***
Ветер зловеще задувал в узенький проулок — настоящую щель, пролегшую между домами. От стены до стены рукой было подать. Солнце сюда не проникало, цепляя лучами лишь небольшую башенку, водруженную на угол улицы. Именно в этой башенке нашли свое пристанище спасшиеся бегством марки. Помогли нужные фики — свои. В выделенной их степенствам комнате нынче царили тревога и вместе с тем радость. Обнаружившаяся Мельпомена привнесла с собой столь необходимые надежду, решительность, а также волнение. Что им теперь всем делать? Кого просить о помощи? Где искать защиты? Оставшимся без Гильдии маркам было над чем подумать. Усевшись на край кушетки, ее степенство Мельпомена то и дело смачивала в ведерке тряпицу и прикладывала ее к вискам Хэппиэнда. Отчаянно он порывался встать с кушетки, на которую его уложил Телепат, дергался и, проваливаясь в лихорадочный сон, звал брата, Квазиканона, Мельпомену. Всех марок, оставленных в столице. — Нам пришлось оставить Бэдэнда, — признался Эмпат, ковыряя шкурку спелого апельсина. Кисло-сладкий запах цитруса гулко отозвался в желудке и хоть ненадолго позволил отвлечься. Улавливая состояние Хэппиэнда, Эмпат и сам начинал лихорадить. То и дело он вскидывал головой, чтобы переключиться на кого-то другого, но как назло лихорадка Хэппиэнда влекла, словно спелый арбуз осиный улей. Эмпат поскорее зажевал сочную дольку. — Я бросил его, Мельпомена, — очнулся ненадолго Хэппиэнд, и на глаза его проступили слезы. — Я бросил родного брата. Я н-не хотел. А Гильдия?.. Вшух — и все! Нету Гильдии. — Тщ! Всплеснула вода в ведерке, и тряпица ласково прижалась к вискам. Мельпомена обеспокоенно пригладила слипшиеся кудри Хэппиэнда. Привыкшему к хорошему исходу, ему пережить все эти ужасы было невыносимо тяжело. Она это понимала и искренне жалела. Жалела всех своих друзей, сумевших добраться до Саги. — Говори вслух! — бросила нянчившаяся с Хэппиэдом Мельпомена, и отлипший от противоположной стены Телепат извинился. — Прости. Привычка. Нет. Не знаю, — ответил он, прочтя мысли. — Скорее всего в темнице. Не знаю. Может, кому и удалось, но Дистопо* постарался на славу. Его фики работают слаженно! Сама знаешь. — Я бросил брата! — залепетал Хэппиэнд, и Мельпомена вновь смочила его виски влажным лоскутком. Телепат опять заговорил, но в этот раз ментально, рассказывая, а то и показывая вещи совсем уж ужасные. От возмущения влажная тряпица остервенело шмякнулась о борт ведра. Побледнев, Мельпомена сжала руки в кулаки и нагнула голову, отчего украшавшая ее маска трагедии едва не свалилась на лоб с макушки. — Виновные будут наказаны, — решительно сказала она, вытянувшись в полный рост, и отряхнула руки. — Будут! Пока же сидите тихо. — Куда ты? — Дженнарио не может оставить все просто так. Я скажу ему, что Геттарион сотворил с Гильдией! — цыкнула Мельпомена и прикусила губу. Решительность ее разом поубавилась. Дженнарио ведь мог и отказать в помощи. Раз уж один король разрушил целый орден, обезумев вкрай, то что говорить об остальных? Глупость на грани отвращения. Помешательство, от которого злоба клекотала внутри. Все подначивала к чему-то необдуманному, но Мельпомена через силу держала себя в руках. Отчаяние — не лучший советчик, да и ее степенство Мельпомена не совсем отчаивалась, возлагая определенные надежды на справедливость, мудрость короля Дженнарио, а также... — В Сагу прибыла Восьмая принцесса, — сказала она, будто обрела всесильного защитника. — Восьмая? Принцесса? — Как такое возможно?! — искренне удивилась Псионика. — Их всегда было семь. — Не знаю, но от нее и вправду исходит сила принца. А еще, она сразилась с Дженнарио и не проиграла. — Выиграла? — вскинул бровью Эмпат, но Мельпомена покачала головой. — Дженнарио никому не проигрывает... Я слышала, она — принцесса адептов Модерато. — Ох ты ж... — Вот именно! — согласилась Мельпомена, еще больше уверившись, что