Забавно жить среди богов

Всё в Миниатюрном Саду начинается с грека — если не с Зевса, то с Аполлона… — Ну, разве не здорово! — с энтузиазмом прихлопнул в ладоши Агана-Белеа, совершенно не смущаясь наших постных лиц. — Мы разделимся на группы и не будем обсуждать друг с другом продвижение — получится настоящее-настоящее соперничество! Правда, и Фее придётся придерживаться правил… но есть ещё Ива-Ива! Ему можно будет помогать всем. «Иву-Иву», конечно, никто не спросил, хочет ли тот этого, ещё и безвозмездно (в том, что безвозмездно, сомнения не возникало). Интересно, Белеа меня и соглашение о неразглашении подписать заставит, или до этого понятия он ещё не дошёл? До информационной изоляции допёр же… Возражать солнечному богу никто не стал, право, легче сразу в окно выйти — если Аполлон решил, он решил. Даже мне проще просто промолчать. В дискуссии с ним я мало, что не выиграю, так ещё и окружающие слабину не забудут… Итого: обязанностей всё больше, времени на сон меньше. И даже от домашки не откосишь, только не у Кадуцея. — Тогда, — прервал недолгую паузу Тирс и, приблизившись, обхватил меня за плечи. — Забито. Ив сначала идёт к нам. Лаватейн всплеснул руками. — Ой, да пожалуйста, хоть на совсем забирайте! — Нет! — голова Агана-Белеа замоталась. — Иначе нечестно. Нечестно ему! Лично я был бы счастлив забыть о трикстерской роже хоть на пару дней. — Не замечал за тобой раньше такого рвения, — негромко отметил я, спуская ладонь Диониса с плеча. Он хохотнул, находясь слишком близко, чтобы не чувствовать в его выдохе винный душок. — Подумал, что чем раньше всё начнётся, тем раньше кончится… И вот, пятничным вечером — сразу по окончании моей швабро-ведёрной практики в Библиотеке, — я созвал первый сбор в комнате студ-совета — Аполлон забрал её по праву Президента. Остальные разбрелись кто куда, и о них голова у меня не болела… Болела о греках. Колбасило каждого. Тирс спал, а получив пинка — принимался ныть о пьянках. Агана-Белеа, искрясь как испорченная проводка, пережёвывал меня поэзией. Гадес же просто молчал в тряпочку, и только после вопроса в лоб бормотал о похоронных обрядах и созвездиях. В итоге у меня начала пухнуть голова. Каким хреном всё вышеперечисленное скомпоновать и уместить в сюжет — одному Богу известно. Другому. Не этим. — Работы слишком много для нас троих! — взвыл в конце концов Тирс, выглядя необычайно трезвым. — Почему бы не подключить остальных, мы же не единственные греки Академии! — Ди, — я выдохнул. — Они просто марионетки. Хара́ктерные и не тупые, пригодные для болтовни, выполнения заданий, но главные креативщики здесь — вы. — Я бог виноделия, а не дураков. Это был риторический вопрос. Гадес поднял голову от книги, которую сосредоточенно сверлил последние полчаса, потёр лицо, и сказал, что риторические вопросы задают не так надрывно. Дионис рассмеялся, разваливаясь на диване с ногами, и накрылся тетрадью. Блаженная улыбка на его лице в данный момент была так же неуместна, как и неуёмная энергия Аполлона. — Я учту. — Не смей спать, змий зелёный! — я пнул диван ногой, попав точно в подлокотник, и винодел испуганно вскочил. — Если бы ты работал, дело двигалось бы веселее! — Куда уж веселее, — проворчал он, снова откидываясь на подушки, но в этот раз глаз не сомкнул. — И так из всех щелей брызжет. Особенно у дяди. Аид смерил нас мрачным взглядом и глубже сполз со стула. — Ну-ну, чего вы такие кислые? Пусть понемногу, но мы же стараемся! И всё-всё получится. — Аполлон, где у тебя «выкл»? Похлопав длинными ресницами, солнечный бог робко улыбнулся. Кажется, вопроса он не понял. Но принял всё равно всерьёз. И я просто отмахнулся: — Не обращай внимания, просто старческое ворчание. Что бы мы без тебя делали, не знаю. Сам не в курсе, сострил я, или правду сказал, но Агана-Белеа и того было достаточно. — На самом деле, — с жаром начал грек. — Это без тебя и Феи никто бы не знал, что делать. Вы всем очень-очень нужны! Просто, вам забывают об этом сказать… Я приподнял брови. — О чём ты? Зевс не мог открыть Академию без людей вовсе — не было бы нас, были бы