Sing To Me Your Insanity

      Беллатрикс напала первой.       — Инсендио.       Алое пламя молниеносно метнулось к ногам Гермионы, вынуждая поспешно отскочить в сторону.       — Агуаменти, — вскрикнула девушка, направляя палочку в сторону импровизированного бассейна. Вода покорно взметнулась, гася пламя. Но для Гермионы этого было мало — она перевела палочку на Беллатрикс, с каким-то извращённым восторгом наблюдая за сильной волной.       Внезапная яркая вспышка прорезала воду, и девушка, растерявшись, потеряла весь свой контроль, с сожалением наблюдая, как вся вода опадает на песчаный пол.       — Экспеллиармус, — взмахнула палочкой Гермиона, посылая излюбленное заклинание Гарри в Беллатрикс. Возможно, если бы у женщины не было волшебной палочки, то, по крайней мере, у неё был бы шанс одержать победу.       Гермиона была кем угодно, но не дурой.       Она прекрасно понимала, что Беллатрикс была лучшим дуэлянтом, а также обладала хорошей выносливостью. Она запросто могла дождаться того момента, когда девушка исчерпает все свои запасы магии, оставаясь полностью беззащитной. Гермиона не могла позволить этому случиться. Ей лишь оставалось найти брешь в обороне Беллатрикс и воспользоваться этим.       Но было одно «но».       Женщина была мастером не только в атаке, но и в защите.       — Протего, — лениво пропела она, блокируя все выпады девушки и криво ухмыляясь на её старания. И как только Гермиона остановилась, Беллатрикс начала атаку. — Бомбарда.       Девушка вскрикнула, когда песок под ногами затрещал, а после с устрашающим звуком взорвался, опрокидывая её на пол. Она резко повернула голову, наблюдая за приближающейся Беллатрикс.       — Авис, — прошептала она, понимая, что не может дать женщине такой возможности. Стая маленьких серых и синих птиц поднялись в воздух, окружая тёмную ведьму. Конечно, отвлекающий манёвр сработал, но вскоре эта маленькая шалость исчезнет, словно ничего и не было. Беллатрикс зарычала, буквально разрезая маленьких существ. Да, Гермиона понимала, что птицы — иллюзия, но видя, как жестоко женщина уничтожает их, в её душе что-то испуганно сжалось. Тем не менее, теперь она не могла позволить их жертве стать напрасной — девушка вскочила на ноги, направляя палочку в сторону пола под ногами Беллатрикс. Сейчас она собиралась использовать нечто похожее на бомбарду, но это заклинание было более энергозатратным, чем обычное. Тем более, сейчас было необходимо победить, а не убить. И пока оставшиеся птицы отвлекали женщину, Гермиона ловко взмахнула палочкой, пытаясь сосредоточиться. — Флиппендо!       К превеликому счастью девушки, Беллатрикс была всецело поглощена борьбой с назойливыми птицами, чтобы заметить приближающееся заклинание.       В один момент женщина твёрдо стояла на земле, а в следующую секунду она пустилась в свободный полёт через всё помещение. Гермиона нахмурилась, произнося следующее заклинание, усиливающее предыдущий эффект.       Возможно, это было слишком.       Она с ужасом наблюдала, как Беллатрикс угодила в стену, пока характерный звук эхом распространялся по воздуху. Это было неприятно, и, зная плотность песчаника, девушка была осведомлена, что удар, без сомнения, был болезненным.       Теперь Беллатрикс безвольной тушей лежала на полу, скрывая лицо за тёмными беспорядочными волосами. Гермиона вздрогнула, спешно подбегая к ней, радуясь, что до желанной победы оставалось лишь обездвижить соперницу. Но…       Но она была слишком медлительна.       Беллатрикс шевельнулась, приходя в сознание. Чёрная пелена волос опустилась, открывая вид на глаза, которые пылали яростью и болью. Она ловко вскочила на колени, практически шипя ответное заклинание.       — Тремо!       Гермиона сдавленно вскрикнула, чувствуя, как пол под ногами пришёл в сильное движение. В конце концов, её координация подвела хозяйку, вынуждая споткнуться и потерять равновесие. Женщина мерзко ухмыльнулась, пользуясь этим шансом.       — Анимари, — прошептала она, указывая палочкой в потолок.       Конечно, девушка понимала, что необходимо быть готовой ко всему, но она точно не ожидала, что атака придёт сверху. Растения, расположенные под потолком, начали быстро увеличиваться в размерах, ловко обвиваясь вокруг ног и рук. Гермиона нахмурилась, в спешке отбиваясь от них режущим проклятием, одновременно следя за Беллатрикс. И если бы она, хотя бы на мгновение, отвела от неё взгляд, то, без сомнения, проиграла бы эту битву.       Сейчас слишком многое стояло на кону, чтобы позволить этому случиться.       Решимость — медленно, но верно — росла, заполняя и разум, и сознание, пока в голове Гермионы перебирались миллионы возможных заклинаний и ходов.       — Фините Инкантатем!       Растения как-то сникли, утрачивая всю силу и магию и сырыми остатками опадая на пол; их некогда прекрасное сияние, переливающееся красным, белым и зелёным, погасло.       Теперь они обе были на ногах, готовые в любой момент атаковать. Дыхание Гермионы сейчас представлялось болезненными и тяжёлыми вздохами, но ей стало заметно легче, когда она увидела, что Беллатрикс ничуть не лучше. Вероятно, женщина до сих пор не могла прийти в себя после не столь приятной встречи со стеной, нежели от магического истощения. И это было… прекрасно. Если, в конце концов, придётся использовать физическое насилие, чтобы выиграть, то Гермиона с радостью пойдёт на это. В любом случае, на войне все средства хороши. Беллатрикс, должно быть, уже успела заметить, что девушка воспринимает эту дуэль гораздо серьёзнее, чем первую.       И в свою очередь, она не спешила уступать.       — Мордео, — раздалось утробное рычание со стороны тёмной ведьмы.       Мерзкое тёмно-зеленое заклинание яркой вспышкой метнулось в её сторону, вынуждая Гермиону в спешке поставить защиту. Странно, но даже такой книжный червь, как она, не слышала ранее подобного заклинания. Похоже, Беллатрикс предвидела, что Гермиона так поступит, и вместо того, чтобы остановиться, она начала ярую атаку, используя одно и то же заклинание, которое с каждым разом становилось сильней.       Гермиона потрясённо выдохнула, начиная отступать. Беллатрикс мрачно усмехнулась, надвигаясь на неё. И если это продолжится в том же духе, то рано или поздно девушка окажется уязвимо прижатой к стене. Ей срочно нужно было что-то предпринять, но женщина, однако, была другого мнения, не давая даже шанса на какой-то манёвр.       Хотя… шанс всё же появился.       Но не для Гермионы…       Всецело сосредоточившись на защите, она с треском пропустила тонкую вспышку синего заклинания, нацеленного на её ноги.       Возможно, так всё и кончилось для неё.       Земля под ногами задрожала, резко взлетая вверх. Гермиона испуганно ахнула, чувствуя, как мир яростно закружился, отпуская её в свободный полёт. Потеряв всякую опору, девушка не успела увернуться от приближающегося заклинания, которое полетело в её сторону.       И… Беллатрикс не промахнулась.       Гермиона взвыла от боли, когда колючее заклинание ударило в её руку, пропуская по телу болезненную агонию, а алые капли крови струёй полились куда-то вверх. Должно быть, адреналин сделал своё дело, потому что, когда девушка перевела растерянный взгляд на свою руку, ей не было больно. Там, где некогда была нежная бледная кожа, теперь располагалась большая красная отметина. Тёмная кровь неторопливо стекала вниз, окрашивая красным и пол, и её белую рубашку.       — Эпискеи, — раздражённо прошипела она, наблюдая, как рана болезненно срастается. Резкий взрыв смеха раздался где-то в стороне, обращая внимание на Беллатрикс. Гермиона настороженно наблюдала, как тёмная ведьма осторожно приближается к ней, эхом разнося удары своих каблуков. Девушка понятия не имела, что ей делать. Стоит отдать должное, Беллатрикс была великолепна. Ей не нужно было любить или уважать эту ужасную женщину, чтобы признать, что она действительно была великолепна в ведении дуэли. Непрошенные слёзы тонкой пеленой накрыли её глаза, потому что Гермиона понимала, что она не могла допустить чужой победы. Это был её шанс — возможно, единственный шанс, который действительно сможет повлиять на Беллатрикс и её помощь в снятии подавления. Даже сейчас, когда могло показаться, что внутри неё тихо, девушка чувствовала, как сирена яростно царапается, отчаянно желая, чтобы она победила, отчаянно желая, чтобы они стали, наконец, свободными. Но чем дольше длилось это внутреннее давление, тем сильней Гермиона чувствовала безнадёжность и отчаяние.       — Я не могу, — сдавленно прошептала она, резко вскидывая голову и возобновляя защиту. — Она слишком сильна. Я не могу. Я проиграю и никогда…       Вставай.       Её сердце предательски сжалось, когда сирена внутри неё заговорила. Конечно, существо внутри имело силу над ней, но Гермиона просто не могла пошевелиться, чтобы сделать это.       Вставай. Освободи нас.       С каждой секундой Беллатрикс становилась всё ближе и ближе. Девушка поставила щит, который стремительно истощал её магические запасы, но это было всё, на что Гермиона была способна в данный момент. Сейчас она просто-напросто тянула время, и они обе это прекрасно понимали. Девушка видела это в чужих глазах. Возбуждение. Ликование. Гордость. Беллатрикс была твёрдо уверена, что выиграет эту дуэль, и Гермиона с каждым её шагом чувствовала всё больше отчаяния и беспомощности.       