнула на пол с оглушительным звоном. — Черт! Только этого не хватало. Рон потянулся за палочкой, чтобы попробовать склеить вазу обратно (у него и на трезвую голову не очень хорошо выходили бытовые заклинания, а сейчас так подавно), но в этот момент перед ним из воздуха возник домашний эльф. — У мистера Уизли все в порядке? — Ваза разбилась. Она… неудобно стояла. — Дилли все починит. Мистер Уизли не поранился? — Нет, — Рон оглядел себя, — со мной все в порядке. Эльф одним щелчком восстановил разбитую вазу и вернул ее на место, а Рон продолжил подниматься по лестнице, когда за его спиной вновь раздался голос домашнего эльфа. — Миссис Грейнджер уже легла. Может быть, мистеру Уизли накрыть в другой спальне? Рон резко обернулся. На что этот эльф намекает? Он что, собирается его учить? — Спасибо, не нужно, — ответил он. — Стоит ли мистеру Уизли беспокоить миссис Грейнджер в таком состоянии? — В каком еще состоянии, лопоухий? — Рон непроизвольно сжал палочку в кулаке. — Все в порядке, Дилли, ты можешь идти. Если мисс..ис Грейнджер не спит, сообщи ей, что ее супруг вернулся. Из темноты первого этажа выплыл Малфой в ночном халате. Эльф послушно кивнул и исчез. — Уизли, ты чего так надрался? Кондицию перед работой набираешь? — Не твое дело, Малфой. И если ты думаешь, что можешь здесь руководить и отдавать распоряжения, когда мне можно видеть свою жену, ты очень сильно ошибаешься. Рон развернулся, чтобы уйти. — Я ничего не собираюсь тебе диктовать. Но тебе самому не кажется, что являться посреди ночи в таком виде не очень прилично? Рон развернулся и направил палочку в сторону Малфоя. Ему как никогда хотелось зарядить ему между глаз каким-нибудь заклятьем. — Еще раз: что неприлично? Малфой так и стоял, запустив руки в глубокие карманы халата. — Хорошо, решил пострелять заклятьями? Ну вперед, посмотрим, не начнешь ли ты заново блевать слизнями. Челюсть Рона сжалась, палочка задрожала в его руке. В воздухе раздался хлопок и вновь появился эльф. В этот же момент, люстра, висящая над лестницей, начала падать вниз, пронзенная лучом попавшего в нее заклинания, но эльф успел ее заморозить. — Миссис Грейнджер уже спит. Велите Дилли вернуть люстру назад? — Да, пожалуй. А то мистер Уизли забыл, что он в гостях, и распоряжается тут так же, как в своей конуре. То есть в Норе. Лицо Рона пылало от гнева. Он в упор смотрел на Малфоя, но ничего не говорил. Этот хорек специально его заводил. Ему просто нравится его заводить. — А после, Дилли, проводи мистера Уизли в спальню для гостей и подай мне горячего шоколада. Я немного пройдусь. Малфой развернулся и ушел в темноту, оставив Рона наедине с эльфом, восстанавливающим люстру.* * *
Какого черта ты к нему прицепился? Не можешь просто нормально себя вести? А какого черта этот выродок шастает тут пьяный по моему поместью, да еще и размахивает тут своей чертовой палочкой? Тоже мне аврор, с такой выдержкой ему только лесником работать. Ты же знаешь, что это ты виноват. Ты специально его задевал. Тебе некомфортно, что он здесь. Луны не было. Сад наполняло скопище теней. А он, Драко Малфой, председатель собрания ночных обитателей. И сегодняшняя тема: как долго он еще сможет терпеть в доме присутствие мужа Гермионы Грейнджер. Пальцы, до сих пор насмерть сжимавшие палочку в кармане халата, говорили, что очень недолго.* * *
