Музыка: Take me to church — Hozier
Я прервал запись 15 незаметно для себя, когда из-за адреналинового всплеска компьютер вкатил мне дозу снотворного. Неудивительно: даже находясь в безопасности базы, я не мог вспоминать события прошедшего дня без дрожи. Проснулся я ещё пару часов спустя. Зим сидел рядом, опустив локти на колени и сверля сердитым взглядом моё лицо. — Здоров? — Не до конца… — Проснулся, значит достаточно здоров для выговора. Итак… Он театрально прокашлялся, встав одной ногой прямо на мою койку, набрал в грудь воздуха и на одном дыхании проорал: — Ты хоть понимаешь, через что я прошёл?! Сижу один с ГИРом — день, другой, тебя всё нет! На третий выхожу, обегаю все привычные маршруты — тебя нет! Залезаю на деревья, смотрю оттуда — тебя, скотины, нет! Сутками ищу! Зим остановился перевести дыхание, антенны его дрожали. — ГИРа искать запряг, вот до чего! Он меня завёл не пойми куда, где ещё какие-то серые обломки. Естественно, тебя нет! Но! По чистой случайности! Слышу, повстанцы идут. Притом идут скрытно так, говорят о возвращении. На базу, то есть, идут. И ещё знаешь, о ком говорят? Ну, знаешь?! О новом пленнике, представь себе! Он уже весь влез на койку, а затем и на меня, как бы пытаясь грозно надо мной возвышаться. — И я ведь знаю, что дальше: они исчезнут в листьях, и через секунду я не смогу их отыскать. Так что ж: я тихо отправляю ГИРа обратно, а сам — сдаюсь! Выхожу прямо к ним с поднятыми руками. Меня вырубают, но ты же знаешь, я всесилен, так что скоро прихожу в себя и дальше притворяюсь дохлым. А меня, значит, втаскивают внутрь древнющего бункера! Так я их героически раскидал, — он замахал кулаками, чуть не задев моё лицо. — и начинаю носиться как бешеный по этому погребу и всё взрывать, пока не нашёл тебя. Ещё и полуживого с виду, честное слово! Я поднял руку, чтобы возразить, но Зим поймал меня за запястье и крепко сжал: — Радуйся, что тебя избили повстанцы, потому что если бы я нашёл тебя целым, я бы сделал из твоего ПАКа ступку и истолок бы в ней твои кости в порошок, нет, в пудру! — Вообще-то мне по твоей вине считай оторвало ноги. — Да я тебе сейчас представляешь что оторву?! Будешь знать, как в плен попадать и пугать меня до полусмерти! Не обращая ни малейшего внимания на мои протесты, Зим продолжал ругаться: — Я уже начинаю спрашивать себя, это тебя ко мне приставили или меня к тебе? Ещё этот СИР несчастный, бесполезная консервная банка… Почему я на элитной миссии должен чувствовать себя многодетной матерью-одиночкой с какой-нибудь дикой планеты, на которой ещё есть половое размножение? Признаться, я слушал его вполантенны. Конечно, злится, грозится, он ведь прав. Я бы вряд ли выбрался из бункера, если бы Зим меня не нашёл — как я не выбрался бы без него из пучины страха перед собственными чувствами. Как бы Зим ни громыхал, он не в первый раз спасает меня. Думая об этом и успокаиваясь, я почти задремал и не сразу заметил, что Зим замолчал, слез с меня и снова присел рядом. — Если ты меня окончательно сведёшь с ума, — подал он голос опять, но уже намного тише. — пеняй на себя. От неожиданности я уставился на него. Зим встретил меня хмурым прищуром, но, похоже, долго смотреть на меня с таким лицом был уже не в состоянии. Смягчился, выдохнул, розовея. Я возобновил письмо, а после отсоединил от себя все медицинские приборы и попытался подняться. Зим не протянул мне руку, но улыбнулся, когда у меня получилось. — Ты не успеешь сойти с ума, — пообещал я, нет, поклялся! — Ведь мы с тобой, считай, закончили