Забавно жить среди богов

— Как же так, Ивао-сан? Не понимаю, — Кусанаги всплеснула ручками, глядя на меня по-матерински жалостливо. Хотя может и не по-матерински — я не помню, как выглядит материнская жалость. — Решительно не понимаю, как можно было так упасть с дивана? — Ты меня недооцениваешь. Я потёр забинтованную руку, стараясь не слишком криво усмехаться. Не нужно ей знать, что это совсем не диванная вина. А то ещё взбредёт в голову пойти к Тоту отношения выяснять. — Спасибо ещё, что мне на голову с потолка плита не приземлилась, а рука — это так, мелочи. — Что значит — мелочи? При всем уважении, Ивао-сан, относитесь к этому серьёзнее — Юи, поверь мне на слово. Я знаю, как выглядят НЕ мелочи. И могу рассказать. Но ты, уверяю, не хочешь об этом слушать. Она надулась. Я даже почти потянулся ткнуть её в щёку, чтобы спустить воздух, но вовремя одёрнулся. Мы сидели во внутреннем дворике общежития, на плетёных креслах прямо под моими окнами. У Юиной руки остывала чашка кофе, к сладостям она даже не притронулась, а вот я выдул по меньшей мере литр чая и закусил круассанами. Можно сказать, своеобразный воскресный обед. Мне с моим нервным состоянием сейчас только сладостями и питаться, или от нехватки эндорфина склеюсь. — Аполлон-сан весь трясся, когда рассказывал мне о вчерашнем, — Кусанаги нахмурилась. — Он склонен к преувеличению, поэтому сначала даже не верилось. Так что поймите меня правильно — я испугалась, когда увидела Вас с синяками под глазами и перебинтованным предплечьем. Ути бозе мой, в этом мире, оказывается, есть люди, которым на меня не всё равно!.. Как-то слишком саркастично прозвучало… — Это правда очень мило, Цветочек, но давай без утрирования. Оно меня нервирует. Она задумчиво пожевала нижнюю губу и ничего не ответила, но по её напряжённому лицу и так было понятно, что утрирования будут. — О! Вот он где! Брат, я нашёл его! Внезапный стремительный топот в моей квартирке прервался возникновением над подоконником лохматой головы Сусаноо. — Эй, ты чего тут… Его взгляд случайно зацепил Юи. Он вздрогнул, очевидно, только что заметив её… — Ой, — …и совершенно не к месту залился краской. — Ой. Я… я не помешал?.. — Прогуливаюсь, — как можно более ровно ответил я. — Я тут прогуливаюсь. Мне в моём состоянии полезно. Свежий воздух, видишь ли, улучшает регенеративные процессы и повышает эффективность, а так же работоспособность людей со сломанными руками, Цукито, или ты прекращаешь записывать, или я выкину твою тетрадку в море. Здравствуй, кстати. Стоящей в проёме двери Цукуёми сложил руки по швам и отвесил мне полноценный приветственный поклон. Я, в виду дикой японской невоспитанности, просто кивнул. — Что ж, Ивао-сан, было приятно с Вами поговорить, — тут же вскочила Кусанаги, хватая недопитый кофе и, видимо, намереваясь помочь с уборкой. — Очень рада, что с Вами всё «не так серьёзно»… Я ухмыльнулся. — …и надеюсь, что вскоре Вы поправитесь! — Постой, ты что, уже уходишь? — Сусаноо высунулся из окна на три четверти, грозясь вывалиться и рухнуть на столик. От греха подальше, я взял на колени поднос с посудой. — Мы не хотели мешать, честно! Мы… мы можем уйти! Ему в ответ замахали руками. — Нет-нет, что Вы! Я просто… Мне просто пора, вот и всё! — Вы покраснели, Кусанаги-сан, — вклинился лунный бог, распугивая пташек своей постной физиономией. — Вам жарко? Или, может, Вы лжёте? Его рука уже бегала по бумаге, в то время как взгляд не отрывался от меняющегося лица бедной Юи. Кажется, она не знала, что ей делать — оправдываться, злиться или бежать. Я почесал нос и чуть отклонился в сторону — Такеру решил вылезти из окна, не хотелось стоять на пути. — Мне правда просто нужно идти! Куча, куча дел! Увидимся позже! Кусанаги вылетела из дворика, чуть не высадив дверь, только пятки сверкнули. — Какая куча дел может быть в выходной? — недоумённо поинтересовался Сусаноо, поднимая выроненную Юи чашку — кофе, разумеется, расплескался. Хорошо хоть не треснула. — Это была всего лишь отговорка, Такеру Тоцука, — прохладно заметил Цукито, не отрываясь от письма. — Люди часто используют их, когда пытаются избежать чего-либо. — Ага, — негромко буркнул бог морей, поскрёбывая ногтем рисунок на керамике. — Значит, всё-таки помешали. На моё предположение о том, что за два с лишним дня она просто устала от их рож и хочет морально отдохнуть, Тоцука-младший ответил посылом в задницу. А старший внёс надлежащие коррективы в свеженаписанный конспект. Полагаю, что дословно. — Ей-богу, от одного только