Гермиона сидела у окна и смотрела в раскрытую книгу "Тайны Розовой луны: полное руководство по изучению оборотней" без всяких попыток прочитать хоть что-то. Рон копался в шкафу в поисках праздничного одеяния. Они делали вид, что все идет как обычно, и не разговаривали о вчерашнем вечере. Гермиона не знала, как это обсудить и стоит ли. Когда она утром проснулась одна в кровати, первая мысль, которая пришла ей в голову, была о том, что Рон решил уехать. И в этот момент она не почувствовала ничего, кроме облегчения. Но сразу после этого, у нее внутри стало подниматься чувство вины. И тревоги. Если с ним что-то случилось? Если он напился вчера и подрался с кем-то, или попал в аварию? Тревога вытолкнула Гермиону из постели, и натянув халат поверх пижамы, она выскочила их комнаты. Только в коридоре она вспомнила, что у них в комнате тоже есть колокольчик, которым можно было вызвать Дилли, и вовсе не обязательно для этого носиться по дому. Она вернулась к себе и позвонила, и мгновения спустя Дилли возник перед ней. — Миссис проснулась. Дилли не тревожил миссис Грейнджер вчера, мистер Уизли лег в спальне для гостей. — Рон здесь? — Гермиона почувствовала волну облегчения, и сразу за ней легкий укол разочарования. — Да, мистер Уизли еще спит. Миссис Грейнджер желает получить завтрак в комнату или в столовую? И вот она сидела у окна, и вместо чтения размышляла о том, как ей лучше поступить. Было неловко заводить этот разговор. Стыдно за то, что вообще нужно обсуждать это. Не слишком ли ты много пьешь в последнее время, Рональд? Может быть, тебе нужна помощь? Может быть, это мне нужна помощь? Может быть, я не хочу всего этого? Я хочу, чтобы ты уехал. Я просто хочу остаться одна. Нет, говорить здесь было не о чем. Раздался стук в окно. Гермиона вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. Гермес, сова Перси, парил напротив с внушительным свёртком в клюве. Значит, Перси уже приехал в Нору. Гермиона распахнула окно, чтобы впустить сипуху, и её лицо обдало морозным уличным воздухом. Птица приземлилась на стол, на одну из раскрытых книг и вытянула лапу. Гермиона отвязала увесистый свёрток и дала сове угощение. К свертку была прикреплена небольшая записка, написанная рукой миссис Уизли: «Вам и Малфоям». Гермиона развернула сверток. В нем лежали четыре аккуратно связанных свитера разных цветов. Гермиона зарылась носом в верхний свитер бордового цвета с верхушкой буквы «Р»: он пах тёплой шерстью и корицей. Ее потерянным домом. Гермиона стала раскладывать свитера на кровати, стараясь не думать о том, что это Рождество она проведет не там. Рон обернулся от шкафа. — Что это? — Молли прислала. Это подарки от неё. — Почему их четыре? — Это нам и Малфоям. — Что? Не стала бы мать вязать свитера Малфоям. Гермиона развернула свитера на кровати: бордовый с золотой буквой «Р» на груди, бежевый с бордовой «Г», белоснежно-белый с изумрудной «А» и изумрудный с белой «Д». — Опять бордовый. — Рон закатил глаза. — Слушай, мы же посидим пять минут для приличия и поедем в Нору? Папа открыл камин на вечер. — Я…не знаю, стоит ли мне пока появляться там. — Да брось ты, Рождество же! Неужели ты даже на Рождество не можешь поехать? — Рождество — это как раз удачная дата, чтобы я там была… — Ну поймают тебя журналюги, подумаешь. Гермиона, рано или поздно все всё равно увидят. Гермиона почувствовала, будто ее ударили по лицу. Шрам на щеке загорелся от этих слов. Рон прав — рано или поздно все всё равно увидят. Рано или поздно карты придется открыть. — Я просто не хочу портить всем праздник. — Ты его испортишь, если мы не придём. Все, не хочу больше ничего слушать. Решено — пять-десять минут обмен любезностями, и пойдем. Больше я в их компании все равно не выдержу.* * *