другие. — Были бы, — неожиданно согласился Ди, переворачиваясь на бок и встречаясь со мной глазами. — Но не вы. И всё сложилось бы иначе. А лично меня вполне устраивает то, что сложилось сейчас. Глядя на серьёзного Аполлона, на Диониса, тоже серьёзного, мне стало не по себе. — Что ты делаешь? — поинтересовался бог солнца, когда я начал переворачивать опустошённые чашки и принюхиваться. — Что значит «что»? Ищу следы. На такие разговоры всех тянет только по-пьяни. — Можешь мне поверить, ничего там нет, — хмуро откликнулся винодел, дёргая колечки блокнота. — Ты перетряхнул меня перед входом и выгреб всё, что было, так что мне нечем вас спаивать. Хотя я бы хотел. Меня угнетает здешняя атмосфера. — А ты работай побольше, — огрызнулся я. — И угнетать перестанет. — Не знаешь ты божьей сути, Ив. Нельзя мне много работать — это не в моей компетенции. Я покровитель веселья и праздников, а не трудоголиков. — Алкашей и разврата ты покровитель. Он мечтательно улыбнулся. — Не без этого. Я закатил глаза и оставил в покое чайник. Не то чтобы Ди верилось так самозабвенно — тайники удалось найти явно не все, — но сейчас было полно и других забот. — Проехали. И давайте закругляться — ночь на дворе, а у меня дел по горло. Гоните свою писанину. Все повздыхали-почесались и сползлись к кофейному столику, отодвигая тарелки с остатками сладостей… — …почему? — в сотый раз спросил Аполлон, когда в сотый раз пришлось черкать в его простыне. Сразу видно, покровитель поэтов — вон как гекза́метром хреначит. Научить его лаконично излагать, что ли? — Потому что, — улыбчиво ответил я и перевернул страницу — записи обрывались. Видимо, процесс был пресечён в самый разгар умственной деятельности… слава Богу. — Всё? — сразу раздуплился Тирс, уловив моё затянувшееся молчание, и со стоном потянулся. — Всё, да? Можно идти? Захлопнув блокнот, я мотнул головой: — Да хоть на все четыре стороны — флаг в руки, ветер в спину. — О! — Агана-Белеа вскочил, впопыхах кидая в сумку свои вещи вперемешку с чужими… — Тогда навещу Фею! Надеюсь, она уже закончила. Пока-пока, Ива-Ива! Дядя, Ди-Ди, встретимся дома! …и убежал, едва не сбив затормозившего в проёме Тирса. За племянниками, чуть погодя, слился и Гадес — поддёргивавший пол туман тут же развеялся. Не имея никаких моральных сил оттаскивать учебники обратно до Библиотеки, ещё и в одиночку, ещё и в такое время, я просто решил запереть их. Один хер грекам завтра сюда же возвращаться, а книжульки эти, что бы там Тот себе не думал, никому не сдались. Кроме него самого… Уже стоя в коридоре, я прислонился лбом к только что запертой двери́, вздохнул — и почувствовал, как разлетелась от этого скопившаяся в резьбе пыль. Сплюнул. Невкусно. — Тебе долго ещё? Раздавшийся из темноты голос хоть и был хорошо знаком, всё равно застал врасплох. И я, дёрнувшись, глухо приложился. Всё тем же лбом о всю ту же дверь. Блять. — Прости, прости, — чужая рука отстранила меня от створки, развернула и прижалась к зреющей шишке. — Я забыл, что ты когда задумчивый, становишься невнимательным… — Что ты здесь делаешь? — не очень-то дружелюбно поинтересовался я, позволяя, тем не менее, потирать мой ушиб. — Вышел же раньше Аполлона. Проводить, что ли, решил? Тирс хмыкнул, спуская паскудную усмешку: — А что, надеялся? — и прежде, чем я успел хотя бы скривиться, продолжил. — Если забыл, напомню: моё вино. Где? — О, Боже, — отпихнув от себя сухую, пропахшую травами ладонь, я ткнул куда-то в сторону окон. — Вон кадка цветочная стоит, все склянки в ней, забирай. — Спасибо, — он выдержал театральную паузу. — Но можно было и просто «Дионис». Увернувшись от пинка, грек юркнул к зарослям монстеры. Идея глядеть на его выпятившийся зад заманчивой не была, потому я крутанулся на пятках, собираясь двигаться к выходу. Но буквально через несколько метров меня дёрнули за локоть: — Эй, хоть бы подождал! С самым невозмутимым видом, который мог выдать, Ди поддёрнул зазвеневший стеклом портфель и пристроился рядом, зашагав со мной в ногу. — Говорил, провожать не будешь. — Когда это? — он картинно изумился. — Процитируй, а