вида ваших божественных харь хочется бежать без оглядки, так что скажите спасибо, что она сразу вас не киданула. — Заткнись, — вяло откликнулся Такеру, падая на Юино место и набивая пасть конфетами. Бесцеремонный какой. — Если ты хотел побыть с ней подольше, надо было действовать иначе. Он поперхнулся, и я еле успел прикрыться подносом от шоколадного фонтана. Лицо Сусаноо на мгновение скривилось в немом ужасе, и тут же стало пунцовым — то ли от смущения, то ли от злости. — Ты… Да что… И в мыслях… — Конечно хотел, — невозмутимо сдал Цукито. — Друзья любят проводить время вместе, разве нет? Скептически восприняв все пламенные: «Конечно друзья, мы же друзья, а как иначе?» — бога морей, я пожал плечами. Не хочет сознаваться, пусть не сознаётся — я всё-таки не Лаватейн, чтобы душу вытрясать… По крайней мере не настолько. Сусаноо вытер салфеткой испачканный рот и забрал мою кружку. Наглость в последней инстанции, но я-то знаю, что у кого попало он чай не ворует. А вот Цукуёми сама отстранённость — по-прежнему торчит посреди дворика, хотя рядом стоит кресло. Пришлось жестом пригласить его сесть, чтобы прекратил мозолить глаза. — Я, кстати, слышал, что Тот пошёл тебе на уступки, — Такеру вытянулся на стуле, сползая по спинке. — Из-за руки. — Ну вроде того, — в подробности вдаваться не хотелось совсем. Как и вспоминать. — Поскорей бы прошло это мероприятие, одна нервотрёпка. Я знал, что японцы уже закончили сценарий и дело стоит лишь за репетициями — Юи обмолвилась об этом как раз сегодня. А у меня две чокнутые группы и на руках лишь общий материал: такими темпами ни за что не успеешь. Разумеется, я это понимал. Как и Кусанаги. — Хорошо, что Юи предложила мне помощь, — я постарался усмехаться не слишком широко и довольно. Подумают ещё, что работу на хрупкие женские плечи скидываю. — Она забрала греческую группу. Тоже своего рода уступка моей сломанной руке. Такеру странно хрюкнул. — Накрылась Аполлонова изоляция медным тазом. Хотя, думаю, компания Юи несколько сгладит его, хм, горе. Чёрт, я ведь проспорил… Он хрюкнул ещё раз, уже удрученно, а я невежливо хохотнул. — Погоди, ты — спорил? И проиграл? Ставил на Аполлона, что ли? — Не, я ставил, что всё рухнет в эти же сутки. А оказалось, — беспомощно развёл руками Сусаноо, закидывая ногу на ногу и наблюдая за ползущей по шлёпанцу букашкой. — А оказалось, через. Тирс подгадал ещё так, словно договорился, засранец. Да Дионис вообще, по моим наблюдениям, был удивительно хорош в азартных играх — а уж такую ерунду, как споры, и вовсе на раз-два выигрывал. Я зарёкся с ним в кости играть после первого же случая: чуть без трусов тогда не ушёл. Про покер просто промолчу… — На что спорили хоть? — Да на ерунду какую-то, — небрежно бросил бог морей, пересаживая божью коровку на палец. — Не помню. Э-э, ты, что, отвертеться захотел? Не на того напали! — Цукито, ты точно помнишь, — на что они спорили? — На поцелуй. — На что-о? — Нет! Поздно. — Да нет же! Не на поцелуй! — орал багрово-испуганный Такеру, пытаясь заткнуть мой истерический хохот. — В смысле, на поцелуй! Но в другое место! Не в губы! То есть… Не в Тирсовы! Да чёрт возьми! Мне показалось, что я сейчас задохнусь. На глаза наворачивались слёзы, но я, икая, продолжал ржать — Сусаноо уже хотел мне вломить, но вдруг сам не удержался. Мы смеялись, как два идиота, оглушительно-смачно, и только Цукуёми продолжал почтительно молчать, разве что улыбаясь краешком губ. — Катись в пекло, — отмахивается наконец бог морей, утирая рукавом влажные глаза. Он всё ещё трясётся в немом припадке, но дышит уже спокойнее. — Я не намерен лобызаться с ходячей винокурней ни на спор, ни как-либо ещё. Во дворе пред главным корпусом стоит статуя, знаешь? Мраморная дева. Вот ей я задолжал поцелуй. Перед всей академией. Я даже присвистнул. — То есть, и перед Тотом. Да ты совсем себя не бережёшь! Хотя, Зевс тоже вряд ли будет в восторге, когда увидит, что ты облизываешь Афину. Пусть и каменную. Но Тоцука лишь повторно отмахнулся, бурча, что лучше получить молнией в зад, чем целовать тутошних божков, что Диониса, что, скажем, Лаватейна. Особенно Лаватейна. Раздавшийся над моей головой смешок был неприлично весел — Ди полупьяно хихикал в ладонь, опираясь локтями о подоконник. Жутко растрёпанный и такой же довольный. У меня сегодня проходной двор — когда только зайти успел, зараза. — Эта замечательная идея, честно говоря. Даже как-то стыдно теперь, что я решил тебя пожалеть, — он мигнул травяным глазом, и расплылся в