***
Молодой человек сидел на лавке в сквере и, задрав курчавую головку, глазел на вечерний небосклон — там зажглись первые звёзды. Бархатистый взгляд заскользив по небесным светилам, застыл в одной точке. В опечаленном взоре отразилась самая яркая звезда.* Брюнет припомнил, как будучи маленьким, он с отцом любил разглядывать ночное небо. Старший Дан подарил сыну телескоп и красочный атлас со всеми известными на то время созвездиями. — Сириус. — изрёк Джошуа, не переставая таращиться в одну точку, — Созвездие Большого… Пса… — Его голос по-предательски задрожал, а взгляд затуманился. Созвездия слились в одно светящееся пятно. По аллейке, в сторону брюнета, в вразвалочку, вышагивал мужчина в тёмно-синей униформе. Подойдя к скамье, мужчина в возрасте поклал свою морщинистую руку на плечо юноши и тихим, вкрадчивым голосом произнёс: — Сэр, простите, но я должен вас попросить удалиться. Сквер на ночь закрывается, — полез в карман и извлёк оттуда связку ключей, которой стал позвякивать. — Ах, да-да, извините. — встрепенулся Дан, вытирая набежавшие слёзы. Ему так не хотелось возвращаться в пустую квартиру, что он весь день проторчал в сквере, надеясь, что Джим обнаружится. — Я верю, что пса вскоре найдут, — более дружелюбным голосом проговорил охранник, — сэр, идите домой, уже ночь на дворе, — покосился на безлюдные аллейки. — Да, уже ночь на дворе, — точно заводной, повторил за сторожем тёмноокий и поднялся со скамейки. На негнущихся ногах, побрёл прочь из сквера. Войдя в свою одинокую квартирку, он стянул с себя всю одежду и отправился в ванную комнату. Встав под горячие струи душа, закричал что есть силы, но шум льющейся воды, заглушил отчаянный вопль, а потоки смыли слёзы, что градом катились по раскрасневшимся щекам. Джошуа взглянул на своё правое плечо, где красовалась пёстрая татуировка. Одиночество: его детские страхи вернулись и ярким пятном засели в памяти. Воображение начало рисовать сочные картинки. Путешествие в Исландию, к пляжу Рейнисфьяра… Затем яркая вспышка света в воспалённом сознании. Рождество… Он стоит на скользкой дороге в Вермонте… Один. Совсем один! Пушистые снежинки так нежно обволакивают его детское тельце. Он замерзает в придорожном сугробе… Брюнет задрожал и взглянул на терморегулятор — из крана шла холодная вода. Отогнав воспоминания из далёкого прошлого, прошлёпал в гостиную, оставляя за собой мокрую дорожку из отпечатков ног. Остановился у громадного окна, и посмотрев на залив, с отчаянием обронил: — Джим! Старина, держись! Ты не один! — принялся бодро натягивать одежду на всё ещё влажное тело.***
Джим!!! Джим! Джим, старина… Косые лучи пронизывали промозглую землю невидимыми нитями тепла. Яркие потоки солнечного света заливали всё лесное пространство. Отражаясь озорливыми бликами от травы, покрытой инеем, лучи создавали чарующую игру света и тени. Невесомая паутинка, застрявшая меж тонких веток невысокого кустика, что примостился у оврага, за ночь превратилась в удивительной красоты снежинку. А сейчас, переливаясь всеми цветами радуги. она оттаивала на солнце. Задорная капель полетела вниз и всполошила жителей муравейника под кустиком. Те, повылазив из щелей, отправились на свои ежедневные поиски, готовя своё жилище к предстоящей зиме. Внезапно налетел зябкий ветерок и принялся срывать остатки пожухлой листвы с веток и швырять её клочьями все стороны. Лес проснулся. Предвкушая хороший день, проснулись и птички. Они звонко защебетав, наполнили лесную полянку весёлой трелью. От поднятого шума, на ветках старой тсуги показались белки. Устроив возню, проказницы начали срывать шишки и швырять их друг в дружку. Одна шишка невзначай выскользнула из лап животного и полетела вниз. Прокатившись по увядшей траве, она полетела в овраг. Рыжие плутовки на миг замерли на ветке и тут же сорвавшись с места, скрылись в дупле близлежащего дуба. Шишка ударилась об надломленную ветку и, отскочив от потрескавшейся коры, закатилась под сухой лапник — ржавые хвоинки покрытые тонким слоем инея, посыпались на промозглую землю, а из импровизированного