миссию! Мы сделали это, Зим! Повстанческая база уничтожена, а они все здесь, я узнал, им больше негде прятаться! Хоть сейчас армаду вызывай! — Армаду? — он разразился привычным смехом, — Ты за кого меня принимаешь? Я Зим! Я сам всё могу! — и вскричал пламенно, схватив мою руку: — У меня уже почти всё готово, Диб, я закончил Машину, осталось только настроить! План есть, всё есть! Мы взлетим, и планета за нами взлетит на воздух! И мы не обернёмся — потому что мы крутые!!! Он вскочил от радости, меня дёрнул за собою, и мы с ним залились самым торжествующим смехом, каким когда-либо заливались иркены. Я был уверен, что если сниму очки, радость брызнет из моих глаз. Мне надо было выплеснуть её куда-то, потому я прижал Зима к себе и выразил своё счастье в самом крепком поцелуе, на какой был способен. — Ты с ума сошёл, — прошептал Зим, не отстраняясь. — Мы же… мы… — я несколько раз не давал ему договорить, целуя снова и снова, пока он не сдался, не обнял меня за шею. — Какая разница? — ответил я наконец, отпустив его губы. — Мы же крутые, забыл? Нас не станут пропускать через проверку, и ты научишь меня перезаписывать воспоминания, и в случае чего мы просто создадим новые, мы же можем! И вот я наскоро дописываю эти строки, и Зим, прикрыв глаза, отдыхает в моих объятиях.» На этой фразе запись прекратилась. Диб поднял голову и улыбнулся. Конец миссии, конец его нравственным мукам, конец всему, что причиняло ему боль: одиночеству, тревоге, молчанию… Дневник больше не нужен, и автор скорее всего оставит его на этой планете, когда полетит с Зимом домой. Отчёт? Да как-нибудь сам составится. Надо бы порадовать ГИРа. Где он, кстати? Ага, как раз явился. Как в старой поговорке-лозунге: «Ищешь, где шпион — обернись, вот и он». Ха-ха. Зим тоже заметил робота, потянулся и встал на ноги. — Ну-с, банка консервная, какие новости? — Хозяин Диб любит хозяина Зима, как мило! Любит, обнимает и целует, — пропищал ГИР. Диб расхохотался. Зим вмиг посерьёзнел. Он переводил взгляд с робота на любовника и обратно, на обоих смотрел, как на предателей. — Диб, хорош ржать, заткни его срочно! Он же нас в могилу сведёт — и после такой победы! — Не бойся! — ГИР беспечно покачал головкой. — меня не прослушивают, не просматривают и даже не пронюхивают… Совсем другое — штуковинка, в которую хозяин Диб пишет свои секреты… Он всё пишет и пишет, а я знаю: его читают и читают, каждый день! Он знаменит, разве не здорово? Оба так и остались стоять с открытыми ртами. — Зим, — пролепетал Диб, холодея. — М-мне кажется у него глюки. — Нет, — ответил Зим шёпотом, от потрясения у него пропал голос. — глюки-то у него всегда, но такое он не выдумает… Но ты же не записывал туда всякую ерунду? — Е-ерунду? Конечно, Зим, я не… я… — Записывал, записывал, записывал! — ГИР запрыгал вокруг Диба. Тому оставалось только залиться от стыда краской. — Я всё видел. И когда хозяин Зим уходил, тоже записывал… и сам с собой ещё разговаривал и улыбался, как маньяк… — Эй, вот последнее неправда! — выкрикнул Диб и попытался поймать ГИРа. Однако сам был грубо пойман за шиворот. С трудом поднял взор. Зим возвышался над ним на ногах из ПАКа, и в глазах его кипела густая смесь из гнева, страха и разочарования, подобно концентрированной кислоте способная стереть лицо Диба с черепа. ГИР замолк, и в этой внезапной тишине со свистом взметнулся кулак. Диб зажмурился… …Но удара так и не дождался. Вместо оплеух в лицо ему градом полетели капли той самой эмоциональной кислоты, разбавленной солёною водою. Они обжигали и