Резкая вспышка света пробудила Гермиону через несколько часов.
Девушка резко подскочила, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди. Она растерянно огляделась, на мгновение, забыв, где она находится. Темнота была повсюду, заставляя поверить, что вокруг есть лишь пустота, пока комната не осветилась вспышкой молнии от бури, бушующей снаружи.
Вот так Гермиона окончательно вернулась в реальность.
Она лежала на холодном полу, сытая и отдохнувшая; дверь её клетки была плотно заперта, а цепь по-прежнему оставалась на ноге.
Если раньше Гермиона и не чувствовала себя содержанкой, то теперь, определённо, это имело место быть.
Собравшись с мыслями, молодая сирена села и потянулась, чувствуя, как по телу проходит волна расслабления. В последнее время сон приходил к ней не так уж и часто, а сон, после которого Гермиона чувствовала себя действительно отдохнувшей, приходил совсем редко. Она никогда не думала, что здесь, в своей тюрьме с Беллатрикс, получит хоть что-то хорошее, но всё же так и было.
Она не была уверена, стоило ли ей волноваться по этому поводу или нет.
С одной стороны, этой женщины здесь не было, чтобы продолжать её мучить и дальше причинять боль. С другой же стороны, если Беллатрикс не вернётся в скором времени, велика вероятность, что она умрет с голоду прежде, чем кто-нибудь узнает, где они находятся. Конечно, возможно, что Нарцисса вернётся, чтобы проверить, жива ли Гермиона, но у неё было отчетливое чувство, что она точно не увидит эту женщину в ближайшее время.
Гермиона позволила себе ещё несколько мгновений подумать о своей скорой неминуемой кончине, прежде чем ещё один удар грома сотряс стены в доме, и молния осветила комнату. Со своего места она могла видеть, как окно жалобно дребезжит под силой ветра.
Гермиона не боялась грозы. У неё никогда не было с этим проблем, даже в то время, когда она была ещё маленькой девочкой. Она часто находила в ней странное утешение. Яркие вспышки света танцевали по тёмному небу; удары капель дождя и тонкие следы, скользящие вниз по стеклу. И то и другое всегда приносило ей своеобразное умиротворение. На третьем курсе своего обучения в Хогвартсе, Гермиона поняла, что это также является отличной погодой для пения.
Да, буря никогда не была проблемой для Гермионы, чего нельзя сказать о Живоглоте.
Со своего места девушка едва могла услышать его отчаянное мяуканье, учитывая то, что буря неумолимо усиливалась. Обычно ей удавалось успокоить кота, но сейчас он был слишком далеко, поэтому Гермиона никак не могла дотянуться до него, чтобы утешить, как обычно она это делала. Ей отчаянно хотелось позвать его и заключить в свои объятия, давая понять, что всё в порядке, но, также она не хотела рисковать его укрытием.
Ещё один раскат грома прокатился по небу, освещая комнату. И теперь Гермиона могла видеть, как Живоглот крадется из-под кровати, сверкая глазами, полными отчаянной мольбы.
— Нет. Нет, Живоглот, возвращайся обратно! — тихо взмолилась Гермиона. Кот же пропустил её просьбу мимо ушей, пытаясь подойти ближе. Девушка начинала серьезно нервничать. Если что-то случится с Живоглотом, она не сможет себе этого никогда простить.
А потом в её голове неожиданно появилась идея.
Продвинувшись максимально далеко, насколько это позволяла цепь, она легла на живот, чтобы полностью видеть кота и его испуганное лицо.
И затем она просто начала петь.
Это был мягкий и нежный звук, совершенно не похожий на тот, что она издавала днем ранее. Как и много раз до этого, её сирена затмила разум, послушно и спокойно она медленно обволакивала разум, видя, что рядом нет никакой непосредственной угрозы, с которой надо было бы бороться. Гермиона продолжала напевать что-то успокаивающее, пытаясь донести до Живоглота то, что никто и ничто не причинит ему вреда.
