Варас

1

Когда Себастьян открыл глаза, ему подумалось поначалу, что он попал в Ад (слишком часто он начал хоронить себя во время каждого пробуждения), однако пришедшая внезапно головная боль расставила всё на свои места — он по-прежнему на Земле, по-прежнему в этом противном мире больничных очередей и дорогого пива. Боль была острой, дезориентирующей, не дающей нормально думать. Сейчас Себастьяну хотелось стать сигаретным дымом и раствориться в прохладном воздухе. Но вместо этого он поднял руку и прижал к своему лбу ладонь. Не горячий, но липкий, наверняка от пота. — Действительно проснулся, боже, — голос прозвучал неожиданно, Себастьян невольно вздрогнул от страха и тут же сморщил нос — раскалывающаяся надвое голова не терпела резких движений. Удалось только чуть повернуться в сторону, плавно и аккуратно. Было до отвращения муторно, к горлу подступала тошнота. — Так, только не на пол! Себастьян прикрыл рот рукой и тяжело сглотнул, горло разрывалось. Шорох, вздох, скрип и треск — к дивану придвинули ведро. Он на диване? Да, на диване видимо, и явно не у себя дома. И откуда идёт этот голос? Себастьян не мог нормально сфокусироваться — будто смотрел на всё через стекло с мыльными разводами, удавалось разглядеть только ближайшие предметы. Диван, ведро, часы, тумбочка и лампа. Пистолет на тумбочке. — Нет-нет, не так быстро. Себастьян не успел ничего сделать, даже подумать об этом, как чья-то рука схватила пистолет и утащила его. Пришлось снова поворачивать голову. — Я бы не стала спорить. Лежите. Вам нужно отдыхать, Мика рассказал, что произошло. Чудо, что вы выжили, — приземистая девушка отложила пистолет в сторону и прижала ладонь ко лбу Ватанена, отмахнув его руку в сторону. — Жар спадает, это хорошо, но я бы не спешила радоваться. Несколько дней в кровати вам обеспечены. Себастьян натянуто, и даже как-то снисходительно улыбнулся насколько хватило его жалких сил. — Мисс, я… — Эрика, — девушка села на небольшой стул и покачала головой. — Эрика, — выдавил из себя детектив. — Я боюсь, что не могу позволить себе несколько дней. Я… я полицейский. Детектив. Понимаете? — Неделю в коме вы уже себе позволили, — Эрика подпёрла щеку кулаком. По спине Себастьяна пробежал холодок. Неделю. — Не волнуйтесь, вас никто не ищет, Мика всё уладил, — девушка тут же махнула рукой и поправила свои волосы, убрав за ухо несколько выбившихся светлых прядей. — Капитан вашего отделения сейчас полагает, что вы проводите расследование, не предусматривающее каких-либо контактов на время. Так мне Мика сказал, но, полагаю, это всё ложь и вашего капитана он просто запугал. Ватанен прикрыл на пару секунд глаза, переваривая всё услышанное. Кто такой этот Мика? — Разве так можно? — Да, когда капитан вашего отдела — оборотень, — Эрика миловидно улыбнулась и пожала плечами. — Как я и сказала, Мика всё уладил. С оборотнями у него всегда разговор короткий. Детектив кивнул, но скорее себе, нежели Эрике, и чуть было расслабился, но тут открыл вдруг глаза и впился взглядом в девушку. Какие ещё оборотни, боже? — Кто такой этот Мика? — повисший в воздухе вопрос застал врасплох светловолосую, так что та чуть вздрогнула и тут же удивлённо вскинула брови. — Мика. Микаель Ниеми, он же притащил вас сюда после того, что случилось. Вы не помните? Нет, Себастьян помнил, его, и, к сожалению, помнил довольно чётко. Помнил и ливень с градом, и того психопата, что превратился в чудовище, и оторванную руку Ниеми, и то, что самого Себастьяна покусали. Они смогли выбраться оттуда? Выжить? Воспоминания о дороге были более смутными, и вытягивать их из закоулков памяти было весьма затруднительно, но Ватанен напрягся изо всех сил. Голова загудела. Что он помнит? Дорога. Ночь ясная, дождь прекратился. Какие-то огни. Кровь повсюду вперемешку с сигаретным дымом. Смех. Его вырвало на задние сиденья. — Ладно, мне пора, — Эрика поднялась и, взяв себастьянов пистолет, направилась к выходу. — Мика должен вернуться вечером. Надеюсь… Если честно, он не возвращался с тех самых пор, как принёс вас сюда. Когда я пришла, он уже уходил. Звонил всего три раза: узнать, как вы; сообщить, что с вами дела улажены и вот, пару часов назад. Сказал, что вернётся сегодня вечером. Так что я могу идти, думаю. Ваше состояние относительно стабильное, так что… Полагаю, до прихода Мики вы протяните? Только прошу вас, не вставайте без крайней необходимости. Отдохните, детектив. Вы это заслужили. Себастьян не успел даже почувствовать укол совести — дверь за Эрикой уже закрывалась. Так он остался один в этом незнакомом доме. Его всерьёз оставили одного в таком состоянии? Себастьян не верил — эта девушка, Эрика, она практичная и предусмотрительная. Наверняка где-нибудь да будет её номер на экстренный случай. Внезапно Ватанена охватила волна стыда. Чёрт возьми, за ним целую неделю ухаживала незнакомая девушка, пока он валялся в коме! Она за ним смотрела, а он… Был в коме. И ей наверняка приходилось делать разные… Вещи… Не единожды… Господи, помилуй его бесполезную душонку, он сейчас сгорит от стыда. Детектив прикрыл глаза, шумно выдохнул и попытался перенести свои мысли в менее постыдное русло. На старости лет совесть слишком часто взыгрывала в нём. Словно капризная кошка она заставала врасплох и не давала никуда развернуться. Ведь раньше — о, это славное раньше! — Себастьян был с ней на «ты» и вертел ей как только хотел. Но прогнил в нём с годами весь эгоизм и, видит Бог, Себастьян лучше бы отделался свинцом в голове, предвидь он, что способен на подобное в себе. Видимо, сам Бог решил иначе. Стоп, она забрала его пистолет?!