Восьмая принцесса — ключ к спасению всех марок. — Адепты должны следить за порядком в Эфнете. А напасть на Гильдию — самая настоящая низость. Я сообщу ее величеству лично! — Что ты задумала, Мельпомена? — обеспокоенно поинтересовался его степенство Телепат. Невольно он поежился — не спросясь прочел мысли, за что ментально получил по носу. — А разве не очевидно? Гильдия пала! Марки в плену у короля-самодура. В Эфнете должен быть хоть кто-то, кто не останется в стороне и накажет виновных. Хотя бы защитит нас. — Думаешь Дженнарио и Восьмая принцесса... — Уверена! — перебила Мельпомена и, резво развернувшись на пятках, пошла к двери. — Я во дворец. Пока сидите тихо! В Саге Гет младший, а зеленый нынче — цвет сплошного недоверия. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Берегите его, — шепнула она, кивнув на задремавшего Хэппиэнда. — Не волнуйся. Едва закрылась дверь, марки заговорщически переглянулись. Ну надо же! Сам Гет младший, консул безумного короля, — в Саге! В воспоминаниях всплыл поглотивший Гильдию огонь, посаженные на цепь марки и лорд Дистопо, неустанно повторявший: «предательство хорошо, преданность лучше». Ждать, конечно, безопасней, но действовать куда интереснее. Идея, блестящая и одна на всех, мгновенно пронеслась по маленькой башенке. — Зуб за зуб! — согласился Телепат. С кем? Он и сам не понял.***
Волны с плеском выносили останки разбитых кораблей и с гулом выплевывали едва живых фиков. Их поджидали. Даже после долгой битвы Эпопейные берега кишели от суеты. Победители пленяли побежденных, вели подсчет раненным — своим, чужим. Верные солдаты О'Слэша стояли на коленях перед солдатами короля Геттариона, ожидая своей дальнейшей участи. Был среди них и плененный Омега. Дарка, ввиду его особых способностей, так и оставили в форме игрушки под строгим надсмотром леди Ангст. На холме в первых лучах солнца появился белый единорог, покрытый зеленой попоной. Эхом разлился возвещающий о прибытии важных гостей горн. Перелились гранями изумруды золотой короны, и на берегу показался сам король Геттарион. Спешившись, он прошел среди солдат и едва не посерел от тяжелых мыслей. Фиков нельзя было убить, однако... Страдать они могли, и нынче наблюдавший за их мучениями король Геттарион искренне содрогался. Здесь были его люди, люди О'Слэша, совершенно неповинные в глупом мятеже своего тана. Фики разных рас, национальностей, возрастов молили о пощаде, хватались за сломанные конечности, зиявшие раны, а то и попросту лежали бездвижно, обессиленные и тяжело искалеченные. Король едва сдерживался под гнетом постыдных упреков. Даже если эту войну начал не он, именно он ее поддержал, совершив ужасные поступки. Настоящие злодеяния, о которых вовсю вопила проснувшаяся совесть. Мимо короля понесли носилки, и он приказал остановиться. Раненный миди-книжник протянул к нему руку, и Геттарион сжал ее в своей ладони. Мгновенно он почувствовал энергию леди Драмы. Какое совпадение, что из тысячи фиков попался именно ее подчиненный! — Ваше вел-личество... Я хорошо сражался? — прохрипел раненный фик. Вдруг он закашлялся, скривился от боли, и Геттарион бережно пригладил его голову. — Я уверен — ты был лучшим, — сказал король. — Теперь отдыхай. Раненного, счастливого и преданного, унесли. Позади возникла сосредоточенная леди Скул. Прилежно она выводила какие-то закорючки на бумаге, то и дело обмакивая перышко в летавшую рядом чернильницу. К королю подошли сир Метаморфозис, леди Ангст, сир Виоленто и лорд Мифи. Преклонив колени, каждый доложился о бое, упомянув о схваченном в плен Омеге и заключенном в плюшевое тело Дарке. — Скорее всего — это отвлекающий маневр, ваше величество, — предположил Виоленто, и Геттарион с ним согласился. — Среди солдат тана О'Слэша сплошь и рядом фики с отметкой консула Гета младшего. Их не задумываясь оставили. Геттарион едва поджал губы, совестливо