К счастью, это, похоже, работало. Живоглот безотрывно смотрел ей в глаза; казалось, все следы его недавнего страха и отчаяния ушли. Конечно, она по-прежнему видела, что он возбужденно продолжал махать хвостом, но всё же это было лучше, чем ничего. Гермиона позволила себе немного расслабиться, понимая, что теперь у неё больше шансов уговорить кота вернуться обратно под кровать.
Всё так и продолжалось, пока особенно сильный порыв ветра не разбил окно с оглушительным грохотом.
Ранее приглушенные звуки бури сейчас звучали так, словно в комнату ворвался шум симфонии всех стихийных бедствий. Капли дождя за считанные секунды пропитали пол, подгоняемые сильным ветром; шторы жалобно колыхали по ветру, словно разъяренные дементоры, а буря безжалостно продолжалась. Все и так было достаточно безумно и хаотично, но в тот момент, когда ваза, под силой ветра, опрокинулась со стола и вдребезги разбилась, Гермиона поняла, что её связь с Живоглотом была окончательно разорвана.
Её фамильяр испуганно вскрикнул и выбежал из-под кровати, в панике оглядываясь по сторонам. Он пробежал вокруг стола, по кровати, около окна. Гермиона видела, что Живоглот напуган до безумия. Она снова попыталась петь, чтобы немного его успокоить, но кот словно был не здесь, пропуская её пение мимо себя.
— Живоглот, пожалуйста, успокойся! Это просто буря! — прокричала девушка, надеясь, что кот услышит её на этот раз.
Ничего.
Это выглядело так, будто она разговаривала сама с собой.
Ей срочно нужно было попробовать что-то другое, пока всё не стало ещё хуже.
Но, прежде, чем Гермиона смогла бы подумать о том, что можно сделать, всё окончательно пошло под откос.
Гермиона наблюдала исключительно за своим испуганным фамильяром, совершенно не замечая тихое существо, молчаливо стоящее на подоконнике, пока не стало слишком поздно.
Живоглот в панике продолжал бегать по комнате, пока не был сбит фамильяром Беллатрикс. Существо слетело со своего убежища со свирепым рыком, и яростно пнуло кота в сторону. Гермиона вскрикнула, видя, что её друга жестоко швырнули на пол. Существо, казалось, довольно прошипело и приземлилось перед ним.
— Нет, Живоглот! — простонала девушка. — Отойди от него! Оставь его в покое! — прокричала Гермиона, стараясь отогнать птицу. Она яростно дергала за прутья клетки, привлекая внимание существа рядом.
Оно неохотно посмотрело в её сторону, издавая один из своих хриплых смешков, с которым Гермиона познакомилась за всё время их нежелательного общения. Казалось, ему было совершенно плевать на мольбы и угрозы девушки, и он медленно начал наступать на разъяренного кота перед ним.
Гермиона не знала, что делать. Хоть Живоглот и не был слабаком, птица перед ним была всё равно крупнее, имея вдобавок острый клюв и ещё более острые когти. Она не сомневалась, что приближающая драка станет настоящим кровопролитием, и это точно не закончится чем-то хорошим для её маленького друга.
Она должна была действовать быстро.
Её страх за друга стал важным толчком для пробуждения инстинктов. После этого Гермиона услышала, как из её груди вырвался отвратительный визг, направленный на птицу перед ней. Никогда прежде молодая сирена не издавала таких звуков, и, в первую очередь, это поразило её саму.
И, очевидно, птица была также поражена, как и Гермиона.
Существо резко отскочило от Живоглота, будто кто-то поджег его хвост; его крылья хаотично развивались, как пушистые черные облака, а гребень встревоженно навострился. Сейчас птица была взъерошена и зла, как никогда прежде с их первой встречи. Чувство гордости за то, что Гермиона была ответственна за это, захлестнуло ее с головой. Она позволила себе ещё один подобный крик, сорвавшийся с губ. На этот раз он был в разы громче и яростней, чем предыдущий. К счастью, птица сделала ещё один робкий шаг назад, полностью сосредотачиваясь на Гермионе.