широкой, абсолютно Аполлоновской улыбке. — Воркуете? И даже не позвали? Обидно-обидно, Ив. Я думал, мы друзья. — С тобой дружить себе дороже, Тирс, и ты знаешь об этом. — С языка снял, — щёлкнул пальцами Тоцука. Вяло-снисходительный взгляд винодела упёрся в скривившийся рот бога морей как-то слишком задумчиво. Разведя локти, Дионис распластался в окне, уложив висок мне на плечо, и вздохнул. — Мне теперь даже любопытно, что ещё такого можно с твоего языка снять… Правда, ты вряд ли оценишь мой порыв любознательности. Сусаноо хмыкнул. Ну ещё бы. — Это ведь… Какой-то оборот речи? — вдруг негромко поинтересовался у меня Цукуёми, ворочая в пальцах ручку. — «С языка снять»? Или тут речь идёт о слюне, или о папилломах, или… — Да-да, оборот речи, пожалуйста, не продолжай, — я наклонился вперёд так резко, что Тирс чуть не вылетел во двор, потеряв точку опоры. — Элементарный фразеологизм, никакой материальной подоплёки. — Ну, может быть, не совсем никакой… — Ди, заткнись! — Да я вообще уйду, — пожал плечами тот, выпрямляясь и почёсывая ладонью голову. — Шумно у вас, и нервно, а у меня дела есть, я только на минутку завернул. Загляните вечером в наш отсек — буду вскрывать вино на пробу, так что чужое мнение не помешает. — Это ты так элегантно пригласил нас на пьянку? Он развёл руками: — Какой же ты бываешь противный, Ивао. Кошмар. Я, между прочим, бог виноделия, а не алкаш подзаборный — междометиями не изъясняюсь. — У-у, какие мы слова знаем, «междометия»! — не без удовольствия передразнил Сусаноо, ковыряясь мизинцем в ухе. — Я не любитель алкоголя, так что — без меня. Не то чтобы я сам был ярым приверженцем алкоголизма, но в последнее время действительно очень хотелось напиться… Да и не попробовать вино бога вина — по меньшей мере страшная глупость. Так что я согласился почти не думая, и Ди одарил меня блаженной улыбкой. Никто не сомневался, собственно, но Цукито тоже отказался, объяснив свой ответ несколько чётче младшего брата — он слишком занят пьесой, чтобы на полпути отвлекаться на ерунду. — Понял, принял, упрашивать не буду. Что касается тебя, трезвенник, можешь прийти просто за компанию — персонально для тебя принесу просто сок. Для тебя и Юи. Волшебное «Юи» подействовало на Такеру, как удар по лбу — он чуть не вывалился из кресла, а потом вскочил, пытаясь замаскировать всё это под разминку. Мы хором сделали вид, что жутко верим. — О, а она… То есть, ты что, её раньше нас позвал? И что ты там с ней делать один на один собирался, а? Мне совсем некстати вспомнилось, что Тирс бог плотских утех во всех проявлениях, а Ди, с покривевшей улыбкой, не преминул отметить, что «собирался» он лишь позвать как можно больше народу. — Ну так что? — От своих слов не отказываюсь! — упрямо фыркнул Тоцука, почёсывая щёку. — Я действительно не пью! Но и отказать в дружеской просьбе не могу… Дионис, дрожа губами, еле успел кивнуть и свалить за дверь, чтобы не расхохотаться, и только потом крикнул, что сбор объявлен в шесть вечера. Глянув на мои настенные часы, братцы-кролики тоже поспешно вскочили и, раскланявшись, удрали вслед за Тирсом, пожелав мне напоследок скорейшего выздоровления и вообще всех благ — всех благ по меркам древних японцев. А мой затянувшийся обед плавно перетёк в полдник, хотя есть уже не хотелось. Хотелось пройтись. И у меня, собственно, была возможность.

***

В воскресение в Академии в основном тихо — учеников ничего не держит в классах, и они разбредаются кто куда: некоторые отсыпаются, некоторые изучают округу, некоторые собирают компании и придумывают себе развлечения. Всё настолько натуралистично, что даже забываешь, что большая часть твоих одноклассников — призраки. …а другая часть боги. Которые вне данных обстоятельств, в принципе, могут щелчком пальцев стереть тебя в порошок. И я, если честно, не уверен, хорошо забывать это, или всё же стоило бы помнить. Полуденное солнце сегодня такое же яркое, как и вчера, но уже не столь тёплое: кажется мне, что вместо лета получим мы слякотную осень, а то и зиму. Лучше зиму. Холодную, снежную, с морозным небом и яркими звездами. Может даже северным сиянием — никогда не видел его, это северное сияние, было бы интересно взглянуть. Обвешаю всю квартирку гирляндами, закутаюсь в мишуру и сяду читать книги под окном. Если мне, конечно, дадут это сделать, а не вытянут, скажем, валяться в сугробах, пить глинтвейн и пихать снежки за шиворот. Да. Хочу зиму. Я поковырял носком рассыпанный на дорожках гравий, потёрся около млеющих под деревом духов — даже пару комплиментов хихикающим девчонкам отпустил, — и побрёл дальше, сворачивая на едва видную за зеленью тропку. Не знаю, откуда она тут и зачем, но я хорошо её запомнил: в основном потому что место, куда она вела, очень тихое и спокойное. Подходящее для одиночества вдали от суеты. А вокруг меня, в последнее время, что-то её чересчур. Устал. Отодвигая руками раскинувшиеся ветки, цепляясь и царапаясь, я невольно вспомнил старый парк в родном городке — дремучий и «одичавший». Он стоял на самой окраине и давно не видал ухода, а потому зарос так, что стал больше похож на лес. Сестра очень его любила: таскалась туда, как только выдавалась свободная минутка. И меня с собой брала. Ягод там мало было, грибов — и того меньше, но парк был чудесен какой-то потусторонней таинственностью, по меньшей мере, так считала Лора. Фанатка мистики, любитель мифологии… «А вдруг этот парк — и не парк вовсе? А вдруг Мюрквид? И мы сейчас идем прямиком в Муспелльхейм, в лапы огненных великанов!» Больше, чем изводить меня страшилками над костром, она любила, разве что, петь. И ведь хорошо пела. Глубоко, с чувством — сколько ни пытался, у меня так не получалось. Лора не смеялась, когда я фальшивил, и даже не морщилась. Ей нравилось петь со мной дуэтом, хотя мне и до сих пор непонятно, почему. Может, на моём фоне она звучала выигрышней. А может, причины не было вовсе. — «Я перепрыгиваю с мысли на мысль, как блоха на солнечный свет. Ты можешь передать аспирину головную боль всей своей жизни». Тропинка окончилась резко, почти обрублено, выведя к озерцу, крохотному и круглому, как зеркало, но глубокому. Подступов к воде не было, земля уходила вниз обрывом — и я, сняв сандалии, сел на него, опуская ноги в воду. Слишком холодную для мая. — «Может, это сумасшествие, по которому я буду скучать: Поливать пластиковые растения в надежде, что они вырастут, Видеть уведомление о сообщении и разбивать свой телефон». Ветер трепал древесные кроны над головой: они качались, шумели свежей листвой. Если закрыть глаза, кажется, что вовсе не я заперт на островке, созданном прихотью небожителя. — «Может, это сумасшествие, по которому я буду скучать. Это лучшее, что может быть…» — А я иду и думаю — кто воет? Мог бы и сразу догадаться, что ты. В затылок влетело что-то маленькое, но увесистое — оказалось, шишка. Молодая. Другая, точно такая же, мелькала в пальцах ухмылявшегося Лаватейна: без школьной формы ещё более пёстрого, чем обычно. Вроде бы, он ждал моей реакции. Наверное, гневной. Ну и пусть ждёт дальше. Забрав отскочившую шишку, я сунул её в рот и отвернулся обратно — а ведь хотел немного побыть один. Не вышло. За спиной неуверенно потоптались. — Что, даже не скажешь ничего? — он вздохнул. Нет, он вздохнул. Так, будто я только что нанёс ему смертельную обиду. А потом прошелестел травой и плюхнулся рядом, скрещивая ноги — пахнуло жаром. От него всегда, даже несмотря на оковы, исходил жуткий зной, как от лихорадочного. Кажется, даже вода в озере стала чуть теплее. Выпятив нижнюю губу, трикстер чмокнул и нахмурился. Его щёку оттопыривала вторая шишка. — Какая гадость… Зачем ты вообще её жуёшь? Я пожал плечами. Нравится, вот и жую. Тебя не заставлял. Рыжий бес поморщился, будто прочёл мои мысли, но не выплюнул. Опёрся о колени и лоб в складки собрал, нехарактерно-серьёзный, как на похоронах. Без Хрингхорни и Тора под боком, он казался каким-то… потерянным. До жути одиноким. Возможно, поэтому никогда не ходил один: жалости к себе не терпел. — Мне Тор рассказал, — поддавшись назад, Локи завалился на спину, раскидывая руки. — Про вчера. Про Тота, про перелом твой. Да ещё смотрел так осуждающе, что у меня волосы искриться начали. Мол, я же виноват, моя проделка… А не надо быть таким бесячим, понял? Тогда и динамит на голову меньше сыпаться станет. Может быть. Он фыркнул, дыша смолой, и скрестил руки на груди. Судя по всему, моя молчаливость его раздражала. Даже любопытно, а есть ли во мне что-то, что не раздражает Лаватейна? Навряд ли. Я вытащил подмёрзшие ноги из воды и поджал под себя, согревая ладонями. Шишка во рту уже превратилась в горькую кашицу, которую пришлось сплюнуть — без монотонного пережёвывания тут же стало как-то неуютно. Даже отвлечься не на что… По сочной траве пробежала волна: какой-то маленький зверёк прошмыгнул мимо нас, совсем близко — покемоны в Зевсовом Саду вообще непуганые. Локи проследил за ним, приподнявшись на локтях, пока он не скрылся за деревьями, и не отрывался какое-то время после. А