подумав, что оба противника друг другу под стать. О'Слэш отправил своих людей с меткой врага на Эпопейные берега, а он, верховный король, отправил своих фиков с меткой противника на берег Смешанной реки с лордом Бёзе*. Итог — сплошное страдание неповинных ни в чем фиков и марок. Хороши короли! — Хорошо, что я предвидел возможных противников. — Хорошо, что я немного вам помог, сир Виоленто, — напомнил о себе лорд Мифи и отмахнулся хвостом, вроде как не нарочно щелкнув по алым рыцарским доспехам. — Кракен вылез вовремя, но именно я помешала Омеге... — вставила свое слово Метаморфозис. Разгоревшийся спор прервал король. Мимо Геттариона пронесли увесистого лорда Хумора. Придерживая голову, отсутствующим взглядом он вперился в короля, слабо кивнул и, попытавшись отшутиться, провалился в забытье. — Террор оказался сильнее, — пояснила пристыженная Метаморфозис. — Хумор бился храбро, ваше величество. — Что прикажете делать с пленными? — спросила леди Скул, черкнув что-то на очередном листке пергамента. Сир Виоленто жадно посмотрел на потрепанных солдат О'Слэша, и от жестоких мыслей на скулах его заиграли желваки. Увы, король мгновенно разрушил его планы. — Я хочу, чтобы им оказали помощь. — Помощь? — переспросили удивленные лорды и рыцари. — Да. Верховный король должен заботиться о всех фиках Эфнета. Посмотрите. — Геттарион кивнул на берег, усыпанный раненными. — Даже если они фики Голубого полуострова, на многих из них метки наших союзников. Больше не должен пострадать ни один из них. Хватит и этого. — Да, ваше величество. — Вы правы, — сквозь зубы признал Виоленто. — Наградите выживших. Пленных уверьте — с ними хорошо обойдутся. Обеспечьте их всем необходимым. — Будет сделано, ваше величество. — Я отправляюсь к броду Синтаксиса. — Велите вести уцелевших туда? — Да. Хотя... — король многозначительно замолчал, только представив сколько еще жертв будет. Предстояло решающее сражение с О'Слэшем. — Веди, Виоленто. Остальные вместе с ним. Скул доведет всех раненных до столицы. Пленных перехватит сир Юст. — Да. Двинувшись в сторону единорога, Геттарион снова огляделся. На него воодушевленно смотрели солдаты — его верные фики, отбившие Эпопейные берега. И ведь сколько преданности было в их глазах. Фики почему-то любили своих принцев, служили им верою и правдой несмотря ни на что. Почему именно так? Откуда эта слепая любовь? Геттарион задался этим вопросом впервые. Впрочем, и голос совести он стал слышать столь отчетливо тоже впервые — единственное хорошее в этой проклятой войне. — Мои верные подданные! — прокричал король, взобравшись на коня. Единорог взвился на дыбы и звонко огласил берег ржанием. — Вы храбро бились! Королевство может спать спокойно благодаря вам! Отдыхайте. Ваш отдых заслужен. Пленники!.. Когда эта война будет окончена, я даю слово, что отпущу вас в родные края. Вам не причинят вреда. Вам нет смысла страдать из-за глупости своего тана. Слово верховного короля! По толпе пронесся одобрительный гул — то радовались солдаты его величества. Солдаты тана О'Слэша молчали, понурив свои головы. Крепко сжав повод в руке, Геттарион пришпорил единорога и повел его к Смешанной реке, к броду Синтаксиса, в твердой уверенности, что закончит эту войну в скором времени. — Готовьте лошадей! — прокричал сир Виоленто и вдруг замер на месте. Размахивая в разные стороны зеленым знаменем короля Геттариона, на берег выбежал невысокий лорд Мистшен* с небольшим отрядом фиков. — Фух! Я ничего не пропустил? — поинтересовался он, обнажив меч. — Ну что ты! Сущие пустяки, — отшутилась леди Ангст.***