Это было то, в чём так нуждался Живоглот. Не теряя ни минуты, кот развернулся и юркнул под кровать, стараясь забраться, как можно дальше от птицы. Гермиона настороженно наблюдала, как существо, наконец, осознало, что только что произошло, и издало свой собственный свирепый вопль, прежде чем яростно броситься к кровати на своих тонких, но сильных ногах. Её сердце бешено заколотилось в груди, когда она увидела, что он пытается влезть под кровать своим большим телом. К счастью, его тело было слишком громоздким, чтобы влезть в небольшое пространство между полом и кроватью.
Живоглот, наконец, был в полной безопасности, а птица, поняв, что не в силах добраться до своей жертвы, свирепо закричала. Выражения гнева и беспомощности на лице птицы было достаточно, чтобы вызвать приступ искреннего смеха у Гермионы.
В конечном итоге это стало её будущей гибелью.
Взбешенное тем, что добыча вырвалась из его когтей, существо взлетело и приземлилось обратно на подоконник. Ветер и дождь упорно начали бить по её телу, но если птицу это и беспокоило, то она никак не показывала этого. Вместо этого Гермиона видела, как существо нахохлилось и начало кричать. Девушка съежилась, когда звук, отдаленно похожий на кошачий вой, наполнил комнату. Она заткнула уши, пытаясь отползти как можно дальше, пока этот звук медленно, но верно начал сводить её с ума. Конечно, молодая сирена ожидала, что птица захочет возмездия, но она точно не ожидала, что это существо может поразить её таким агрессивным криком. И, вероятно, этот крик уже достиг Беллатрикс.
И как по часам, откуда-то издалека, звук разбитого стекла прорезал воздух, и недовольный крик эхом разнесся по дому.
— Заткни свой грязный рот, Грязнокровка! — Гермиона отчетливо услышала свирепый и яростный голос женщины снаружи, который мог с легкостью пробиться через ветер и дождь.
Беллатрикс проснулась.
И она думает, что именно Гермиона её разбудила.
— О, Мерлин, нет, нет, нет,— про себя простонала девушка.
— Что ты наделала, чёртова птица! — крикнула она через всю комнату.
И вместо того, чтобы теперь остановиться, фамильяр Беллатрикс продолжал кричать, используя весь воздух своих легких.
— Я же сказала. Заткнись! — послышался ещё один свирепый крик.
Гермиона отказывалась верить, что это действительно происходит.
Ещё один звук бьющегося стекла достиг девушку, на этот раз он был гораздо ближе, чем предыдущий. Существо довольно щелкнуло клювом и криво усмехнулось, поняв, что его хозяйка приближается. И, кажется, оно прекрасно осознавало, что сейчас будет.
Никогда прежде за всю ее жизнь ей не хотелось так сильно причинить вред какому-либо животному, как сейчас. Но, к сожалению, сейчас у девушки была куда более насущная проблема.
Гермиона услышала Беллатрикс задолго до того, как увидела её.
— Грязная, невежественная, жалкая, маленькая грязнокровка! — послышался ещё один крик женщины, пока та неумолимо приближалась.
Гермиона попыталась забиться как можно дальше в угол своей клетки, свернувшись калачиком, чтобы казаться как можно меньше. Она понимала, что, в конечном счете, это никак не поможет и не спасет её, но всё равно это немного утешало девушку перед надвигающейся угрозой. Гермиона испуганно наблюдала за темнотой в комнате, не в силах уловить хоть какие-то очертания фигуры, которая быстро приближалась к ней. Раздался короткий щелчок, и дверь с грохотом распахнулась.
Даже, как казалось Гермионе, собравшись с силами, она всё равно не была готова к проклятью, посланному в её сторону и отбросившему её тело ещё дальше к стене. Её тело безжалостно встретилось с камнем, перенося всю силу удара на позвоночник. Теперь она неподвижно лежала на земле, и стон был единственной вещью, которую она смогла выдавить из себя, прежде, чем он превратился в крик, когда её тело снова подверглось проклятию Круциатуса. Заклятие длилось меньше, чем Гермиона ожидала, но даже этого было достаточно, чтобы она почувствовала себя полностью опустошённой. Девушка перекатилась на спину, переводя взгляд на дверь и видя другую сирену, которая стояла у входа, глубоко дыша. С места, где лежала Гермиона, она не могла полностью разглядеть выражение лица Беллатрикс, но она точно знала, что ей даже не нужно было видеть его, чтобы быть уверенной, что женщина зла.