потом… — Я не хотел, — серые глаза поглядели на меня упрямо, почти с вызовом. — Не хотел тебя калечить. Это не входило в мои планы. Может быть я и пакостник, но злой умысел удел не мой. Сказал, и замолк, переведя взгляд куда-то по ту сторону озера, пока я пытался вспомнить, о чём только что думал. Мне… мне ведь не показалось? Нет? — Челюсть подбери, — буркнул Лаватейн, пихая меня в бок — очень осторожно. — Не показалось. — Передо мной впервые, — я с трудом проглотил вязкую слюну и закашлялся. — Извиняется бог лжи. — Бог лжи, огня и хитрости — не забирай мои регалии. Бес завозился и сплел девчачьи пальцы на животе, жмурясь под пробивающимся через листву светом. Теперь он выглядел более благодушно, будто выдернул терзающую занозу, или что-то вроде. А может я просто себе льщу. — Ты, кажется, выл что-то, когда я пришел. Вой дальше. Мешать не буду. — Не представляю, в какую жопу ты засунул свою гордость, Лав, если только что пошёл мне на уступки. Он ухмыльнулся от уха до уха, скаля ровные зубы, но промолчал, а потом и вовсе, кажется, задремал, стоило мне снова начать петь. Лаватейн — говнюк. Жутко редкостный, прямиком из Красной книги. Опарыши вместо риса, твои трусы над входом в Академию, ссыпанные за шиворот блохи — вот его уровень. На большее он не раскочегарится, опасаясь гнева Зевса, но и этого достаточно чтобы понять, какого рода хмырь перед тобой. И сидеть вот так запросто с ним бок о бок, это что-то из фантастики. Особенно для меня, на которого у него наточен отдельный клык — в этом, можно сказать, виноват я сам. А можно и не говорить: в самую первую разборку я, конечно, встрял по своей воле, но и Лав скотина изначально, а не потому что мы когда-то там на кривой дорожке не разошлись… По воде прошлась крупная рябь. Заинтересовавшись, я сунулся ниже, вглядываясь в тёмную глубь. Рыба. Совсем у поверхности. Ртом шлёпает, пузыри пускает, и таращится. Крупная, зараза! Я не особо рыболов, но даже у меня руки зачесались потрогать — и я, дебил, возьми, да и сунь. Рыбина под пальцами — фьють, а потом как хвостом по поверхности — х л о п! Бры-ызг… Окатила меня так, что зубы клацнули, и обратно к дну ушла! Гадина. С трудом вздохнув, я начал отплёвываться. — Форель, — как-то слишком самодовольно изрёк Локи, с издевательски-сочувствующим выражением на острой харе принявшись отжимать мою чёлку. — Я такую часто ловил у нас, на Севере. Только не речную, а морскую. Хорошая рыба, жирная и очень вкусная, если сготовить сумеешь. — Форель… А что лосось? — вырвалось у меня. Лаватейн озадачено приподнял брови, слегка поубавив спеси. Кажется, он ждал продолжения, или хотя бы объяснений. Но у меня будто язык к нёбу примёрз. Причём не по своей воле. Ты, Зевс? Не даёшь мне рассказать, потому что этого с ним ещё не произошло? Действительно, зачем пугать милого мальчика пустословием о далёком будущем… — Лосось — тоже, — осторожно откликнулся трикстер, выждав пару секунд. А потом как-то ссутулился и криво усмехнулся, подёргивая губами. — Когда ты — изгой, приходится учиться… выживать. От его тона, от взгляда, которым он смотрел на озеро, по моей коже пробежали мурашки. Я только что стал свидетелем того, чего не должен был — его слабости. И если Локи выказал её всего лишь забывшись… Дьявол, серьёзно! Не зная, куда себя деть, что сказать или сделать, я почти подался накатившей панике, как вдруг где-то неподалёку хрустнула ветка. Мы с Лаватейном взвились, словно ошпаренные, и отскочили друг от друга: как школьники, которых застукали в раздевалке… Что за ассоциации такие, чёрт возьми! — А… Тор, это ты, — рыжий бес выдохнул сквозь стиснутые зубы, пряча подрагивающие пальцы в карманы. Меня, надо сказать, тоже потряхивало. — Ты мне отомстить, что ли, решил? Я смерил взглядом возвышающуюся над нами бирюзоволосую орясину и меня передёрнуло сильнее — как можно быть таким шкафом и передвигаться так тихо? Мне что-то кажется, что и веткой он хрустнул чисто из вежливости, чтобы предупредить о своём появлении. — Я решил тебя найти. Как видишь, нашёл, — Мегингёрд перевёл на меня янтарный взгляд, на долю секунды задержавшись на забинтованной руке. — Здравствуй, Ивао. Дионис просил напомнить, что ждёт через полчаса. — О, э, да, — деловито отряхивая брюки от налипших травинок, у меня получилось изобразить бурную деятельность, лишь бы не выдать дрожащих губ. — М, спасибо, Тор. Ну… мне пора. Спешно покидая скандинавов и чувствуя пристальное внимание одного из них, я тщетно пытался убедить себя в том, что мне просто кажется.