то не припомню… Я только зубами щёлкнул. Винодел, рассмеявшись, толкнул меня бедром. — Да перестань — я же тебе настроение поднять пытаюсь! — жёсткий палец ткнул меня в переносицу. — И хватит хмуриться, и так на печёный апельсин похож. — Ой, заткнись. Снова хихикнув, он обвил моё предплечье своим… Прежде всего, мне нужно было заглянуть в лавку — о чём я не преминул упомянуть Тирсу. Тот только плечами пожал, приложившись к бутылке. Довольным Гермес, когда я поднял его с кровати, не выглядел, но требуемым всё же снабдил. Не последнюю роль в этом, думаю, сыграло и наличие его младшего, висящего на моей руке. — Зачем тебе мука в полпервого? — полюбопытствовал Ди, щурясь на пачку, как страдающий дальнозоркостью. — Много будешь знать — протрезвеешь, — я забирал у него упаковку и вернул в пакет. — Пекарню хочу к утру открыть, выпечкой торговать, а то мне дел мало. Не говорить же, что за дверьми апартаментов меня ждёт голодный шакал, а ему я, с дуру, пироги пообещал. — Ай, как больно! Ладно, не лезу, — грек усмехнулся, забирая у меня одну из сумок и закидывая на плечо. — Я очень пунктуален, как ты понимаешь. — О, да, особенно, когда ногой дверь выбиваешь: мою, в третьем часу ночи… и не пунктуален, а тактичен. — Это было раз всего-то! И я проспорил — Локи мухлевал, между прочим! А кто-то говорил, что не обижается больше. — Не обижаюсь. Просто напоминаю. Бессрочно. — Не ценишь ты меня. Вот уйду — красиво, в закат, — и загнёшься, один на один с Аполлоном и дядей! — Напугал ежа голой жопой! Тирс хохотнул. Сгрузил у порога, к которому мы успели подойти, что нёс, отсалютовал и свернул в греческий отсек. Скатертью дорога. Вкатываясь спиной в дверь, я затылком чувствовал чужой взгляд, но даже сказать ничего не мог из-за пакета в зубах — хорошо Ма’ат догадался забрать. Дрессировка плоды даёт? — Долго ждал? Нечленораздельное ворчание было интерпретировано мною как «нет», и я оставил Анубиса потрошить пакеты, а сам пошёл менять опаскудевшую форму на домашние треники. Это заняло не так уж и много времени, но когда я вернулся, малёк уже рылся в кухонных шкафчиках. Деловито и нагло. — Смотрю, решил поучаствовать. Ма’ат важно кивнул, протягивая мне фартук. — Я буду говорить, ты — делать, — перекинув петлю передника через голову, я затянул завязки на поясе. — Без спроса не лезть, не хватать, не сыпать. Никуда, ничего. Доходчиво? Дождавшись согласия, я поддёрнул рукава толстовки и вручил ему миску. Многозадачность не была моим коньком, поэтому одновременно и заниматься своей работой, и следить за любопытным носом Анубиса не получалось. Приходилось делать всё попеременно — то муку для печенья взвешивать, то отвешивать. Подзатыльники. — Я сказал две ложки, а не полбутылки! Старательно в своей жизни Ма’ат только свинячил и выводил окружающих, поэтому быстро с выпечкой закончить не получилось — хотя вроде бы и руки вторые были, а один всё равно справился бы лучше. Тем не менее, Анубис остался собой чертовски горд, и с полчаса просидел у духовки, совсем не опасаясь опалить брови. Есть у меня он не стал. Напихал за пазуху горячего, шипя от жара, и был таков. Меня на ужин тоже не соблазнило — перебился, наверное, сладкого с греками. Поэтому только упаковал необходимое на завтра и, побросав посуду в раковине, рухнул спать прямо на диване. Сил доползти до спальни не хватило…

***

Суббота началась во всех смыслах свежо: кухонное окно, через которое ретировался маленький бог, оказалось распахнуто, и сочившийся с него утренний холод пробирал до костей. Ну а потом мне не дали даже позавтракать — когда я чистил зубы, хлопнула входная дверь, а потом кто-то что-то своротил, да так, что от грохота волосы дыбом встали. Вылетев в прихожую в одних штанах и зубной пасте, я наткнулся на распластавшегося у порога Хрингхорни. — Отдыхаешь? Тот виновато улыбнулся мне с пола и ухватился за протянутую руку, с трудом поднявшись. Потёр колено. — Прости. Каждый раз забываю про эту тумбочку. — Ага, — я вытер предплечьем испачканный рот и вернулся к раковине. — Ты почему один? — Локи заупрямился идти, — донёсся