2

Пребывая иной раз в особом расположении духа, Микаель был эгоистом, и эгоистом мерзким, и ничто не могло надавить на его совесть. Если бы сам Дьявол поднялся к нему из Преисподней, чтобы пристыдить, Мика, скорее всего, засунул бы этому самому Дьяволу трезубец под его козлиный зад и отправил обратно жарить чертей и бить копытами грешников. Ещё бы плюнул вслед. Таков был Микаель Ниеми: бессовестный, агрессивный и совершенно эгоистичный деспот, для которого собственные благо и выгода важнее моральных устоев. Так вот, ночная однорукая поездка пробудила в нём то самое особое расположение духа и возвела его эгоизм в абсолют. Именно этот самый абсолютный эгоизм заставил спасти треклятого умирающего детектива — за ним будет должок, а должники в стане полиции были, есть и остаются полезным инструментом. Пришлось, конечно, немного напрячься, чтобы инструмент остался в своей коробке, но Микаель справился. — Не думаю, что это пройдёт бесследно, — голос Вараса раздался неожиданно, Микаель чуть не подавился пивом. Сплюнув, он сморщил нос и картинно фыркнул, но в ответ ничего не сказал. Какая разница, в самом-то деле? Ну начнёт он что-то видеть. И? Микаель не видел ни одной внятной причины, чтобы тревожить себя лишний раз мыслями о Себастьяне Ватанене. Твою мать, старик сам нарвался и пусть будет благодарен, что Мика спас его задницу от очередного лесного чудовища и заодно помог раскрыть висяк с педофилом и трупами детей. — Что-то не так, — внезапно даже для себя оповестил Ниеми, и в тишине заброшенного парка его голос прозвучал громогласно. Варас, будь он сейчас физической субстанцией, изогнул бы удивлённо брови (если бы у скелетов были брови, конечно). — О чём ты? — О телах, — Мика щёлкнул пальцами. — Помнишь, что ты мне рассказывал про фей? В самый первый раз? — Они опасные, кровожадные, могут управлять погодой в определённом радиусе. Некоторые из фей используют яд, чтобы обезвредить ребёнка. Чем старше дитя, тем токсичнее для него яд. — Да, а теперь, — Ниеми вскинул руку. — Конкретно остановись на части про дитя. Варас, не имея больше сил сдерживаться, возник перед Микаелем. В разные стороны полетели перья, кости затрещали, вращающийся в орбите глаз уставился на бледное лицо перед собой, но, впрочем, Мика подобный перфоманс не оценил по достоинству и лишь безразлично хмыкнул. Всё чаще это рогатое чудище появлялось перед ним просто так, чтобы жестикулировать своими желтоватыми костями и сотрясать воздух шелестом перьев. — Всё-таки дури я тебя учу, Черепушка, — блондин картинно поцокал языком, но тут ткнул пальцем в воздух. — Подожди, это что, глаз? Варас не успел даже ответить — до студенистого тела в его глазнице дотронулся палец. Ощупал. Добавился второй палец и глаз вырвали. Варас не ощутил никакой боли. — На хрена тебе глаз? Ты же черепушка, — Микаель покрутил сероватое студенистое тельце в пальцах, будто впервые в жизни видел такую вещь, как глазное яблоко. — И откуда ты его достал? В прошлый раз его не было. По спине пробежался небольшой холодок от возможных догадок. — Так, подожди-ка, ну ты же не сожрал глаз Ватанена в самом деле? Он же не валяется у меня дома, одноглазый? Варас не умел выражать эмоции, попросту не мог — так сложилось, что череп оленя не богат на мимику —, а потому просто протянул костлявую руку к Микаелю. — Нет. Он мой. — Ну да, как и перья, — Мика сжал в ладони глаз и отвёл руку назад, поморщившись. — Откуда, Варас? — Ты, вроде, спрашивал про фей, — хотел напомнить Варас. — Прямо сейчас мне плевать на них. Варас, откуда глаз? Говори, или я его выкидываю к чертям. Скелет покачал черепушкой из стороны в сторону (ещё несколько перьев осыпалось на землю), раскрыл костлявый рот, вывалив припухший длинный язык, и поводил им по зубам. — М-м-м… Помнишь оборотня из мясного? — Господи Иисусе, ты серьёзно? — Да. — Что, прям вот… — Да. Микаель широко улыбнулся, обнажив свои неровные клыки, и с тихим смешком кинул глазное яблоко в протянутую костлявую руку. — Ну ты и шельма. Ладно, на чём мы там остановились? Варас покрутил глаз в когтистых пальцах, будто проверяя его сохранность, и вставил обратно в глазницу, тут же вновь огладив костяшками. Он действительно видит через него