— Я же велела тебе заткнуть свой грязный рот, Грязнокровка, — прорычала Беллатрикс, приближаясь к прутьям её клетки. Гермиона испуганно наблюдала, как палочка женщины указывает на нее, пока легкое свечение сверкало вокруг конца. — Если ты хочешь, чтобы я вырвала твой грязный маленький язычок из твоего рта, то тебе надо просто попросить.
Гермиона мгновенно побледнела.
— Это была не я, — тихо простонала она. В её голове это звучало намного увереннее, но девушка точно понимала, что сейчас никакой уверенностью и не пахло.
— Лгунья! Круцио!
Тело Гермионы напряглось, когда проклятие снова охватило девушку. Всё ещё не оправившись от предыдущего заклятия, её боль, казалось, только удвоилась.
Она просто хотела, чтобы это прекратилось.
Это не было поместьем Малфоев. Беллатрикс знала её главный секрет, и Гермиона прекрасно понимала, что никакие мольбы не заставят эту женщину оставить её в покое. И поэтому теперь у неё не было никаких причин молчать.
Гермиона больше не заботилась о последствиях, позволив сирене внутри неё затмить её разум. И как она сделала ранее с фамильяром женщины, Гермиона испустила пронзительный крик, от которого даже прутья клетки жалобно задрожали. На этот раз он был пронизан не страхом, а болью. Сейчас крик был гораздо длиннее и выше, чем тот, что был прежде.
Она решила подумать об этом когда-нибудь потом. Особенно, когда она поняла, какой у этого будет эффект.
От крика Беллатрикс отшатнулась и уронила палочку, чувствуя боль по всему телу. Женщина покачала головой из стороны в сторону, будто пытаясь выбить эту боль из своей головы. Гермиона могла поклясться, что слышала, как Беллатрикс что-то бормочет себе под нос, но она была слишком далеко, чтобы разобрать хоть что-то.
Беллатрикс, кажется, довольно быстро исправила свою проблему. Клетка со щелчком открылась, и она медленно и пугающе приблизилась к Гермионе. Паника медленно и верно начала охватывать тело девушки. Она попыталась отползти дальше, но было уже слишком поздно. Женщина мгновенно набросилась на неё. Схватив Гермиону за горло, она швырнула её на пол, угрожающе говоря:
— Выкинешь что-то подобное ещё раз, девочка, и я вырву твой язык сквозь зубы, — прошипела она, снова опрокидывая Гермиону на землю, пока та пыталась отползти как можно дальше от этой женщины, стоящей над ней.
Когда девушка отползла на достаточное расстояние от Беллатрикс, чтобы попробовать заговорить, она практически истерически закричала на женщину:
— Это была не я!
За эту её смелость и желание доказать свою непричастность она получила пощечину по левой щеке.
— А что, похоже, что мне не всё равно? Ещё раз повторяю, откроешь свой грязный рот, и я действительно дам тебе повод для крика, — прошипела Беллатрикс.
Гермиона ничего не ответила. Ей отчаянно хотелось снова наброситься на женщину, показать ей, что она её не боится. Но какая-то её часть знала, что если она сейчас хоть как-то разозлит Беллатрикс ещё больше, то та точно выполнит свое обещание с превеликим удовольствием. И это последнее, что сейчас нужно было Гермионе. Если Нарцисса была права, а шатенка всем сердцем надеялась, что так оно и есть, то правильная игра поможет ей получить хоть какое-то преимущество над этой страшной женщиной. Она прекрасно понимала, что её маленький трюк с криком не будет работать вечно. И в тот момент, когда Беллатрикс найдет способ бороться с этим, Гермиона была уверена, что её дни будут окончательно сочтены.