приглушённый водой голос аса. — А Тор остался, чтобы присмотреть за ним. Пришлось самому. — Больше не ходи, — крикнул я в ответ, натягивая футболку прямо на влажное тело. — А то свернешь шею, а мне Лаватейн потом аутодафе́ устроит. Кстати, вы где расположились? — В комнате отдыха — той, что у Библиотеки, — охотно откликнулся бог света, когда я вышел к нему, уже целиком одетый и с сумкой через плечо. — Там же и вчера занимались. Но получилось не особенно продуктивно. Сегодня, надеюсь, будет получше — всё-таки ты с нами. Жаль только, что Юи нет. Я предпочёл не отвечать… Погодка выдалась неплохой. Зябковатой, особенно по сравнению с прошлой, но ясной. А что ещё нужно, если занимаешься под крышей? Испортить её не удалось даже Лаватейновой харе, встретившей нас в дверном проёме, не успели мы свернуть в нужный коридор. — Утречка, — кивнул я, не дожидаясь ни ответа, ни колкостей, и отпихнул его. Лав то ли из удивления, то ли из благодушия, но позволил мне это и даже не вспылил. Зато стоило начать выкладывать печенья, сразу возник за спиной, подозрительно суя нос в каждый кулёк. — Не отравленные. Из здесь присутствующих мне не нравишься только ты. Остальными не рискую. — Специально, может, и нет, но ты так готовишь, что сдохнуть недолго, — огрызнулся говнюк. — Даже собаки жрать бы не стали. Я не стал разводить полемику и сказал только, что принял его мнение к сведению, а «жрать» никого не заставляю. Локи фыркнул, выхватил из моей руки последний свёрток и вместе с ним забрался на самый дальний подоконник. Тут же стало ясно, что в движухе участвовать он даже не подумывал. И вообще, без Бальдра, скорее всего не пришёл бы. Поэтому единственное, что сделал — развалился под окном и принялся поплёвывать в потолок, хотя даже Тор корпел над выдержками. Судя по взглядам, которые Хрингхорни изредка кидал на своего рыжего дружка, ему такой расклад тоже был не очень приятен. Но поспорить с ним он не мог. Фактически-то Локи при деле: в нужной комнате, компании, с книжками вокруг. И даже комментирует что-то. Не всегда по теме, правда. Всегда не. По идее, разогнать его мог я. Но, во-первых, бестолку, во-вторых, в этом случае бес мог психануть и вовсе свинтить. Потом за это прилетит ещё. В остальном, со скандинавами было просто — если не считать Лаватейна, вызывавшего у меня рефлекторную изжогу. Бальдр, конечно, акробат, но хотя бы старательный, и с интересом умеренным. Мегингёрд вовсе лапочка — сидит, молчит, пишет. С сияющей рожей не лезет, загробным голосом о страшных муках не предупреждает. Курорт. — Ой! — затылок влетело надкушенное печенье, крошками осыпавшись за воротник. Я вскочил, пытаясь избавиться от них до того, как они скатиться в трусы. За спиной раздалось мерзкое, нарочно визгливое хихиканье. Слишком занятый вытряхиванием, скандалить я не стал, предоставив удовольствие разноса другим. — Бал, да ты чего так разошёлся! Это просто шутка, не бомбу же в него швырнули! А с тебя станется. Отскочившее от моей головы печенье, закатившееся в щель у подлокотника, отправилось в урну. — Он всегда такой? — вполголоса поинтересовался я в никуда, усаживаясь, наконец, обратно. — Чаще всего, — вдруг откликнулся Тор. — Сам ведь знаешь. И снова замолк. Всё его внимание вернулось к разложенным бумагам. Слегка заинтригованнный, я тоже потянулся через кофейный стол, но заглянуть в тетрадь не успел. Мегингёрд вскинул на меня взгляд, заставив плюхнуться обратно, словно от толчка. — Это невежливо. Если хочешь посмотреть — попроси. — Гм, извини, — пробормотал я, чувствуя, как греются от замечания уши. И занял рот мадленкой. Понаблюдав за мной ещё немного, бог грома тоже протянул руку к тарелке и подобрал сразу две такие же. Невозмутимо проглотил их и вернулся к работе. — Неплохо. Я вскинул брови. — Это, — он кивнул на остатки. — Неплохо. Сделаешь ещё? Ого. Мою стряпню похвалили! Даже попросили добавки, и кто — немногословный Тор! Я сейчас расплачусь. — Конечно, — сиплю, пытаясь проглотить скребучую крошку. — Пожелания? Он задумался на мгновение. А потом, крутанув ручку вокруг пальца, как-то неуверенно