Вставай. Сейчас!       Резкая вспышка головной боли пронзила её тело, когда сирена внутри неё гневно начала биться о подавление. Её крик был настолько сильным и мощным, что Гермиона начала сомневаться, работает ли ошейник до сих пор. Непрошенные болезненные слёзы потекли по щекам. В этот раз она проиграла. Она подвела себя. Она подвела их. Она была недостаточно сильна, недостаточно быстра.       Мы не можем проиграть. Вставай. Не всё потеряно.       Гермиона растерянно перевела взгляд на Беллатрикс, которая бесстрастно стояла на расстоянии действующего щита. И какая-то часть девушки просто желала, чтобы сейчас женщина произнесла какое-нибудь заклинание, разбивая её защиту. Это было бы простым и быстрым проигрышем, чтобы после Гермиона позорно убежала отсюда, погрязнув в жалости к себе и своему существованию.       Нет, это было бы слишком великодушно. И они обе знали, что Беллатрикс никогда не была великодушна. Именно поэтому она вонзила свою палочку в магический щит, медленно разрывая его. Алые искры летели во все стороны, пока протего Гермионы медленно падал под чужим натиском; губы тёмной ведьмы искривились в пугающей ухмылке, которая точно не сулила ничего хорошего.       Всё кончено. Всё именно так и должно было кончиться. Девушка понятия не имела, что хотела донести до неё сирена, говоря, что не всё потеряно. Что должно было произойти, чтобы они победили?       Отчаяние.       Это слово было таким тихим и невзрачным, едва ли проскальзывая через подавление.       Гермиона растерянно нахмурилась, не понимая, что это должно означать. Чушь. Отчаяние ни разу не помогло ей с Беллатрикс.       — Отчаяние, — она буквально прокатила это слово на языке, будто пытаясь распробовать и понять, что это должно означать. Девушка перевела взгляд на ведьму перед ней, впервые по-настоящему смотря на неё.       Она по-настоящему посмотрела на неё.       И выглядела Беллатрикс ничуть не лучше, чем вначале их дуэли.       По крайней мере, Гермиона так считала.       Сейчас, находясь так близко к ней, девушка могла видеть то, что раньше предпочитала не замечать. Руки женщины были полностью покрыты мелкими царапинами, а левое предплечье до сих пор кровоточило, придавая ей ещё более устрашающий вид. Ноги Беллатрикс тоже были изрезаны, и Гермиона была уверена, что все ступни находятся в таком же состоянии. Невольно её взгляд переместился на практически открытую бледную грудь, которая в бешеном ритме вздымались. Беллатрикс не просто тяжело дышала; что-то в этих хриплых и прерывистых вздохах заставило Гермиону увериться, что у женщины явные проблемы с поступлением воздуха в лёгкие. И только сейчас она задумалась, что, возможно, удар о стену был намного сильней, чем сначала предполагала девушка. Видеть, как хорошо Беллатрикс скрывает свою боль, было неожиданным.       — Стой. Нет. Дело же не в этом, — сдавленно прошептала Гермиона, расширяя глаза. — Я просто не хотела этого видеть. Всё это было прямо передо мной.       Осознание обрушилось на неё словно тонна кирпичей. Беллатрикс умела скрывать не только боль.       Всё.       Женщине, стоявшей перед ней, можно было отдать должное. Рождённая в уважаемой чистокровной семье и будучи вторым лицом после Тёмного Лорда, Беллатрикс просто не могла быть кем-то, кроме как лучшей. Такие эмоции, как страх, искренняя радость или — теперь, когда её глаза были открыты, и она обратила на это внимание — отчаяние, не было тем, что женщина могла свободно показать, как, например, Гермиона.       Но эти эмоции всё равно были. Беллатрикс всю свою жизнь подавляла себя, чтобы просто-напросто выжить. И ей это удалось.       Беллатрикс Лестрейндж была монстром, который утопал в жестокости и бесчувственности, не зная простых человеческих эмоций.       Это был фасад, который сиял для красоты людей и остального мира. Правда, которую все хотели видеть.       И Гермиона теперь знала, что это ложь.       Мир знал Беллатрикс лишь так, как она показывала себя. Показывала, что она сплошная непробиваемая стена, которая непоколебима и нерушима.       По крайней мере, это было так, пока не появилась Гермиона.       Гермиона Грейнджер, которая, вероятно, знала Беллатрикс лучше, чем кто-либо другой на этом свете.       Гермиона Грейнджер, которая, видя гнев и ярость этой женщины, знала, что это всё ложь, иллюзия. Она видела, как Беллатрикс совсем по-детски проявляла любопытство, когда не понимала, что имеет ввиду девушка. Она видела, что Беллатрикс искренне впадала в шок и растерянность, когда её планы проваливались.       