Созвездие Рака

Поездка в Калининград как сплошной диссонанс: ожидание побродить по европейским улочкам ломается о перспективу стоять посреди типичного российского города. Надев очки, Лиза не собирается защищаться от солнца, а хочет спрятаться от всего мира и в полном одиночестве перемещается в своей чёрной толстовке. Вторая неделя тянулась с той же скоростью, с какой они с Мари вновь отдалялись друг от друга. Отдалялись теперь, не смотря в глаза, отвернувшись, чтобы не лицезреть совсем. Корнилова опасалась побежать обратно, Кочурова не видела в их дальнейшем близком общении никакого смысла. Холодная война, в которой не будет победителей, охватила оккупированную ими двумя территорию. «Ты бесишь», — зло бросает Мари, когда Лиза снова хочет показаться в разы опытнее. Титова просит обеих остудить пыл, но температура между ними и так ниже нуля. Кран в номере протекает, и Кочурова, стоя в ванной, отсчитывает секунды между тем, как капля воды вновь разобьётся о керамическую поверхность. По ощущениям праздник совсем не приходит, желание оказаться дома, рядом с родителями, перекрывает все другие. Достигнутые высоты к скорым двадцати трём можно было бы засчитать за успех, но эту девятнадцатилетнюю воображалу, постоянно мелькающую перед глазами, никто не отменял. Мари хочет, чтобы Корнилова исчезла по щелчку её пальцев. Прогноз на потепление не подтвердился, произошла ошибка из-за неточности расчётов. Слишком разные, и в этом различии нет никакого соприкосновения. Без Мари на заднем в разы удобнее, и Лиза, развалившись, роняет свою голову Ире на колени, параллельно оставляя своё послание Кочуровой, которая не увидит его с очередного, уже неведомо какого по счёту заблокированного аккаунта: «Если ты меня не любишь, то я…». Остаётся лишь добавить «тоже нет», но Титова своей дурацкой шуткой всё портит, и Корнилова заливается хохотом. Приготовленный заранее подарок аккуратно упакован и уложен в рюкзак, что Лиза бросает на диванчик и падает рядом, пока Ира тискает и на ухо поздравляет Мари. «Спасибо», — с улыбкой благодарит Кочурова, отвечая на звонок. Для приличия и создания вечной в своей лживости картины дружбы они делают несколько фотографий, бездушных постановочных снимков. — Можешь ехать в отель, — произносит Мари, — отдохнуть, выспаться перед концертом. — Мы вроде твой день рождения празднуем, — хмурится Лиза. — Официальная часть закончена, как и рабочий день. — Поняла, — кивает Корнилова, — расслабляйтесь, — бросает взгляд на виднеющуюся вдалеке Титову и резко разворачивается в сторону выхода. — Ты забыла, — берёт её рюкзак Кочурова. — Ты там кирпичи, что ли носишь? Что так тяжело? — Чувства я там ношу, — бурчит Лиза, забирает свои вещи у неё, опять направляется к двери, но возвращается и эмоционально выговаривает: — Знаешь, вот ты всегда строишь из себя такую взрослую и умную, но ты вообще ни черта не понимаешь. В твоей Вселенной нет ничего и никого, кроме тебя. И какой бы обалденной, успешной и разумной по твоим меркам ты ни была, вокруг тебя тишина, Тихий океан твоей души, которая трясётся и леденеет от одного лишь дуновения. Я лучше поиграюсь в песочнице на берегу, чем стану мочить ноги. Мари упорно смотрит на неё, не планируя парировать. Корнилова столь же упорно ждёт её ответа. Между ними нет ни искры, ни напряжения, лишь работа, лишь холод. Они — новая история сплошных конфликтов и разбирательств. Им не нужно пародировать пародии друг друга, ждать пяти лет после ухода из группы, чтобы в открытую объявить войну. Их стихии не поглощают друг друга, не задевают язычками пламени. Они и есть одна стихия, спокойная и гладкая. Корнилова не хочет мочить ноги, но не осознаёт, что вся её одежда давно промокла насквозь. Они не упрямцы и, зацепившись рогами, не будут давить, пытаясь выставить противника за круг. Они, молча, будут пятиться назад, в безопасное место: Мари — поближе к Ире, Лиза — в свои огромные пустые апартаменты. Титова напоминает о давнем обещании Кочуровой показать ей, что такое видеть вертолёты перед собой. Мари сдерживает своё слово, после чего затаскивает Иру в номер и укрывает, оставив на столике стакан воды. Она стучится в дверь к Лизе за полчаса до рассвета. Корнилова открывает и, опустив глаза, возвращается в постель, перевернув подушку другой стороной, ещё не впитавшую в себя её глупые детские слёзы. — Я возьму? — спрашивает Мари, указывая на лежащую на диване футболку. — Бери, что хочешь, — зажмурившись, призывает к себе быстрый сон Лиза, но не засыпает всё то время, пока Кочурова нагло хозяйничает в её номере: принимает душ, переодевается и ложится рядом. Дыхание Корниловой замирает, когда Мари, приблизившись вплотную, обнимает её со спины, второй рукой поглаживая ладонь, задевая её пальцы своими. Шаг вперёд, два шага назад раз за разом, чтобы в итоге вызвать такси и, поднявшись на нужный этаж, фактически прийти впервые, но по ощущениям вернуться. Вернуться обратно, в безопасное место. И чёрт знает, почему именно эта девочка, доводящая Мари до остервенения, но Кочурова, сжимая её в своих руках, утыкается носом в волосы. А до рассвета совсем чуть-чуть, и главное — не открыть глаза, не потянуться за маской, оставленной на прикроватной тумбе. И главное — не облизнуть губы, не повернуться, не показать свои чувства, оставить их на дне валяющегося на полу рюкзака.