Не лошадь, а лебедь

Розамунда очнулась из-за громкого гонга. Он не проходил минут десять, видимо для того, чтобы все, даже самые ленивые сони, встали. Петуния встала, привела себя в порядок и надела аккуратное черное бархатное платье до щиколоток, проводя по которому руками, подумала, что оно обошлось родителям в маленькое состояние — зато и послужит оно весь год, достаточно тяжелое и теплое, чтобы в зиму не замерзнуть, дорогая ткань не порвется в ненужном месте в неподходящий момент. Рукава были облегающими до самих кистей, чтобы там перейти в кружевную белую полупрозрачную ткань, что целомудренно закрывала половину ладоней. Ворот был до шеи, но без стоячего воротничка или еще каких извращений нынешнего времени, что очень нравилось Розамунде. Корсета не было, но платье обтягивало детский торс, позволяя чуть ли не пересчитать все ребра. На талии оно переходило в не особо пышную юбку — под слоем вельвета было еще два слоя: похоже, хлопок, из которого в ее время были сделаны все вещи для крестьян, в том числе и ее; и что-то мягкое, название ткани из будущего Розамунда забыла, но по ощущениям похоже на шелк, дешевый шелк. Девочка надела лоферы и взглянула в зеркало, и увиденное ей понравилось — никаких рыжих волос и карих глаз, «заставляющих влюбиться», никаких веснушек на лице. Аккуратное и маленькое чистое личико, светло-серые глаза, почти незаметные брови, что все равно выделялись тем же молочным оттенком, что и волосы. Она облегченно вздохнула и взяла в руки сумку, направляясь в гостиную. Некоторые дети уже были там, и глядя на то, как русый ребенок внимательно читает большую книгу, иногда аккуратно поправляя сползающие очки, Петуния прониклась к нему каплей симпатии. Девочка оглядела других находящихся тут — в основном незнакомые старшекурсники, — и присела на рядом стоящий с мальчиком диванчик. На самый край, не позволяя себе некультурно утонуть в мягкой обивке. Достав книгу, она тоже приступила к чтению, попадая в совершенно другой мир, мир того, что случилось спустя несколько столетий с ее смерти. Читая, она просвещалась о том, как менялось общество, нормы и понятия. Это было интересно и захватывающе, и медленно, но верно, она начинала понимать то время, описываемое в книгах. Опять же, оно разительно отличалось от того, что было сейчас, и Петунье только предстояло еще разобраться со всем этим. — Как тебя зовут? — поднял на нее взгляд мальчик. Окружающие не обращали внимания на первачков, занимаясь своими делами: некоторые парни общались между собой, девочки хихикали и поглядывали на первых, а некоторые торопливо поправлялись, проверяя, все ли взяли с собой. Один парень со стоном боли помассировал виски, и когда его с теплой насмешкой спросили, что он вчера делал, тот ответил: «Да как будто ты не знаешь, пили мы вместе со львятами...» и уронил голову на скрещенные руки. Петуния посмотрела в ответ на апатичного мальчика, что, казалось, и вовсе не заинтересован в ее имени. Но если уж спросил, значит все же интерес есть? — Петуния Розамунда Эванс, — вежливо представилась она — еще давно решив, что от своего первого имени не откажется, тем более оно подходит к ее первому; ожидая в ответ того же. — Хм... — он не выглядел заинтересованным, казалось ему все равно на происхождение девочки, — Я Барти Крауч-младший, приятно познакомиться. На том их разговор и закончился, только вот оба изредка, да посматривали на другого, изучая все — от одежды, названия книги, до того, как долго им понадобится времени, чтобы прочитать страницу. Мальчик, Барти, читал что-то на французском, в то время как Розамунда на староанглийском. Оба приметили языки друг друга и даже зауважали. Розамунда потому, что считала, что он явно богатый и умный аристократ, что знает дополнительный к латыни и греческому еще один язык, забыв о том, что время не ее, или даже не знав о