Видела детское озорство, когда та поцеловала её в особняке.       Видела, как её сердце разбивается, когда та вспоминала, что подвела Тёмного Лорда.       Беллатрикс Лестрейндж была не просто монстром, способным испытывать лишь ярость и гнев. Беллатрикс Лестрейндж могла быть любой.       Вот почему сейчас, когда Гермиона всматривались в чужие чёрные омуты, она знала, что в этих глазах не было безумного блеска от предстоящей победы.       Там было отчаяние.       И когда горячие алые искры буквально пылали на своём последнем издыхании, девушка видела практически безумную потребность в чужих глазах, чтобы она победила её. Дело было не в том, чтобы просто выиграть и сломать палочку, унизив слабую и беспомощную Гермиону.       Когда горячие искры их сталкивающихся заклинаний зашипели на их щеках, Гермиона увидела почти безумную потребность в сердце Беллатрикс, чтобы победить её. Дело было не только в том, чтобы выиграть дуэль и сломать палочку Гермионы.       Это было нечто гораздо более глубокое.       Если девушка всё же выиграет, то Беллатрикс придётся помочь ей. Придётся вернуть прежнюю силу и голос.       И они обе знали, что, когда это случится, Гермионе больше не придётся в страхе сосуществовать с ней под одной крышей. Она полностью вернёт себя, свою силу. Вернёт то единственное преимущество перед тёмной ведьмой, которое не сравнится ни с палочкой, ни с чем-либо ещё.       В глубине души — Гермиона теперь это так ясно понимала — она знала, что это понимание вьётся в мыслях Беллатрикс.       И это понимание пугало её.       И девушка была бы такой же лгуньей, если бы утверждала, что её это не пугает.       Их связь, даже с подавлением, была всё ещё сильна. Ей даже было страшно предположить, что произошло бы, если связь усилится. Но главное было желание. Ещё тогда, когда подавление не сковывало каждый её шаг. Гермиона изнывала от желания позвать Беллатрикс — позвать свою пару. И желание позвать женщину, используя свои силы — произвести впечатление, завладевая её вниманием и разумом — было велико.       Их связь пугала её.       Отчасти потому, что это была сама Беллатрикс, мать его, Лестрейндж.       Отчасти потому, что какая-то её часть отчаянно хотела узнать, к чему это всё же приведёт.       Потому что, в конце концов… исход был предопределён давным-давно? То, как сирена внутри неё действовала раньше — то, как Беллатрикс отчаянно пыталась скрыть, как сильно на неё влияет собственная сирена, — как долго они будут противиться тому, что существовало помимо их желаний и действий?       Они… Они были парой.       И, наверное, это был первый раз, когда Гермиона подумала об этом без яда и ненависти.       Наконец, это была чистая правда, которую она так долго игнорировала, предпочитая не замечать и отказываться от этого понимания всеми фибрами души.       Гермиона могла выпустить каждую каплю крови из своего тела, и она всё ещё была бы сиреной.       Гермиона могла бы осушить весь свой магический запас, и она всё ещё была бы сиреной.       Гермиона Грейнджер была рождена сиреной, и она умрёт сиреной, что бы ни происходило в её жизни.       Так не пора ли ей снова жить как раньше, как единое целое со своей второй стороной?       — Да, — твёрдо решила для себя девушка.       Да.       Сирена внутри неё довольно замурлыкала, словно это было всем, чего та желала всё это время.       И впервые за, казалось бы, целую вечность они вновь стали одним целым. С подавлением и без сил она вновь стали одним целым.       С одной-единственной целью…       Победить.       Беллатрикс отступила, поднимая свою палочку, собираясь полностью разрушить барьер, воздвигнутый Гермионой.       Сейчас девушка действовала, руководствуясь одними инстинктами.       Она сознательно разрушила собственный щит и, зная, что для реализации того, что она задумала, ей понадобится пространство и время, Гермиона выставила левую руку вперёд, толкая Беллатрикс и сбивая её с ног. Наверное, сейчас было невозможно сказать, кто из них был более потрясён этими действиями.       Беллатрикс, которая не ожидавшая этого, упала на лопатки.       Или Гермиона, которая до сих пор чувствовала жжение от теплоты чужой груди.       Но, в любом случае, сейчас было не время для подобных размышлений. Беллатрикс, сбитая с ног, была идеальным вариантом для нанесения удара. Но также не стоило списывать со счетов, что она великолепно владела своей палочкой. Любое заклинание, которое решит бросить Гермиона, будет заблокировано в тот же момент.       Поэтому девушка решилась сделать то, что она должна была сделать с самого начала.       