Поэтому, пока она не придумает что-то, что сможет ей помочь, ей жизненно необходимо не высовываться. Бросить вызов на угрозу Беллатрикс — верный способ стать мертвой. Именно поэтому она точно не будет этого делать, решив просто держаться подальше от женщины, пока Гермиона ей не надоест.
Это заняло не так много времени, как она предполагала. Беллатрикс толкнула Гермиону ногой, чувствуя раздражение, что никакой реакции на её агрессию не последовало. Девушка простонала и перевернулась от боли, когда острый ботинок вонзился в одну из её наиболее чувствительных областей. Шатенка почувствовала облегчение, когда женщина, наконец, отступила.
— Ну-ну-ну. Что же случилось с прошлой твоей бравадой? — ласково промурлыкала Беллатрикс. — Только не говори мне, что это были пустые разговоры.
Гермиона ничего не ответила.
— Твоя хозяйка говорит с тобой, девочка, — нетерпеливо прошипела женщина, больше не удивляясь молчаливой войне девушки.
Можно только гадать, как сильно Гермиона хотела ответить ей. Она хотела язвительно ответить женщине, что та совсем недавно велела ей ничего не говорить. Её гриффиндорское начало отчаянно желало сказать всё, что она действительно чувствовала. Но Гермиона всеми своими силами сопротивлялась. Не то чтобы это имело какое-то значение. Если она что-то скажет — будет избита. Если она продолжит молчать и дальше — будет избита. Именно так работала Беллатрикс.
Как будто в подтверждение этой теории, женщина взмахнула палочкой в сторону Гермионы, посылая ей в ребра отвратительное жалящее проклятие, от которого девушка скорчилась в агонии. Шатенка чувствовала себя невероятно слабой, чтобы что-то говорить или вообще двигаться, но это не помешало ей собраться с силами и посмотреть на ведьму с отвращением.
Беллатрикс упоительно взглянула на неё и рассмеялась.
— Итак, сейчас тебе нечего мне сказать. Жаль, на самом деле. Особенно тогда, когда у меня есть так много вопросов, на которые ты должна ответить, — тошнотворно сладко проворковала женщина. Черные сапоги угрожающе щелкнули, когда Беллатрикс присела рядом с Гермионой. Ей пришлось приложить все имеющиеся усилия, чтобы не вздрогнуть, когда женщина медленно провела палочкой вверх по её животу и дальше по рукам; так осторожно и аккуратно, чтобы быть уверенной, что шатенка не сможет вырвать палочку из её рук. — Например, где все эти милые маленькие переломы от нашей вчерашней встречи?
Даже зная, что скрыть это было бы невозможно, Гермиона всем сердцем надеялась, что Беллатрикс не заметит этой маленькой детали.
— Ты действительно думала, что я не увижу? Да ты и впрямь глупее, чем я думала. В этом доме ничего не происходит, о чём бы я не знала. Вот это, — она указала на руки Гермионы. — Это дело рук моей предательской сестры. Я обещаю, что постараюсь отплатить ей за её эту… доброту достаточно скоро.
И это заставило содрогнуться Гермиону от страха — не за себя, а за женщину, которая подвергла себя риску, просто для того, чтобы ненадолго уменьшить чужую боль. Это не смягчило весь гнев, который она испытывала по отношению к Нарциссе, но она определенно испытывала чувство вины за то, что станет причиной очередных извращенных представлений её сестры о семейной верности.
Ей оставалось только надеяться, что Нарцисса успела уйти, как можно дальше от этого дома.
— Так. И что же мне с тобой делать? — тихо пробормотала Беллатрикс себе под нос. Гермиона настороженно наблюдала, как та вертит палочку между пальцами, задумчиво глядя на неё. Она физически чувствовала, как все её тело в мгновение напряглось, готовясь к тому, что эта сумасшедшая женщина приготовила для неё в этот раз.
Гермионе не пришлось долго гадать.
— Почему бы нам не начать с чего-нибудь простого? — промурлыкала женщина. — Круцио.