том, что сейчас французский более признан, как язык аристократии, вместо латыни в ее время — мальчик мог кроме английского только французский и знать. Для нее же сложный и непонятный староанглийский был родным, и ей не представляло сложности читать на нем и понимать написанное, поэтому она даже представить не могла, что вызовет удивление и уважение мальчика. Они молчали и сидели рядом, читая, пока не пришли другие первокурсники. Девочки пришли всей комнатой и в количестве четырех штук встали рядом с Петунией, заводя разговор. Когда не добились восхищенных и громких реакций, спустя множество попыток, девочки ощутимо похолодели к ней. Розамунда же, слыша слова «Мой папа работает в Департаменте по Охране Магических Существ», могла только скупо изобразить тень улыбки и сказать узнанное от Лили слово: круто. Были и другие попытки, например: — А вы знаете Ведуний? Мой отец знаком с одним из них и повезет меня на концерт в октябре, и если мы подружимся, то я могла бы попросить взять и вас с собой... — с намеком сказала шатенка, накручивая локон волос на палец. Розамунда была без понятия, что такое концерт, а поэтому благоразумно решила промолчать, лишь почти неслышно вздохнула и начала осматривать других девочек. — Вау, ничего себе! Поздравляю! — девочка с рыжевато-блондинистыми волосами ярко улыбнулась, экспрессивно размахивая руками от восторга! — Конечно же, мы будем подругами и пойдем на него вместе! — Я даже завидую, — протянула негромко черноволосая девочка другой девочке в очках с мышиным русым цветом волос, что смотрела странно, будто бы подавлено, словно боялась общения с девочками. Розамунда увидела это, но решила не лезть и даже не задумываться об этом, своих проблем хватает, чтобы и о других беспокоиться. Сам факт такого наплевательства и эгоистичности заставил Розамунду загрустить, неужели она такая плохая? Сейчас вдруг вспомнилось то, как инквизиторы говорили, мол, она порождение дьявола, и поэтому ее долг — умереть. Может, все это не зря? Барти углядел в ее глазах пустоту и неосознанность и легонько толкнул ее в плечо, пытаясь заставить придти в себя. И надо сказать, это помогло, стеклянный взгляд обрел осмысленность, и девочка с недоумением посмотрела на вторженца в ее личное пространство. Она вздохнула и решила не обращать внимания на действия мальчика, посчитав его толчок оправданным.

***

Все вместе дети пошли в сопровождении старост и других софакультетников в Большой Зал. Завтрак прошел для всех первачков в тишине и тихом шепоте. Ни Петуния, ни Барти не хотели разговаривать и просто молча поглощали пищу, как и многие другие вороны. В конце завтрака им выдали расписание, учебники они предусмотрительно не брали с собой. Как посоветовали старосты, никаких учебников брать с собой не надо, так как уроки будут лишь ознакомительными — учителя будут объяснять важность своего урока и что они будут в этом году проходить. Что важно для хороших оценок по предметам. Оказалось, у них много уроков с Хаффлпаффом, та же Трансфигурация и ЗОТИ, Гербология, и как громко подумал на весь их стол четверокурсник с веселым голосом — это было специально, чтобы на травмоопасных Зельях и Чарах Гриффиндор и Слизерин не были вместе. Во избежание, так сказать. В итоге они на Зельях со Слизерином и на Чарах с Гриффиндором. Как назло, мироздание в первый же учебный день дало свидеться ей, ее сестре, и двум аристократам-волшебниками. Что это, как не злой рок судьбы? А все потому, что на сдвоенных с Гриффиндорцами Чарах, рядом с Петунией села Лили, приветливо улыбнувшись. За ними сели Поттер и Блэк, тоже поздоровавшись, и если улыбка первого была дружелюбной, то у второго будто ехидной. Винтик в памяти вновь будто сдвинулся, являя смутные образы. На них будто в тумане проступал силуэт с черными кудрями, и он сквозь толщу воды что-то кричал ей, звал. Потом