Беллатрикс, без сомнения, была непредсказуемой и безумной вне дуэли, но в ней — она была быстрой и сосредоточенной. Её поза всегда была стойкой, а её мастерство владения палочкой не могло сравниться с мастерством Гермионы, как бы та ни старалась.       А это означало, что ей придётся действовать совершенно иначе. Её мысли невольно вернулись к тому, что сказала сирена внутри неё пару минут назад.       — Отчаяние. Да. У меня его полно, не так ли? — усмехнулась про себя девушка, указывая палочкой на пруд.       Водная гладь едва сменялась рябью, окрашивая воду в лазурный цвет.       — Но это неправда, — заключила она. Внутренняя ухмылка отразилась на её лице, вводя Беллатрикс в полное замешательство. — То, что мы разделяем — это не отчаяние. Это нечто другое. Беллатрикс борется за сохранение того, что ей даже не принадлежит.       Но Гермиона боролась за то, что она считала таким потерянным и иллюзорным. То, о чём она предпочитала не думать и не вспоминать, учитывая, насколько беспомощной и уязвимой она себя чувствовала в последнее время.       — А я борюсь за то, что по праву принадлежит мне. Это не отчаяние…       По её телу прошла приятная дрожь, когда сирена внутри неё замурлыкала от гордости и радости.       —… это решимость.       — Харибда, — вскрикнула Гермиона, разрушая гнетущую тишину вокруг.       Наверное, она могла бы забыть всё на свете, но она точно не забудет выражения лица Беллатрикс, когда заклинание пришло в действие.       Агуаменти, без сомнения, было могущественным заклинанием; чтобы управлять такой сильной стихией, как вода, оно таким и должно было быть. Харибда же было совершенно иным заклинанием. Если Агуаменти было построено на контроле и порядке, то Харибда полностью состояло из хаоса и беспорядка. Гермиона хотела, чтобы Беллатрикс почувствовала на себе то, что она чувствовала в себе на протяжении долгого времени.       Девушка ни разу не чувствовала контроля над собой или своей жизнью за последнее время.       Она была вне себя от всех тех мыслей и эмоций, которые наполняли её разум с того момента, когда этот злосчастный ошейник был закреплен на её шее.       И по мере того, как беспорядочный водоворот воды становился всё больше и больше, Гермиона сделала глубокий вдох, обрушивая всю его мощь на них обеих.       Мгновение и они оказались под толщей воды. Комната до отказа была заполнена неистовыми волнами, швыряя их тела во все стороны, разрушая всё вокруг и наводя хаос.       Гермиона едва могла различать какие-либо очертания под водой, но в тот момент, когда она заметила тёмный силуэт Беллатрикс, она вцепилась в него, словно ястреб, заметивший добычу.       И сейчас было до невозможности странно чувствовать себя хищником, нежели жертвой.       Женщина находилась в полном беспорядке, подчиняясь бешеному течению вокруг себя. В отличие от Гермионы, которая перед погружением вдохнула воздуха, Беллатрикс растерялась. Она выпустила свою волшебную палочку, безумно хватаясь за свою шею, будто последний воздух покидал её тело, и она тонула.       Приятель тонет!       Отчаянный взрыв визга из глубины её сознания мгновенно вывел Гермиону из ступора.       Она резко дёрнулась, стараясь покорить течение и подплыть как можно ближе к Беллатрикс. Девушка с облегчением понимала, что чужое внимание полностью приковано к ней, а это, в свою очередь, означало, что женщина всё ещё жива.       Гермиона растерянно врезалась в тело Беллатрикс, пытаясь преодолеть тяжесть воды с помощью своей палочки.       — Фините Инкантатем, — сосредоточившись, подумала девушка, надеясь, что её беспалочковая магия справится с таким заклинанием.       Водоворот мгновенно утратил свою силу, оставляя их на огромной толще воды, словно марионеток, которые в следующий момент безвольно начали лететь вниз.       Всё происходило так сумбурно и поспешно, что Гермиона едва успевала что-то замечать.       Комната начала стремительно пустеть, собирая всю воду, словно пылесос. Сломанные растения податливо смылись водой, лишая любой спасательной подушки, когда они ударились о мокрый песчаник, который, отнюдь, нельзя было назвать мягким, вызывая взаимные болезненные стоны.       Девушка была дезориентирована. Вся её голова шла кругом, превращая комнату в один сплошной расплывчатый водоворот. Но больше всего внимание привлекала тяжесть.       Тяжесть, которая, казалось, поселилась в груди в виде нескольких десятков килограмм.       — Ох, — открывая глаза, простонала Гермиона, радуясь, что не сделала этого вслух.       И эта тяжесть, которая, по идее, должна звучать в переносном смысле — была буквальной.       Прямо на ней находились несколько десяток килограмм в виде мокрой и злой Беллатрикс Лестрейндж.       