Фекле снова снился Бука. Ученый кот сидел перед Омутом истин и забавлялся простой игрой. Ловко он призывал водяной поток могучей лапой и, отделяя от глади озера, повторял одно и то же действие. Собрав воду в сферу, Бука превращал ее в лед, и на зеленую траву падал ледяной шар. Бука бил лапой, и шар исчезал, разбиваясь на тысячи осколков, что тут же таяли. Из Омута истин Ученый кот снова призывал водяной поток и опять обращал его ледяной сферой, чтобы уничтожить. Опять и снова, вновь и вновь. — Что я по-твоему делаю? — поинтересовавшийся Бука внимательно посмотрел на Феклу, но та лишь пожала плечами. — Подумай! — Играешься водой. — Играюсь? — Ты создаешь водную сферу. — Создаю, — подтвердил Бука, и Фекла настороженно прищурилась. — А теперь? — Замораживаешь, — сказала Фекла, едва водная сфера обратилась ледяной твердью. Интуитивно угадывая скрытый смысл, Фекла нахмурилась. Ей о чем-то хотели сказать. — А теперь? Ледяная сфера разлетелась на осколки, и Фекла ахнула. — Уничтожаешь... Удаляешь, — Фекла будто догадалась. — Amoveo*! — Amoveo! — зашептала крона Великого древа. — Amoveo, аmoveo... — зашелестел ветер в золотых листьях. Фекла внезапно проснулась. В сумраке комнаты ей примерещились два изумрудных глаза Ученого кота и его голос, повторявший: «создаю-замораживаю-удаляю». Кажется, раздалось и сварливое «не по уставу», но Фекла в этом уверена не была. Из-за яркого сна воспоминания о вчерашнем буквально воскресли из небытия. Сага. Дворец короля Джентинии. Дженнарио. Поединок и долгий ночной пересказ сказок Шахерезады. Чернел от копоти потухший изразцовый камин, солнце игралось на золотых решетках. Мрамор стен приятно холодил, а огромные раскинутые по полу подушки услужливо обволакивали мягкостью. Топорщился гребнем лежавший на столе шлем, и кто-то сладенько посапывал. На время позабыв о загадочном сне, Фекла приподнялась на локте и улыбнулась. Развалившись в разные стороны, его величество Дженнарио, король Джентинии и Саги, Величайший воин всея Эфнета, сладко спал, подложив руку под голову. Бумажный плащ его распался по листам-пластинкам. Простого кроя рубашка задралась до груди, и Фекла увидела шрамы, оставленные огромными когтями. Наверное, это был подарок от Буки, а может, от Я-Ша, решила Фекла. Странно. Шрамы скорее всего были очень старыми, но почему-то не затянулись. Видимо, у волшебной регенерации Эфнета были свои ограничения? Очередная загадка. Фекла вновь задумалась над словами Буки. Ученый кот ей явно пытался о чем-то рассказать. Создаю-замораживаю-удаляю. Последнее Фекла уже знала — ее разрушительное amoveo. Остальные слова тоже имели какую-то силу? Стоило попробовать, а для начала вспомнить, как звучат эти создаю-замораживаю на латыни. Фекла посетовала: стоило больше времени проводить на ветви с учебниками по мертвым языкам. В одной из пиал, сиротливо стоявших на столе, темнел давно остывший чай, и, стараясь не шуметь, Фекла окунула кончики пальцев. Слегка вытянувшись, она стряхнула влагу, постаравшись угодить на Дженнарио, и король мгновенно вскочил на ноги. — Только не в мула! Только не в мула! — зашипел Дженнарио, призвав в руку Теневой клинок. Повалившись на подушки, Фекла звонко рассмеялась, и окончательно проснувшийся король мгновенно стих. Ох! Сколько же упрека было в его пронзительно-голубых глазах. Усевшись на колени, Фекла сложила ладони перед собой и виновато поклонилась. — Так и быть, повелитель, — пропела она. — Сегодня злой джинн не превратит тебя в мула*. Но только сегодня! — Ослом ты меня уже выставила, — проворчал Дженнарио и сердитый плюхнулся на подушку. — Не обижайся, но я просто не смогла удержаться. — Именно поэтому я предпочитаю спать один! — Я к тебе в покои не напрашивалась, — напомнила Фекла, даже вспыхнув. — Ты сам уснул раньше... Кажется, на трехсотой ночи! — И всю ночь мне снилось, как кто-то брызгает меня водой и норовит превратить в осла, — признался Дженнарио, взъерошив темные волосы. Гнев сменился на милость. Слабая улыбка выдала королевское довольство с потрохами, и Дженнарио оценивающе оглядел Феклу. Может, его первое впечатление было ошибочным, но он все больше убеждался — именно Восьмой принцессы не