образ сменился и девочке предстало до ужаса знакомое лицо, намертво болью впитавшееся в память, что едко усмехалось и таило в глазах злобу и ненависть. В глазах самой девочки — пустота. Лицо бледнее мела, тело напряжено и еле дрожит: казалось еще чуть-чуть и ребенок хлопнется в обморок. Лили обеспокоено замаячила перед глазами, знакомая с таким поведением сестры, а потому не поднявшая панику. Рыжий, яркий цвет волос перед глазами вновь выдернул девочку из кошмара. Второй раз за один день, Розамунде это не нравилось. — Все в порядке, Петти? — Лили наклонилась и вгляделась своими зелеными в серые глаза сестры. Та отрывисто кивнула и отвернулась, сосредоточившись на профессоре. То был достаточно юный, по сравнению с гоблинами в том же банке, полугоблин. Он был ужасно маленького роста, доставал детям всего-то ребер, но кто, как не Розамунда знала, что внешность — не показатель. Люди, в конце концов, как бы они ни изменились с момента ее смерти, все равно будут не принимать тех, кто отличается. И хоть дети и любят профессора Флитвика, не забывают быть осторожными, держа дистанцию — как напутствовали родители, полугоблин всегда останется хитрым и корыстным гоблином, неважно сколько в нем человеческой крови. Розамунду, попутно и Лили, стоящую рядом, об этом предупредил как раз-таки Джеймс. Когда старосты проводили первачков к классу, то ушли на свои занятия и не стали дожидаться опаздывающего профессора. Дети не преминули воспользоваться отсутствием учителя и начали болтать. Поттер с Блэком благородно подошли к ним и начали диалог, и Розамунда не увидела и не заметила любопытных взглядов на себе, и вздохнула с облегчением. Ее внешность не была такой уж редкостью, но в магическом мире отчего-то считалась аристократической. В магмире были такие семьи, как Малфой и Гринграсс, Лавгуд, Браун, что славились своим светлым цветом волос, на этом все волшебники блондины и заканчивались. И естественно, блондинка магглорожденная заинтересовала всех любопытных, от чего те не стеснялись препарировать ее взглядами. Конечно, Петуния делала лицо «кирпичом» и не обращала внимания, только вот внутри все равно капля по капле копилось напряжение. И стоило только Поттеру с Блэком подойти, как взгляды перестали ее беспокоить. Ей было неизвестно, что подходя, а после и стоя рядом, Джеймс бросал на всех окружающих хищные и предупреждающие взгляды. Предостерегал, показывал, что лезть не стоит, что она его. В обществе аристократов, где важны каждое слово и взгляд, он будто угрожал расправой, если кто-то дотронется до его собственности. Петуния уже его, и никто не встанет на его пути. Дураками аристократы не были, — а магглорожденные и не были заинтересованы Петунией, — и мигом перестали глазеть, непринужденно начиная разговор с соседом на отвлеченные темы. — Так вот, о чем я... Я мог бы помочь тебе освоиться в нашем мире, обьяснить, что к чему, где стоит быть осторожной, как с теми же гоблинами, что едят человеческую плоть на десерт, — Джеймс улыбнулся, но тема Розамунде показалась никак не веселой, по позвоночнику пошли мурашки от такой информации: — Если тебе не сложно, то буду благодарна, — девочка кивнула с серьезным лицом, немного теплее посмотрев на стоящего напротив мальчика. Ведь как-никак он ей просто так предлагает помощь, от такого не отказываются, тем более если делают от чистого сердца. Детские золотые глаза заискрились, и Петуния замерла, сама не зная от чего — но стоит признать, чужие драконьи глаза были невероятно красивыми и завораживающими, что неподготовленная Розамунда впала в оцепенение, некий восхищенный ступор. В тот момент ее собственные льдинки в глазах потрескались, играя переливами под солнечными лучами, освещающими коридор из окон-бойниц. — Мне это только в радость, не переживай! Уголки губ чуть приподнялись в ответ на широкую и беззаботную улыбку.