Они спустились в гостиную, одетые в похожие нелепые свитера с буквами «Г» и «Р» на груди. Как будто боялись забыть свои имена. После вчерашнего вечера Малфой был зол. Он еле переносил общество рыжего, и его неприязнь, которая накапливалась каждую минуту, которую Рон Уизли проводил в его доме, вчера, похоже, достигла критической отметки. Малфой старался не пить весь день, потому что боялся потерять над собой контроль. Но стоило ему увидеть, как Уизли спускается по лестнице со своей вечной кислой рожей, рядом с Грейнджер, в этих одинаковых уродливых свитерах, как что-то вытолкнуло его с дивана в сторону бара с напитками, и он залпом выпил двойную порцию огневиски. Малфой чувствовал себя плотно закрытым кипящим котлом, готовым взорваться в любой момент. Ему необходимо было немного стравить пар. Огневиски был не самым лучшим способом для этого — но самым привычным. Астория также встала, чтобы поприветствовать гостей. Она украсила гостиную серебристыми снежинками, которые падали с потолка, но растворялись на полпути. По стенам кружили серебристые оленьи упряжки. В камине горел огонь. В углу стояла ель, украшенная белоснежными, серебряными и прозрачно-хрустальными игрушками. Уизли первым делом направился к своему любимому месту — бару с напитками, откуда Малфой поспешил тотчас убраться, чтобы не вступать с ним в диалог. Грейнджер неуверенно осмотрела комнату, как будто была здесь в первый раз, и уселась на самый краешек дивана. Золотисто-бежевый хорошо оттенял каштановый оттенок ее волос. Но все портила бордовая буква «Г» у неё на груди. И ещё повязки, эти чертовы повязки. Вернее то, что было под ними. Малфой отвёл взгляд. Его нервы день за днем будто прокручивали на огромной дыбе. Он устал бояться того, что увидит там. Того, что он уже видел однажды. Эта правда отпечаталась у него на сетчатке так, что невозможно забыть, и как негатив колдографии, проявлялась на ее лице, прямо поверх белой чуть шершавой поверхности повязки. Если ее убрать, ничего не изменится. Что ты будешь делать с этим? — Дилли, разлей нам пунша, — указала Астория. У Гермионы на коленях лежал большой свёрток в подарочной бумаге. Малфой смотрел на него, лишь бы не смотреть на ее лицо. Только спустя какое-то время до него дошло, что это должно быть подарки. Для них. Это было очень странное Рождество. Нарцисса приглашала Драко и Асторию приехать в Ирландию, чтобы отметить вместе с ними, но он отказался. Люциус сейчас не показывался в стране без лишней необходимости, особенно теперь, когда над Пожирателями начат новый процесс. Драко написал матери, кого он принимает в их поместье (да она бы и сама узнала) — Нарцисса ответила, что это послужит на пользу репутации Малфоев, если все пройдет гладко. Но Драко не стоило труда догадаться, что она предпочла бы, чтобы репутацию Малфоев не приходилось поддерживать такими средствами, как размещение в их фамильной резиденции магглорожденных волшебников. Нарцисса не любила магглорожденных — Драко знал это несмотря на то, что она никогда этого не озвучивала. И вот теперь Драко отказался приехать к семье на Рождество, чтобы стоять в своей гостиной как истукан, доверху набитый самыми дерьмовыми эмоциями. Никто не разговаривал. Уизли подливал себе вторую порцию огневиски, игнорируя предложенный пунш. Астория отошла в столовую проверить, как накрыт стол (после той ночи она почти с ним не общалась и обходилась только короткими холодными замечаниями). Грейнджер сидела на диване и теребила подарочную упаковку, не отрывая от нее глаз. Счастливого Рождества! Надо было сказать что-нибудь, но у Драко было только одно желание — налить себе еще выпить, что было невозможно, пока там стояло это рыжее недоразумение, которое вчера пыталось сбросить на него люстру. Наконец, Уизли отошел, и Драко смог подойти к бару, чтобы долить в свой пунш порцию чего-нибудь крепкого. Люциус бы не одобрил такое использование его дорогих запасов. Люциус вообще много чего бы