хватало в их семилистном цветке Великих принцев. Сердцевина встала на свое место? С грохотом распахнулись высокие двери, и в покои влетел перепуганный лорд Амико. — Ваше величество! — В чем дело? — Я... Я... — лорд Амико виновато потупился в углу. — Вы долго не выходили из покоев... Я думал... — смешался милорд. — А потом... Потом вы закричали! — Пустяки! — утешил король, с упреком посмотрев на Феклу. Амико откашлялся. — Что-то еще? — Я хотел вам напомнить о выступлении в Сфере. Сегодня... Вы хотели... — Ах, да. Помню. — Дженнарио повел рукой, и листы бумажного плаща послушно укутали его плечи. — Спасибо, Амико. Ты — настоящий друг! — Сфера? — поинтересовалась Фекла, поднявшись с подушек. — Что за Сфера? — Это театр Саги. Детище леди Верлибр и лорда Поэта. — Ах! Значит «Сфера». Шекспировское влияние очевидно*, — приставив палец к губам, Фекла улыбнулась явному любопытству в глазах короля. — Шекспир... Он... Он — великий мастер. И поверь, его истории затмят любого фика. Даже фика из Джентинии. — Расскажешь по пути, — поднялся на ноги Дженнарио. — По пути? — Настал мой черед удивлять, — сказал король, водрузив гребниевый шлем на макушку. Лицо Дженнарио скрылось тенью, и на месте глаз загорелись уже знакомые Фекле бирюзовые огоньки. — Я — гостеприимный хозяин, Фекла. И я буду рад показать тебе Сагу во всей ее красе. — Только не думай, что так тебе удастся усыпить мою бдительность, и я вот так забуду о Я-Ша и своей просьбе. — Разумеется, нет. Но так мне будет легче думаться. — Похоже на шантаж, — Фекла подозрительно повела бровью. — Шантаж — слишком подло для воина. — Обещай, что это не уловка! — потребовала Фекла и тут же взмолилась: — Мне правда интересно посмотреть на Сагу. Я бы никогда не отказалась от экскурсии, если бы нас не поджимало время и Я-Ша. — День первый, ваше Восьмое величество, — ответил непреклонный Дженнарио. — Что? Я же сказал — два дня на раздумье. Не одна ты раскусила хитрость твоей Шахерезады? Фекла прищурилась. — Знаешь, уж не знаю на счет мудрейшего, но то, что ты наихитрейший среди семи принцев — очевидно. — Сочту это за комплимент, — поблагодарил король. — Я бы на твоем месте не стала. Хитрость — образ мыслей очень ограниченных людей и очень отличается от ума, на который внешне походит! — Ты остра на язык, — тяжело вздохнул Дженнарио, вспыхнув голубыми огнями из-под шлема. — Если бы ты сражалась также хорошо на мечах, мне не пришлось бы тебе поддаваться в дружеском поединке. — Подда... Что?! Увлеченные беседой их величества король Дженнарио и Восьмая принцесса Фекла вышли из покоев. Предстояло подкрепиться, да и умыться не помешало бы, а вопросы с колкостями сыпались, как из ведра, к всеобщему удовольствию. Почти к всеобщему. Оставшийся лорд Амико долго смотрел вслед и зло крутил пуговицу на камзоле. О нем будто забыли! Прошли, словно он — пустое место. Даже напоминание о Сфере не помогло, а ведь Дженнарио очень любил театр Саги и любил ходить именно с ним — со своим верным Амико. А теперь... Король никогда так себя не вел, а они ведь были друзьями. Лучшими друзьями, и Амико знал Дженнарио лучше остальных! Дурацкая Восьмая принцесса. Может, это все-таки влияние Гета младшего? Дженнарио почему-то мягчел при нем. А может, это какая-то таинственная сила, заставившая короля позабыть своего друга? Сила этой выскочки, невесть откуда взявшейся? Удрученный Амико слился с тенями дворца, затаив лютую, непривычную ему ненависть к Фекле, принцессе-разлучнице. И как отвадить короля от нее?***
