***
В канун Самхейна, впечатлительная Кэролайн всю ночь ворочается, преследуемая ворохом страшных видений, откровенно жалея о любопытном носе, сующемся куда ни попадя, а по большей части в яблочные очистки. — Совсем скоро, — любовно мурлычет ей кто-то на ухо, обдавая шею горячим дыханием, — love. — Никлаус, — сонно шепчет девушка, пробуя на вкус редкое, необычное имя. В отблесках свечения кровавого полнолуния, девушка легко узнаёт того взбалмошного мужчину из своих мутных фантомов. Форбс приподнимается на локтях, осторожно дотрагиваясь до медовой щетины. — Я так скучала, — тоскливо признаётся она словно не своим голосом, крепко обнимая его, и проникая в его рот горячим язычком. — Совсем скоро, — следом за ней повторяет ту же самую фразу обладатель чарующего британского акцента, — мы снова встретимся, sweetheart. Как только тебе исполнится восемнадцать, в этом городе прольются реки крови, и каждый лично ответит за то, что сделал с тобой. Я обещаю. Кэролайн заливисто хохочет, выгибая спину в гибкую струну, подбрасывая в воздух бедра, и лаская пальчиками грудь, а затем сиюминутно всхлипывает от удовольствия, когда он входит одним мощным толчком до упора, отодвинув в сторону шелковые трусики. От безумия связи, глаза влюблённой ведьмы вспыхивают благородством изумруда, а любовник тотчас проявляет острые клыки, намереваясь вонзиться в мягкую плоть аккурат возле шеи. Отсчёт начался. — Нет, нет, нет… — держась за горло, Форбс вмиг распахивает веки, моментально спрыгивая с кровати с зашкаливающим биением сердца, подлетает к зеркалу, тщательно рассматривая цвет глаз, дотрагиваясь, и не находя в них никаких изменений, она оседает на скомканную постель, впрочем, не находя там и незнакомца, развращавшего её прежде невинное тело, хоть и могла поклясться о его присутствии здесь… и в ней.***
Поправив короткую клетчатую мини-юбку, Кэролайн становится на колени, утопая миниатюрными костяшками в сыром чернозёме, воодушевляясь богатым урожаем разбросанных повсюду рыжих тыкв-соседей, бережливо собирая наливные яблочки в плетёную корзину. И как бы голос разума ни предостерегал о возможной опасности, ведьму непреодолимо тянуло в уже полюбившейся сад, царствующих здесь яблонь, не по сезону плодоносящими сладкими фруктами. Попрощавшись с друзьями сразу после занятий в колледже, Форбс впервые не ищет повода, для «случайного» столкновения со Стефаном в мужской раздевалке или в коридоре, чтобы ненароком пригласить его, уже заранее принимая отказ; вместо этого она мчится сюда по зову сердца, ощущая необъяснимое тепло в груди. Под спиной хрустит сухая, опавшая листва, когда она ложится, чтобы «досмотреть» историю до конца, в глубине души догадываясь об открытии какой-то страшной тайны. Выбрав яблоко то, что лежало поближе, ведьма протирает фрукт рукавом светлой кофточки до блеска. Прожевав кусочек, колдунья чувствует приближение знакомого удушья, но забегая вперёд никак не ожидает разглядеть себя в роли девушки — только с укорочёнными волосами до плеч — упоённо втрескавшегося в неё Никлауса, что приходил во сне и к подлинной Форбс: окружённая дорогими подарками и вниманием, та не сразу даёт шанс будущему возлюбленному, обиженно надувая губки, ещё долго припоминая кудрявому нахалу позорный разгром на танцполе, при этом опуская маленький нюанс как легкомысленно трахнулась с ним за сутки до так называемого происшествия. За стремительным развитием после Кэролайн, наблюдая, не могла сдержать улыбки, жизнь страстной парочки была наполнена пенящимся шампанским и безудержными танцами, отельными люксами с видом на живописные достопримечательности и неуёмными ночами, обоюдной ревностью и горячим примирением. Ведьма почти подходит к завершению этой истории, предчувствуя всем своим нутром трагичный исход, когда её гостеприимная копия без задних мыслей впускает двух незваных гостей — друзей своего будущего мужа в их совместный дом, по всей видимости, в его отсутствие. Они заговорщически переглядываются за её спиной, перед тем как нанести тридцать ударов ножницами в едва округлившейся живот. Кэролайн в ужасе прижимает ладошки ко рту, узнавая в ликующих злодеях сестру Ника, изначально противившейся связи завидного брата с девушкой не из их круга и... твою мать, СВОЕГО Стефана, — казавшегося уже таким родным и любимым — хладнокровно оставившего чуть раздвинутые ножницы под наклоном в кроваво-сочащейся плоти несчастной, под занавес ещё и брезгливо пнувший в живот под довольные хлопки торжествующей Ребекки, откупоривающей бутылку эксклюзивного шампанского. Она с трудом может видеть в какое отчаяние впадает обезумевший от горя Клаус, вернувшейся с роскошным подарком для именинницы, вместо этого найдя окровавленную невесту на полу гостиной зверски убитой. Трясясь от рыданий над мёртвым тельцем девушки, он так и не решается вынуть из неё нелепое холодное оружие, как если бы признав факт состоявшейся смерти горячо возлюбленной и их неродившегося первенца. Придумав изощрённый план мести, той же ночью под страхом жестокой расправы ведьминского клана, семьи и всех кого тот знает, Никлаус приволакивает чикагского регента, имеющего напрямую связи с Французским кварталом Нового Орлеана, и поцеловав на прощание окоченевшую кисть почти состоявшейся жены, они рассыпаются в пепел… До следующего столетия. Форбс чувствует словно её внутренности прокрутили через мясорубку, когда обессилившую девушку неоднократно выворачивает наизнанку. Внезапно загоревшийся свет заброшенного особняка Майклсонов всколыхнул все те чудовищные воспоминания, что произошли через неё. — С Днём Рождения, Кэролайн, — слышит ведьма ласковое, приглашающее дуновение шёпота на озябших плечиках, а вырезанные тыквы-фонарики, выстроенные стройной тропинкой к парадному входу, зажигаются десятками огоньков. — Наше время пришло, love.