В конце концов, именно из-за Гермионы, которая решила воспользоваться таким мощным и опасным заклинанием — они оказались здесь.       Девушка рассеяно нахмурилась, понимая, что в комнате стало гораздо темней и горячей, чем прежде; чёрные как смоль волосы, ниспадающие на неё сверху, словно похоронная вуаль, значительно ограничивали пропуск света. И Гермиона с каким-то детским интересом подумала, что если бы она решилась рассмотреть их, то увидела бы ониксовые пряди, беспорядочно смешивающиеся с её собственными; они беззастенчиво лежали друг на друге, разделяя такой интимный момент.       Но никто из них так и не пошевелился, чтобы это исправить.       Но никто из них так и не заговорил, чтобы нарушить их личный момент уединения.       И всё же можно сделать одно маленькое уточнение — только одна из них могла сделать и то, и другое.       Гермиона просто-напросто не могла пошевелиться, чтобы даже попытаться что-то изменить…       … а Беллатрикс не могла говорить, удерживаемая на месте острым концом палочки, которая при любом движении вписалась ещё глубже, угрожая окрасить бледную кожу в алый.       — Сдайся.       Одно-единственное слово, звучащее едва ли громче шёпота.       И это было не потому, что ей не хотелось рушить этот момент — Гермиона задыхалась.       Ей просто не оставалось сил на, казалось бы, такую элементарную вещь, как дыхание; вес чужого тела на груди и такое огромное количество использованной магии давали о себе знать. Всё, на что у неё сейчас хватало сил, это смотреть на Беллатрикс, которая наблюдала за ней, даже не пытаясь скрыть своей молчаливой ненависти.       Женщина просто молчала.       Мерлин, Гермиона бы никогда не подумала, что однажды захочет услышать хоть что-нибудь в ответ от Беллатрикс Лестрейндж, которая постоянно издевалась, пытала и мучила её. Казалось, ей нужно согласие ведьмы, словно воздух. Нужно, чтобы Беллатрикс хотя бы раз в жизни послушалась и сдалась.       Она должна была.       Это было необходимо.       Потому что Гермиона не знала, что она сделает, если Беллатрикс откажется сдаваться. А это действительно могло произойти, потому что женщина могла сделать достаточно много и без своей палочки. Прямо сейчас всё может измениться, стирая чужие усилия и страдания. В уголках её глаз появились отголоски непролитых слёз, и она прищурилась, слишком явно выдавая своё состояние. Гермиона практически с придыханием слушала, как Беллатрикс начала говорить:       — Нико…       — Пожалуйста, — перебила её девушка, буквально умоляя сдаться.       И она действительно остановилась, невольно давая Гермионе время для того, о чём она боялась даже думать — попытаться понять Беллатрикс, заглянув в её душу.       — Беллатрикс… мы не можем так больше продолжать. Это не жизнь, — тихо прошептала она. — Мы боремся и боремся, и боремся, пока… пока что? Мы будем бороться, пока не превратимся в жалкий прах на своих же костях? Неудовлетворение станет тем, к чему мы рано или поздно привыкнем, а счастье… Я не думаю, что мы когда-нибудь сможем вспомнить, что значит это слово.       — Я не нуждаюсь в счастье, — усмехнулась Беллатрикс, всем своим видом показывая, что ей плевать.       И именно это что-то покачнуло в Гермионе.       — С чего ты взяла? — резко прорычала девушка. — С чего ты взяла, что ты не нуждаешься в том, чего у тебя никогда и не было?       Тишина.       Горячие рваные выдохи обрушивались на её уже и так потрескавшиеся губы; дыхание Беллатрикс начало учащаться, будто она собиралась разразиться очередной гневной тирадой, но Гермиона не собиралась выслушивать это. Она на мгновение устало прикрыла глаза, чтобы потом сильней вдавить свою палочку в яремную вену женщины, пресекая любые попытки.       — Нет, — нетерпеливо прорычала девушка. — Не в этот раз, Беллатрикс. Ты делаешь это каждый раз, когда боишься посмотреть правде в глаза. Ты просто выплёскиваешь весь гнев, ненависть и боль, пока не добьёшься своего. Но, знаешь что, — Гермиона всеми силами старалась, чтобы её голос звучал ровно и твёрдо. — Я больше не уступлю. Ты хочешь спорить? Давай. Ты хочешь драться? Хорошо, давай.       Девушка мрачно усмехнулась, невольно дёргая палочкой, без сомнения, причиняя дополнительную боль.       — Я в ловушке. Я в ловушке вместе с тобой. Да, нас не держат цепи, но мы всё равно не сможем потерять друг друга, даже если захотим… — она на мгновение остановилась, тяжело вздыхая. — … но тот факт, что я не могу потерять тебя, не означает, что я согласна проиграть. Я повторюсь ещё раз: Беллатрикс Лестрейндж, сдавайся.       