* * *
5 декабря 2005 года
Тогда им осталось единственное доступное лекарство — время. Гермиона сидела на кровати, осматривая палату, в которой провела с небольшими перерывами почти два месяца. Все ее вещи были убраны в дорожную сумку, книги перевязанной стопкой лежали на столике у кровати. Без отвлекающих внимание букетов комната казалось голой и тусклой. А время, проведенное в ней, бессмысленным. Ни целители, ни маггловские медики не смогли вернуть ей ее лицо. Казалось бы, такая мелочь по сравнению с ее спасенной жизнью. Гермиона аккуратно потрогала щеку, прикрытую повязкой. Щека в ответ на прикосновение неприятно заныла, как и язык, который инстинктивно дернулся в сторону. Доктор Розенкранц предположил, что изолированный драконьей кожей яд оборотня начал накапливаться и воздействовать на внутреннюю сторону щеки. Чрезвычайно занимательный случай, утверждал он, и Гермиона бы даже поддержала его энтузиазм, если бы этот случай не касался ее напрямую. В целом Гермиона чувствовала себя не намного более здоровой, чем сразу после того, как очнулась после нападения с ощущением, будто ее лягнул кентавр. В палату зашел Рон. Он осмотрелся вокруг, проверяя, не осталось ли где забытых вещей, или просто не в силах был взглянуть на жену. Подхватил дорожную сумку, скользнув взглядом где-то по ступням Гермионы. — Все уже готово, машина ждет у входа. Гермиона кивнула. Она все еще не могла толком разговаривать, ее язык неуклюже ворочался во рту как выброшенный на берег кит. — Ты уверена, что тебе не нужна коляска? Гермиона помотала головой и встала. Тут же в глазах ненадолго потемнело, и она оперлась на подушку, боясь упасть. Чтобы не выдать себя, Гермиона потянулась за стопкой книг на столике. — Ты чего, я сам, — Рон перехватил у нее стопку и переложил в руку, в которой уже была сумка, а свободную руку подставил так, чтобы Гермиона на нее оперлась, — пойдем? Когда он наклонялся за ее книгами, Гермиона уловила слабый запах огневиски. Может, и стоило согласиться на коляску. Гермиона сжала локоть мужа, и они вышли из палаты. В коридоре было полно людей. Пациенты высовывались из палат, чтобы успеть хоть одним глазком увидеть пережившую нападение героиню войны. Колдомедики как бы невзначай шествовали туда-сюда, изучали карты пациентов, кидая любопытные взгляды. Многие из тех, кто был здесь, десять дней назад проснулись от ее воплей. В толпе Гермиона заметила знакомое лицо. Робби, так, кажется, стоял, опершись о стену, единственный, кто не делал вид, что оказался здесь случайно. Он улыбнулся, когда Гермиона поймала его взгляд, и что-то в его улыбке выражало сожаление. Мне жаль, что тебе приходится проходить через это. Или мне жаль, что все так вышло. Гермиона не успела обдумать эту мысль. Тонкие ручейки по бокам коридора стекались в море людей, заполнявшее холл. Авроры оттесняли толпу, образуя узкий проход. Гермиона крепче сжала руку Рона и уткнулась взглядом в пол. Ее начала охватывать паника. Вслед за ними катился тихий рокот ошеломленных вздохов случайных зевак. Все читали статью о ней в «Пророке» и теперь получили наглядное подтверждение ее правдивости. Сразу за дверью Гермиону ослепили вспышки фотокамер. Журналисты, которых не пустили внутрь больницы, плотным кольцом обступили вход в неприметный заброшенный универмаг, и, не обращая внимания на проходящих мимо магглов, вовсю щелкали затворами. Рон без всякой магии вырвал камеру у репортера, загородившего им путь к машине, и разбил ее о мостовую. Затворы взорвались с новой силой. Рон открыл заднюю дверцу машины, помогая Гермионе сесть внутрь. Окна были задернуты шторками. — Если где-то появится хоть одна колдография, вы все будете искать новую работу. — Свободу прессы, мистер Уизли, никто не отменял. Гермиона следила, как силуэт Рона отошел от машины, затем еще одна камера со звоном разбилась. — Эй! Вы за это ответите! — Скажи спасибо, что я разбил ее не о твою морду. Рон закинул вещи в багажник и сел на заднее сиденье рядом с Гермионой, и водитель немедленно тронулся с места, заставляя журналистов броситься врассыпную. — Горгоновы отродья, как же они меня достали! Гермиона не припомнила, когда в последний раз видела Рона настолько злым. Тогда в палатке. Когда он почти ушел. Когда... Гермиона закрыла глаза. У нее неприятно скрутило живот от невольных ассоциаций. Ей не хотелось ни опровергать их, ни переживать заново. Просто забыть.* * *
