За поворотом

Мама… мне тебя так не хватает. Как ты там? Думаю, что у вас с папой всё замечательно. Не знаю, видишь ли ты, в какую бездну я падаю, но, пожалуйста, не переживай. Со мной всё будет хорошо. Ты извини, но кашу я так полюбить и не смогла. Я не сразу заметила, как горячая слеза покатилась по моей холодной щеке. И всё-таки очень больно вспоминать её. Все те счастливые, добрые воспоминания, которые навсегда останутся останутся в моём сердце. Те самые прикосновения её тёплых рук, которые никогда не были холодными, даже на время отключения отопления. Ладно, надо отбросить все грустные мысли, висящие большим грузом у меня на плечах. Накинув на лёгкую футболку безразмерную толстовку, я скидала пачку, зарядник от телефона и наушники в портфель. Запивать горе уже не так помогает, как в самом начале. Уже пару недель прошло. А может и меньше. Учёба в классе отбросов шла так же, как и в первый день моего перевода туда: постоянные перепалки с Асано-неАсано, постоянные и безуспешные попытки убийства осьминога, а так же постоянные его выговоры насчёт курения и алкоголя. Что ж, думаю, со временем привыкну к этому. Хорошо ещё, что красавчик-учитель и Ирина ничего по этому поводу не говорят. Ирина вообще классная женщина: с ней и покурить можно, и на девчачьи темы поболтать. Да, порой она ведёт себя, как сучка, но терпеть её можно. Во всех этих раздумьях, я даже не заметила, как успела обуться и закрыть дверь. Ну, куда ноги понесут, туда и пойду. А ноги-то не дуры, привели меня к старому корпусу. Хорошо, что сейчас почти ночь, учеников нету, учителей тоже. И всё же ноги оказались дурами. Завели меня в лес. Только шелест листьев под ногами, приятный, но холодный, ветерок и оранжевый блёклый свет от зажигалки, которая, как назло, не хочет подкуривать мою сигарету. Вот сучка. — Эй, тебе помочь? — Акабане. Стоп, что? Акабане?! Что он тут забыл в такой поздний час? И вообще-то, у меня, как бы, имя есть. — Ты что, сталкеришь за мной? — слышу хруст ветки перед собой и вижу… да нихера я не вижу, темнота такая. — Как ты узнал, что это я? — Никто, кроме такой шаболды, как ты, не будет ошиваться в лесу и пытаться подкурить сигарету в такую ветрину, — в его словах я услышала насмешку. Да он издевается! — Щас ты у меня шаболдой станешь. Заеби ебало, пока не нахуярила его, — грубый тон. Ну, как всегда при общении с ним. Но он даже такого не понимает, а просто идёт ко мне вплотную. — Слышь, пидрила ебаная, я в тебя сейчас сигу кину, и мне будет похер, что я скурила только половину. — Покурим? — вопрос, заданный без всяких подколов в голосе. Неужели этот провокатор может нормально говорить? Хотя от его слов я отходила минуты две. — Ты же не куришь. — Кто сказал? — в этот момент он вытянул из моих вялых рук сигарету и, сделав тягу, закашлялся. — Блять, это параша, как ты вообще это куришь? — Оо, ты ещё кнопочку не лопал. Ну всё, побаловался, а теперь отдай, — я потянулась за оранжевеньким огоньком, но вдруг он отдалился от меня. — Ай-ай-ай, а курить плохо, знаешь ли. Родители тебе ничего не говорят? — ну всё. В этот момент мне сорвало башню, и я полетела на него с кулаками. Первый удар, и он увернулся, зарядив мне коленом в живот. Блять, как же давно меня не пиздили. Больно. — Ой, задел за живое? Ненавижу его. Его манеру общения, его характер, походку, умение драться. Ненавижу даже его алые волосы, которые в сумерках время от времени напоминают мне кровь. И почему именно я? Этим вопросом я задавалась почти каждый раз, когда он начинал со мной диалог, который в скором времени превращался в спор или ругательство. Как многие говорят: характерами не сошлись. Да при чём тут характер, если он меня одним своим видом бесит?! Лёжа на холодной и сырой земле, я почувствовала, как что-то капнуло на меня. Плюётся ещё, собака. Стой, нет, это дождь. Что ж, домой придётся идти в грязи. — Вставай, пошли, — во мраке леса, освещаемым только редкими вспышками молний, я увидела его, сидящего на кортах, смотрящего прямо в глубину моих глаз. И что такого примечательного он в них нашёл? Я молчала, не зная, что ему ответить: нагрубить и послать, или всё-таки встать и пойти с ним. Ни то, ни другое. Лёгким движением правой руки я коснулась щеки Акабане, а левой рукой стала притягивать его к себе. Ещё несколько сантиметров — и наши губы сольются в страстном поцелуе. Хах, пусть обломится. Я быстро отвернула голову, и руками вдавила его в сырую и влажную от дождя землю. — Ой, я тут вспомнила, мне идти пора. Пока, Асано-неАсано, — я быстро встала и, не забыв харкнуть в него, убежала из леса в направлении дома. Сзади я услышала только короткое: «Шаболда!» Ну и пусть шаболда. Зато теперь он идёт домой в грязи. Уже переступив порог своей маленькой, но уютной студии, я поняла: мне срочно нужно смыть с себя всю ту парашу, в которой я валялась, а вещи закинуть в машинку. Уже встав под струи холодной воды, обволакивающей всё моё тело, я не могла ни о чём думать. Только о том, что мне придётся снова красить волосы. Ладно, завтра покрашу. А то от шоколадного оттенка осталось почти ничего. Да и корни уже отросли. Каэдэ очень удивилась, когда узнала, что мой естественный цвет волос — белый. Хотя чему тут удивляться? Многие сейчас красятся. Закончив с водными процедурами, я поняла, что замёрзла. Надо бы заварить чаю. Поставив чайник и дожидаясь, пока он закипит, я наконец-то смогла нормально подкурить сигарету. Ветра нету. Хотя откуда бы ему взяться в закрытом помещении? Бля, дым в глаз попал… О, вода как раз закипела. Налив себе полную кружку чая, я тупанула и, отхлебнув, обожгла язык. Ну, это же я. Ладно, чай на завтра, а пока меня согреет тёплый пледик и сигарета, которую я почти докурила. Потушив бычок, я забралась в кроватку и продолжила думать о следующем школьном дне. И всё-таки, думаю, будет весело.