***

— Эй, Ив… Ив? Ив! Гамак тряхнуло с такой силой, словно кто-то намеренно пытался меня прибить, и я чуть не вылетел с него вниз головой. Дионис громогласно расхохотался и пощекотал мне щёку каким-то стебельком, пока я едва держал в себе трёхэтажные матерные, отпихивая его ногой. Что только добавляло ему веселья. — Ты чего, обиделся что ли? — Катись к дьяволу! — завопил я, толкая особенно удачно. Запнувшись о забытую кем-то скамеечку, винодел рухнул спиной вперёд, теряя весь свой игривый настрой. — Сам туда и катись! — огрызнулся он, потирая затылок. — Я тебя просто разбудить хотел. Нечего так крепко дрыхнуть, все давно собрались! — Да ты меня чуть до инфаркта не довёл, полудурок! — у меня закружилась голова и я едва не поцеловался с полом, но вовремя подскочивший Ди успел удержать. — Прости, Ив. Переборщил, каюсь. Извини. Я послал его повторно, но уже без той ярости, с которой начал. Всё же, не его вина, что мне так паршиво: это спасибо всем остальным, во главе с Зевсом. Вот жил себе полгода не тужил, знал, чего от кого ждать, а тут — нате! И Мегингёрд какой-то слишком дружелюбный, и у Лаватейна откровения попёрли! Что дальше — Агана-Белеа мне в любви, упаси Господь, признается? Ад кромешный, аж до кошмаров докатилось… Меня тряхнуло. Не могу вспомнить, что мне только что снилось, но что-то… тяжёлое. Тяжёлое и холодное, с привкусом сырой воды. Будто меня прополоскали в болоте. Я задумчиво потрогал край футболки — вроде сухая. Точно приснилось. Интересно, с чего бы: я вроде только ноги помочил, неужели из-за этого… Во всяком случае, прорицание конёк не мой, вряд ли сон вещий. Дионис тронул меня за плечо, отрывая от раздумий, и обеспокоено зашнырял глазами по моему лицу. Я лишь хлопнул его в ответ по шее, сгоняя наводящую тоску жалость, и, не дожидаясь, пошёл вперёд. У греков мне нравилось и не нравилось одновременно: вся эта вычурная помпезность, крутые мраморные лестницы и позолота вгоняли в жуткое уныние; но вот мелкие комнатки с огромными окнами приходились по вкусу. Ди неплохо знал мои предпочтения в планировке помещений, а потому сразу выбрал именно такое, в самой глубине греческого отсека. И поскольку я, а также сопровождавший меня винодел прибыли последними, Кусанаги и Сусаноо уже успели рассесться вокруг кофейного столика по удобным им местам. Нам с Дионисом достались небольшой диванчик и кресло. Вяленько поздоровавшись с бодрым и каким-то взвинченным Тоцукой и благодушной Юи (так не по себе видеть их в домашней одежде — будто и не они), я плюхнулся на софу, заставляя заворчавшего Тирса пробираться через мои ноги с ящичком вина к своему уголку. — Какая ты скотина, Ив. Мог бы и вперёд пропустить! — Я что-то не заметил у тебя юбки и женского имени. Ладно бы зад был хороший, а так и там ловить нечего. Ди шутку оценил, подмигнув мне блестящим глазом, а вот оба японца, если и хихикнули, то как-то смущённо. Ну вот такой у меня юмор, что поделать, смиритесь. — Ладно, как говорится, чем богаты. Для трезвенников вот: апельсиновый, яблочный и виноградный (а чего вы от меня ожидали?) соки, для «пьяниц», — он ещё раз подмигнул мне, я ответил ему слабой усмешкой, на что Такеру закатил глаза. — Кое-что покрепче. И ещё фрукты всякие, ягоды. Сам растил. Ну и дядя немного. — Хозяйственный ты парень, Тирс, прям хоть в жёны бери, — пробормотал я, подставляя бокал под только что откупоренную бутылку. Винодел кивнул, принимая это за похвалу, и надулся от гордости. — Эй, чего так мало? Пожалел, что ли? — А я очень жадный, не знал? Пей-пей, не ворчи! Это только первый рецепт, а у меня их, — он демонстративно похлопал по ящику, тот отозвался стеклянным дребезжанием. — Ну ты понял. — Только вусмерть не упейтесь, — буркнул бог морей, галантно, но немного неуклюже, наполняя стакан Кусанаги яблочным соком. — Мне вас двоих растаскивать не улыбается. — Ну нас двое, — Дионис покачал бокал в руке, чокнулся о мой, а затем отсалютовал сидевшим напротив «трезвенникам». — Вас тоже. Как-нибудь распределимся. Я молча пнул его кресло ногой, чтобы он вовремя заткнулся и не перешёл случайно черту дозволенных в присутствии японки шуток (шуток ли?), а затем пригубил вино… Глядя на мою рожу, Тирс расхохотался, как псих, и чуть не сшиб коленом бутылку со стола. — Что, Ив, язык проглотил? Ай-яй, как жаль, мне нравились твои едкие комментарии, как теперь без них жить-то будем? Да-да, «катись к чёрту», я помню. Мне было сложно удержаться от смущённой улыбки, поэтому пришлось спрятать рот в ладонь, сделав вид, что напал приступ кашля. Ди решил не испытывать меня на прочность и дальше, и внезапно повернулся к Юи, одарив её ленивой полуулыбкой. Заметив, как Сусаноо в ответ на это что-то тихо забулькал в свой стакан — разобрать удалось только «ухмылку» и «засунь», — я закашлял ещё сильнее, на этот раз стараясь скрыть смех. Атмосфера в комнате