И как уже много раз до этого, тело Гермионы вновь воспламенилось от агонии. Её тело отчаянно выгибалось на полу, пока Беллатрикс смеялась над ее страданиями.
Страданиями, которые Гермиона больше не собиралась молча терпеть.
Именно в данный момент она хорошо осознала свое положение. Спокойная она была или сражающаяся, Беллатрикс не было до этого никакого дела. В конце концов, пребывание здесь в качестве пленницы сломит её. И когда Гарри и Рон придут за ней, будет ли это уже что-то значить? И сколько времени им понадобится, чтобы найти её? Когда Гермиона уже сойдет с ума? Когда у неё больше не будет желания жить? Когда она будет мертва?
Нет, ни один из этих вариантов ей не подходил. Но также Гермиона была уверена, что больше не может продолжать в том же духе. Её тело постоянно болело, она была разбита, и она устала быть покрытой синяками на полу. Позволяя женщине делать с ней всё, что Беллатрикс пожелает, та получала болезненное удовольствие, видя, как Гермиона страдает. Нет. Она больше не хотела доставлять своей мучительнице такого удовольствия. В конце концов, она была гриффиндоркой, львом, который отчаянно хотел выжить, чтобы вернуться к своей прежней жизни и близким, которых ей пришлось оставить.
Беллатрикс точно не остановится, как бы сильно Гермиона не умоляла её. И одного этого факта было достаточно, чтобы в её груди зародилось нечто опасное.
С палочкой или нет, но время для разговоров прошло.
Если Беллатрикс решила играть грязно, то Гермиона имела полное право, чтобы ответить ей тем же.
Гермиона открыла рот так широко, как только могла, её легкие расширились в ожидании того, что она сейчас собиралась сделать. Улыбка угрожала разорвать ее лицо пополам, когда девушка увидела, как понимание того, что сейчас должно было произойти, промелькнуло на лице Беллатрикс.
В любом случае, сейчас было слишком поздно, чтобы она смогла бы ей помешать.
Гермиона выдохнула, полностью опустошая свои легкие, чувствуя, что комната начала дрожать от её крика. Одного мгновения хватило, чтобы Беллатрикс отвлеклась от своих мыслей и растянулась на полу. Молодая сирена почувствовала, как её тело расслабилось, как только она, наконец, освободилась от своих мучений. К сожалению, её крик вскоре оборвался, и она попыталась отдышаться.
Как и много раз до этого, в комнате воцарилась абсолютная тишина, единственными звуками в комнате были их тяжелые дыхания.
А потом она услышала нечто странное.
Гермиона сразу вспомнила те разы, когда Гарри говорил на парселтанге. Его голос становился чем-то средним между языком людей и рептилий: слова будто вытягивались и становились практически неуловимыми, настолько мягкими они были.
Но, если тогда это был звук, который могли издавать лишь змеи, то шипение, исходящее от Беллатрикс, могло издаваться кем-то, кто был гораздо опаснее. Женщина была просто вне себя от злости, что нисколько не удивило Гермиону. Другая сирена всегда была такой.
Но сейчас Гермионе не казалось, будто она играет с огнем, теперь ей казалось, что она с улыбкой льет воду на раскаленные камни.
Но ей было всё равно.
Даже, если бы Гермиона была глухой, слепой и немой, Беллатрикс всё равно бы нашла повод для нападения. Ну, теперь у неё был на один повод больше, как и осознание того, что девушка больше не собирается играть в её игры.
Не поймите её неправильно, она все еще боялась этой женщины. Она не знала, станет ли она когда-нибудь такой, как прежде, но сейчас в своих действиях Гермиона вновь обрела то, что, как ей казалось, она почти потеряла.
Надежду.
Она не верила Нарциссе, когда та говорила, что она может дать отпор Беллатрикс. Ещё раньше Гермиона думала, что её способность использовать силу своего голоса против женщины, была просто инстинктом. Она думала, что сможет это делать лишь тогда, когда она будет в смертельной опасности, что сторона сирены спасет её лишь тогда, когда она сама будет не в состоянии спастись.
Но на самом деле, Гермиона делала всё это сама.