Миссис Уизли вышла из дома, чтобы встретить их. Машина остановилась возле живой изгороди, и дальше к дому вела только утоптанная дорожка, окруженная клумбами с увядшими цветами и собранными овощами. Миссис Уизли пошла им навстречу и при виде Гермионы ее лицо неприятно сжалось, будто она откусила лимон. — О, дорогая, — Молли заключила Гермиону в объятья, укутывая ее своей теплотой. Гермиона хотела ответить, но язык при попытке повернуться пронзила боль, и она только скривила рот в подобие улыбки. — Пойдемте в дом, все уже готово. Рон вытащил вещи из багажника и попрощался с водителем. Тот сразу уехал. — Ты не пригласил Тревиса на ужин? — У него смена, мама. Едва дверь открылась на улицу ярко-рыжей стрелой выскочил Живоглот. С громким мяуканьем он тереться о ноги хозяйки, пока она не взяла его на руки, слегка охнув. Живоглот был котом не из легких. Пальцы погрузились в густой мех и Гермиона почувствовала, как кот довольно заурчал. Нора встретила их облаком тепла и запахом дома: растопленного камина, тыквенного пирога, булочек с корицей. На кухне мылись оставшиеся от готовки миски и кастрюли. А на столе уже были расставлены приборы на пятерых. — Отец скоро вернется с работы. А пока давайте устроим вас. Я решила, Гермионе будет лучше в старой комнате Джинни, она все-таки на втором этаже. Миссис Уизли открыла дверь и Гермиона зашла в так хорошо знакомую комнату, которую она не раз делила с Джинни будучи в Норе. Здесь все осталось по-старому, за исключением того, что к прежнему плакату «Холихедских гарпий» добавился новый, с самой Джинни, летящей на метле с квоффлом под мышкой. — Рон, твоя комната тоже готова, я постелила новые простыни. И там уже почти не осталось следов упыря. — Я думал, я буду здесь же... — Не спорь, Рон, Гермионе нужен отдых, — Молли за плечи вывела недовольного Рона из комнаты, — все эти твои вызовы ни свет ни заря... Гермиона была благодарна свекрови. Ей и правда хотелось остаться одной. Она села на кровать и посмотрела в окно на замерший сад, в котором, казалось, даже гномы впали в спячку. И вспомнила, как рванулась вслед за Роном в эту комнату, пытаясь остановить его, и наткнулась на стоявших в обнимку Гарри и Джинни. Где-то посреди этой комнаты оборвался и завис их поцелуй.* * *
Гостиную огласил голос мистера Уизли. — Мы дома, Молли, можем садиться. — Нет-нет, сначала все мойте руки. Артур, — пауза для объятий, — о, Билл, какая приятная неожиданность! — Случайно встретил Билла в Министерстве, представь, и, конечно, позвал его к нам. — Здравствуй, мама! Ты же знаешь, я ни за что не опущу возможности отведать твой ужин. — Я так и знала, что Флер тебя не докармливает! Ты весь исхудал! — Неправда, мама, ничуть. Привет, Рон! Гермиона стояла в нерешительности, ухватившись за ручку двери. Чем дольше она оставалась одна, тем сложнее было прервать это одиночество. Ее тянуло завернуться в плед на кровати и заснуть, но вместо этого она сделала глубокий вдох и вышла к гостям.* * *
Ужин был просто превосходен. Рагу с говядиной и грибами, пирог с почками, тыквенный пирог, а на десерт булочки с корицей. Специально для Гермионы были приготовлены блюда, которые не нужно жевать: тыквенный суп, гороховое пюре с паштетом из гусиной печени и гоголь-моголь. Несмотря на подступившее чувство сытости, Гермиона никак не могла остановиться. За время, проведенное в больнице, она совсем отвыкла от вкуса домашней еды, тем более от еды миссис Уизли. По правде сказать, у себя дома Гермиона готовила очень редко, так что Рон постоянно бурчал о том, что он голоден, и по несколько раз за вечер заглядывал в холодильник, надеясь волшебным образом обнаружить там что-нибудь новое. В конце концов, он начал тайком, а затем уже и в открытую сам заполнять его контейнерами со стряпней миссис Уизли. Гермиону такой вариант устраивал всем, кроме осуждающих взглядов свекрови за семейными застольями, которые она бросала поверх мелькающей над блюдами ложки сына. — Еще булочку? — Спасибо, мам, — Рон взял замену только что доеденной булочке, вторая его рука была занята бутылкой сливочного пива вместо чашки чая. — Билл, расскажи, как дела на работе. — Работы много, как всегда. Мы почти закончили реконструировать хранилища, которые были разрушены драконом. Билл бросил взгляд на Гермиону и слегка подмигнул. Гермиона вспомнила, как вне себя от страха держалась за гладкую спину слепого украинского железобрюха, пробивающего себе путь к долгожданной свободе. Она открыла рот, чтобы задать вопрос, но издала только невнятное мычание. Язык пронзила болезненная судорога. Все взгляды с тревогой обратились на нее. — Новых драконов там нет, если ты это хотела спросить. Гермиона