постепенно становилась теплее. — Милая, я слышал, теперь ты у нас вместо Ив? — Да, — она чуть пожала плечами: тонкая лямочка сарафанчика соскользнула по округлости, и Юи тут же поправила её обратно, приковав к себе взгляды обоих богов. Я, наученный жизнью, остался равнодушен. — Всё же было нечестно заставлять Ивао-сана в одиночку работать с двумя группами; к тому же мы справились даже быстрее, чем я предполагала. Вот я и подумала… кстати, а откуда Вы знаете? — У меня о-очень длинные уши, — хихикнул грек. — Это не единственное, что у тебя о-очень длинное, — я подцепил с блюда клубнику, крупную, как абрикос, и наверняка Аидову. — Настолько, что иногда укоротить хочется. — О да, тебе ли не знать… в любом случае, — наткнувшись на вытянувшееся лицо Такеру, Ди поспешил замять двусмысленность. — Позволь первым поприветствовать тебя от лица греческой группы… и посоветовать захватить беруши на первую встречу, чтобы не оглохнуть от вопля братца. И хотя я ни в коем случае не против твоей прелестной компании, мне жалко, что Ив больше не будет приходить. Он тяжело вздохнул, опрокинул в себя бокал, наполнил его, и опять опрокинул. Очень хотелось влепить ему подзатыльник, чтобы прекратил показушничать, но вовремя вспомнилось, что распускать руки на богов чревато. Даже таких, как Тирс. По крайней мере, напрямую. — Жалко у пчёлки. Давайте сменим тему, пожалуйста. Я уже слышать не могу ничего про самодеятельность. Тошнит. — Без проблем, — винодел сунул руку в ящик с бутылками и на ощупь вытянул одну из них. — На, вот эту попробуй. Гарантирую, тебе понравится… Так вот. Может быть, тогда вы с Юи нам что-нибудь расскажите? Я вскинул брови, возясь со штопором. — Например? — Что-нибудь людское. — Конкретней. Тирс застонал. — Зачем ты опять втягиваешь меня в сложный мыслительный процесс, когда я пытаюсь накидаться? Не знаю, о школе расскажите что-нибудь! Люди тоже воспринимают её скучной человеческой обязанностью? — Только некоторые. Не все же такие ленивые слизни, как ты. — Но-но-но! Я всё ещё бог! — винодел покачал пальцем и снова отпил вина. Его травяные глаза блестели лихорадочней с каждым глотком. — Поэтому попрошу соблюдать элементарные правила уважения к высшей силе… Кусанаги тихо рассмеялась в кулачок, а я, наконец, умудрился разобраться с пробкой: с негромким «чпок» она вышла из горлышка бутылки. Потянувший винный запах показался смутно знакомым. Махом допив остатки сухого, что ещё оставались в моём бокале, я наполнил его новым вином. Оно оказалось очень тёмным, почти чёрным, и почему-то ассоциировалось у меня с… Ох. Я понял. Это портвейн. — …и всё же, что там на счёт школы? — Ну, — Юи задумчиво повертела в руках яблоко, царапая ноготками кожуру. — В Японии школе придаётся огромное значение. Мы проводим там большую часть своего времени: на занятиях и в клубах по интересам. Плюс домашняя работа — её ведь тоже можно засчитать. Так что на себя остаётся не так уж много… — Кошмарная жизнь, — подвёл итоги Тирс. — Я бы умер. Хорошо, что мы тут только на год. — Это если повезет, — не согласился Сусаноо, потянувшись за графином апельсинового сока. Через весь стол. Рта ведь нет, чтобы попросить. — Далеко не все из нас так уж сильно стремятся познать людей. — И ты в их числе, между прочим. — Да-да, я в курсе, меня уже ткнули носом пару дней назад. — Приятно, что ты помнишь уроки, — я улыбнулся смутившемуся богу. — Ну, а что касается меня… Там, где жил я, со школой всё иначе. Она занимала лишь полдня, внеклассные занятия не были обязательны — а если и были, то я всё равно не ходил. Мало что тогда могло меня заинтересовать, а то, что могло, уж точно не входило в школьную программу. — А вообще, школа не такая уж и плохая вещь, — Юи одёрнула сарафан и подобрала ножки на пуф. Тирс заинтересовано покивал ей в ответ, наполняя очередной бокал — он скоро сопьётся с таким усердием. — Пока ты учишься, ты уверен в завтра. Вроде как у тебя есть режим, не нужно суетиться, планировать. А вот её окончание… Оно означает переход во взрослую жизнь, в жизнь, с которой ты ещё не знаком. Это очень важный период для любого человека, и очень трудный… А Вы, Ивао-сан? Она вдруг обернулась ко мне, излучая любопытство. Я промолчал, ожидая уточнения, и отпил портвейн — сладкий невозможно, сахар почти хрустел на зубах… Невероятно! Отдаю Дионису должное, он действительно не зря бог виноделия, раз сходу определил, что именно мне нравится. — Вы ещё в школе? Такеру, внезапно тоже поддавшись разговору, передвинулся ближе. — Нет. — Давно закончили? — Довольно. — А сейчас где учитесь? — Не учусь. Девочка, хватит, остановись. Ты же видишь, что я не хочу отвечать, так перестань задавать мне неловкие вопросы и отбирать хлеб у Агана-Белеа. — Не вредничай, братишка, — Тоцука недовольно вскинул куцые брови и влепил мне ладонью по шее: я чуть не проглотил челюсть. — Это