Когда ее совсем не ждешь...

      Казалось, что их разъединили, так долго Катя не могла вымолвить ни одного слова, Андрей понимал, почему она молчит. Он и то не сразу смог выдавить из себя хоть что-то, а ведь он настраивался на этот звонок, сидел, думал, мысленно проговаривал, что он скажет, что она ответит, и позвонил только тогда, когда был к этому готов. А на нее «Здравствуй, Катя, это Андрей…» обрушилось, как снежная лавина. И ни сбежать, ни увернуться уже не удастся. Он все прекрасно понимал, поэтому тоже молчал, ждал, пока она хоть немного придет в себя.       — Здравствуй, Андрей, — Катерина, наконец, нарушила затянувшуюся слишком надолго паузу. — Вот уж не думала, что когда-нибудь еще тебя услышу.       — Ну, это ты несколько лукавишь, — начал Жданов вполне спокойным и дружелюбным тоном, — после твоего вчерашнего разговора с Юлианой, вряд ли ты могла предположить, что мы никогда не пересечемся. — Он помолчал, повздыхал и спросил, хотя ответ ему был очевиден: — Катя, скажи, это правда? — гортань пересохла и из горла вырывалось что-то похожее на сухой собачий лай.       — Что? — обреченно спросила Пушкарева. — Что Юлька моя дочь? Да, это правда.       — Господи! И как нам теперь быть, что делать?       — Об этом надо было думать раньше, Андрей.       — Когда раньше-то? Я ведь даже предположить не мог, что Юлька может иметь хоть…       — А то, что она совсем еще ребенок, ты тоже не мог предположить? — сердито перебила его Катя. — И я не лукавлю, Андрей. После нашего вчерашнего разговора с Юляшей, мне было не до бесед с тобой. Единственное, чего я хотела и хочу, это уберечь мою девочку от…       — От меня? — моментально завелся Жданов. — А, может, ты планировала заставить Юльку сделать аборт и вычеркнуть меня из ее жизни, как когда-то вычеркнула из своей? Так вот, сразу хочу тебе сказать, что это номер у тебя не пройдет, так и знай, — казалось, еще чуть-чуть и он залает, охраняя свою территорию. — Я никому не дам разлучить меня с Юлианой. Я сегодня же ей все о нас с тобой расскажу и, если она меня простит и решит остаться со мной, увезу за границу, ты и знать не будешь, где мы. И вернемся мы только после ее совершеннолетия, и ни ты, ни кто-то другой уже не сможете убить нашего ребенка, как когда-то убили меня.       — Андрей, прекрати истерику, — твердо сказала Катя. — Был бы ты рядом, я выплеснула бы тебе в лицо стакан холодной воды, чтобы остыл и включил голову. Какой аборт? О чем ты говоришь? Ты что совсем меня не знаешь?       — Не знаю, — огрызнулся Жданов. — Я совсем тебя не знаю и не знал, а если когда-то думал, что знаю, я ошибался.       — Ты о чем?       — Ни о чем. Какая теперь разница?       — Ты прав, никакой разницы.       Они замолчали. Каждый думал о своем, мучительно пытаясь отыскать нужные слова, чтобы окончательно не разругаться. Чего-чего, а этого нельзя было допустить — они теперь навсегда связаны Юлькой и всеми ее детьми от Андрея.       — Ты хоть любишь ее? — жалобно спросила Катюша.       — Очень, — ни секунды не колеблясь, ответил Жданов. — Катя, я правда ее люблю.       — И ты действительно не знал, что она моя дочь? Дай мне слово, что ты не знал.       — Я не знал, даже предположить не мог, даю тебе слово. — Андрей замолчал, в ее вопросе ему послышалось второе дно. — Погоди, в чем ты меня обвинить пытаешься? Ты хочешь сказать, что я все эти годы следил за тобой мечтал отомстить и, чтобы сделать тебе как можно больнее, отнял у тебя самое дорогое — Юльку?       — Примерно так считает Колька, — усмехнулась Катерина.       — Мне все равно, что считает этот… этот… этот твой Зорькин, — взорвался Жданов, — меня интересует, что думаешь ты. Что я полное ничтожество, да?       — Нет, я так не думаю.       — Тогда зачем ты спросила действительно ли я не знал, что Юля твоя дочь?       — Успокойся, пожалуйста. Это всего лишь слово.       — Слово? Всего лишь слово? — Андрею безумно захотелось взвыть, но он задержал дыхание, прикусил губу и продолжил говорить почти спокойно. — Я понимаю, что ты мне не веришь, что всегда считала и считаешь меня лжецом, способным играть на чувствах влюбленных в меня женщин. У тебя есть право так думать. Но видит Бог, ты ошибаешься!       — Прошу тебя, извини, я была не права, — каким-то десятым чувством Пушкарева услышала его боль.       — Катя, пойми… Поверь и пойми, я пожертвовал собой, своей жизнью вовсе не для того, чтобы преследовать тебя через многие годы, я очень тебя любил, очень хотел, чтобы ты была счастлива, потому и ушел в сторону. И мне невыносимо больно, что моя жертва была напрасной.       — Ты в этом не виноват. Я сама разрушила свою жизнь. И свою, и твою.       — Я этого не хотел, поверь мне, я все эти годы думал, что у тебя все хорошо, замечательно и распрекрасно. Последний раз я видел тебя очень счастливой, беременной, как я понимаю, Юлькой, весело воркующей с мужем. Откуда мне было знать, что ты разведешься? Поверь, что если бы я мог всего лишь предположить, что ты одна, я бы тут же примчался и постарался изменить к лучшему твою жизнь.       — Я верю, Андрей, верю.       — Поверь, я радовался, что хоть ты сумела стать счастливой, потому что моя жизнь до встречи с Юлькой была совершенно безрадостной.       — Вот почему она сказала, что тоже тебя спасла, — тихонько пробормотала Катюша в сторону, и громче в трубку: — Скажи, это правда, что ты ее спас?       — Это она тебе мой «подвиг» расписала?       — Да.       — Преувеличивает. Ничего особо геройского я не сделал, — и тут же, практически без паузы: — А вот о Борщове я бы очень хотел поговорить.       — О ком? При чем здесь Миша?       — Очень даже при чем! Ты знаешь, что Юлька хотела покончить собой?       — Да.       — А ты знаешь из-за чего?       — Да.       — Тогда, что ты спрашиваешь, при чем здесь он? При всем! Он вообще до сих пор еще жив по ошибке, но ничего, это ненадолго. Я научу его любить жену и дочь.       — Бывшую жену, Андрей. Бывшую. Мы прожили всего четыре года.       — И почему развелись?       — Это долгая история, я не хочу об этом говорить сейчас. А его ты не трогай, Юлька безумно любит отца и ненавидит себя за это, потому что он не достоин ее любви, он всегда ею пренебрегал. — Катя помолчала, затем хмыкнула чему-то своему и сказала: — Знаешь, я всегда была уверена, что она влюбится в мужчину постарше.       Тупая игла вонзилась Андрею в сердце, боль широким расплющивающим мазком начала продвигаться выше и взорвалась где-то в гортани напрочь лишив его возможности дышать. В голове гулко застучало: «Не отдам! Не дождетесь! Не отдам!». Хотелось орать от злости и боли, или сдохнуть прямо здесь и сейчас, чтобы больше никто и никогда не смог потоптался на его чувствах, вот только Юльку бы увидеть в последний раз… Юлька-Юленька, его девочка… «Я бы не пережила, если бы с тобой что-то случилось, так что ты береги себя. Договорились?»… Договорились, милая, обязательно договорились. Ну, вот и воздух пошел в легкие, и жизнь не такая страшная. А Катя? А что Катя… «С моей мамой всегда можно договориться, она умеет слушать и слышать»… И он попробует договориться, ведь хуже уже не будет. Просто не может быть.       — Зачем ты это делаешь? — мягко и даже тепло спросил Жданов.       — Что я делаю?       — Зачем ты пытаешься мне внушить, что она меня полюбила только потому, что во мне она нашла доброго, в отличие от ее родного, папу? Я тоже мог бы тебе сказать много неприятного, но я прошу тебя, я тебя умоляю, давай остановимся. Я очень виноват перед тобой, но поверь мне, я за это уже расплатился и неоднократно. Дай мне всего один шанс, пожалуйста.       — Андрей, я ничего подобного не имела в виду. Правда! Не нужно так реагировать на каждое мое слово, прошу тебя.       — Это от страха, я очень боюсь потерять Юльку и ребенка. Послушай, давай мы сейчас, вот прямо сейчас расставим все точки над «i».       — Давай.       — Ты все еще меня ненавидишь?       — Нет. Андрей, я никогда тебя не ненавидела.       — Ты все еще меня… любишь? — он запнулся, поняв, что это для него было бы куда страшнее ее ненависти. С ненавистью можно как-то бороться, а вот с любовью никак не справиться. — Почему ты молчишь?       — Прислушиваюсь к себе, хочу ответить тебе, как на духу.       — И?       — Когда-то любила, очень любила. И замужем была, но любила тебя, а уж когда развелась, так несколько лет мечтала о какой-нибудь случайной встрече, и чтобы само в руки, и ты меня все еще любишь. В общем, домечталась… — Катя хмыкнула. — Прочла в каком-то журнале, что ты женился. Вот тут я и слезы лила, и головой о стену билась, и винить было некого. Вначале я сама от тебя отказалась, а потом ничего не сделала, чтобы вернуть, только мечтала. Но прошло время, и лет семь назад в моей жизни появился другой человек, роман был недолгим, но очень ярким, он перебил… Ммм… У меня появился другой объект для страданий. Еще вчера, до звонка Юльки, я практически тебя не вспоминала. А сейчас пытаюсь понять изменилось ли что-нибудь после того, как я тебя услышала.       — И? — в голосе Андрея явно слышался ужас.       — Нет, Жданов! Не люблю. Господи, как хорошо-то, я правда тебя не люблю.       — У меня будет потрясающая теща, — облегченно выдохнул Жданов.       — Я буду тещей Андрея Жданова?! — не то спросила, не то воскликнула Катерина, и засмеялась. Она хохотала так искренне, так весело, словно ей только сейчас пришла в голову эта мысль. — Я буду тёщей Андрея Жданова! Ха-ха-ха! Мамочки, я буду твоей тёщей.       Ее смех был заразителен, Андрей и сам не заметил, как вначале хихикнул один раз, потом еще и еще, а затем тоже залился веселым и беззаботным хохотом. А железные тиски, сковывавшие его грудь с того самого момента, как Зорькин сообщил ему, что Юлиана Катина дочь, постепенно ослабляют захват и отпускают его.       — Кать, ну что? Мир?       — Мир, конечно, — отсмеявшись, согласилась Пушкарева, — тем более, что мне теперь невыгодно с тобой воевать. Как-никак, ты будешь отцом моего внука.       — А если внучки?       — Да хоть двойняшек, какая уж теперь разница. Только… Андрей, ты не обижайся, пожалуйста, но… — она замолчала.       — Что? Говори! Говори все, что думаешь, прямо в глаза.       — Ты понимаешь, что ребенка нужно успеть вырастить? Понимаешь, что тебе не двадцать лет… И что потом?       — Я тебе больше скажу, мне уже даже не сорок, и я понимаю, о чем ты так тактично пытаешься мне сказать. Я отвечу тебе словами твоей дочери, ладно? Я ей задавал этот вопрос, и не сейчас, когда малыш уже свершившийся факт, а тогда, когда она впервые сказала, что очень хочет от меня ребенка.       — И что она ответила?       — Прости, тебе сейчас, наверное будет больно, но это были слова Юльки. Она сказала, что лучше бы у нее был старый и любящий отец, чем такой, как у нее. А еще она сказала, что жизнь непредсказуема, и молодые умирают, и старые живут долго-долго. И добавила, что согласна одна растить детей от любимого человека и совершенно не хочет…       — Я поняла. Да, у нас с ней был разговор на эту тему. Она и мне сказала, что от любви рождаются счастливые дети, и совершенно неважно зачаты они в браке или нет. Как же она тогда сказала? — Катя задумалась. — Вспомнила! «Ты тоже растишь меня одна, хоть я родилась в браке, и у меня, вроде бы, есть отец».       — Ты замечательная мать, Катенька. У тебя очень умная, очень мудрая, очень добрая и яркая дочь получилась.       — И хозяюшка! — не преминула похвастать Пушкарева. — Ты заметил?       — Еще как заметил. И хозяюшка, и медсестра, и парашютистка, и красавица, и все, что только можно вообразить.       — Но она очень ранимая. Андрей, у меня к тебе есть просьба. Пожалуйста, сделай всё возможное и невозможное, чтобы Юлька о нас ничего не узнала.       — Нет, Катя, нет! Во-первых, я не хочу ей врать. Не хочу и не буду. А во-вторых… Неужели ты думаешь, что есть что-то тайное, что не стало бы явным? Ты про Борщова-то не забыла? Или ты думаешь, что он будет молчать?       — Миша не знает, что у нас была… Был… Было…       — Ничего не получится, Катя. Я Юльке уже рассказывал о себе, она не знает только того, что ты — это моя Катя. Достаточно Борщову будет сказать слово, как она сложит дважды два. Так что уж лучше я сам ей все расскажу.       — Ну, что же, делай, что считаешь нужным. Позвони мне потом.       — Мы вместе тебе позвоним, если она… — он запнулся, но тут же продолжил. — Если она меня не бросит…

***

      Они позвонили около полуночи. Вернее, не так… Вначале позвонила Юлька и, судя по звукам льющейся воды, звонила она из ванной комнаты, а судя по тому, что говорила шепотом, Андрей не знал об этом звонке.       — Мне звонил дядя Коля, — услышала Катя зареванный голос дочери. И никаких «Здравствуй» или «Привет». — Сказал, что вы женитесь.       — Да, это правда. А ты против? — Катя решила, что Жданов еще не разговаривал с Юлькой о главном, но она ошибалась.       — Когда ты уже повзрослеешь, мама? Не надоело наступать на одни и те же грабли? Не надоело быть несчастной? Не устала делать несчастными людей вокруг себя?       — Юлька, ты уже все знаешь?       — Знаю, мамочка. И впервые тебя не понимаю, и мне от этого очень плохо.       — А ты спроси, маленькая моя, спроси, что не понятно. Может, я смогу тебе ответить?       — Мам, скажи, как ты могла бросить Андрея, отказаться от своей любви и выйти замуж за это чудовище?       — А он сказал тебе, почему я от него отказалась?       — Да. Он мне уже давно все рассказал. И знаешь… — Юлиана горько заплакала. — Я тогда не знала, что ты — это ты, и я решила, что та Катя его совсем не любила, что она ему просто мстила, платя ему его же монетой, влюбила в себя и бросила. Мы тогда поссорились, первый и пока последний раз… Он даже не просил, он настаивал, чтобы я не смела плохо говорить о Кате, винил во всем случившемся себя и только себя. Мама! Но ведь и ты мне рассказывала эту историю. Не так, и не все, но ты говорила, что очень любила. Значит, ты любила и все-таки его бросила? Зачем, мама? Я не могу этого понять, никак не могу. Зачем ты предала свою любовь?       — Гордость оказалась сильнее любви, доченька.       — К черту такую гордость! К черту твое замужество, потому что это тоже твоя «гордость», а в результате и ты, и дядя Коля будете несчастны. Скажи, ты не видишь, что уже много лет он тебя любит?       — Колька? Меня?       — Да, мамочка, да! Только ты этого не замечаешь. Почему? Ты же такая чуткая, ты умеешь любить, ты умная. Мам, я так хочу, чтобы ты была счастлива. По-настоящему счастлива, не на показ.       — Я тоже хочу, чтобы ты была счастлива, Юленька.       — А я уже счастлива. Не смотря ни на что.       — Ну, и слава Богу, девочка моя, слава Богу.       А около полуночи они позвонили вместе — Андрей и Юлька, и рассказали, что Жданову уже удалось развестись, и что завтра они вылетают в Санкт-Петербург к ней, к Кате, и тоже вместе...       Они теперь навсегда вместе... Андрей и Юлька... и все их дети, сколько бы Бог не послал...