кивнула. — Гоблины посчитали, что такой способ охраны слишком дорого им обходится. Одно восстановление главного холла вышло в несколько десятков тысяч галеонов. В этом вопросе я их полностью поддерживаю, хотя у нас и несколько разные причины. Кстати, Чарли удалось отыскать того железобрюха. Он поселился на севере Шотландии у озера Лох-Колдер. Хорошо устроился. Гермиона улыбнулась правой стороной рта. Несмотря на то, что драконы отнюдь не были ее любимыми существами, ей было приятно думать о том, что дракон, который помог им когда-то, обрел свободу и покой. Живоглот потерся об ее ноги с громким урчанием. — Это он при тебе такой милый. Пока мы с ним были в квартире, он мне все ноги расцарапал. Как я его не пришиб, одному Мерлину известно. Живоглот поднял морду в сторону Рона и громко мяукнул в ответ на его высказывание. — Да-да, о тебе, шерстяная морда, разговор. — Есть новости о расследовании? — спросил Билл. — Ничего. Наши наведались во все пабы и гостиницы в Лондоне, узнать, не появлялся ли кто там. Но последний раз его видели в «Дырявом котле» в ночь нападения. Скорее всего это был он, точно никто сказать не может. Он был в плаще с капюшоном. — А что насчет домов его бывших соратников? — Мы не думаем, что кто-то из тех, кто был хоть как-то связан с Пожирателями, рискнет его приютить, особенно когда начался суд над Долоховым и они знают, что их всех вызовут на допрос. Но их тоже проверили — пусто. Остается только один вариант — он уже не в Лондоне. — Вам дадут знать, если он объявится где-то? — Более того, — в разговор вступил мистер Уизли, — мы даже сообщили маггловским "полицайским". Разговоры о тупиковом расследовании не слишком вдохновляли. Хотя Гермиона знала, что все вокруг стараются, чтобы найти и наказать виновных в нападении на нее, в глубине души ее на удивление мало это заботило. Гермиона встала из-за стола. — Гермиона, милая, тебя расстроили эти разговоры? — миссис Уизли привстала, но Гермиона жестом остановила ее и помотала головой, а затем сложила руки у щеки, изображая подушку. — Ох, конечно, ты устала. Гермиона улыбнулась по очереди всем Уизли и вышла из кухни. Дело уже было сделано. Урон был нанесен, и даже поимка Сивого ничего не изменит. Спать однако не хотелось. Гермиона устроилась в кресле перед камином и подобрала ноги под себя. Живоглот, вышедший следом за хозяйкой, тут же запрыгнул ей на колени. Его приятная теплая тяжесть и жар, исходивший из горящего камина, успокаивали. Гермиона закрыла глаза и впервые с того злосчастного суда почувствовала себя в безопасности. Постепенно сонливость окутывала ее. Но тут кто-то тронул ее за плечо. Гермиона дернулась от неожиданности, разрушая этот мимолетный мираж, и посмотрела вверх на Билла Уизли. — Прости, я не хотел тебя напугать. Гермиона качнула головой, показывая, что совсем не испугалась. — Если ты не против, я присяду здесь? Гермиона кивнула, и Билл плюхнулся на соседнее кресло. — Я думаю, ты поняла, что папа встретил меня не случайно. Гермиона кивнула и улыбнулась. Щеку кольнуло только чуть-чуть — кажется, она начинала привыкать к движению. Актер из ее свекра был не первоклассный — слишком переигрывал. — Родители думают, что я могу тебе помочь. И я тоже так думаю, хотя не уверен, что стоит так наседать с этим. Но кое-что я хотел бы тебе сказать. Кое-что, что помогло мне тогда и может быть поможет тебе. Если ты не против. Гермиона кивнула и вся обратилась в слух. Билл прочистил горло и начал. — Когда Сивый напал на меня, уже после нападения, я почувствовал, что что-то во мне изменилось. Что я изменился, — Билл замолк, затем сбивчиво продолжил. — Не внешне, не только внешне, но и внутренне. И мне казалось, что я обманываю людей вокруг, своих близких, притворяясь бывшим собой. А это нечестно. Тогда я даже предложил Флер расторгнуть помолвку. Никогда не видел ее такой злой. Она стала точь-в-точь как ее прабабка-вейла. Сказала, что, если я изменился, значит, она узнает нового меня. А если я ее разлюбил, она заставит меня снова в нее влюбиться. Билл улыбнулся и шрамы на его лице пришли в движение, как рябь на воде. Их взгляды встретились. — Я знаю, что это несправедливо, то, что случилось с тобой и со мной. Но с этим нужно жить дальше, потому что жизнь идет дальше. И все время, потраченное на сожаления, будет потрачено впустую. Билл отвел взгляд на камин и потер переносицу. — Прости, это, наверное, немного резко. Нужно время, чтобы привыкнуть к этому, приспособиться. Билл непроизвольно дотронулся до одного из своих шрамов, и Гермиона подумала, что раньше он должно быть делал это чаще, как дети, которые все время отковыривают свои болячки. — Я хотел сказать, что то, что случилось, изменило меня. И, возможно, изменило тебя, и изменит еще, больше, чем ты думаешь. И ты не можешь на это повлиять. Поэтому лучшее, что можно сделать, это не пытаться просто вернуться к прежнему. Не бороться с собой, а узнать себя заново. Ты понимаешь? Гермиона не понимала.* * *