или это просто сувенир? — Феи и дети. — Да, — улыбка быстро угасла с бледных губ. Варас вновь перекатил язык во рту, будто бы пытался подобрать слова или вспомнить что-то. — Дети нужны феям, чтобы те оставались вечно молодыми. Младенцев феи не едят из-за их размеров. Оптимальный возраст ребёнка для феи — пять-шесть лет. Яд феи действует на ребёнка как транквилизатор, но чем старше ребёнок, тем токсичнее для него становится яд. Феи прячут тела в землю, чтобы те быстрее перегнили и оставили после себя кости. Из костей феи делают порошок, которым питаются зимой. Мика вздохнул, рассматривая перья, что закрывали торс чудовища от шеи до самых кончиков копыт. Перьевое рогатое пугало. С одним глазом. — Было что-то ещё. Связанное с охотой. Не моей, а их. Варас щёлкнул клыкастой пастью. — Они охотятся семьями. По телу в сезон на каждого члена семьи. Ниеми покачал головой, начав кусать губы. Мизинец невольно зачесался. — Наш воспитатель — одинокий холостяк. Никого не было, а тела три, — Мика оттопырил пальцы. — И могло быть четыре, на самом деле, но я вовремя подрезал его на дороге. — Три на одного — много, не говоря уже о четырёх. Мужчина крепко задумался, смолкнув, и теперь рассматривал пустую бутылку пива, что стояла в его ногах. Будто в грязном дешёвом стекле могли найтись ответы на все его вопросы. Варас молчал тоже, нависая над Микаелем словно голодный коршун, ожидающий последнего вздоха своей жертвы. В лишний раз он убеждался, что не зря этот человек носил права хозяина в их тандеме. С первого взгляда он может показаться дурачащимся идиотом, простаком и недалёким хамьём. На деле же: эгоистичный, беспощадный и до отвращения дотошный. Докопается до мёртвого, если ему что-то не понравится или покажется неправильным. Вывернет Бога наизнанку, если это понадобится для дела. Хозяин должен вести себя подобным образом. Хозяин. Варас не стыдился того, что называл так Микаеля Ниеми. Не вслух, конечно, нет, но глубоко внутри своего треснутого черепа, внутри своей вечно беспокойной мятежной сущности он говорил: «Да, этот человек — мой хозяин». А где признание, там и преданность. — Собирайся, — мрачно кинул Микаель, бросив бутылку в урну, и глубоко вздохнул. Прохладный воздух начинал морозить шею, пробираясь под куртку и своими невидимыми ледяными руками пересчитывая позвонки один за другим. — Что-то придумал? — вопросил Варас, склонившись прямо над светлой макушкой своего хозяина, и голос его потонул в шуме листвы и свисте ветра в собственной черепушке. Ниеми ничего не ответил. Поднялся со скамьи, отряхнул джинсы и прошёл вдоль старых надгробий, выходя на заросшую тропинку, что вела прочь из этого неправильного парка-кладбища в не менее неправильный город. — Ты знаешь скандинавскую легенду о женитьбе Скади и Ньёрда? — мужчина остановился возле расколотой надвое мраморной плиты, облюбованной воронами, и резко вытянул руку вперёд. Ловкие пальцы вырвали из хвоста перо, Мика покрутил его, рассмотрел с разных сторон и заложил за правое ухо. Вдоль виска стекла крошечная бусина крови. — Она хотела в мужья бога весны, Бальдра, но ничего не получилось. — Она была очарована им, — пояснил Микаель. — Влюблена до беспамятства. И она считала, раз он так красив, то и всё его тело тоже прекрасно. Тогда боги завязали ей глаза так, чтобы она видела лишь их ноги. Скади выбрала ту пару ног, что показалась ей самой красивой. Это были ноги Ньёрда, старого бога. Не ровня Бальдру. Но выбор был сделан. Он поднял взгляд с тропы на Вараса и асимметрично сощурился. — Так и мы ищем виновных, но используем факты лишь в отрыве от общей картины. И из-за этого попадём вскоре впросак. — К чему ты всё это говоришь? Мика позволил холодному ветру хлестануть себя по лицу. — Я реалист. Может быть, пессимист с философской точки зрения. Но, как бы то ни было, будь я проклят, если не попытаюсь сорвать повязку со своих глаз. Варас долго пялился на Микаеля единственным глазом, и невольно мужчина опустил плечи, фыркнув. — Ты охренеть какой занудный, серьёзно. Такой пафосный момент разрушил. И ветер был, и всё, а тебе вот надо было просто стоять и пялиться на меня. Господи, я точно поеду в столицу на следующих выходных и отведу тебя в кино.