оставляли колючие следы, но не снаружи, а где-то глубоко внутри — в сотни раз больнее. Диб не нашёл в себе духа открыть глаза, но и с опущенным веками чувствовал, как постепенно разжимается хватка на его воротнике. Слышал тихий металлический лязг и стук подошв об пол. Слышал дыхание — не дыхание, натянутое и дрожащее, словно струна, от напряжения готовая порваться. Дзын! — не выдержала, лопнула с единственным звенящим всхлипом. Кто уничтожил целый квартал на Ирке? Кто погубил двоих Высочайших? Кто здесь безжалостный преступник? А? — Хозяин Зим, не плачь, — ГИР всё так же лучезарно улыбался. — Нехорошо плакать, когда у порога гости… Только тогда Диб распахнул глаза и одновременно с этим услышал шум от приземления корабля прямо над базой. Затем — взрывы. ГИР никак не унимался и даже начал пританцовывать. — Грубовато вход подрывать, но я думаю, будет весело! Весело! Весело! Зим весь оцепенел, и только острые его плечи изредка вздрагивали. Он не вскочил, даже антенной не повёл, когда створки главного входа расплавились под напором вторженческих лазеров. Ворвались, пока что вдвоём, разведчики ростом ниже Диба и вдвое, а то и втрое шире. Связали преступников мгновенно и что-то пробасили по рациям из ПАКов. Наверху стихло. Зим не сопротивлялся, не кричал. Он опустил голову и, не без грубого толчка, поднялся на ноги. …Но когда его начали выводить из зала, неожиданно извернулся, пнул конвоира в слабое место под коленом. Конвоир взвыл и тут же был вырублен ударом в затылок. Второй солдат уже улепётывал к выходу с Дибом в охапку, но далеко не убежал: в дверях он был сбит с ног, шлем его оказался сорван, а антенны завязаны узлом. Голову его Зим колошматил дверью с помощью аварийного затвора до тех пор, пока не услышал треск, и руки, сжимавшие Диба железной хваткой, не разжались. — Беги, идиот! — прорычал Зим, отвесив-таки напарнику пару пощёчин. — Сейчас же! Я зазря тут подыхать не собираюсь. Диб на дрожащих ногах поднялся, переступил бездыханное тело в дверях и, будто на автопилоте, кинулся бежать по установленному после момента Икс запасному выходу. Зим проводил его глазами и преспокойно обернулся. Навстречу ему из противоположной двери светило триста лазерных прицелов.***
Диб выполз из-под тяжёлой раскидистой ветки и — вверх. По деревьям, ветвями, слиться с листвой, и пусть синяя форма взметнётся птичьим крылом. Вдруг — скользнула внизу тень, и небо, видневшееся еле-еле сквозь густые кроны, покачнулось и исчезло в зелёном вихре. Диба закрутило, захлестало и, как мешок с крахмалоклубнями, распластало, рассыпало по земле. Что-то парализовало конечности, тяжесть давила на веки. Лёжа на животе, как удав — безногий, безрукий — Диб попытался определить, кто его подкосил. Медленно, со степе́нной осторожностью, вышли из-за толстого ствола чёрные туфли. Не успел подстреленный и звука издать, как далеко вверху послышался нездорово-хриплый рёв мотора. Диб единым усилием перевернулся на спину, чтобы увидеть: в небо устремился родной корабль, а за ним, пыхтя и кренясь, хромал подбитый имперский катер. — Кинули? — спросили с насмешкой чёрные туфли. Диб помотал головой. Зим не кинул. Зим спасся. — Ну-ну, — хмыкнула предводительница повстанцев. — Мне-то что. Всё равно ты теперь остаёшься нам… на растерзание. — Вперёд, — ответил Диб безмятежно. — бейте, пытайте. Всё к лучшему. Всё к лучшему. Звучал он, похоже, до того безумно, что неизвестная подошла и склонилась над ним, уперев в колени руки в чёрных перчатках. Солнце очертило угловатые изгибы антенн. Иркенка.