Это состояние давило на нее, ей было в нем тесно. Заторможенность, вялость. Отсутствие порыва сделать что-то. Гермиона ловила себя на том, что просто смотрит в стену и не может вспомнить, как долго. Ей казалось, что Сивый отшвырнул ее куда-то за границы ее личности, и она бродит в темном лесу, неспособная найти дорогу назад, усталая и рассерженная на себя. И уродливая. За слоем ваты из зелий, постоянно приглушающих сознание, Гермиону ужасно бесило, что какое-то лицо так сбило ее с курса. Сивый как будто сорвал с нее маску, за которой оказалась нерешительная, слабая самозванка. Ей хотелось доказать всем, что внешность никак не влияет на ее характер и поступки. Хотелось показать своим примером, что она не боится Сивого и не стыдится этого нападения. Что она все такая же сильная и уверенная в себе женщина, которой ее все знали. Поначалу ей и вовсе хотелось превратить нападение в небольшую оплошность, которую можно легко исправить. Но когда ее лицо не вернулось... Придя в себя после экзекуции с драконьей кожей и осознав, что эта и затея провалилась, Гермиона подумала, что было бы правильно просто продолжать жить по-прежнему. Раз это нельзя исправить, остается только жить дальше. Но у нее вдруг не оказалось на это сил. И оставалось только переживать состояние бесконечного провала, снова и снова.* * *
Было тихое утро. Из тумана постепенно проступал новый день. Гермиона аккуратно вышла на улицу, стараясь не привлекать внимание хлопочущей на кухне миссис Уизли. В доме вот-вот должны были начаться сборы на работу. Гермионе на работу было не нужно. Она даже перестала понимать, какой сегодня день недели. Натянув на пижаму свитер и накинув сверху чей-то изношенный плащ, она вышла на подъездную дорожку и зашагала в сторону деревушки Оттери-Сент-Кэчпоул. Трава по бокам дороги была покрыта белым налетом ночного инея. На деревьях оставались редкие, непокорные, потемневшие от старости листья, из последних сил цепляющиеся за тонкие ветки. Воздух был холодным, и свежим, и пряным от запаха земли. И постепенно становилось лучше. Спазм по всему телу, с которым она проснулась, расслаблялся. Напряжение шаг за шагом выходило из нее. Дыхание выравнивалось, пульс, неровно бьющийся под горлом, вызывая постоянное ощущение тошноты, замедлялся. Где-то пели свои утренние песни невидимые глазу птицы. Гермиона замедлилась и всмотрелась в кромку деревьев на горизонте, пытаясь уловить какое-нибудь движение. Но стоило ей прерваться, как в голову тут же начали заползать тревожные мысли. Рон начал больше пить. Раньше он в основном выпивал по пятницам с коллегами по работе, чтобы снять стресс после трудовой недели. Это Гермионе тоже никогда не нравилось. Алкоголь, как способ снятия стресса, воспринимался ей как нечто порочное. Поэтому сама Гермиона, за неимением времени на те способы расслабления, которые не вызывают привыкания, стресс в основном накапливала. Но теперь Рон пил каждый вечер. Сидел за столом, а потом перемещался к камину со сменяющими друг друга бутылками сливочного пива. Казалось бы, пива, но раньше ведь его не было. В больнице Гермиона видела, что его состояние зачастую было каким-то смазанным. Но в самой больнице он не пил (вроде?), да и ситуация была неординарная, и у Гермионы были совсем другие заботы. Но стоило обратить на это внимание... Вчера Гермиона зашла в его комнату, чтобы занести заботливо постиранные миссис Уизли рабочие мантии, и в комнате пахло... как в «Кабаньей голове» — заношенными носками и легким виноградно-кислым перегаром. Маленькие заметки, составленные боковым зрением, сложились вдруг в цельную картинку. Им нужно было начинать жить заново. Возвращаться к прежнему порядку вещей. А у нее теперь вместо мужа, который выпивает по пятницам, муж, который не выпускает из рук бутылку. Что вообще творится с моей жизнью? — О, миссис Грейнджер! Как хорошо, что я вас застал... Гермиона подскочила и обернулась, быстро, как кошка, и поняла, что не знает этого человека. Ее безмолвный «Ступефай!» вылетел одновременно с осознанием того, что человек держал в руках камеру. Но не позже. Гермиона аккуратно подошла