— С севера приближается армия принцев Миксимилиана и Альтера, — доложился лорд Шторко, вернувшийся из разведки. Качнувший головой тан поставил на карту фигурки желтого и голубого цветов. Ожидаемо, и все же неприятно. На мгновение О'Слэшу стало даже любопытно — что такого пообещал Геттарион двум северным оболтусам. Ни с Миксом, ни с Альтером О'Слэш и Геттарион никогда не водили крепкой дружбы, но и открытой неприязни тан припомнить не мог. Уж тем более с Миксимилианом, чье голубое воплощение так и вовсе благоволило О'Слэшу. — У брода Синтаксиса замечены солдаты Геттариона. — Мы проследили за теми тварями. Они зашли с востока! Видимо, Мифи призвал весь свой зверинец. Вновь фигурки. Уже зеленые. Нынче зеленый — цвет недоверия, вызывавший у тана непомерную злость. Особенно после атаки на войско Соулмейта. Израненный лорд-любовник до сих пор не приходил в себя, и взглянувшему на его койку О'Слэшу не сразу удалось совладать с нахлынувшими чувствами. — Что скажешь, Террор? От прилетевшего с Эпопейных берегов Террора веяло битвой. Невидимыми лучами от могучих черных крыльев исходила ужасающая сила, а еще — ужасающая усталость. Гуро и Флафф, разбитые и вымотанные, сидели в креслах поодаль и, изредка ахая, подставляли раны осматривавшему их Херткамфорту. — Мы... Не успели распылить порошок. Омегу схватили. Дарка тоже. А потом явился Мифи и призвал проклятого кракена. Я решил отступить. — Испугался? — улыбнулась леди Луссурия*. — Я в бою куда полезнее, чем в плену, — шикнул Террор, сердито хлопнув черными крыльями. — Ну не злись ты так. Симпатичный парик, кстати! — ответила его раздраженности Луссурия, и ее поддержал всеобщий смех. Только сейчас Террор обратил внимание на свои рога, на которых будто пышный цветок расцвел пестрый клоунский парик — видимо, подарок лорда Хумора. Зашипев, Террор вцепился в голову и не сразу избавился от нелепого аксессуара. — Мифи... Кто бы мог подумать, что наш копытный получеловек-полускотина окажется столь полезен! — Поверь, он способен на многое, — ответила Луссурия удивленному Херткамфорту и, сладострастно вздохнув, откинула с плеча темный закрученный спиралью локон. — Мы... Мы попали в окружение, ваше величество. По-па-ли, — прошептал лорд Попаданко и с тревогой посмотрел на карту. С трех сторон на них надвигались враги. — Если кто-то зайдет с юга... — Кто?! — раздраженно спросила Романта, прекрасно понимая, что лорд Попаданко прав. — Что если Геттарион переманил на свою сторону и Фемену? — Вряд ли! — А вдруг это так? Если Фемена подплывет с юга, ее даже некому будет перехватить! — всплеснул руками лорд Примо. — Ситуация патовая. Я в первый раз в такой жо... Жизненной ситуации. Начавшийся спор прервал сам тан, хлопнув кулаком по столу. Зеленые фигурки на карте испуганно подскочили, но устояли. — Мне нужны посланники. — Кому ты собираешься отправить послание, мой тан? — Геттариону. Я решил внести ему одно важное предложение. И лорды, и рыцари удивленно переглянулись друг с другом. Повисшее недоумение прервала Романта: — Только не говори, что ты решил сдаться! — Нет. Но и Попаданко, и Примо правы. Нас окружают. — Тан скрестил руки на груди и нервно поджал губы. — Я еще не потерял рассудок. Если мы дадим поединок, нам хватит на это сил, но вы все можете пострадать, как пострадали Истори и Соулмейт. Как многие фики... Раненных слишком много. Если вдруг окажется, что Фемена также поддержала Геттариона, то поединок выйдет тяжелым. А я не хочу напрасных жертв. — Что ты собираешься предложить, тан? — Я буду биться с Геттарионом один на один, — погодя ответил О'Слэш. Лорды и леди, вытянувшиеся в лицах, застыли на месте. Не верили, не понимали. Не до конца, хотя... — Но ваше величество! — Я все решил... — уверенно сказал тан. — Я больше не хочу рисковать своими людьми. Ни фиками, ни вами! Геттарион любит поиграться в рыцарей. Он не откажется от поединка один на один. Не должен. — Это, конечно, все очень романтично и благородно! — принялась спорить Романта, — Но... — Но мы не в том положении, чтобы диктовать свои условия, тан, — вмешался Террор. — Нас окружают со всех сторон. Смысл Геттариону так рисковать и подставляться, если он может просто дать один бой и прижать нас... — Какие ужасы ты