ответил: — Сырные. Сможешь? — Никаких проблем. Странная, пожалуй слишком широкая улыбка растянулась на моём лице. Я спрятал её в ладонь почти сразу же, но Мегингёрд всё-таки заметил. И его губ коснулась похожая, но много сдержаннее. — Эй! Ты чего поплыл, Стручок? Кадуцея приворожил, теперь к Тору лезешь? Боже. — Не пойму — ревнуешь ты, что ли? — я обернулся к окну, убирая ото рта руку — скрывать уже нечего было. Лаватейн почернел. — Не знаю, что тебе хочется, но извини. Не по этой части. — Для нас нет разницы, — громовержец перелистнул учебник, задумчиво пожёвывая кончик ручки. — Женщина, мужчина. Мы в сути своей бесполы — можем быть всем. Меня передёрнуло. Не только от слов, но и от того, что сказал их Мегингёрд. Лаватейна, кажется, тоже — не настолько я ему нравлюсь, чтобы задуматься о «нет разницы» в моём отношении. — Объясните мне пожалуйста, как вообще от обсуждения текстов и просьб сырных печений мы пришли к этому? — почти возмущённо подивился Хрингхорни, вскакивая с места и делая шаг… Сшибленная тренога рухнула вместе книгами: те кеглями разлетелись по полу в одну сторону, а заплётшийся в ногах Бальдр в другую. Ойкнув, он рассыпался в извинениях, когда мы с Локи синхронно вскочили на помощь. Но трикстер смерил меня таким взглядом, что в итоге я предпочел заняться мукулатурой — к счастью, она была невредима. Иначе Тот пустил бы мою шкуру на переплёты. — Давай, — убедившись, что Бал не сломал себе лицо, Мегингёрд наклонился ко мне. Отдав ему собранное, я продолжил ползать. Тор поднял несчастную треногу и водрузил всю кипу на неё. — Простите, — в последний раз произнёс Хрингхорни, потирая ушибленное бедро, и упал обратно на сиденье. — Я тоже, пожалуй, здесь посижу, — буркнул себе под нос Локи. И примостился прямо на подлокотник Бальдрова кресла. А потом сверкнул глазами так, словно я его за это освистал. — Чего вылупился? У окна сквозняк, мне всю спину продуло! — Да мне-то что, хоть на потолок полезай… Не знаю, видел ли Лаватейн, но в этот момент на лице бога света промелькнула лукавая усмешка. — Ивао, — Бал, невзирая на только что собранные углы, сиял искренним довольством. — Хотел сказать, что почти закончил. Подправлю только немного — поможешь, Локи? — и отдам. Проверишь? Пробормотав что-то утвердительное, я быстро отвернулся. Как оказалось, к Мегингёрду — он тут же вынул из моих рук оставшиеся тома и завершил ими композицию. А потом уставился на меня. Наверное, физиономия моя была той ещё, если он даже брови приподнял. — Тор, ты… — не своим голосом начал я, и закашлялся. — Ты готов? Ас поглядел на стол, затем снова на меня — и кивнул. Молча. Расценив это как приглашение, я пробрался между пуфиками и уселся на пол. Следом прошелестели чужие шаги. Потом скрипнул диван, и голова бога грома оказалась над моим плечом. Потерев лицо, я пододвинул записи поближе и уткнулся в них. Почерк — загляденье. Каллиграфический, ровный, без единой помарочки. Не то, что у Тирса: поди пойми, это буква, или у него рука по похмелью дёрнулась… Когда я начал черкать — своими косыми, размашистыми замечаниями поверх этой красоты, — Мегингёрд не издал ни звука. Его сосредоточенное молчание даже чуть смущало. Мне никогда не нравилось пристальное внимание, особенно во время работы. Но я всё равно был невероятно благодарен отсутствию вопросов. Агана-Белеа на его месте уже сожрал бы меня с потрохами. — Тебе прокомментировать? — больше для успокоения собственной совести поинтересовался я, откладывая ручку. — Не нужно, — Тор выпрямился. — Хочу разобраться. …неожиданно. Нет, Мегингёрд, конечно, слывёт крайней рассудительностью, но чтоб настолько… а может, я уже просто забыл, каково разговаривать с осознанным человеком. Не-человеком. Ну, моё дело предложить. Я успел только кивнуть и вернуть асу блокнот, как в стол передо мной врезалась тетрадь Хрингхорни. Бог света ласково улыбнулся мне, сияя в оконном свете. Чуть позади него оскалилась зубастая рожа Лаватейна. — Закончили? Трикстер среагировал, как по щелчку: — Думаешь, обложкой похвастаться хотим? — Думаю, что среди листов может