к незваному гостю и присмотрелась. Заломленная федора, бежевый макинтош, камера с пальцев, зависшим у кнопки спуска... Но ведь это мог быть и не журналист. Гермионе вдруг стало страшно. Она почувствовала себя загнанной в ловушку лисицей, которую со всех сторон окружают охотники. Они все ближе и ближе, и каждый их шаг повышает тревогу и лишает разума. И ведет к опасным поступкам. Гермиона повернула в сторону дома и пошла обратно. Почти побежала. Ее сердце заходилось в неровном бешеном ритме от собственного поступка. Эй не хотелось вести себя так импульсивно, несдержанно. Прежняя Гермиона поговорила бы с этим журналистом, выяснила его намерения. А если бы он ее сфотографировал, то по пунктам закона расписала бы ему, чем ему грозит эта публикация. Да даже если и снял бы... Прежняя Гермиона не побоялась бы показаться миру. Ведь этот журналист здесь только потому, что вся Магическая Британия хочет увидеть, что с ней случилось. Гермиона дотронулась до своей щеки и почувствовала неровный контур своих шрамов. Она забыла утром наклеить повязку.* * *
Рон и мистер Уизли заботливо стерли настырному корреспонденту последние воспоминания и переместили его в безлюдный переулок в центре Лондона, чтобы не слишком привлекал внимания. После этого они обошли участок и установили по периметру защиту от постороннего проникновения. Теперь попасть в Нору могли только те, кто был туда приглашен. В Норе перешептывались, но открыто новость о нашествии никто не обсуждал. Казалось, об инциденте можно было забыть. И все почти забыли. До одиннадцатого декабря.* * *
10 декабря 2005 года
В субботу, десятого декабря, в Нору приехали Гарри, Джинни и маленький Джеймс. Гермиона знала, что рано или поздно это должно было произойти. Она смотрела в зеркало и вслушивалась, как миссис Уизли причитает над бледным видом Гарри и восхищается тем, что у Джеймса вырос новый зуб. На заднем фоне Джинни бормотала что-то в ответ, видимо, сполна уже насладившаяся этим событием. В комнате царил полумрак. Но даже это не спасало Гермиону от жуткого зрелища. Шрамы и швы на щеке оплавились в неприятного вида розовую массу, напоминающую корочку плетеного пирога. Гермиона в сотый раз дотронулась до этого места, морщась от ноющей боли и ощущения бугристости под пальцами. Затем аккуратно наклеила сверху чистую повязку бежевого цвета и повязку поменьше на место отсутствующей половинки левой брови. Ну вот, теперь почти незаметно. Оставались только раны, не видные глазу: один укус на руке, прикрытый длинным рукавом, один на груди, и маленькая пустота внутри по форме ее ребенка.* * *
— Гермиона, ну наконец-то! — миссис Уизли всплеснула руками, но тут же бульканье сбегающего с плиты блюда увлекло ее на кухню. Гермиона осталась один на один с семейством Поттеров. Джинни еще не видела ее с момента нападения. Гарри заезжал в больницу несколько раз, но толком они не общались. Он вечно спешил куда-то: то домой, то на смену. А из Гермионы в полубессознательном состоянии выходила не лучшая собеседница. Но они безусловно тоже читали «Ежедневный Пророк». На их лицах застыло выражение нерешительности и жалости. Первым спохватился Гарри. — Привет. Он улыбнулся, подошел и обнял ее, но так неловко, стараясь как бы объять ее вокруг и при этом не касаться. От его куртки повеяло уличным холодом, но Гермиону вместо этого обдало жаром. Она почувствовала, как кровь приливает к щекам и бьется о барабанные перепонки. Через плечо Гарри она улыбнулась стоящей у него за спиной Джинни, надеясь, что повязка не сильно контрастирует с общим цветом лица. Если бы не повязка, ей было бы на что отвлечься. Джинни, на руках которой сидел Джеймс, подошла следом. — Прости, что не навестила тебя в больнице. Но этот маленький... волшебник орал последнее время так, что хоть защитные наушники покупай. Были такие на травологии, от мандрагор, помните? Гарри, вот, что я хочу на Рождество! Гермиона улыбнулась правой стороной рта, поскольку предполагала, что этого от нее и ждали. — Все в порядке. Как дела у Джеймса? — слова теперь давались Гермионе с трудом, будто вместо языка во рту у нее был иссохший кусок резины. — У Джеймса появились клыки. Посмотри, он теперь как маленький вампирчик. Его постоянно тянет кусаться! У меня уже все руки... Ой! Джинни осеклась. Повисла пауза. Гермиона еще не научилась обращать в шутку свое состояние или делать вид, что ничего не происходит. Она опять почувствовала волну жара, подкатившую к щекам, теперь от непонятного стыда за то, что вызывает у окружающих такую неловкость. К счастью, миссис Уизли позвала всех к столу. Джинни ушла, а Гарри чуть задержался. — Ты в порядке? В гостиной уютно горел камин, и глаза Гарри в его свете поблескивали из-под очков как пара изумрудов. Хорошо было бы просто остаться здесь, забраться с ногами в старое кресло и боком ощущать его тепло. — Да. Сейчас да.* * *