рассказываешь, Террор! Счастье, что леди Драма по ту сторону Смешанной реки, а то совсем тухло стало бы. — Заткнись, Луссурия. — Он прав. Наше положение отнюдь не выигрышное. — О'Слэш задрал голову и, оглядев своих верноподданных, склонился над картой. Проклятая зелень окружала его, словно плесень. Не важно! Тан уже принял решение и менять его не собирался, кто бы ему что ни сказал. — Именно поэтому я хочу выиграть время. Если я одолею Геттариона, то... Победа — в наших руках. — Но если он... Одолеет вас, ваше величество? — Никто из вас и фиков не пострадает. — А ты, мой тан? — вскинулась Романта. — Я очень тронут твоей заботой, но я реально смотрю на вещи. Поединок один на один — идеальное решение в сложившейся ситуации. — Я вмешаюсь и немного опошлю весь этот пафос, но... Если Геттарион откажет в поединке? — вновь подала голос леди Луссурия. — Это то, о чем я хочу попросить вас. Мне нужен такой посланник, который сможет убедить Геттариона принять мое предложение во что бы то ни стало. — Я поеду, — мгновенно вызвалась Романта, не терпящим возражений тоном. — Я знаю Геттариона как облупленного! — Не ты одна, — усмехнулась Луссурия и выступила вперед. — Поеду я. — С какой стати? Леди Луссурия качнула бедрами, соблазнительно выставив бронзовую прямую ногу вперед. Полуобнаженная, самоуверенная, до омерзения раскрепощенная. Наряд ее походил на какую-то рыбацкую сетку, которая выгодно подчеркивала формы и едва прикрывала наготу. Темно-вишневые губы кривились в призывной улыбке. Призыв блестел и в томном взгляде темных глаз. Похоть во плоти, на фоне которой леди Романта казалась невинной девочкой. — Скажем, — промурлыкала Луссурия, с издевкой оглядев Романту, — у меня богатый опыт и весомые аргументы, а в разговоре с Геттарионом это может сыграть свою роль! — Выше на голову леди Луссурия выпрямилась, едва ли не ткнув Романту носом в свои крупные аргументы, прикрытые небольшими пластинками. — К тому же... Как понимаю, история с Драмой ничем толком не кончилась. — И? — Ты провалишь переговоры точно также, как покушение, — куда строже сказала Луссурия. — Оставь дело профессионалу. Я внесу Геттариону самое соблазнительное предложение о поединке. Он не устоит. Против меня мало кто может выстоять. Луссурия вопросительно посмотрела на тана. Что ж... С ее доводами-аргументами Геттарион точно не поспорит, согласился О'Слэш. — Решено! Террор, Гуро, Флафф отдыхайте. Луссурия отправляйся немедленно к броду Синтаксиса. — Да, ваше величество, — ответил хор голосов. — Теперь оставьте меня. Лорды и леди услужливо вышли из королевского шатра. Только Романта ненадолго задержалась у полога. Хотела что-то сказать, но промолчала и, одарив тана печальным взглядом, ушла. О'Слэш приблизился к кушетке. Лорд Соулмейт так и не пришел в себя, хотя дыхание его стало ровнее, и мертвенную бледность все больше красил здоровый румянец. Тан прижался губами к холодному лбу и устало улегся рядом. Он все еще не верил. Неужели Геттарион так незаметно обложил его со всех сторон? Неужели, ослепленный своим численным преимуществом, он, тан, допустил стратегическое превосходство противника? Начал войну, чтобы ее проиграть? О'Слэш плотно сжал веки — нет! Что за упаднические мысли его одолевали. Он ведь мог дать бой, да такой, что весь Эфнет содрогнулся бы от Голубого полуострова до самой Саги, но... Тан все больше упрекал себя за развязанную войну. Рядом лежал раненный Соулмейт. Сотни фиков приходили в себя. Сотни ждали своей участи. Ждали и лорды с рыцарями. Обрекать их на страдание тан был не в праве. Достаточно того, что они пошли за ним. Достаточно того, что есть пострадавшие. Это их война с Геттарионом, и пора было встретиться вечным противникам лицом к лицу. Уповая на Луссурию, О'Слэш забылся крепким сном. Снился ему Вольный замок, серебряное блюдо, до краев засыпанное голубикой, и Соулмейт. Целый, невредимый, счастливый.