шалаша донеслось недовольное поскуливание. Старая ветка затрещав, заходила ходуном — из-под лапника высунулась острая мордочка, а затем показалось всё тельце ретривера. Пёс, выбравшись из тёплого убежища наружу, сладко потянулся и громко зевнув, зажмурившись, подставил свои золотистые бока под ласковые лучики осеннего солнышка. Заскользив внимательно янтарным взглядом по сторонам, Джим повёл носом и, навострив ушки, дружелюбно завилял хвостиком. Из долины донёсся запах костра и ещё чего-то вкусного. Пёс облизал языком мордочку и резвым шагом побежал по тропке, аккуратно спускаясь вниз, в долину. На просторной полянке расположился небольшой трейлер прицепленный к семейному мини-фургону. В импровизированном очаге, в котелке что-то булькало, и клубы пара разносили по полянке умопомрачительный аромат съестного. Поведя носиком, Джим вышел из-за кустов и отправился к костру. Запах дыма и пищи манил животное. Внезапно раздались детские визги и к трейлеру подошли дети — мальчик лет десяти и хнычущая девчушка годков шести. Шкет вприпрыжку бежал по тропке и оглядываясь, строил рожицы девочке. Та всхлипывая, канючила и растирала слёзы по пухленьким щечкам. Увидав пса, мальчишка на секунду замер, а затем подскочил к ретриверу, и сорвал с его шеи медальон в форме кости, где красовалась надпись Джим. Ребёнок поспешно засунул безделушку в карман. Малышка заметив что старший брат смело подошёл к собаке, и та его не тронула, тоже подскочила к Джиму. Перестав плакать, принялась поглаживать золотистую шёрстку и нежно приговаривать: — Хорошая собачечка! — Питомец от удовольствия высунул язык и зажмурился. Лесную идиллию нарушил истерический женский вопль: — Фу! Дороти, отойди от него! — женщина среднего возраста появилась у очага, поспешно отбросила ведро с водой в сторону и вцепилась в дочку. — У этой собаки наверное бешенство, — прижала девчушку к груди и ногой ударила пса, — брысь! Пошёл отсюда! Малышка разрыдалась с новой силой. — Мамочка, она хорошая. — Женщина молча поволокла ребёнка в трейлер. — Брюс, не отставай! — загорланила та и грозно потупилась на мальчонку, который что-то поглубже засовывал в карман. Джим понурив голову, жалобно заскулил и побежал вперёд без оглядки. Его медовые глаза застлала поволока печали и он уже не разбирал дороги под лапами. В животе сильно заурчало, ведь он не ел со вчерашнего дня! Облизав мордашку, животное помчало вниз к дороге, откуда доносилась человеческая речь. Питомец ещё не потерял веру в людей и надеялся, что кто-нибудь проявит милосердие и покормит его. Джим замер у обочины и взглянул на вывеску придорожного кафе. На фоне живописных гор красивыми, ровными буквами выведено: Перевал Чарринг-кросс, только у нас самые вкусные обеды! На грунтовой площадке, расположившейся у торца заведения, стояло несколько фур и легковушек, загораживающих вид на окна кафешки. Ретривер повёл носом: до него донеслись запахи из кухни — что-то жареное, что вызвало неимоверный аппетит и в так изголодавшемся нутре. Дружелюбно завиляв пушистым хвостом, собака перебежала через дорогу и направилась к столикам, размещённым прямо под открытым небом. За длинными, грубо отёсанными столами сидело несколько мужчин и поглощали пищу. Джим отправился к крайнему столу, за которым сидел мужчина в возрасте во фланелевой рубашке в клетку. Тот, интенсивно работая челюстью, поедал огромный бургер, от которого ещё валил пар. Пёс присел напротив и принялся всматриваться в лицо клиента кафе и не мигая бросать взгляд на булку в его руках. Поведение животного озадачило мужчину, он покосился по сторонам и заметив, что никто не обращает внимания на золотистого ретривера, в смятении изрёк: — Ты чей будешь, старина? — Достал из бургера котлету и протянул её животному. Джим сидел не шевелясь и пытался делать вид, что его не заинтересовала еда, но двухдневный голод давал о себе знать. Он пригнулся и стал по-пластунски ползти к столику. Ловко выхватил котлету из мозолистых рук и, в один присест, проглотил её. — Ох, ды ты, как я посмотрю, совсем оголодал! — воскликнул