3

Если бы две недели назад Себастьяна попросили дать краткую характеристику о Микаеле Ниеми исходя из увиденного в его доме, Себастьян ответил бы, что парень, в первую очередь, является добропорядочным отшельником и социопатом. Самое краткое и ёмкое описание, которое смог бы выдавить из себя детектив Ватанен. Возможно, добавил бы чуть позже, что Ниеми помимо прочего просто наглый спесивый урод. Он бы не ошибся. Сейчас же он бы только покивал головой да пошевелил губами словно рыба на суше; не нашёл бы, что сказать. Потому что две недели назад всё было в порядке, а сейчас — нет. Но с трудом Себастьян мог думать обо всём этом, так как мысли его превратились в бесполезный калейдоскоп и бессвязно роились в голове обрывками эмоций и запахов, смешиваясь в паршивые серые воспоминания. Он даже не представлял, что должен чувствовать, словно тело было в замешательстве. Всё равно что надел ботинки правильно, но ощущение путаницы никуда не пропадет. Ему стоит поспать, возможно. Как советовала Эрика. Нет, не под пристальным взглядом висящего под потолком рогатого черепа. Пустые глазницы будто пялились прямо на Себастьяна, осуждая, насмехаясь, следя за каждым вздохом. — Кыш отсюда, — прошипел детектив беспомощно и обессиленно прикрыл глаза, но это поганое чувство того, что за ним наблюдают, оно никуда не исчезало. Первые признаки паранойи. Что же, теперь он знает, чем можно обеспечить себе безбедную старость.

«Детектив Себастьян и его беда с башкой. Как вампир-бобёр и череп оленя помогли закончить карьеру раньше времени. Мемуары.»