быть… что-нибудь. Записи-то ты передал. — Возьми, да проверь, — процедил тот. — У меня, по-твоему, мозгов совсем с кулачок, в окружении Бала и Тора пихать тебе что-то опасное? В человеческом теле они не сильнее тебя, Стручок. На провокацию я не повёлся — правда или нет, но в случае чего конечности хотелось бы оставить при себе. А вот рука Мегингёрда блок подцепила, раскрыв на первой попавшейся странице. Лаватейн смотрел на это с прохладой. — Ну? Тор не ответил, продолжив листать. Проверка заняла минуты две: пробежав от начала до конца, он кивнул, и всё же протянул мне тетрадь. И тут случилось сразу несколько вещей. Мои пальцы сомкнулись на переплёте и я почуял отчётливый запах пороха. Рыжая гнида, издав сдавленный звук, нырнула на пол, стащив вслед за собой и Бальдра. Мегингёрд, так и не отпустивший блокнот, выдрал его и швырнул в открытый дверной проём. Открытый, потому что дверь держал только вошедший Гадес. За секунду Тор подскочил к нему, дёрнул в комнату и захлопнул створку… …когда стены перестали трястись, оказалось, что все сидят на полу. Белые, как простыни, то ли от пережитого, то ли от осыпавшейся побелки. Скорее всего, и от того, и от другого. — Это всё из-за меня! Я же говорил Аполлону, что если пойду, опять что-нибудь случится — и вот! Меня колотили нервный смех и ярость напополам, но я будто проглотил язык. А вот Тор нет. — Локи, — он обернулся. — Ты в состоянии думать? — В-в… — тот запнулся, кашлянул, и продолжил более уверенно. — Вполне. А что такое? На лице Мегингёрда мелькнуло что-то настолько страшное, что Лаватейн шарахнулся назад. — Да не должно было так случиться! — завопил он наконец, когда, вслед за Тором, к нему обратился и бог света. — Не должно! Маленький дымок был — пух! — и только! Лицо копотью покрылось бы, всё! — Это, — ого, какой хрип… сильно я трухнул. — Это ты называешь маленьким дымком? Да мы тут все стали бы с дымком, понимаешь? Приготовились! Как на гриле! Барбекю, мать твою! Если бы не Тор! И Лав даже не огрызнулся. Только зыркнул исподлобья. — Вижу, — проворчал. — Уже понял. Но расчёты были верными! На моё полуистирическое «что-что?» трикстер закатил глаза. — Штуку я придумал. Ловушку. С распознаванием. Чтобы настроить, а она сработала, только когда её взял бы кто-то конкретный. …я, например. — Получается, — медленно проговорил Хрингхорни мысль, крутившуюся, я уверен, в голове у всех. — Эта Торова проверка была абсолютно… бессмысленна? — Абсолютно. Я раскашлялся, разгоняя со стола густой слой пыли. Лаватейн, вот честно, гений или дурак — но мудак точно. — И как же настраивал? Бес, скребя локоть, сделал вид, что не расслышал. Но тут этот же вопрос повторил Бальдр, и ему пришлось отвечать, потому что иначе уже просто прилетит. — Сложно, всё равно не поймёте, — отмахнулся он, скатывая с пальцев комки. — Не просто склеить взрывчатку и сунуть её — это уже, как вы там говорили… а, терроризм. «Терроризм» — это как ты нас на тот свет чуть не отправил! Ну меня так точно. — Ингредиенты тоже особые, не пороховые смеси, и ещё нужна, ну, частичка. Того, на кого «наводишь»… — Ага, — сказал я, шмыгнув носом. — Ага. То есть, перед этим, Господи прости, терактом ты у меня ещё и чего-то спёр! — Не пёр я ничего! — оскорблённо взвился Лаватейн, подскакивая с места и почти сшибая сидящего рядом Аида. — Я нашёл! Ты линяешь, как пёс по весне! Тут оскорбился уже я. От драки нас удержало только наличие Мегингёрда, непоколебимо выросшего между. Почти задыхаясь от гнева, я метался взад-вперёд по комнате, поднимая за собой облачка побелки. Трикстер точно так же маялся по ту сторону Тора. — Ладно, с этим ещё разберёмся! Что с записями Бальдра? — Да, — негромко поддакнул Хрингхорни, даже в трухе выглядящий, как… бог. — Что с ними? Локи развёл руками. — Полагаю, сгорели, — он нахмурился и покраснел, стремительно, будто ему пощёчин надавали: это было заметно даже через белила. — Я их прочитал. И запомнил. Я перепишу. Фыркнув, я потёр лоб ладонью, стирая с него пыль. Очень хотелось в ванную и пожрать — после такого необходим шоколад. Много шоколада. — Прости, Аид, мы