дальнобойщик и поставил под лавку тарелку с ещё дымящимся цыплёнком. Умопомрачительный запах исходящий от миски, окончательно покорил собаку и, не размениваясь на милости, она стала поглащать жаркое. Жадно глотая каждый кусочек и урча от наслаждения. — Эй, эй, потише, старина, — мужчина с заботливостью погладил пса за ушком. Джим быстро покончил с обедом водителя фуры, и облизав свою заострённую мордочку, с благодарностью посмотрел в его серые глаза. Внезапно на пороге кафе появилась женщина с разносом в руках, она имела грубоватый вид человека, познавшего все превратности судьбы. Ворчливый, скрипучий голос зазвучал в пространстве: — Сколько уже можно повторять, — бросила взгляд полный пренебрежения в сторону мужчины во фланелевой рубашке. — С животными в наше заведение, вход запрещён, — продолжила официантка и резко ткнула наманикюренным пальчиком в вывеску, где было изображено животное перечёркнутое жирной красной полосой. — Здесь вам не притон, а приличное заведение, — гневно пуская искры из глаз, отправилась к столику дальнобойщика. Наученный горьким опытом, Джим уловил исходящую от неё угрозу. Тоскливо заскулил и поджав хвост, побежал в близлежащие кусты. Выбежав на обочину горной дороги и опасливо бросая взбудораженный взгляд в сторону кафе, ретривер трусцой побежал вперёд. Он так испугался этой ужасной официантки, что отголосок её скрипучего голоса, ещё звучит в его чуть подрагивающих ушках. Вышагивая по дорожной насыпи, Джим размышлял о человеческой натуре. В его памяти всплывали образы людей, повстречавшихся на его недолгом жизненном пути. Мисс Дэлловайн и её тёплые руки. Мистер Губер и их весёлые прогулки в сквере. Эта неприятная рыжая девица со своими друзьями-оболтусами. Водитель у кафе, дети из кемпинга. Они все такие разные — кто-то добрый, а кто-то злой. Но ни один из них не занимал столько места в его наивной душонке, как улыбчивый брюнет. Джим увидел в его взгляде одиночество и захотел сказать: «Ты больше не одинок! У тебя есть я!». Неожиданно раздавшийся скрежет покрышек и сильный удар бампера в бок, прервал мысли животного. Горячая жгучая боль прошлась по конечностям и пёс приземлился на холодный асфальт. Теряя сознание, он взглянул на притормозивший пикап. Дверца авто отворилась и на дорогу спрыгнул мужчина. Лица незнакомца Джим уже не разглядел. В его угасающем сознании засела картинка: гриндерсы* направляются в его сторону и всё поплыло перед глазами. Животное провалилось в темноту… Мэтью Хаммерсмит с самого утра повздорил с супругой. И зная, какой у него вспыльчивый характер, он укатил в горы, в свой загородный домик. Он всегда так поступал, когда ссорился с благоверной. Мужчина любил спускать пар во время охоты, так сказать приходить в себя от гнева. И успокоившись на природе, возвращаться в город и просить прощения у жены. И вот, Мэтью погрузив ружьё в кузов старенького отцовского форда, отправился в горы. Он находился в таком взвинченном состоянии, что проезжая по дороге, не заприметил животное семенившее на обочине. Сильный скрежет и удар об металл, заставил Хаммерсмита взять себя в руки. Он перепугался не на шутку. Покинув салон автомобиля, он с опаской поглядывал по сторонам безлюдной дороги. Глаза округлились, когда он увидел помятый бампер перепачканный в крови. Вид крови вызвал панику — Мэтью был в неладах с представителями закона, и сейчас его мозг отчаянно соображал. Пройдя по кровавому следу чуть-чуть вперёд, Мэтью заметил золотистого ретривера, который лежал на асфальте и из ран на его теле сочилась кровь. Хаммерсмит подошёл вплотную к израненному питомцу и заглянул в медовые глаза в которых стояли слёзы. — Прости меня, Виски, — словами полными укора, промолвил мужчина. Мэтью поднял пса с земли и прижав его к груди, потянул к пикапу. Уложив Джима в кузов форда и прикрыв куском брезента, проронил: — Виски, ну как же так! — с остервенением пнул придорожную кочку, — Ну ничего, здесь неподалёку мой дом, а там аптечка, всё будет хорошо, — заверив животное, погладил его горячий нос и отправился в салон машины.