не одобрил. Надо было бы завязать какой-нибудь разговор, но Малфою в голову не приходило ни одной светской темы. Все, что он мог придумать, это пойти в столовую, чтобы позвать свою жену. Но когда Драко был уже на полпути, Астория вернулась, и он, наверное, посмотрел на нее с таким отчаянием, что она смягчилась. Она очаровательно улыбнулась гостям и подняла бокал. — Я знаю, вы в первый раз встречаете Рождество в столь необычной обстановке. Для нас это тоже первый раз. Давайте выпьем! — Астория прошлась по комнате и чокнулась своим бокалом пунша со всеми, одаряя их своей ослепительной улыбкой (и даже Драко). — Мне редко приходится принимать здесь гостей, поэтому извините, если это получается немного неуклюже. Я еще только учусь. Астория присела на диван с другой стороны от Гермионы и обратилась к ней. — Гермиона, я знаю, что твои родители — магглы. Не могла бы ты немного рассказать о них? Чем они занимаются? Грейнджер, казалось, была не готова, что к ней обратятся. Она замялась, потом отложила свой сверток и взяла с журнального столика оставленный там бокал с пуншем, прежде чем ответить. — Они стоматологи. Это… — она собиралась объяснить дальше, но Астория ее опередила. — Те, кто занимаются зубами? — Да, это они. Не все волшебники знают…то есть у меня был случай в клубе профессора Слизнорта… — Грейнджер покраснела, отчего ее повязка стала выделяться еще сильнее. И все-таки Драко не мог прекратить смотреть на разворачивающееся действо. — Да, волшебники этого обычно не знают. Я узнала это по работе. У нас фонд помощи в том числе магглорожденным волшебникам. Мы общаемся с магглами — если у их детей появляются магические способности. — Да? Это, кажется, очень полезно. — Мы стараемся внести свой вклад. После войны стало понятно, что волшебники должны больше узнать о жизни магглов. Чтобы не считать их врагами. Астория метнула непроизвольный взгляд на Драко, и он почувствовал, как будто его ударили хлыстом. Она же говорила о нем, да? О таких как он. С меткой на руке. Которые развязали войну. — А чем еще занимается ваш фонд? — Грейнджер на него не посмотрела, то ли из вежливости, то ли правда увлеклась темой. — Вообще он был создан моей семьей для помощи жертвам войны. Но большинство из них магглорожденные или полукровки. Так постепенно мы стали расширять программы: создавать образовательные курсы, кураторство для семей. Все-таки магглам приходится нелегко, если в их семье рождается волшебник. — Это точно. Я однажды так разозлилась на одну девочку в классе, что у нее взорвался рюкзак. Все очень испугались. Потом сказали, что кто-то подложил ей петарду. Я только потом поняла, что это была я. Драко усмехнулся. Он подозревал, что у Грейнджер вполне взрывной характер. Особенно когда на третьем курсе она дала ему по носу. А могла бы и взорвать. Не тогда ли тебя ударила мысль о том, что все твои колкости — это попытка привлечь ее внимание? — Эм, не время ли обменятся подарками? — в разговор вступил Уизли, у него уже слегка заплетался язык. — Если, конечно, они у вас есть. Малфой обернулся к нему и понял, что графин с коньяком, стоящий на баре, уже наполовину пуст. — Конечно! — Астория всплеснула руками и достала палочку. — Акцио, подарки! Из-под елки вылетели два аккуратных свертка в серебристой бумаге. Астория вручила один из них Гермионе, а затем подошла к Уизли, чтобы вручить ему второй. — Твой я вручу тебе позже, — прошептала Астория, проходя мимо Драко, и погладила его по руке. — Спасибо, — Грейнджер опять покраснела. Драко смотрел на нее с поврежденной стороны, и там контраст был особенно заметен. — Если честно, мы ничего особенно не готовили. Это вам передала миссис Уизли. Гермиона