Полезное приобретение

      — Скоро приедем в порт, Анди, готовься, — сказал Хэйтем Кенуэй, недовольно морщась и выжимая край сюртука: жалко было мять ткань.       Анди оторвался от немецкого бурчания и ржания с Гэном где-то на заднем плане, подъехал ближе и угукнул.       — Дай нам время наедине попрощаться, — вклинился Всадник.       — Ой, кажется, кто-то что-то сказал, Анди? Я ничего не слышал, — едко заметил Хэйтем, обращаясь к Адлеру.       Все оставшееся утро и следующие полдня он демонстративно не разговаривал с Этим Гадом. Ну это ж надо! Какая свинья! Хэйтем молча бесился, не зная толком, что его сильнее злит — то, что его развели, как сопливого щенка, или то, что Гэн подарил ему победу после всех этих мучений. Вот же негодяй, сначала извел, умотал, а потом милость оказал, скинул этот выигрыш, как дворянин нищему тулупчик.       То, что его игнорируют, гессенец заметил довольно быстро, и тут же принялся доводить Хэйтема: нарочно громко ржал, шутил про члены или говорил еще что-то такое, что не хотелось бы слышать. Хэйтем не подавал вида, как бесится, но по его глазам и шумным вдохам-выдохам Всадник понимал, что тот злится. Впрочем, вскоре ему надоело это, и он притих, увлекшись разговорами с Анди, и только теперь оживился. Услышав, что Хэйтем отреагировал хоть как-то, Гэн пустил лошадь галопом, сорвал с него шляпу, напялил на себя, и, на всякий случай отъехав подальше, произнес, явно пародируя хэйтемский тон и манеру говорить:       — Гэндзо, если ты не прекратишь так себя вести, я отрежу тебе твои кокоджамбо…       Он так похоже передразнил Хэйтема, что Анди не выдержал и прыснул. Магистр посмотрел на него, как на предателя.       — Ты должен знать, что в нашем стаде петух только один, и это я, — видя, что рыжий ржет, Всадник разошелся. Передразнивал он настолько идеально, что даже р-р-рычание в голосе не особенно искажало тон и манеру говорить.       — У петухов не стадо, а стайка, — поправил Хэйтем, стараясь не выдать, как его задевает сходство с образом, что создает этот артист-самоучка.       — Ну мне-то откуда знать, ты же в петухах лучше разбираешься, — заржал Всадник, перейдя сначала на свою манеру речи, но уже через секунду снова возвращаясь в образ. Он даже заложил руки за спину, как обычно Хэйтем это делает, и слегка наклонился, поблескивая глазами из-под шляпы. Тамплиеру даже не хотелось его догонять: он скептически фыркал и ждал, когда гессенцу надоест издеваться.       — Вы не можете дарить мне победу, Гэн. Ведь тогда вы лишите меня права пушить перья…       Анди издал тихий всхлип, заходясь от хохота. Всадник помолчал ровно секунду, очевидно, раздумывая, что бы еще отмочить, чтобы не слишком зацикливаться на петухах, но при этом чтобы тема была смешная и остро колола Хэйтема.       — Я бы хотел, чтобы вы прекратили изображать меня, как последнего идиота, — наглый немец продолжал представление. — Займитесь, наконец, делом. Украдите мне жареное мясо. Нет, купить не проще. Я хочу краденное. А после того, как вы убьете для меня мою цель — во-о-он ту овцу — тогда можно будет поговорить и о поощрении. Я куплю вам пиво и разрешу один раз назвать высокопоставленной английской задницей.       Анди согнулся пополам от хохота. Хэйтем смотрел на него так, будто тот лично вырезал всю его семью.       — Очень смешно, — фыркнул он.       Всадник осклабился, подъехал поближе и положил Хэйтему руку на плечо:       — Вообще-то это я должен обижаться.       — Это почему еще?       — А кто слил всю горячую воду, когда свои сорок килограмм намывал?!       — Я просто слежу за гигиеной, в отличие от некоторых, — Хэйтем презрительно поджал губы. — А кое-кто у нас тут сильнее десятерых, так что может и потаскать воду и дрова, не сломится.       — Ах вот значит, как! — Всадник всплеснул руками.       — Он это запомнит, — предупредил Анди. Магистр только фыркнул. С каждой минутой идея купить Гэна казалась ему все более тупой и идиотской. Ну, Ли! Как он мог такое посоветовать? Хотя у него есть оправдание — он не знал, во что втягивает Хэйтема. Да и, если честно, магистр сам не знал до последнего, что же за характерец попался. Его, конечно, предупреждали, что все плохо, но чтобы настолько…       — К вашему сведению, ваше величество Король пуховых перинок и нежных ароматных ванн, я моюсь, и почаще некоторых, — едко сказал Всадник, поравнявшись с ним. — Другое дело, что я не выливаю на себя абсолютно всю горячую воду, что только есть. Я думаю о других, хотя я всего лишь сраный наемник, но высокопоставленных шишек этому, видимо, не учат.       Хэйтем сделал несколько вдохов-выдохов, чтобы расслабиться и не нагрубить гессенцу, и осторожно начал:       — Слушай, я всего-навсего…       — Хватит, — Всадник поднял руку. — В следующий раз ты просто моешься последним. Понятно?       — А чего это ты тут командуешь?       — С тебя на сегодня и так достаточно удовольствий, — обрубил Всадник и пустился рысью. Шляпу, гад, так и не вернул. Анди закатил глаза и молча поспешил за ним. Хэйтем дал себе десять минут, чтобы шумно подышать и посчитать до десяти, после чего дал в галоп, догоняя своих неугомонных спутников.       «Не человек, а испытание для моих нервов», — мрачно подумал он. Гессенцы покосились на него, не прервав разговора, после чего отвернулись. Обогнать их на узкой дороге не представлялось возможности, поэтому Хэйтему пришлось плестись сзади и слушать набор звуков, коим для него был немецкий язык.       — Tu dem Engländer nicht weh*, — сказал Анди.       — Niemand beleidigt ihn. Er muss seinen Platz kennen und sich nicht begraben, — недовольно отозвался Всадник. — Wir sind keine Diener.       Анди пихнул его рукой. Хэйтем поймал себя на мысли, что отдал бы многое, чтобы понять, о чем они говорят. В свое время он вызубрил французский, испанский, латынь и еще некоторые, но почему-то немецкий так и не пришлось выучить.       — Warum hast du entschieden, dass er das glaubt?       — Es ist zu auffällig. Die Menschen in unserem Kreis sind nichts für Menschen wie ihn, — Всадник в открытую кивнул в сторону Хэйтема и недовольно клацнул зубами. Магистр нахмурился       — Между прочим, говорить в присутствии человека на иностранном языке, которого он не знает, невежливо, — холодно обрубил Хэйтем.       — Неужели? А что, в твоем институте благородных девиц тебя не учили языку грязных немецких… — ядовито начал он, сверкая глазами, но Анди предупреждающе пихнул его в плечо. Хэйтем в это время начал быстро перебирать колкости в своей голове, гадая, какая из них поострее.       — В первую очередь нас учили хорошим манерам, — наконец проронил он и, гордо задрав голову, проехал мимо немцев — дорога наконец расширилась, и он смог позволить себе этот маневр. По пути он ловко вытянулся, сорвал шляпу с головы Всадника и нахлобучил на свою. — И еще нас учили не брать без спроса чужие вещи.       — Да, и не убивать каких-то высерков своими руками, а нанимать для этого всякую шваль, — поддакнул Гэн, снова эффектно подражая голосу Хэйтема. Тот вздрогнул и обернулся.       — Кстати, какая у нас цель? Ты так ничего и не сказал нам о том, кого надо убить.       — Это не тема для разговора на дороге, — выкрутился Хэйтем.       — А то что? — Всадник сразу набычился.       