не такая уж секретная информация, всего лишь кусочек прошлого. — У всех разное прошлое, Такеру, и невсегда оно весёлое. Ты и сам знаешь об этом, — Дионис покачал рукой с бокалом. — Он имеет полное право не хотеть. Зелёные глаза налились пьяным сочувствием, и я поспешно опроверг его заявление, опасаясь, как бы Тирс не разрыдался. — Мы не будем настаивать, если Вы не хотите, — Юи обворожительно улыбнулась, видимо, таким образом пытаясь меня задобрить. И не то чтобы у неё этого не получилось, но… Хмх. Чёрт с ним. Надеюсь, что боком мне это не выйдет. Я вздохнул. «Собутыльники» заинтересованно склонились ближе, оттопыривая уши. — Я… ну, я… в общем, вроде как преподаватель… Такеру поперхнулся соком, и тот пошёл носом. Дионис, всполошившись, подскочил к нему и принялся стучать по спине, сшибив стол и вывернув на меня вино. Тц, да, теперь не отстирается… Где там салфетки? — К… кто? — Кусанаги, распахнув клювик, неверяще хихикнула. — Вы шутите?.. Я отрицательно покачал головой, с сочувствием наблюдая за кашляющим, посиневшим Тоцукой и бледным виноделом. — Это же получается, что Вам..? Сколько же Вам тогда..? — Двадцать шесть. Было, когда Зевс бесцеремонно швырнул меня сюда. Сейчас уже… может месяц, как двадцать семь. — Преподаватель! — прохрипел повелитель морей, сплёвывая куски апельсиновой мякоти. — Учитель! Как Тот! — Нет, — я предложил Сусаноо полотенце и кисло улыбнулся в ответ на благодарный кивок. — До уровня бога мудрости мне не добраться никогда. — Не могу представить тебя преподающим где-либо, — Ди потёр ушибленное колено и, разглядев на моей штанине расплывшееся пятно, виновато ухмыльнулся. — Не в обиду тебе, Ив, но смотришься ты несолидно. И учишься не то чтобы на сто. — Другая система образования! — пожал я плечами, с подавляемым раздражением отпихивая руки Тирса от моей мокрой брючины — ещё чего не хватало. — Которая, в первую очередь, выбрана для того, чтобы Кусанаги чувствовала себя привычно. А мне сейчас всё это и в гробу не надо! — Хороший подход, мне нравится, — хохотнул поддатый винодел, небрежно плюхаясь рядом и едва не отдавливая мне ладонь. — Оп! Je m'excuse. Мой тычок под рёбра заставил его охнуть и скособочиться, но пьяное благодушие с порозовевшей рожи никуда не ушло. Даже наоборот: Тирс развалился на софе, разомлевший от вина и дружеской компании, и без капли стеснения закинул за меня руку. Твёрдая, как доска, ладонь шлёпнулась мне на плечо, заодно дёрнув волосы — случайно, или нет. С трудом вытягивая растрепавшийся хвост из-под чужих пальцев, я мысленно трижды послал к чёртовой матери и Зевса, и эту Академию, и всех собравшихся тут богов. От жаркого бока Диониса, сидевшего вплотную, меня замутило. Приторный запах вина и фруктов вдруг стал невыносимо тошнотворным, настолько, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать его. Странная злость захлестнула мой затуманенный разум, отдавая металлом на языке. Кажется, я всё же захмелел… — Какая… какая отвратительная выдалась неделя. Вроде семь дней, а сколько всего случилось… И надо же было ему дать это дебильное задание! Гениальное в своём идиотизме! Ведь если собрать всех небожителей в недружную кучу и заставить их делать то, что им не нравится, то они сразу поймут, как это хорошо — быть ближе к людям. О, а о чём Зевс думал, когда создавал эту Академию, я гадаю до сих пор. Божественный замысел во всём его проявлении… Зачем? К чему это всё? В этом есть какой-то смысл, до которого мне своим жалким умишком не дойти? Для чего нужно было заставлять двух слабых смертных… — Ивао! Жёсткая рука бесцеремонно схватила меня за щёки и резко развернула: на мгновение даже закружилась голова. Неожиданно испуганные лица товарищей заставили меня очнуться — снедающее чувство гнева медленно отступало… Абсолютно трезвый взгляд Диониса был холоден, как лёд. Впервые. — С тобой что-то происходит. Что-то выворачивает тебя наизнанку, но мы не можем понять, что: ты молчишь. Молчишь специально. В твою голову вообще закрадывается мысль, что такое поведение заставляет окружающих волноваться? Или тебе настолько плевать? Ты и за друзей нас не считаешь? — Не так сильно, Тирс, — Сусаноо дёрнул того за локоть. — Не переусердствуй. — Ну уж нет, — с внезапной злобой огрызнулся грек, стряхивая чужую руку. — Он мне ответит. Что мы ему, черви какие? Сидит, ёрничает, а у самого мешки под глазами и руки дрожат, как у неврастеника. Ещё и язык закусил, ни слова не вытянешь. Я ведь даже сегодня нас тут ради него собрал, чтобы он развеялся чуть-чуть! Думал, хоть немного помогу. А он пришёл весь бледный, будто обескровили, и отрубился — намертво, еле добудил! Ну, скажешь уже что-нибудь, а? Я с силой стиснул его запястье — он скрипнул зубами, — и стащил его пальцы со щёк. Длинные, заострённые ногти прочертили борозды по коже, оставляя саднящие царапины. — Скажу. Ты кретин.