протянула Астории свой подарочный сверток. — Миссис Уизли? Чудесно! — Драко просто поражался умению супруги изображать энтузиазм на ровном месте. Все, на что он был способен — это кривая улыбка. И да, его подспудные опасения подтвердились — их ждало два точно таких же шерстяных свитера с буквами «Д» и «А» на груди: для него изумрудно-зеленый, для Астории — белоснежный. Куда бы его надеть? На очередной слет семейства Уизли? Увы, Драко, ты не был приглашен. Астория, напротив, была в полном восторге (очень убедительно). — Она связала это своими руками? Для нас? Это так мило! Нам нужно непременно их померить. Драко, снимай пиджак. Это было уже слишком. Но что было делать? Пока Драко снимал пиджак, Астория уже надела свой свитер прямо поверх роскошного вечернего платья, расшитого серебристым бисером так, что казалось, что она вся сияет. Драко натянул свой свитер поверх рубашки, с небольшим удивлением отмечая, что он был ему точно по размеру. Он поправил воротничок и манжеты. Теперь они вчетвером выглядели как команда сбежавших из сумасшедшего дома. Драко стало жарко. Тем временем Уизли и Грейнджер разворачивали свои подарки. Для Уизли Астория выбрала серебряный магический компас, а для Грейнджер — изысканную перьевую ручку с гравировкой. — Он указывает на магические предметы, если они где-то поблизости. Конечно, кроме ваших собственных. Еще его можно заколдовать на конкретный предмет, который вам нужен, — объясняла Астория функционал компаса. Пока Уизли смущенно ахал, потому что подарок был отнюдь не из дешевых, Драко не переставал думать о том, насколько проще могла бы быть его жизнь. Он уже женат на идеальной женщине: любящей, умной, предусмотрительной, обходительной. В мире, кажется, не было такого положительного эпитета, который нельзя было бы отнести к его жене. Но эти тараканы в его голове. Эти черви, выедающие его мозг, грамм за граммом. Почему они заставляют его постоянно чувствовать себя несчастным? Мне нужно взглянуть туда. Мне нужно взглянуть туда и убедиться, что все это правда. Мне нужно забыть тебя раз и навсегда. И жить нормальной жизнью. Малфой сжал в кармане маленькую коробочку. Его подарок. Он приготовил его для Грейнджер очень давно. В его мечтах это был подарок для них двоих. В его глупых мечтах. От него давно пора было избавиться, как и от всей другой чепухи. После того, как восторги закончились, Астория указала в сторону столовой. — Пойдемте за стол. Но тут Уизли, которого обычно не нужно было приглашать в подобные места дважды, замялся. — Эээм, вообще мы бы рады, очень, правда, но мы обещали моим родителям, что будем у них сегодня. Так что… мы пойдем. Гермиона. Грейнджер продолжала сидеть на диване и молчать. — Гермиона, — сказал Уизли более настойчиво, — пойдем. Он направился в ее сторону. Малфой, сам того не осознавая, сделал тоже самое. Они остановились друг напротив друга. У Уизли был слегка расфокусированный взгляд, его движения, когда он шел от бара в сторону дивана, были чуть смазанными. Он был выше Малфоя на полголовы. Грейнджер встала и оглянулась на Малфоя. — Извините, мы на минутку, — после чего взяла Уизли за рукав и потянула из комнаты. У нее был растерянный взгляд. Драко остался стоять возле дивана в дурацком свитере и думать о том, что он, собственно, вообще собирался сделать.* * *