Сейчас не было той потребности вытащить сторону сирены из глубины своего сознания. На этот раз её спасла лишь собственная решимость. Эта решительность только усилилась, видя Беллатрикс, лежащую на полу рядом с ней. Гермиона была зла, но теперь находясь в безопасности. Затем она пошевелилась, и её слова прозвучали как сочетание дерзости и страха:
— Так вот чего ты хочешь, Беллатрикс? — прошептала девушка. — Потому что это то, что ты можешь ожидать от меня, пока ты насильно держишь меня здесь. Я не собираюсь лежать здесь и позволять тебе мучить меня, как только тебе заблагорассудится. Я ещё раз прошу тебя, отпусти меня.
Сначала ничего не происходило. Женщина явно потерялась в своих мыслях, пока не зашипела на неё, словно дикий зверь. Гермиона наблюдала, как глаза Беллатрикс стали остекленевшими; её зрачки остервенело двигались туда-сюда, будто женщина наблюдала, как что-то движется между ними. Девушка начинала нервничать.
Злая Беллатрикс была предсказуема.
Нестабильная Беллатрикс такой точно не была.
Гермиона даже не хотела знать, каким будет это сочетание.
Вскоре атмосфера в комнате полностью изменилась. Беллатрикс, казалось, вновь обрела некое подобие самообладания и резко подняла голову, чтобы пристально посмотреть ей в глаза.
Гермиона вздрогнула от увиденного.
Беллатрикс была совершенно сбита с толку. То, как она смотрела на девушку, заставляло её кожу покрываться холодным потом, а волосы на затылке вставать дыбом. И эта улыбка.
Это изменило красивую, по признанию многих, внешность женщины в нечто абсолютно зловещее. Предупреждающие знаки звучали по всему телу, но даже так, она практически ощущала, как сирена внутри неё загудела от удовольствия.
Это было что-то такое, чего ей явно не хватало.
Резкое движение — и на полу осталась лишь Гермиона. Даже в темноте девушка могла утверждать, что Беллатрикс неуверенно стояла на ногах. И она не была уверена, было ли это из-за того, что женщина всё ещё была под воздействием её крика, или дело было в ярости, тихо кипящей внутри неё. В любом случае, это не имело значения, выражение лица женщины совершенно не изменилось.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Беллатрикс, наконец, заговорила:
— Опустить тебя… просит опустить её, — женщина тут же разразилась хихиканьем. — А если я тебя отпущу, что будет тогда?
Даже если это и не было риторическим вопросом, Гермиона всё равно бы не смогла ответить.
— Я скажу тебе, что тогда произойдет. Ты побежишь домой к своим маленьким друзьям и проживешь свою мирную, счастливую жизнь, как какой-нибудь дурак из сказки. Конечно, ты бы так и сделала, если бы могла, — голос женщины мгновенно стал холоднее льда. — И что же в твоей ничтожной маленькой головке верит, что я позволю этому сбыться?
Гермиона резко вскочила на ноги, чуть ли не падая от ярости, бурлящей в ней:
— Я тебе не нужна! Ты не сможешь мучить меня вечно. Авроры нас найдут, и я в тот же момент уберусь из этой тюрьмы. И когда это произойдет, ты будешь мертва, либо гнить в тюрьме. Так что оставь меня в покое! Я не принадлежу тебе, — закричала девушка.
Беллатрикс громко рассмеялась ей в лицо:
— Ах ты, маленькая и глупая грязнокровка, — прошептала ведьма. — Ты действительно забыла о нашей особой связи? Не принадлежишь мне? Ты была рождена, чтобы принадлежать мне.
— Между нами нет никакой связи! Я никому не принадлежу! Я человек, а не какой-то приз, который можно заполучить и хранить у себя. Я не твоя пара, и ты не владеешь мной! — сплюнула Гермиона, отчаянно пытаясь донести свою мысль до женщины перед ней.
Её тошнотворная улыбка никуда не исчезла, а наоборот, стала лишь шире. Когда Беллатрикс заговорила снова, её слова сопровождались хриплым карканьем со стороны окна.