не планировали тебя впутывать… лично я не планировал подобного вообще, — на протянутую руку Гадес смотрел с опаской, но я настоял, и всё-таки помог ему встать. — Здесь нет твоей вины, поверь. Даже наоборот: если бы не ты, Тору некуда было бы выкидывать тетрадь. Не уверен, что он всецело проникся, но, по крайней мере, вид у него стал менее мрачным. — В любом случае, Ивао, — бог смерти поднял на меня винный глаз из-под насупленной брови. — Аполлон хотел напомнить, что скоро время заниматься с нашей, то есть с греческой, группой. В этот раз нервный смех удержать не вышло. — Сегодня я, увы, слишком занят — сейчас меня будет распинать Кадуцей. Как старшего в группе и ответственного. Тебе придётся передать Аполлону. Извини. Гадес неопределённо угукнул и поспешил удалиться из нашего общества, опасаясь, видимо, навлечь ещё что-нибудь. Метеорит, например. А я кивнул скандинавам: — Вам тоже лучше собрать монатки и ретироваться отсюда, желательно бегом. Те собрались в одно мгновение, и боги вылетели из кабинета, оглядев меня напоследок. Дёрнув за нашейную цепочку, я плюхнулся обратно, в кучу штукатурки, уже различая звук стремительного галопа Владыки Тота…

***

Академию я, в итоге, покинул много позже случившегося, но даже за порог шагнуть не успел, как влип в засаду — у дверей меня караулил почти весь класс, за исключением японцев. Работают сверхурочно? — Ива-Ива! — Агана-Белеа кинулся ко мне и смёл в объятия, не дав даже пикнуть. — Ты как? Всё хорошо? Нигде не ушибся? Учитель сильно ругался? Дядя рассказал, что случилось, мы так волновались! Решили подождать, когда выйдешь — к нам и остальные присоединились, кроме Феи с группой, их мы не нашли. Я тихо булькнул в ответ. Обычно в таких моментах меня спасал Такеру. В этот раз — Тирс. — Аполлон, ты его задушишь! — Ди с трудом расцепил руки бога солнца на моей спине, и я наконец вдохнул. — Ой-ёй, — он испуганно отшатнулся, но меня не выпустил. — Прости-прости. — Н-нормально, — соврал я, чувствуя, как болят рёбра. Чёрт, какой же он сильный. — Почти. Больше так не делай. — Ты такой грязный, Ив, — Тирс похлопал меня по плечам, поднимая облачка, и поморщился, когда пыль ударила ему в нос. — И белый. Как привидение. А ты точно жив? Может, это твой неупокоенный дух? Агана-Белеа побледнел и без всякой побелки, и Ди тут же пошёл на попятную, уверяя, что он просто пошутил (весь в дядю). — Сильно досталось? — тихо поинтересовался Хрингхорни, слегка отведя меня в сторону от пришедшего в негодование Аполлона. — Да что с ним станется, — трикстер обошёл нас по кругу, щурясь, и кивнул. — Как с гуся вода. Я-то надеялся, что Тот его убьёт. Бог света на реплику неодобрительно нахмурился. А потом послал мне ободряющую улыбку. Я предпочёл смотреть не на неё, а на Тора — на Лаватейна хотелось плюнуть, греки стояли за спиной. Мегингёрд расценил этот взгляд как приглашение и подошёл ближе, позволяя Лаву умыкнуть Бальдра из поля зрения. Глядя на аса снизу-вверх, я решил похвастаться. И закатал правый рукав. На предплечье, в ряд, отливали синюшным овальные пятна — следы Кадуцеевых пальцев. Он протащил меня к Библиотеке чуть не волком, роняя и сшибая подвернувшихся на пути. О том, что было после даже вспоминать не хочу. Хотя в конце концов передо мной типа «извинились», пообещав открутить Лаватейну если не голову, то что-нибудь важное точно. Ему пока об этом не известно, а просвещать я не намерен. — Болит? — бог осторожно перехватил мою руку, рассматривая работу Тота. — Да, — лгать смысла не было. — Чем дальше, тем больше. Надеюсь, ничего не сломали. — Тебе нужно в медпункт, — сказал, как отрезал Громовержец, чтобы у меня и мысли спорить не возникало. Я только пожал плечами, вынимая запястье из чужих пальцев и натягивая рукав обратно. — В курсе. Даже забавно — иду за помощью к тому, от кого и огрёб. — Хорошо. Пойдём. — М-м, — даже не сразу нашёлся я. — Вроде, дорогу и сам помню, спасибо? Но Тор только странно глазами вверх дёрнул — закатил что ли? — и подтолкнул меня в спину. — Мне нужно убедиться, что ты в порядке. — Зачем? — вывернувшись