За ужином Гермиона постоянно ловила себя на том, что ее взгляд, брошенный блуждать по семейству Уизли, раз за разом останавливается на Гарри. И хотя Гарри был ей уже полностью знаком, что-то новое в нем, какое-то переоткрытие его присутствия в своей жизни, а, может быть, его столь явное в этот момент отцовство, заставляли смотреть на него новыми глазами. Гермиона даже не могла понять до конца, что именно другого в нем было. Они с Роном, как всегда, обсуждали рабочие вопросы, и миссис Уизли раз за разом шикала, когда всплывали неаппетитные подробности. —... от того малого остались только ступни в ботинках. — Ну хватит! — Молли стукнула кружкой по столу так, что столовые приборы жалобно брякнули. — Рональд, ну сколько можно обсуждать работу. Ведь сегодня выходной, и мы уже столько времени не собирались вместе. Неужели вам больше не о чем поговорить? — Ну, мам! Это важно, — Гермиона старалась не считать, какую по счету бутылку Рон допивал. Четвертую. — Простите, миссис Уизли. Выступал еще один свидетель по делу Долохова. Есть все шансы, что ему дадут пожизненное. Гарри запустил руку в волосы и откинулся назад на стуле. Гермиона перевела взгляд в свою тарелку на мясной гуляш, в котором ей представились оставшиеся ступни неизвестного несчастного. После ужина, когда все собирали тарелки со стола, Гермиона пренебрегла своей благовоспитанностью, которую, впрочем, в последнее время постоянно пресекали, и улизнула из кухни в сад, нацепив куртку мистера Уизли, висевшую на крючке в прихожей. В саду она села на ту же самую скамейку, на которой сидела на своей свадьбе, и уткнула лицо в ладони. Ей даже показалось, что у нее началось какое-то воспаление, потому что лицо ее пылало, а руки были ледяные. Если у тебя и есть воспаление, то, видимо, сразу мозга. Все было неправильно. Они все были снова вместе, в месте, в котором Гермиона проводила каникулы, которое считала своим вторым домом. Все присутствующие были самыми близкими ей людьми, ее семьей. Но она чувствовала себя чужой здесь. Ей было неуютно и некомфортно, и единственный человек, с которым этого не чувствовалось, был тот, о ком не хотелось даже думать. Почему ей должно быть стыдно? Она же не делала никаких признаний. Почему теперь она не может рассчитывать на Гарри как на друга и просто делать вид, что ничего не случилось? Гермиона чувствовала, как холод пробирается через подошвы ее домашних тапочек, через ее ступни, вверх по ногам. Как холод обволакивает ее, застывает от ее дыхания стеклянным коконом вокруг. В холоде было успокоение. В нем была тишина и спокойствие. И обещание забвения. И если побыть в нем еще немного... —Эй, тебе не стоит так сидеть, можешь простудиться. Да вы смеетесь. Гарри собственной персоной. Гарри достал палочку и трансфигурировал ее тапочки в нелепого вида алые остроносые ковбойские ботинки на меху, ярко-розовом. — Эм, прости, я не очень хорошо знаю эти чары, — Гарри смущенно сморщил нос и убрал палочку. Гермиона перевела взгляд с него на свои ботинки и почувствовала, как начинается неизбежное. У нее внутри рождался и распирал ее легкие, гортань и рот, выталкивая ее язык к небу и причиняя ужасную боль, смех. Смех. Смех этот хрипел, клокотал, смешивался с брызнувшими от боли слезами и не прекращался. — Гермиона, с тобой все в порядке? Гарри сел рядом и обнял ее. Она с силой сжала его руку, пытаясь остановиться. Когда она, наконец, справилась с собой и сделала несколько глубоких вдохов, то жестом приостановила попытку Гарри вновь заговорить. — Гарри, пожалуйста, это очень больно. Смеяться очень больно. Дальше они сидели в тишине. Гермиона заметила, что все еще сжимает его руку. И еще почему-то вспомнила, что не так давно так же держала руку Драко Малфоя у него на свадьбе. А на ее свадьбе они тоже были здесь, и тогда Гарри сказал... Гермиона затолкнула назад эту мысль и озвучила вместо нее то, что до этого момента волновало ее не меньше. — Гарри, мне кажется с Роном что-то не то. Не знаю, заметил ли ты... но он стал... — озвучить свои наблюдения оказалось сложнее, чем она думала. И это не имело никакого отношения к тому, что язык еле ворочался во рту, — он стал больше пить. Гарри внимательно посмотрел на нее. — Ты же