Хэйтем предпочел оставить вопрос без ответа.       — Вы когда-нибудь перестанете друг друга провоцировать, вы, оба? — разозлился Анди. Хэйтем и Гэн только молча переглянулись.       — Это не прекратится, я понял, — он закатил глаза.       — Ну почему, прекратится, — обворожительно улыбнулся Всадник, демонстрируя острые зубы. — Если кое-кто просто признает, что он лишь аристократичная задница, мало чего понимающая в войне, и уступит место папочке.       Хэйтем аж задохнулся от возмущения, но он не успел ни прочитать Гэну лекцию о том, что вообще-то он командует колониальными тамплиерами и частенько сам вылезает на задания, ни даже врезать ему как следует. Анди выставил руку и коснулся груди приятеля, мол, уймись.       — Я знаю, что ты хочешь сказать, — он опять оскалился.       — То, о чем мы говорили на дороге десять минут назад, — рыжий предупреждающе посмотрел на него.       — У армии должен быть один генерал, желательно тот, кто участвовал в войне, бегая на переднем плане с оружием в руках и рубя вражеских солдат, а не сидя мягкой попкой в шатре и выпендриваясь.       — Гэн! — Анди стукнул его, заметив, как серо-голубые глаза Хэйтема начали темнеть от гнева.       — Ты ничего не знаешь обо мне, но судишь так, будто воевал под моим началом десять лет, — холодно сказал он.       — Неужели? — Всадник наклонился к нему и улыбнулся. — А разве вы не поступаете со мной точно так же, а?       Он резко откинулся назад.       — Я же знаю, кто я для вас. Тролль, людоед, некромант, оборотень, вампир или еще кто-то в этом роде. И, конечно, никто не собирается хотя бы попытаться понять, что внешность часто бывает обманчива. Другой вопрос, что ты, малыш Хэйти, как бы тебе это помягче сказать… с некоторой стороны для нас такой же охреневший военачальник, который привык нихрена не делать и не понимать, что делает, но зато распоряжается чужими жизнями так, будто мы нелюди.       Повисла тяжелая пауза. Всадник отвернулся. Анди с жалостью смотрел то на него, то на Хэйтема, не вмешиваясь.       — Зачем же тогда ты меня прикрывал? — ровно спросил магистр. — Бросил бы на растерзание англичанам и удрал бы. Зачем иногда ведешь себя…       Он хотел сказать «как старший брат», но не смог. Однако гессенец будто сам все понял, и тихо ответил:       — Вижу, что это по большей части лишь личина, которую ты пытаешься сунуть мне под нос.       На этом ссору можно было считать оконченной. Хэйтем притих, опять чувствуя прилив стыда. Всадник опустил голову и только косился на него. Анди с тревогой смотрел на него, как хозяин жеребца, в страхе ожидая, что его конь бросится на соперника и начнет его терзать, сражаясь за право покрыть кобылу. Но Всадник больше не предпринимал никаких попыток продолжить браниться, только презрительно встряхнул головой, рявкнул, и конь его гордо зацокал вперед, унося своего седока.       — Он не со зла, — Анди пристроился к Хэйтему. — Он просто…       — Анди! — рявкнул Гэн. — Быстро сюда!       — Извини, — он жалобно сощурил изувеченный глаз и пришпорил лошадь. — Надо его успокоить.       — Давайте, бросайте меня одного, — пробурчал под нос магистр, не зная, что давит на его гордость сильнее — униженно пуститься галопом за этой парочкой или плестись сзади. Сначала он выбрал второе.       Его лошадь мерно шлепала копытами по грязи, сам он дрожал от холода, опустив голову, чтобы шляпа хоть как-то закрывала его лицо от ливня. Из-за этого он невольно смотрел только вниз. Чтобы не затошнило, Хэйтем стал рассматривать причудливое пересечении колеи, оставленной телегой, полукруглых отпечатков от копыт и вытянутых от человеческих ног.       