из-под его руки, я встал напротив, не намереваясь терпеть конвой. — Потому что вина моя, — спокойно ответил ас, а я покачал головой, не пытаясь скрыть удивление. — У тебя нет дара прорицания, Тор. А Локи и сам не планировал случившееся — я не верю ему, но верю его испугу. Ты и так носишься с ним больше, чем с самим собой. Хоть иногда ставь себя выше. Тор промолчал, глядя в моё лицо с привычной ему отрешенностью, сумрачно и немного устало. Он был серьёзен, говоря всё это. Он всегда серьёзен. Дёрнув цепочку, я поправил перекрутившиеся звенья. — Если ты действительно думаешь о своей причастности — хотя лично я так не считаю, — будь внимательнее впредь. А что было — то уже прошло. Отпусти. Но даже произнося это, я понимал, что нет. Не забудет и не забьёт — потому что стоило мне сделать шаг из корпуса, он сделал его вслед… В мед кабинете привычно несло лекарствами, но ещё больше — спиртом. Это даже успокаивало мои расшатанные нервы и, честно говоря, я уже начал задумываться, чтобы иногда ночевать здесь. Пробуждать, так сказать, воспоминания о доме. Кадуцей был мрачен и хмур вдвое больше обычного. Копаясь в ящиках, ощупывая мою руку, накладывая бинты, он смотрел куда угодно, но не на меня. Мегингёрд у двери дополнительно капал ему на мозги фактом своего присутствия — может, Тот хотел сказать мне что-то лично, и потому был так ядовито насуплен. А может, нет. Это же боги, желания даже самых простодушных из них не разберёшь. — Трещина в лучевой кости, — наконец бесстрастно заметил он, заканчивая с повязкой. — Небольшая, но есть. Стоит отказаться от интенсивной работы и спорта, хотя бы на неделю. Будто я целый ими сильно занимался. — Понятно. Что насчёт занятий? Я не левша… Интересно, пошлёт сразу, или нарычит для начала? — В понедельник, — его ноздри гневно раздулись. — Можешь не появляться. До заживления — можешь не писать. Потом отработаешь. Ого! Разрешил. Кадуцей — разрешил. Ценой недоперелома, но всё же. Сегодня что, Рождество? — Учту широту Вашей души. Он фыркнул и уже хотел было направиться к двери, как путь ему преградил ас. И до того, как я сумел подумать хоть что-то, до того, как Тот раскрыл рот для раздражённого восклицания, согнулся в поклоне. — Приношу свои извинения, — просипел бог своим коленям. — За Локи. Приношу извинения, Владыка. Приношу извинения, Ивао. Я оцепенел. Египтянин, кажется, тоже, потому что пару секунд в воздухе висело напряжённое молчание. Так вот, значит, зачем он шёл сюда. — Оба — свободны, — не глядя ни на кого, Кадуцей вышел из медкабинета, но тон его изменился, и я это слышал. Некоторое время мы со скандинавом смотрели друг на друга, а потом он кивнул и тоже ушёл, оставляя меня наедине с нарастающей болью.

***

— Ка бара? Ма’ат сидел на барном стуле с ногами, пожёвывая ноготь, и щурился на меня фиалковыми глазами. — Давно не виделись, — вяло откликнулся я, падая на диван, и стащил полотенце с головы. Мыться одной рукой — удовольствие такое себе, на вытирание сил уже не хватило. Теперь пижама противно липла к мокрому телу, а за шиворот капало. — Чего сидишь? Еды не будет — я слишком стар, чтобы после всего ещё и за плиту вставать. Ответом бог меня не удостоил — просто продолжил пялиться. А когда я подумал, что его молчаливой компании слишком много и пора бы перебираться в спальню, тот вдруг соскользнул с насеста ко мне. — Спасибо, — еле слышно откликнулся я, когда загорелые пальцы заелозили полотенцем по волосам. Он проурчал что-то утвердительное и замурлыкал неизвестную мне, бессловесную песню — очень тихую. «Колыбельная» — подумалось сквозь сонный туман в голове. Ма’ат знает колыбельные — удивительно. Интересно, откуда? Ему кто-то поёт? Или он поёт кому-то?.. По темноте, не имеющей начала и конца, душа идёт на суд. Она не видит проводника, но знает, что он здесь. По верному пути её ведёт немой распев. Сквозь дрёму чувствую, как меня, пыхтя, перетаскивают на кровать. Слышу, как падает по пути свороченная мелочёвка, понимаю, что завтра придётся всё разбирать… но это почему-то не вызывает во мне абсолютно ничего. Я просто медленно уплываю…