***
Хё сопит, уже почти без присвиста и шума. В начале ночи он спал беспокойно — ворочался, задыхался, сжимал тонкие пальцы на одеяле. Теперь легче. По крайней мере, ему. Глупый он всё-таки. Добрый, справедливый, но глупый. Никогда не просит о помощи. Вечером выглядел неважно, но когда свалился, не дойдя до кровати, лицом в пол …тут начнешь бить тревогу. Странные у него всё-таки кости — будто трубчатые. По весу чисто ребенок, хотя ростом мы почти равные. Или я просто не привык носить на руках таких худых людей. До этого Хёва не болел, по крайней мере, не так сильно. Ничего страшнее кашля или насморка я за ним не замечал. А вот сны были давно. Тревожные сны. О прошлом, о настоящем. Настолько яркие, что проникали и в мой разум, будто белый шум, ложная радиоволна. Иногда, просыпаясь, я слышал, что проснулся и он. Молча смотрел в окно. И снова падал на подушки. Сегодня сон едва ли был ярче предыдущих, но, видимо, тяжелее. Сам я почти ничего не увидел. Песок и ветер. Жар в нём неправильный, перенасыщенный. Как протухшая вода. Хотя он горячий, как печка, энергию приходится тянуть силой. Лоб обжигает пальцы. Забираю много, но не ощущаю насыщения — это такой шлак, что он палит мои собственные запасы. Ближе к рассвету меня вырвало, к счастью, в ванной и без следов происшествия. Вначале показалось — кровью, при чем своей собственной. Потом вспомнил полусырой стейк, съеденный в обед, и успокоился. По возвращению к кровати Хё, я чувствовал себя еще паршивее, чем до этого, зато сам он теперь просто спал. Возможно, дело в том, что он из прошлого. Я в это всегда слабо верил — почти не поверил, когда он сказал об этом в первый раз. Тогда мы были знакомы уже достаточно, чтобы я заметил, что он использует магию двух видов. Этого он не скрывал — всё равно то, что он маг, стало понятно еще с первых минут знакомства… — Кто ты? Океан покусывал за ноги — дом, небольшая хижина, стоял в окружении густого леса, дальше, вглубь острова; продираясь к нему босиком непременно царапаешь ступни; вода щипала. Мы сидели на краю ветхого причала и Хё, как всегда довольный, подставлял веснушчатое лицо уходящему, красно-розовому солнцу. — Хм? — Ты. Ты не обычный маг. — Да, — он качнул головой. — Я гибрид. Давно заметил? — Недели две назад. Не сразу понял, в чем дело. — Сейчас не часто встретишь сородича. То есть, даже самого обычного. — На границе всегда стоит хотя бы один из ваших. Но да. Не густо. Гибридов я вообще никогда не встречал. И откуда ты такой взялся? — А, я просто из прошлого. — Чего? — Я тоже не очень верю, — он потянулся, как кот, выгнув спину, — Но сам посуди. Другие маги в подполье. Даже те, что рождаются вне общины, находятся под учетом и с совершеннолетием имеют право присоединится к старшим. А обо мне и не знает никто. — Ты полукровный. Они могут тебя и не чувствовать. — Ты же чувствуешь. — Я вас чувствую сильнее, чем вы друг друга. Физиологическая особенность… — Да. Я заметил. Ты прав, это вполне похоже на правду. Я почти всегда так думаю, но. — Но? — Но в детстве я добрался до кой-чего. Знаешь, обычно рассказывают, что детишек оставляют на пороге приюта в корзинках, коробках и прочем хламе, но меня настоятельнице отдали лично в руки. Вечером, правда, и черт незнакомки она не запомнила. Зато вместе со мной передали и записку. Конечно, сказав передать её мне со временем, и не открывать до этого. Открыть её может и пытались, но всё равно бы не смогли и, лет в 10, я нашел её сам. Там не было ничего о моих родителях, конечно. Она только написала там, что я родился много-много лет назад. И потому не должен беспокоится, если буду чувствовать себя не в том месте и не в то время. — И никакой сентиментальщины вроде «мы всегда будем любить тебя»? — Это была короткая записка. Наверное, самое лучшее, что там было — «живи». А чему из неё верить — я не знаю, но, наверное, — Хё посмотрел на солнце, ласково, с почти человеческим чувством, — было бы интересно изучить то время. Может, займусь на континенте. Сейчас вериться охотнее. По крайней мере, эти сны… Вряд ли перейти границу времен можно бесследно. Кажется, всё пропущенное возвращается за границей яви. Хорошо, что теперь он просто спит. На душе пусто но, в то же время, легко. Слабость тянет веки к беспамятству.Ты не обычный маг
13 июля 2019 г. в 00:03
Однажды я заболел. Я не болею от холода и вирусов, по крайней мере, простуды обходят меня стороной. Но я остаюсь человеком со всем набором костей и требухи, что человеку необходим, потому меня можно отравить или сильно ударить — и я могу даже умереть.
Чаще всего я болею от сильных огорчений, но и они бывают редко.
Тогда мне снилась Земля, сухая и жестокая, похожая на наждачную бумагу. Она пахла Смертью и Безумием, колола ноги песком. Это был болезненный сон, так, что проснувшись я долго не мог заставить себя подняться. Пока не понял, что действительно не могу. Был вечер — Тиен ходил по квартире, собираясь к очередному уходу, почти бесшумный. Голова налилась свинцом и её трудно было поднять, так что пришлось на полуощупь всё же дойти до ванной. Зайти на кухню за водой и выпить, чувствуя, как она испаряется в горле.
— Выглядишь хреново, — заметил Сон, блестя печаткой на мизинце. В голосе его читалось беспокойство выходящее за рамки простой формальности.
Я пожал плечами:
— Приболел.
И прошел обратно в комнату, где сразу провалился в душную дрему.
Потом я просыпался. Глаза слезились — то ли это действительно были слезы, то ли сказывался жар. Ощущение было гадкое, будто весь мир свалился мне на плечи.
— Ты мерял температуру? — Тиен сидит у кровати, уже в домашнем. Взгляд темных глаз острый, как рентген. Я чувствую его даже сквозь полуприкрытые веки.
— Боюсь, ртутный градусник лопнет.
— У нас есть электронный. Сейчас принесу.
Градусник холодный. На его табло — 40 по цельсию. Даже смешно. Когда творишь огонь температура тела намного выше. Сейчас оно просто забыло об этом.
Тяжело дышу.
— Сними свою дурацкую пижаму.
Обнимая плечи, впиваюсь пальцами в мягкую шкурку комбинезона. И правда, шкурка — изображает зверя, с ушами на капюшоне. Обычно это мне нравится, но сейчас он прав; в шкурке душно.
— Ты переживешь мою наготу? — спрашиваю, уже расстегивая молнию.
— Чего я там не видел…
Просто под одеялом было намного легче. Только временами я чувствовал холодную ладонь на своем лице и улыбался сквозь сон.
Утром болезнь ушла. Проснувшись, я сладко потянулся — за окнами было еще рано и пасмурно, но вполне светло.
Сон Тиен спал у меня в ногах, подложив руки под голову. Вечные тени под его глазами углубились — ночь для него была бессонной и долгой; подумав, я подобрал со спинки стула плед и накинул ему на плечи.