Одна из лошадей, неподкованная, шла не по дороге, а как-то странно — то петляя, то уходя в сторону. Будто ее наездник не желал оставлять следы, но вместе с тем не хотел потерять путь.       «У индейцев неподкованные лошади», — подумал Хэйтем и похолодел. — «Они в основном ездят на мустангах, которых приручают».       Заинтересовавшись этими следами, он вдруг увидел отпечатки копыт еще одной неподкованной лошади. Разница была только в том, что эти были огромные.       Их что, еще и двое?       Хэйтем выпрямился в седле, нервно оглянулся и замер.       Он снова вспомнил о следах, что Всадник видел в лесу. До этого он старался себя убеждать, что это, скорее всего, какой-то другой индеец, не тот, который нужен. «Ну вот видишь, больше этих следов нет, значит, это просто один из команчей или как их там, который просто шел к своим», — мысленно говорил он сам себе и тут же возражал: «А может, это он, просто прячется!». Похожий диалог часто повторялся в его голове, просто с разными вариациями реплик. Но в этот раз, вернувшись снова, спор с самим прокрутился довольно быстро, и только подстегнул Хэйтема пришпорить коня и догнать гессенцев.       — Соскучился? — подколол Гэн. Он, очевидно пришел в более благостное настроение духа.       — Угу, — буркнул магистр, все так же нервно оглядываясь.       Гессенец быстро просек его состояние:       — Хах-ха! Ты чего крутишься, как в жопу ужаленный?       — Да так, ничего, — тот поморщился от грубой фразы. — Показалось.       Он опустил голову и вдруг увидел, что те следы, которые принадлежали огромной лошади из двух этих неподкованных, оставляет черный жеребец гессенца.       «Так, одной загадкой меньше, а что же вторые?»… — он перевел взгляд под копыта кобылы Адлера и увидел, что его лошадь подкована.       «Черт», — Хэйтем нервно сжал кулаки.       — Водички тебе, может? — в синих глазах Всадника плескалась тревога и что-то странное, что Хэйтем не испытывал уже очень давно.       — Какой к черту водички? На улице вон как поливает, — огрызнулся он. С каждой минутой контролировать себя становилось все сложнее и сложнее. Неизвестность бесила его и пугала, и он ничего не мог с этим поделать.       — Ну ладно, не ссы, — миролюбиво фыркнул Гэн и хлопнул его по плечу. — Скоро до таверны приедем, надо обсохнуть и дать лошадям отдохнуть.       — До таверны доедем или к ней приедем, — поправил Хэйтем. — Неправильно говоришь.       — Ой, ты такой грамотный, за дорогой бы лучше следил, чтобы на патруль красных мундиров не нарваться. Мы втроем у них в черном списке теперь, а не только ты, выпендрежник, — он снова фыркнул, но теперь уже презрительно.       Хэйтему хотелось ответить что-нибудь поострее, но в голову, как назло, лезло только «Сам ты выпендрежник». Он нахохлился и сунул руки под плащ, надеясь согреться.       — Вообще-то лучше бы поскорее добраться до порта.       — Да, и мы уже довольно близко, но ночью все равно вряд ли кто-то поплывет, тем более, в такую сраную погоду, — возразил Всадник и поморщился.       — Не выражайся, — Хэйтем поджал губы.       — Ой, ли! Чистоплюй! Я вчера слышал, как ты матом ругаешься, так что не тебе меня затыкать, — он мотнул головой, отряхиваясь от воды.       — Я никогда не матерюсь, только на тебя ругался, — нашелся магистр. — С тобой иначе никак.       — Если твоя собака не понимает команды без кнута или палки, то это ты хреновый хозяин, — пожал плечами Всадник. — Анди же на меня не бранится. Рядом со мной он просто так матом ругается, он же солдат!       И он расхохотался, довольный шуткой.       — Придурок ты, — спокойно резюмировал Хэйтем и был послан на мужской орган собственным же голосом — Всадник опять вспомнил, что у него есть талант пародиста. В этот раз объект пародии не обиделся, а даже сам посмеялся.       Когда они добрались до трактира, ливень совсем разбушевался. Хэйтем, правда, еще на пути к ней перестал-таки протестовать против ночевки — он настолько продрог, что у него от холода так зубы стучали друг об друга, словно потусторонние скелеты-барабанщики играли соло на костях. У входа Всадник первым спешился.       — Выпьешь с нами? — поинтересовался он, снимая с седла вещи.       Хэйтем промолчал, все еще оставаясь в седле.       — Я имею в виду, сразу выпьешь или тебя как телочку, уламывать придется?       — Как ты меня достал, — он спрыгнул с коня.       — Я вижу.       И как доволен, гад! Смеется еще!       — Я зарекался пить с вами, двумя идиотами, — рыкнул Хэйтем, — привязывая лошадь под навесом, чтобы слуги потом отвели ее в стойло. — Вы вечно втягиваете меня в какую-нибудь авантюру, пользуясь тем, что я в пьяном виде лишаюсь своего главного оружия — интеллекта!       — Ну вот, просто пить надо уметь. Наши-то склада с боеприпасами не пустеют, — заржал Всадник.       — Потому что там нечему пустеть уже! Вы все прос…       — Ну-у-у?!       — Просеяли, — выкрутился он. Только что спорили, кто из них двоих чаще ругается, Гэн еще этот спор не забыл, поэтому лучше магистру не сквернословить пока.       — Утю-тю! Лапуля! — расхохотался Всадник, но Хэйтем не отреагировал на этот выпад. Он внезапно притих, снова посмотрел на копыта вороного, и спросил:       — Почему ты не подковываешь лошадь?       — Смотри сюда… — вздохнул гессенец. — Нет, на ноги Сорвиголовы смотри. Малыш, ножку!       Жеребец подчинился и послушно поджал копыто.       — Хэйтем, не на эту ногу.       — Достал, — огрызнулся магистр, но перевел взгляд на правое копыто. — Ну, и что?       — Малыш, гуляй! Малыш, ножку! — он похлопал по коленке коня. Тот послушно поджал ногу еще раз.       — Лошадиное копыто слегка расплющивается, когда конь переносит на него свой вес, что происходит особенно часто во время прыжка или карьера. А подкова не дает это делать, и в результате удар нормально не смягчается. Копыто не может даже изогнуться, когда лошадь скачет по горам, видишь? Еще дай ножку, малыш…       — Он тебя так слушается, — отметил Хэйтем.       — Я занимался его воспитанием, еще когда он был маленьким, — живо отозвался Всадник. По нему было видно, что разговор о лошадях явно доставляет ему удовольствие. — Конечно, многому пришлось его научить, но, как видишь, это дает результат.       — И что, ты вообще ни разу его не ковал?       — Только на зиму, и то, если много дождей со снегом идет, зову коваля и ставлю подковы с шипами. А иначе он ногу может сломать, если по льду будет скакать.       — А в городе как?       — Я не часто бываю в городе, в основном езжу по грунтовой дороге или по траве. Подковывать нужно только если регулярно по каменной дороге конь ходит, и то все равно на какой-то период надо давать отдых, — пояснил он.       — Индейцы не куют своих лошадей, вообще, — Хэйтем осторожно начал переходить на нужную ему тему.       — И правильно делают. Природа создала копыта коня такими, какими они для него максимально удобны, — он погладил Сорвиголову по гриве. — Ни к чему лишнее.       — Да, ты прав. А ты много вообще знаешь об индейцах?       — Мы можем обсудить это там, в комнате, если хочешь. Если вкратце — я просто нечасто их встречал, — Всадник поморщился.       — Плохо, — поморщился Хэйтем и, открыв дверь таверны, медленно произнес: — Наша цель — индеец.