Они вышли за дверь гостиной в общий холл, но Гермиона потянула Рона дальше, в сторону парадной лестницы. В какой-то момент Рон вырвал свою руку. Гермиона обернулась к нему. У нее внутри клокотала злость. — Что? — Рон не выглядел виноватым. — Рон, мы так не договаривались! — Гермиона пыталась не кричать, отчего ее голос напоминал змеиное шипение. — Мы договорились отметить Рождество здесь. — А-а, — Рон сделал отрицательный жест указательным пальцем. — Это ты так решила. Ты всегда все решаешь. Не было никакого договора. Я хочу отметить Рождество со своей семьей, а не в этом гадюшнике. — Ну так езжай! — Отлично, пойдем, — Рон попытался взять ее за руку, но Гермиона отдернула ее. — Рон, я тебе уже сказала, я не могу поехать. — Гермиона, да всем насрать! Все всё равно узнают, как ты выглядишь! Не надо портить праздник из-за такой фигни, поехали! Мерлин, и ведь так каждый раз! Каждый чертов раз, когда он не желает прислушиваться к ее мнению. Почему каждый раз нужно спорить, чтобы он услышал? — Я тебе уже сказала, что я не поеду. Поступай как знаешь — я тебя здесь не держу, — слова давались с трудом. Они шли наперекор всем правилам. Говорить их было все равно что идти сквозь засыпанное снегом поле. Она должна была поехать — почему она отказывается? — Ну и прекрасно. Отличного вечера с этими бледными упырями! Рон развернулся, направился к камину, стоящему в холле, и, не оглянувшись, бросил в огонь щепотку летучего пороха, четко проговорил слово «Нора» и исчез в зеленом вихре.* * *
Гермиона не вернулась в гостиную к Малфоям. Остаток вечера она провела, рыдая в подушку у себя в спальне. Через какое-то время ей в дверь постучали — Дилли принес ей угощений с праздничного стола. Кусочек утки с клюквенным соусом и картофельным пюре, рождественский пудинг и печенье. Гермиона не хотела есть. Она не понимала, зачем сама загоняет себя в это ужасное пространство одиночества, где не было никого на ее стороне. Зачем отдаляется от всех. Почему не пытается вернуться из этого зачарованного леса обратно к себе. Прежней себе. Она знала, ей были бы рады в Норе. Все хотели, чтобы она приехала. Все ждали, что она приедет. Зачем было портить праздник и себе и Малфоям, которые, она уверена, с удовольствием провели бы его без них. Возможно, одни. Возможно, со своими семьями. В конце концов, рыдания настолько истощили ее, что Гермиона все-таки попробовала кусочек утки. И кусочек пудинга. Все было со вкусом ее слез. Потом она заметила на подносе маленькую коробочку, с открыткой, подписанной аккуратным, почти каллиграфическим малфоевским почерком. «С Рождеством!» — гласила открытка. И тебя тоже, Малфой, и тебя тоже.* * *
Рон вернулся на следующий день. Он привез с собой угощения, которые передала миссис Уизли. Кажется, их бы хватило на то, чтобы питаться неделю. Они не обсуждали то, что произошло вчера, пока Рон не бросил: — Всем очень тебя не хватало. Гермиона промолчала в ответ. Она не знала, что ей ответить. Что она хотела бы, чтобы муж поддержал ее и провел Рождество здесь, а не со своей семьей (разве она не его семья)? Что она хотела бы, чтобы он вообще сюда не приезжал? Что их семейная жизнь уже так ее измотала, что у нее больше нет сил поступать правильно? Почему это она всегда должна поступать правильно? Как надо. Как принято. Гермиона весь день пряталась в библиотеке. На следующий день, вернувшись с работы, Рон сообщил, что мистер Гренвиль собирает новую экспедицию на Балканы. — Им удалось найти место, которое было штаб-квартирой, по крайней мере в мае. Оно было под Фиделиусом, как и говорил Долохов, поэтому мы не могли его обнаружить. Но, похоже, они переместились куда-то, и защита ослабла. Или они ее сняли. В любом случае, нужно проверить этот дом — там могло остаться что-то ценное. — И ты собираешься поехать туда? — Гермиона не знала, что чувствует больше — страх или облегчение. — Да, собираюсь. Но перед этим я бы хотел, чтобы ты вернулась в Нору. Мне будет спокойнее, если ты будешь там. — Рон, ты же проверил здесь все — здесь безопасно, нет никаких темных заклятий и не прячутся Пожиратели. Малфой согласился на это, и Рон с командой авроров прочесали весь особняк на предмет возможных темных заклятий, артефактов или чего-либо подозрительного. Не то, чтобы это было необходимо — во время суда над Малфоями дом уже неоднократно обыскивали. — Ага, кроме одного, который ходит тут вполне открыто. Гермиона, что с тобой не так? Почему ты не хочешь вернуться в Нору? Ладно, не хочешь в Нору, давай я попрошу, чтобы к тебе приставили охрану в нашей квартире? Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. — Это не тебе решать, Рон, а мне. — И почему ты не хочешь вернуться? Гермиона не знала. Кажется, она ушла куда-то так далеко, что «вернуться» оттуда было затруднительно. — Давай ты не будешь на меня давить? Я же не говорю тебе, что опасно отправляться в Штаб Пожирателей смерти, пусть даже бывший? Он наверняка наполнен смертельными ловушками. Но я же не говорю тебе, что ты не должен туда ехать. Ты взрослый человек и способен сам распоряжаться своей жизнью. Повисла пауза. На этом разговор завершился. На этот раз. Но Рон день за днем поднимал эту тему, настаивая на том, что она должна вернуться в Нору. Библиотека уже не спасала. Гермиона шла с книгой в бильярдную или в одну из закрытых пыльных спален, но Рон (не без подсказок Дилли, безусловно) находил ее и там. Гермиона не читала. Она пыталась подобрать какие-то аргументы в пользу своей позиции. Что с ней не так? Она не знала. Почему она не хочет вернуться в Нору? Она хотела вернуться. Но не могла. Тогда все увидят. Что? Что она больше не та Гермиона, которую они знали и любили. А кто она? Гермионе хотелось закрыться в кокон, большой и плотный, сквозь который не проникали бы проблемы реального мира. И быть в нем, в покое и безмятежности, пока она не превратилась бы в прекрасную бабочку — новую Гермиону. Бесстрашную, уверенную в себе даже с безобразными шрамами на лице. С ясным разумом, с ясными представлениями о себе. Готовую вновь служить на благо обществу. Своим примером показывать, что зло никогда не может победить. Что зло ее не сломило. Что она может показать сейчас?* * *
В субботу вечером Рон начал собирать их вещи. — Рон, — ее муж обернулся от шкафа, из которого он вываливал вещи на кровать, что-то насвистывая, — что ты делаешь? — Разве не видно. Собираю вещи. — Рон, я устала с тобой спорить. — Да ты даже ни одного аргумента не привела! Не хочу — и все. Разве это спор. Гермиона спрятала лицо в ладони, пытаясь собраться с мыслями. — Малфои ждут нас внизу. Ты помнишь? — Да, мы не будем второй раз их подводить. Но вещи нужно собрать заранее. — Рон, разве ты не слышал, что я не хочу уезжать? — Я слышал. Я только не услышал — почему. Он продолжил выкидывать вещи из шкафа. — Я не поеду. — Гермиона, почему ты не можешь это сделать? Ради меня. Мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь в Норе. Ну хочешь, я не поеду на Балканы? Только давай уедем, пожалуйста, я здесь уже на стенку лезу! — Рон, я больше не хочу тебя ни в чем убеждать. Я тебя не держу. Я остаюсь здесь. Не держу. Больше тебя не держу. Что-то, какая-то нитка, которая перетиралась в их спорах всю неделю, в конце концов, порвалось. — Так, значит. Значит, так ты хочешь. Рон стоял и мял в руках свою рубашку. — Хочешь, чтобы я уехал? — он спросил на удивление спокойно. Гермиона молчала. — Один? — Да, — наконец ответила она то, о чем давно думала. Рон опустил взгляд на рубашку у себя в руках и долго рассматривал ее, будто не мог решиться на что-то. — Гермиона, почему ты не рассказала мне про ребенка? — наконец спросил он. Гермиона ощутила толчок, как будто у нее из легких разом выбило весь воздух. — Ты