— Я всегда считала тебя идиоткой, но теперь вижу, что наивность — ещё одна черта, которую ты приобрела. Так что, возможно, я должна объяснить это таким образом, чтобы твой испорченный ум это понял.
Гермиона готовилась к очередной пытке: пинок в живот или очередная пощечина по её уже красным щекам.
Но ничего из этого не произошло
По её мнению, ей досталось нечто намного хуже, чем все это.
Беллатрикс начала петь.
«Я не просила тебя об этом.
Ты здесь по воле судьбы
Я хотела власти, страха и бесславия.
Хотела быть величайшей ведьмой всех времен.
Мне остается только гадать, что же я натворила.
Почему я получила тебя в свою пару,
Когда все, что я чувствую — это ненависть.
Никогда не люби и лишь ненавидь.
Как же это произошло
Возможно, мы никогда не узнаем.
Но пока ты со мной
Так все и будет».
Гермионе совершенно не понравилось, как это прозвучало; одни только слова вызвали у неё тошноту, потому что она знала, что, несмотря на каждое слово, исходящее из уст Беллатрикс, всё это было чистой правдой. Ни один из них не просил этого. Никто из них никогда не полюбит другого.
И всё же они были здесь.
Партнеры. Две подходящие половины целого, будто каждый был без своей нужной части.
Она всё ещё не желала верить в это. Гермиона пообещала себе, что до тех пор, пока её разум принадлежит по-прежнему ей, она никогда и ни за что не увидит в этой женщине ничего, кроме своего врага. И это становилось с каждым днем трудней, когда её инстинкты сирены были заинтересованы в том, чтобы быть с Беллатрикс.
У Гермионы закружилась голова, и она почувствовала, что силы покидают её тело, пока ей продолжали петь серенаду ненависти. Она попыталась снова встать на ноги, но ей удалось лишь упасть на колени: прежние заклинания оставили после себя неплохой след.
Естественно, Беллатрикс это заметила и с радостью запела ещё громче.
«Я не просила тебя об этом.
Но даже так, ты не можешь уйти
И ни ведьмы, ни звери, ни волшебники
Не придут, пытаясь украсть тебя у меня.
Ты забрала моего Лорда, забрала мою жизнь.
Принесла мне позор и устроила ад.
Так что, пока время будет существовать,
Я твой надзиратель и твоя тюрьма.
Ты не убежишь от меня.
Ты не забудешь меня.
Я заклеймлю себя в твоем сердце.
Ты можешь бежать, кричать и сражаться со мной.
Но, в конце концов, мы никогда не расстанемся».
Чужая рука метнулась вперед, словно змея, сжимаясь вокруг её шеи, словно тиски. Хоть Гермиона и была уже знакома с подобным опытом, ей всё ещё было невероятно трудно оторвать руки ведьмы от своего горла.
В конце концов, у неё ничего не получилось.
«Это судьба распорядилась так, что мы вместе.
Тогда своей рукой я заставлю тебя остаться
И когда твои маленькие друзья придут посмотреть,
Я пролью дождь смерти и заставлю их заплатить».
Пальцы заплясали по всей длине её горла, а затем резко дёрнули Гермиону вперед. Девушка могла почувствовать каждый чужой вдох и выдох на своих губах, пока она отчаянно хватала ртом воздух.
Последние слова Беллатрикс были произнесены так тихо, что Гермиона начала бы сомневаться, что вообще слышала их, если бы они не находились всего в нескольких дюймах друг от друга.
«Я не просила тебя об этом.
Ты можешь отказать мне, если захочешь,
Но как бы сильно ты со мной не боролась…
Она резко повернула голову Гермионы в сторону, прижав губы к её уху.
Я никогда не позволю тебе уйти».
Бессознательное состояние быстро становилось благословением. Но вместе с этим приходил вопрос, который медленно, но верно прорастал в её сознании.
Хочет ли она и дальше оставаться такой?
Постоянно.
Гермиона боялась, что, чем дольше она здесь оставалась, тем ближе и ближе становился ответ на этот вопрос.