Да, ему определённо стоит написать что-то подобное. Откровенное признание деревенского детектива, рассказывающего мистические ужасы, это все любят. Себастьян перевернулся на бок и с головой накрылся одеялом, колени подтянув к груди. Отчего-то хотелось реветь белугой и смеяться одновременно. Интересно, этот «спесивый урод» Ниеми тоже проходил через что-то подобное? Тоже думал, что потерял рассудок, когда впервые в своей жизни столкнулся с тем, что не может объяснить простыми словами? Тоже помешался поначалу? Себастьяну хотелось думать, что да. От этого становилось легче. Эгоистично, но это облегчало душу детективу и позволяло дышать чуточку ровнее. Ведь нет ничего лучше осознания того, что помимо тебя страдает кто-то ещё.

4

Микаель никогда не верил воле случая, не верил в невиновность и не признавал совпадения. В его мире всё было связано между собой, всё представляло собой упорядоченный список «причина — следствие». Жизнь со временем доказала истинность его суждений — всё связано. Думал он об этом не часто, обычно вслух. Варас был единственным его слушателем и, впрочем, никто не возражал. — Понимаешь? — Мика хмыкнул, жуя сигарету. — Всё связано между собой. У действий есть причины, следствие есть результат действий. К чему относятся наши три тела? — К причине? Они — причина неестественности происходящего вокруг. Ниеми прыснул, выдохнув сигаретный дым из ноздрей. — М-да, долго мне ещё придётся тебя учить людскому. Тела — следствие. Следствие неестественного поведения феи. Нам нужно выяснить причины. — За этим мы и пришли сюда? — Именно. Пальцы бездумно вертели перо, оглаживали иссиня-чёрные ворсинки, пробовали на ощупь фактуру, цепляли ногтями волоски. Мика не видел перед собой ничего кроме чёрного ворса, ничего кроме тьмы. Он уже привык. Он поднял руку и сунул перо в пустую глазницу черепа Вараса. — Сколько уже на тебе перьев? — Тридцать семь тысяч. — Тридцать семь тысяч и одно, — заключил светловолосый и поднялся со скамьи, едва окно на третьем этаже открылось, а Вараса уже не было рядом, как и несчастного вороньего пера с капелькой крови. Многоквартирные дома никогда не нравились Мике, как и большие города в целом. Чёрт возьми, слишком много людей было вокруг! Случись какой-нибудь теракт, пандемия или техногенная катастрофа по вине твоего соседа — и ты в хароновой лодке вместе с ним и ещё целым кварталом в придачу, хочешь ты этого или нет. Поэтому он предпочитал быть маргиналом, оторванным от любого человеческого присутствия рядом большую часть времени, но всё же иногда дела звали его в город, прерывая мирное существование в лесу. Прямо как сейчас. Микаель ненавидел такие дела всем сердцем, итог всегда был один — кровь и несколько седых волос на висках. Первый этаж миновал быстро, второй, третий — и вот он стоял у двери, барабаня в неё словно молотком. Терпение уходило с каждой лишней секундой, выцветшая краска на стенах заставляла хмурить брови и думать о том, как легко в юности мешать палёный алкоголь с дешёвым табаком. На качество всегда плевать, потому что единственный страх, который остаётся — страх быть пойманным. Костяшки пальцев уже болели. Кто бы знал, что лестничные пролёты могут так напрягать? — Мать твою, да кто там?! Дверной звонок для кого весит?! — громогласный рёв донёсся из-за стальной двери, и Микаель невольно остановился, всё беспричинное раздражение улетучилось. Не этот голос он ожидал услышать. Шаги. Щелчок. Дверь приоткрылась, в небольшом проёме Мика увидел высокую сгорбленную фигуру, что никак не желала выходить на свет. — Что надо? — Тук-тук, я Бабадук, — Ниеми скорчил приветливую гримасу, обнажив клыки. — Могу потягаться. Поспорить возьмусь. Меня отрицаешь — сильней становлюсь. Фигура не сдвинулась с места, не издала и писка, и Микаель закатил глаза. — Ясно, значит, воспринимаем только классику? — откашлявшись в кулак, блондин сложил руки на уровне живота. — У меня тут есть шары: и красные, и зелёные, и жёлтые, и голубые, и все они летают. И если ты сейчас же не откроешь или не позовёшь Мэри — твои шары тоже полетят. Дверь закрылась в ту же секунду прямо перед носом, оставив Ниеми в недоумении. Но не успел он его выразить, как дверь распахнулась на всю. Жилистая рука с идеальным голубым маникюром схватила обомлевшего мужчину за шиворот и утащила вглубь тёмной квартиры.