ведь знала? Колдомедики сказали срок был почти три месяца. Ты не могла не знать — ты всегда за всем следишь. Рон снова поднял на нее взгляд — в нем были тоска и упрек. — Я…Рон, я…просто не была уверена… – она сама не понимала, что говорит. — Хочешь ли ты этого ребенка? От меня? — Нет, Рон, это не так. — Пожалуй, достаточно. Рон продолжил вытаскивать вещи — теперь только свои. Он вытряхнул на пол содержимое одного из чемоданов, и стал заталкивать туда свои рубашки, брюки, рабочие мантии, какие-то вещи Гермионы — все без разбору. У Гермионы по щекам полились слезы. — Я буду в Норе пока. Пока не уеду. Если ты решишь что-то — дай мне знать. Я буду ждать тебя. Рон, казалось, сам был готов расплакаться. Гермиона хотела подойти и обнять его, но продолжала сидеть в том же кресле, поджав колени к подбородку. Ее жизнь разваливалась прямо у нее на глазах. Она сама разрушала свою жизнь — то немногое, что осталось от ее жизни. Слезы не останавливались. Гермиона спрятала лицо в колени, и только услышала, как дверь спальни захлопнулась. Тогда она завыла в голос.* * *
Гарри и Джинни встречали этот Новый год втроем (вчетвером, если считать Кикимера) в доме на Гриммо. Кикимер приготовил роскошный ужин: мясной рулет, запеченный батат с травами, и ореховый пирог с мороженым. Как ни старались, Гарри и Джинни не смогли осилить и половину предложенных яств. — Спасибо, Кикимер, все было очень вкусно, но мы, пожалуй, все, — произнес Гарри, с трудом вставая из-за стола. — Но молодой хозяин даже не отведал черничный мусс! — Кикимер, который сидел в углу кухни, так и не притрагиваясь к еде (у Гарри так и не получилось убедить его есть в одно время с ними, а не дожидаться, пока хозяева закончат трапезу), всплеснул руками. — Кикимер, правда, пощади нас! А уже скоро перестану влезать в свою спортивную форму, а я ведь и так с трудом похудела после родов, — посетовала Джинни. Вообще-то Гарри не сказал бы, что Джинни вообще поправилась во время беременности — ее живот смотрелся на ней как накладной. — С Новым годом, Кикимер! Спокойной ночи! Джеймс уже спал наверху, и молодые родители собирались к нему присоединиться, несмотря на то, что полночь еще не наступила, потому что с рождением ребенка главным удовольствием для них стала возможность поспать пару лишних часов. Но их планам не суждено было сбыться. Когда они поднимались по лестнице наверх, в прихожей раздалась настойчивая трель входного звонка. — Кого еще принесло? — Недовольно произнесла Джинни. — Гарри, посмотри, этот идиот сейчас Джеймса разбудит. И я же просила тебя заколдовать звонок потише! Гарри уже спускался вниз, и услышал, что Джеймс действительно проснулся и начал недовольно кричать. — Раздери меня мантикора, — Джинни заспешила дальше наверх. Гарри открыл дверь — на пороге стоял не кто иной, как Рон Уизли. Один и с чемоданом в руке. — Эм, привет, — поприветствовал он своего друга. — Можно? Гарри опомнился от замешательства и посторонился. — Да, конечно. Что случилось? Рон зашел в дом и поставил чемодан в угол коридора. Гарри заметил, что из него торчит помятый край женской юбки. — Гермиона меня выгнала. — Что? — Гарри непонимающе поднял глаза на Рона. — Ну типа того. Мы поссорились, и я ушел, — Рон держал руки в карманах и смотрел куда-то в сторону. — Серьезно поссорились? — зачем-то уточнил Гарри. — Серьезней некуда. Можно я переночую у вас? — Да, конечно. — Есть что-нибудь поесть? А то я второй раз пропускаю застолье Малфоев. — Этого хоть отбавляй. Кикимер будет рад, что его труды не пропадают даром. Рон пошел на кухню, а Гарри еще ненадолго задержался в коридоре, пытаясь унять смятение, которое поднялось в нем от этих новостей.