Женщина зашевелилась, сквозь зубы втягивая воздух, и глубокое рычание вырвалось из её груди.       Гермиона видела это так же ясно, как день — Беллатрикс хотела продолжить борьбу. Но что-то до сих пор останавливало её, тихой искрой прячась в её взгляде. Во взгляде, где не было ни жестокости, ни злости, ни каких-либо других эмоций, свойственных ей.       Это можно было сравнить с глубокой задумчивостью, будто она вела какой-то внутренний спор с самой собой. Тот, который — судя по нервному дёрганию её глаза — перевешивал в сторону сирены. Гермиона удивилась ещё больше, когда тихие, едва разборчивые слова сорвались с чужих губ.       — … Я сдаюсь.       Эти два, казалось бы, безобидных слова, поразили девушку, словно удар по лицу. Она просто не могла проверить, что Беллатрикс действительно произнесла их, пока мягкий голубой свет не закрутил воздух между ними в водоворот, окрашивая комнату в зелёное свечение, прежде чем окончательно исчезнуть.       Палочка рассеянно ударилась о пол, когда Гермиона облегчённо выдохнула, кажется, снимая любое напряжение, накопившееся за время дуэли. Руки также оказались на полу, и она, наконец, позволила усталости одолеть себя, прикрывая глаза.       Это было хорошо.       — Мы это сделали, — с каким-то детским восторгом подумала девушка. — Мы действительно смогли.       Через пару минут её буквально начало раздирать от смеха, и Гермиона всё же позволила выйти ему наружу.       Наверное, сейчас девушку переполняла такая радость от победы, которую ей не доводилось испытывать уже долгое время. Дрожащие руки потянулись вверх, чтобы аккуратно вытереть слёзы, когда смех начал смахивать на некую истерику.       Она победила.       Беллатрикс обязана помочь ей. Ну, скорее, Беллатрикс обязана попытаться помочь ей, что уже было неплохим вариантом. Если она потерпит неудачу, то, по крайней мере, у Гермионы будет фундамент, от которого можно будет отталкиваться при следующей попытке.       Конечно, женщина признала своё поражение, но она знала, что у Беллатрикс было множество способов, которыми она могла бы воспользоваться.       И при этом осознании её смех резко оборвался.       В голове Гермионы происходил настоящий хаос, когда она собралась с силами и, не открывая глаз, спросила то, что беспокоило её больше всего.       — … Ты могла использовать свои силы, — сдавленно прошептала девушка. — Или ты могла бы использовать беспалочковую магию. Да ты же просто могла хотя бы ударить меня, если бы захотела…       Тишина.       — … но ты ничего не сделала, — удивлённо продолжила Гермиона. — Ты… ты позволила мне победить. В тот момент, когда на карту было поставлено практически всё — ты позволила мне победить.       Тишина.       Девушка неуверенно убрала руки, приоткрывая глаза.       Улыбка, которая больше походила на оскал, сверкала, словно новогодняя ёлка.       — Ты понимаешь, что наделала? — дрожащим голосом поинтересовалась Беллатрикс.       Её рука ловко переместилась на левую щеку Гермионы, практически лаская.       — … Ты победила, но выиграла я, — проворковала женщина, не убирая руки. — Хорошо, может быть, не так, как мне хотелось бы, но кто-то внутри меня настойчиво шепчет, что я выиграла, — её голос начал преображаться, выставляя наружу то озорство и малое безумство, что всегда было свойственно Беллатрикс. — И этот голос рассказал, что вместо победы у нас есть приз.       Чья-то настойчивая нога внезапно вклинилась между её бедер, вынуждая Гермиону некрасиво взвизгнуть и попытаться вернуть прежнее личное пространство. И эта жалкая попытка обернулась целой катастрофой, когда девушка поняла, что этим действием она лишь усилила трение о чужую ногу, сразу же заливаясь краской. Бледная рука, нависшая над её лицом, медленно скользнула вниз по шее, останавливаясь на ошейнике и весьма болезненно дёргая его на себя.       — Чёрт, — вскрикнула Гермиона, поперхнувшись воздухом.       — Прекрасно. Тебе нужна моя помощь, девочка? Ты получишь, то что хочешь. Но тебе следовало бы быть осторожнее со своими желаниями, — она тихо засмеялась, предвкушающе расширяя глаза. — Так с чего начнём, Грязнокровка?       Гермиона нахмурилась не понимая, о чём говорит тёмная ведьма.       — Что?       — Мерлин. «Что?» — передразнила её Беллатрикс, специально используя высокий голос. — Ты действительно думаешь, что мне достаточно щёлкнуть пальцами, и подавление исчезнет?       — Нет, но ты говорила, что достаточно достичь какого-то определённого состояния, и ошейник перестанет действовать, — недовольно нахмурилась Гермиона. — И как мне сделать это, если ты ничего не говоришь?       И ей совершенно не понравилась мрачная улыбка, растянувшаяся на лице Беллатрикс.       — Зачем слова, если можно показать?       — Показать что… Чёрт! — рвано выдохнула Гермиона, даже не пытаясь продолжить свой вопрос.       На её губах отчётливо чувствовался чей-то мокрый рот. Такое знакомое прикосновение, которое, казалось бы, произошло в другой жизни. И, возможно, — Гермиона даже под угрозой смертной казни не признается — от этого ощущения у неё действительно на какое-то время отключился мозг, особенно, когда Беллатрикс собственнически расставила руки по обе стороны от её головы. Гермиона даже попыталась возмутиться, но любые её попытки были сразу же пресечены, когда женщина ловко завела их за её голову, надёжно удерживая своей. Беллатрикс недовольно посмотрела в глаза напротив, пытаясь пробраться через крепко сомкнутые девичьи губы — это последнее место, где Гермиона хотела бы видеть язык этой женщины. Девушка замычала, протестующе мотая головой, но Беллатрикс, словно сокол, выбравший свою жертву, не давала даже шанса на какой-либо побег. Понимая, что такой метод не работает, женщина кратко ухмыльнулась, позволяя своей ноге в очередной раз пройтись между чужих бедёр, вызывая ответный писк. Стоило Гермионе на мгновение потерять бдительность, как она тут же почувствовала во рту чужой язык, который, словно вор в ночи, пытался урвать каждый вздох — всё до последней капли.       Мир медленно начал вращаться, видоизменяясь во что-то большее.       Или, возможно, это было результатом того, что её тело угрожало воспламениться изнутри. Гермионе следовало отстраниться. Ей следовало отстраниться, но её тело буквально замерло, отказываясь подчиняться слабым протестам мозга.       И именно в тот момент, когда девушка уже решила, что Беллатрикс больше никак не сможет усилить её смущение и растерянность, когда та вновь совершила нечто, что поистине греховно.       Она… она замурлыкала.       И вибрация, которая волной удовольствия разливалась по венам, чтобы в конце концов собраться в животе, словно огромное пламя, готовое взорваться в любой момент.       Гермиона ничего не могла с собой поделать.       Кроме… Она укусила её.       Беллатрикс резко отскочила от неё, пока очертания мира медленно начали приобретать прежнюю форму.       И, возможно, Гермиона ни разу ещё не выглядела такой растерянной, пока она рассматривала Беллатрикс, которая выглядела, мягко говоря, удивлённой.       — Что… Да что с тобой не так? — сбивчиво закричала девушка, стараясь угомонить своё бешеное сердцебиение.       Беллатрикс медленно наклонила голову, нахмурившись.       — Хм, я была уверена, что это сработает, — в замешательстве пробормотала она.       — Что? — сквозь зубы уточнила Гермиона.       — Ты просила помочь. Вот, — недовольно пояснила женщина. — Я не могу рассказать тебе об эмоциях, Грязнокровка… но я могу показать.       Она с ухмылкой высунула язык, на котором всё ещё находилась кровь от укуса. Казалось, что Беллатрикс вообще не испытывает какие-либо неудобства, связанные с болью или кровью.       — И поскольку шок не сработал, придётся попробовать ещё раз.       Она поддалась вперёд, ласково заправляя её прядь волос за ухо.       — И мы будем пробовать вновь и вновь, пока мой долг не будет оплачен, — мрачно улыбнулась Беллатрикс. — Нам будет весело, Грязнокровка. Только не забудь потом встать на колени и как требуется отблагодарить меня за мою щедрость.       Гермиона поёжилась, чувствуя соприкосновение с холодным воздухом, когда чужая ладонь оставила её щеку в покое. Беллатрикс стремительно направилась к выходу, не упуская возможности гордо вскинуть голову.       Однако Гермиона не последовала за ней. Она всё ещё была в полном беспорядке, оставаясь лежать на полу. Конечно, девушка вся была мокрой от дуэли, но чужое тепло на том месте, где сидела Беллатрикс, все ещё ощущалось.       И она никогда бы не предположила, что женщина решиться на что-то подобное.       Но ошейник всё ещё был на месте, как и подавление сирены.       — Что я наделала? — сдавленно прошептала Гермиона, обращаясь к абсолютно пустой комнате.       Молодец.       С ликованием ответила сирена внутри неё, радуясь подобной близости с Беллатрикс. Она устало прикрыла глаза, пытаясь понять, как ей реагировать на новый вид пытки со стороны тёмной ведьмы.       Именно такой её и нашёл Нимми: распростёртую на холодной земле, с небольшим чувством собственного достоинства и тяжёлой ношей от новых проблем, пригвоздивших её к полу.       И будучи хорошим маленьким эльфом, каким он всегда был, Нимми даже не заикнулся об алом следе от помады, оставленном на её лице.       Мисс Гермиона и так была достаточно красной.