знаешь, ему было тяжело это время, пока ты была в больнице... Он очень переживал за тебя. — Я уже не в больнице, Гарри. Теперь я за него переживаю. — Да, я тоже. Я как-то говорил ему. Я уверен, все вернется на прежние места очень скоро. Если я не хочу на прежние места? Гермиона положила голову Гарри на плечо. — Гермиона... — М-м-м... — Все будет хорошо, я уверен. Все хорошо, пока ты здесь. Этого Гермиона не произнесла. Они молчали снова, так же легко, как говорили до этого. Им не требовалось заполнять паузы. Им не требовалось повода, чтобы сидеть рядом и держаться за руки. Единственное, чего у них больше не было — это времени, чтобы быть друг с другом. Потому что они были друзьями, а друзья, какими бы близкими они ни были, не могут быть вместе все время. Теперь у каждого из них была своя семья. — Гермиона... — М-м-м... — Нам, наверное, нужно идти? — Еще минутку, Гарри. Еще минутку, пожалуйста. Когда они все-таки вернулись в гостиную, у входа их встретила Джинни, качающая на руках уснувшего Джеймса. И Гермионе показалось, что у Джинни между бровями залегла легкая тень. Но, возможно, эта тень была лишь отражением ее собственной.* * *
11 декабря 2005 года
Поттеры планировали остаться еще на день. Но уже утром воскресенья Джинни засобиралась домой. — Он совсем плохо спал. Теперь будет весь день капризничать. От этого его может избавить только ванна. К тому же я забыла его любимый прорезыватель. Он сгрызет все мои руки. Джеймс на руках у матери был сосредоточен на том, чтобы зажевать прядь ее волос, но ее тон заставил его забеспокоиться, и он отвлекся. — Джинни, дорогая, не волнуйся. Давай-ка мне этого карапуза. Миссис Уизли ловко перехватила внука, который тут же улыбнулся любимой бабушке. — Я разбужу Гарри. Нам правда нужно ехать. — Позавтракайте и езжайте. Я только соберу вам пару гостинцев в дорогу. Это недолго! — пресекла миссис Уизли попытки дочери отказаться. Гермиона сидела, вжавшись в кухонный стул, с надпитой чашкой кофе в руке. Она чувствовала такое напряжение в теле, будто на нее взглянула Медуза Горгона, и очень жалела, что вообще решила выйти из спальни с утра пораньше. Это не твоя вина. Это не твоя вина. С тобой все хорошо. Наслаждайся своим кофе, Гермиона. Так же как вчера наслаждалась компанией чужого мужа. Он ведь мой друг. Гарри — мой друг. — Гермиона, дорогая, ты не присмотришь за Джеймсом, пока я сделаю завтрак? Миссис Уизли хотела было вручить ребенка невестке, но в последний момент как будто передумала. — Давай я посажу его в манеж в гостиной, а ты за ним посмотришь. Боюсь, как бы он не разыгрался. Гермиона поняла, что свекровь опасается за судьбу ее повязки. Но она была только рада этому. Захватив с собой чашку, Гермиона уселась в кресло рядом с манежем, установленным к приезду Гарри и Джинни, и наблюдала, как Джеймс катает по коврику маленькие машинки. Лицо его было предельно сосредоточенно, когда он сталкивал между собой сиреневый двухъярусный автобус, похожий на «Ночного рыцаря», и голубой фордик «Англия», оригинал которого обитал теперь где-то в Запретном лесу. У Джеймса были такие же непослушные черные волосы, как у Гарри. Смотреть на него, казалось, не было больно, что что-то в его маленьких пальчиках, и в неуклюжих движениях, и этом комбинезоне нечеловеческого размера — что-то заставляло отвернуться. В конце концов, Джеймсу надоело катать машинки и он, очертив взглядом комнату, приметил себе новое развлечение — волшебные часы семейства Уизли. Он подполз вплотную к оградке манежа и, одной рукой цепляясь за нее, а вторую вытянув в сторону новой игрушки, попытался подняться на ноги, но упал назад на попу. Обдумав случившееся, Джеймс насупил маленький носик, открыл рот и разрыдался. — Гермиона, дорогая, что он там? Возьми его ненадолго, он успокоится. Но Гермиона все так же сидела в кресле, сжимая кружку напряженными пальцами, и смотрела, как он надрывается. Она не могла взять его на руки. Гермиона поняла, что ни разу не прикасалась к Джеймсу после нападения. Вместо этого она подошла к манежу и застыла в нерешительности. — Ну-ну... давай не будем плакать. Тетушка Гермиона что-нибудь тебе наколдует. Гермиона засунула руку в карман халата, но поняла, что оставила палочку в комнате. — Сейчас тетушка Гермиона вернется и что-нибудь наколдует. Гермиона помчалась в свою комнату под громкий аккомпанемент. Она осмотрелась в поисках палочки, то ее нигде не было: ни на тумбочке, ни в ящиках стола, ни в карманах других вещей, ни на кровати, ни под кроватью. Гермиона по третьему кругу перерыла свои вещи, но палочки не было. Она села на кровать, прямо в кучу одежды, вываленную из шкафа. — Сейчас-сейчас. Джеймс внизу, кажется, затих. Можно было посидеть здесь еще немного, перевести дыхание. У тебя тоже мог быть ребенок. Это было плохо, что она не хотела ребенка? Поначалу уж точно. Но когда ребенок возник, и она уже начала привыкать к нему — к ней — у нее отняли и это. Джеймс напомнил ей о том, что могло бы у нее быть. И что могло бы у нее быть, если бы его не было. С этим пора завязывать. Гермиона услышала шаги, спускающиеся по лестнице. Наверняка Джинни возвращается помочь с завтраком. Пора было выходить. Ну давай же. Внизу послышался крик и грохот. Гермиона сбежала по лестнице и увидела впечатляющую картину. В комнате царил полнейший бардак: диванные подушки были разбросаны, в воздухе вились разодранные куски газет и кружились остатки стаи летучих мышей. А посреди этого стояла Джинни с Джеймсом на руках, убирая второй рукой упавшие на лицо волосы. — Что случилось? — миссис Уизли вбежала в гостиную, держа вместо палочки деревянную лопатку. — Журналисты! Эти дракклы пролезли прямо в дом! — Дай-ка мне Джеймса, милая, — миссис Уизли убрала лопаточку в карман фартука, но Джинни не спешила отдавать сына. В гостиную спустился Гарри, все еще в пижаме, но с палочкой наготове. — Я слышал шум. Что-то случилось? — Джеймс был здесь совсем один. Что они могли с ним сделать? — Джеймс в порядке, милая, давай, — Молли все-таки удалось заполучить внука, который выглядел скорее любопытным, чем расстроенным. Для него все это была забавная игра. — Это все журналисты, Гарри. Они как-то обошли защиту. — Защита стоит на всем участке. Я пойду проверю, — Гарри нахмурился. — Я пойду с тобой. Это им с рук не сойдет. Они думают, что могут просто так вламываться ко мне домой? Гарри и Джинни удалились, миссис Уизли пошла на кухню, приговаривая: «Ты не испугался? Ты храбрый маленький волшебник, да?», и Гермиона осталась одна на остатках побоища. Это все из-за тебя. Это ты оставила Джеймса без присмотра. Это за тобой охотятся все газеты. Если бы не ты... Нет, я этого не хотела. Гермиона посмотрела следы копоти на ковре. Значит, они прибыли сюда через каминную сеть. Из-за тебя.* * *
Рон благополучно проспал все приключения. Когда он спустился к завтраку, все уже заканчивали есть. Гарри, Джинни и мистер Уизли обсуждали новость Гермионы о проникновении через камин. — Для каминов оставили открытыми только несколько надежных адресов, — рассуждал мистер Уизли, зажевывая мысль тостом с маслом и малиновым джемом. — И Министерство, — напомнил Гарри. — И Министерство... ну не думаешь же ты, что они прибыли из Министерства? — А я не удивлюсь. От этих проныр чего только не жди. Ну надо же, кто соизволил наконец встать. Братец, с добрым утром. — Я что-то пропустил? — Рон плюхнулся на стул и потянулся к общей тарелке за жаренными сосисками. — Ты все пропустил. Гермиона не участвовала в дискуссии. Ей вообще не хотелось здесь быть. Она тщательно пережевывала казавшийся абсолютно безвкусным тост и старалась выглядеть максимально нормально. Она знала, стоит ей остаться в одиночестве, как этот голос внутри ее головы продолжит твердить ей, что все случившееся — только ее вина. Здесь на кухне его можно было приглушить, вслушиваясь в чужие голоса. После того, как Гарри и Джинни все-таки уехали, Рон и Гермиона сидели в гостиной, обсуждая случившееся. Гермиона с книгой, которую не читала, Рон с очередной бутылкой сливочного пива в руке. — Придется пока отключить камин от связи с Министерством. А нам с отцом тогда нужно будет перемещаться из деревни... — Это все из-за меня, Рон. — Ну что ты такое говоришь, Гермиона. Конечно, нет. Это не твоя вина. Мы со всем разберемся. Мы с Гарри проверим, кто был это время в Министерстве. Джинни видела этих журналюг. Мы их найдем. — Я хочу не этого. Я хочу, чтобы все просто закончилось. Они не перестанут преследовать меня здесь. — И что ты предлагаешь? — Не знаю. Нужно место, где никто не будет меня искать. Где из-за меня ничего не случится. — Гермиона, я уже сказал тебе, это не из-за тебя. Рон вдруг хмыкнул. — Забавно. — Что? — Да, Малфой тут недавно предлагал свои услуги. Звал в гости. — Что? — Да, представь. Приезжайте, говорит, в любое время. Смешно. Малфой опять появлялся на ее пути самым неожиданным образом. Это было уже похоже на судьбу. — А что... никто никогда не подумает, что я могу быть там. — Гермиона, ты же не думаешь правда туда поехать? — Я не знаю. Но Гермиона уже знала. Именно об этом она и думала.