Фантасмагория

      Как только первые косые лучи солнца коснулись крыши ветхого здания, где-то внутри него со страшным грохотом ударилась о стену дверь. В проеме показалась большая фигура женщины.       — Билл! Гадкий мальчишка. А ну быстро вставай!       Ее заплывшее жиром лицо перекосила злобная гримаса. Но ответа на эти выкрики не последовало. Тогда женщина вплыла в комнату, как старый слизень, и протянула руку к покрывалу, что служило коконом маленькому существу, находящемуся на кровати. И когда засаленная ткань оказалась на полу, то женщина увидела сжавшегося в клубок ребенка, комкавшего простыни грязными руками и громко сопевшего.       ― Ах ты, грязная свинья! ― женщина схватила мальчика за волосы и приложила об стенку.       Мальчишка хватался за ее руку, извивался, сжимал зубы, чтобы не кричать слишком громко, но ничего не мог с собой поделать — сдерживаться было слишком сложно.       В этот момент в коридоре послышались легкие шаги, а через секунду в комнату заглянуло морщинистое лицо с каштановыми волосами, убранными в пучок.       ― Карла, прекрати бить ребенка, ― лицо нахмурило брови, а затем по нему расплылось подобие улыбки. ― Сегодня приходит Граф, и, если он увидит свежие побои на теле этого сорванца, наша репутация может пострадать, ―лицо снова загадочно улыбнулось, а затем исчезло в дверном проеме.       Женщина отпустила копну волос, чудом не вырвав из них клок вместе с куском головы, и стремительно развернулась. Она уплыла так же быстро, как и приплыла, оставив тощее тельце на полу. Как только дверь закрылась, Билл приподнялся на локтях. Даже если бы у него были сломаны ноги, он бы не стал валяться на холодном и грязном полу. Его ночнушка и так порядком потрепалась, и он не хотел, чтобы она испачкалась еще сильнее. Подарок, как-никак.        Билл поднялся и провел ладонью по лицу. Кончики волос лезли в глаза, но обрезать их никто даже и не думал. Поэтому, стараясь оттереть оставшимися на лице слезами грязь со щеки, он стянул с себя ткань и сложил ее на рядом стоящий стул.        Вскоре, переоблачившись в джинсовые шорты двухнедельной давности и черную майку, Билл покинул свою комнату и медленно поплелся со такими же ребятами, как и он, в сторону столовой. Из больших бело-серых дверей веяло на удивление приятным запахом овсянки и киселя, поэтому, хоть и мимолетно, мальчишки с девчонками подняли радостный гам. Не сказать, что кормили их здесь плохо, просто еда — это единственное, от чего они получают удовольствие.        Билл после своего будничного пробуждения чувствовал себя неважно. Его пошатывало, голова шла кругом, слегка тошнило. Но, разумеется, на это никто не обратил внимание. Он приостановился и оперся плечом о стенку, переводя дыхание. Но не успел он это сделать, как сзади послышался недовольный оклик и толчок.       ― Что такое, Билл? Плохо стало? ― рыжеволосый мальчишка наклонился к его лицу и помахал ладонью перед носом, ― Давай помогу.       Он резко схватил Билла за локоть и дернул на себя, отчего мальчик споткнулся о сиюминутно поставленную подножку, и упал. По коридору, как по щелчку, прошла волна смеха и причитания. Кто-то смеялся над неуклюжестью Билла, кто-то над остроумием мальчишки, а кто-то только потому, что не хотел оказаться на его месте.       ― Билл Уокер! Почему вы разыгрываете из себя половую тряпку? ― низенькая женщина с пенсне на носу наклонилась над распластавшимся мальчиком. ― Немедленно встаньте и приведите себя в порядок — вам необходимо умыться!       Билл сел. Он по-прежнему чувствовал прожигающие спину взгляды, но старался их игнорировать. В какой-то момент он почувствовал себя цирковой обезьянкой, которую выставили на манеже. И ему стало невероятно противно. Противно не оттого, что он является предметом наблюдения и насмешек со стороны, а оттого, что люди не замечают собственной глупости и ограниченности.        Билл улыбнулся. Из прокушенной губы текла кровь, но он слизывал ее языком, краем глаза наблюдая за реакцией других. Он получал противоестественное удовольствие от эмоций омерзения и презрения, лучившихся из глаза многих из окружавших его ребят.        Он поднялся, направляясь к умывальнику, игнорируя перешептывания за спиной, а затем, как ни в чем не бывало, отправился завтракать.       После обычного завтрака в кругу не слишком приятных личностей, он отправился в западное крыло, где находилась небольшая библиотека. По пути он наткнулся на ту воспитательницу, которая утром его будила. Она стояла около двери в его спальню и беседовала с крошечной молодой женщиной. За ее длинный подол серого платья рукой хватался какой-то мальчишка.       ― Так вы уже оформили все необходимые документы? ― спросила воспитательница, складывая руки на груди.       ― Да, ― ответила женщина, обхватывая запястья мальчика и выставляя его вперед, словно это был не ребенок, а вещь.       Но он даже и не поднял взгляда, упорно рассматривая пол под ногами. Его голубые пряди ручьями падали на лицо, поэтому мимики и каких-либо признаков эмоции разглядеть было невозможно, но Билл готов был побиться об заклад, что мальчишка плачет.       ― Хорошо, в таком случае, идите за мной. Кстати, как тебя зовут, мальчик?       ― Уилл. Его зовут Уилл, ― поспешно ответила женщина, в то время как мальчик упорно продолжал молчать.       ― Идем со мной, Уилли, ― воспитательница растянула свои пухлые губы в улыбке и повела мальчишку в спальню Уокера.        Билл, подумав, что они направляются прямиком в его комнату, побежал вслед, на ходу окрикивая женщину.       ― Эй! Что это вы делаете? Куда вы его ведете? ― Билл резко остановился и что есть мочи топнул ногой.       ― Ох, Билли, что же ты так раскричался? ― она наигранно приложила ладонь к губам, вздыхая, как разочаровавшаяся в сыне мать.       ― Никакой я вам не «Билли»! Прекрати меня так называть, жирная свинья!       ― Билли! Немедленно прекрати грубить, иначе я тебя высеку, ― маска доброжелательности плавно сползала с лица воспитателя, но ее серые глаза уже давно заполнило пламя гнева и неконтролируемой ярости.       ― Немедленно отпусти этого сопляка и иди дожирать свои помои!       ― Уокер!        Билл, уже не сдерживаясь, в это время схватил мальчика за плечо и, буквально, оторвал его от воспитательницы. Она вместе с матерью несчастного уставились на Билла, не зная поражаться им или гневаться. Но мальчишке было все равно, поэтому он бросил на Уилла взгляд, говоривший, что ему следует смириться и принять как его собственную ничтожность и слабость, так и величие, и силу самого Билла. А затем, пока оба взрослых прибывали в оцепенении, Билл развернулся, и вихрем помчался в библиотеку на первом этаже.       Первым пришел в себя Уилл. Он встал, и отряхнул с брюк пыль. В это время его окружили мать и воспитательница, пытаясь расспросить его о том, как он себя чувствует. Но Уилл не обращал на них внимания, его глаза будто бы смотрели сквозь шумных взрослых и искали где-то там за ними копну светлых волос.        Когда женщина уверила молодую маму в том, что Билл ― это всего лишь редкий, экстраординарный случай, головная боль всего приюта, и что все остальные дети ― сущие ангелы, они распрощались. Затем женщина, взяв Уилла за руку, отвела его в свою комнату.       ― Здесь ты будешь спать и проводить большую часть своего времени. Уилл уныло оглядел помятый грязный матрац, следы не то грязи, не то крови на полу и решетчатое окно.       ― Но здесь же ужасно грязно, где я должен спать? ― невинно прошептал Уилл, поднимая на нее глаза.       ― Послушай меня, Уилл, ― женщина отпустила его руки и повернула к себе за плечи, ― Запомни вот что. Здесь тебе никогда не будут рады. Забудь про всю ту чушь, что тебе наплели перед тем, как привести сюда. Здесь тебя не полюбит никто и никогда. Для нас ты всего лишь товар, который, если за ним хорошо ухаживать, можно хорошо продать. Но не более. Запомни это, ― она коснулась его волос, а затем развернулась и повела дальше.       Билл бежал по коридору, оббегая людей, как препятствия, и скатываясь по перилам. И вот, наконец, он заметил заветную обшарпанную дверь и улыбнулся. Она немного заедала, но все же ему удалось попасть внутрь.       Там пахло пылью и книгами. Здесь редко кто убирал, поэтому попадающий через открытые ставни свет окрашивал своими лучами каждую пылинку. И Биллу очень нравилась атмосфера этой комнаты. Он даже, можно сказать, был против уборки в ней. По его соображению, пыль в таком священном месте, как библиотека ― это все та же информация и то наследие, что запечатлено в книгах. Просто у нее свой способ сохранение данных о настоящем, нежели у книг. Билл часто проходил вдоль стеллажей не только для того, чтобы выбрать книгу, но и посмотреть, где больше пыли. Если ее слой достаточно большой, то это значит, что книги здесь более интересные и более девственные, чем на самых первых полках.       Билл прошел немного вперед, стараясь не издавать ни звука, и заметил около окна стол, за которым сидела пара ребят. Но они были уже взрослыми и для него не представляли интереса. Поэтому он пошел дальше. Правда, в этот раз Билл решил, что поиграет в поиски интересной книги чуть позже, ибо его уже ожидала другая книга для другой не менее интересной игры. Он осторожно извлек из общего ряда среднюю на вид книжку в твердой темно-синей обложке. На ней большими и черными буквами было написано «Франц Кафка».       ― Наконец-то мы с тобой встретились, дорогой друг, ― Билл прошептал это совсем тихо, а потом открыл первую страницу, из которой выпал листок.        Быстро собрав все необходимое, он мелкими перебежками добрался в дальний никем не тронутый угол библиотеки и сел за стол.       ― А теперь мы можем, наконец, приступить.       Так как в это место никто не заглядывал, то собирать и уносить с собой все необходимое Билл не стал. Он оставил на столе альбомный лист, съеденный ровно на половину простой карандаш, а также небольшую черную книжечку в мягком переплете.       Билл открыл оглавление книги и пальцем стал искать нравящийся ему рассказ. Вообще, эту книгу он прочитал уже давно, два месяца как, но использовать какой-нибудь отрывок решил только сегодня. Пусть то, что он писал не играл никакой роли, не имело ни малейшего значения ни для него, ни для других, пусть даже так. Но тем, что управляло им был интерес и недюжинный азарт. Билл был убежден, что создание шифров обязательно поможет ему в будущем. Например, когда террористы возьмут в плен невинных людей, Билл сможет незаметно отправить людям шифр, который смогут понять только посвященные в это дело люди. Ну, или можно будет сознаться какой-нибудь девчонке так, чтобы только она знала, о чем написано в записке. Из-за того, что Билл очень часто сидел и писал шифры или использовал их в речи для передачи очень секретной информации, его ребята прозвали Шифр. Билл Шифр. И эта кличка нравилась ему. Да, единственное, что ему нравилось в этом гнилом месте. Правда, он был бы не против, если бы его называли Билл-Великий-И-Неповторимый-Король-Шифрования, но Шифр тоже подойдет.       Вспоминая эти светлые моменты, Билл улыбнулся и поднял взгляд.       ― Ты улыбаешься?        Билл подскочил на стуле и в считанные секунды оказался на столе, вооружившись карандашом.       Перед ним стоял Уилл, слегка напугано отклонившись назад.       ― Ты? ― Билл ткнул в него письменной принадлежностью и выгнул бровь. ― Чего тебе здесь надо, а конкретно от меня ты чего хочешь?       ― Мне просто показывали приют. Но потом я увидел библиотеку и решил немного почитать, ― Уилл говорил тихо, а его мертвенно-бледное лицо только подчеркивало болезненный вид. ― Я не хотел тебя пугать, прости.        Билл уселся на край стола, не сводя взгляд с лица Уилла.       «Кажется, что он не врет. На первый взгляд, по крайней мере. Но это не столь важно».       ― Мне не нужны твои извинения. Просто возьми то, что нужно и проваливай, ― Билл небрежно махнул рукой и окончательно соскочил со стола.       Он уже хотел сесть и продолжить занятие, от которого его столь грубо прервали, но Уилл, даже после столь пренебрежительного отношение к себе, остался и посмотрел на листок.       ― Это шифр? Книжный? ― он осмелился подойти поближе и посмотреть на первую строчку.       ― Тебе-то какая разница? ― Билл выхватил листок и вложил его в книгу, зажимая под подмышкой. ― И вообще, я что, непонятно объяснил, чтобы ты проваливал?       ― Просто я не так много знаю о шифрах, поэтому хотел, чтобы ты мне показал, как это, ― Уилл постоянно смотрел в пол, при этом смущенно улыбаясь и касаясь руками то лица, то другой руки.       Билл смотрел на него, на то, что он делает, на то, с каким выражением лица он это делает, а затем просто не выдержал и бросил книгу на стол с громким хлопком.       ― Да что же ты, в самом деле, как девчонка! Стоишь тут, млеешь, как овца, просишь о том, чего сам не знаешь. Показал! Да с чего ты вообще взял, что я стану тебе помогать? С чего? ― Билл раздраженно и резко дергал руками, словно пытаясь унять лихорадку во всем теле.       Уилл стоял напротив него, прижав сжатые ладони к губам, стараясь унять их дрожь. И Билл на мгновение даже показалось, что он сейчас разревется. И это было самым поразительным для него. Он, Билл Уокер, Билл Шифр ― человек, который рос в среде, где слабых не принимали. Их толкали в обрыв, их сводили с ума своими насмешками или просто выбрасывали, как забытый старый мусор. Но это происходило настолько быстро и незаметно, стало обыденным делом настолько, что никто этого уже не замечал. И Билл тоже не обращал на это внимание. Он привык, что на грубость всегда отвечали грубостью, но сейчас система сломалась, все пошло не по сценарию, алгоритм был нарушен. И поэтому ему оставалось лишь стоять и растерянно хлопать глазами, ничего не предпринимая.       ― Просто… Просто, ты первый, которого я увидел здесь. И я… Я хотел. Чтобы ты стал моим другом, ― его голос прерывался, а сам он то и дело пытался как-то выровнять внезапно сбившееся дыхание.       И эта фраза стала ключевой.       Билл, в конец растерявшийся Билл, дрогнул и промямлил что-то похожее на «Ну, ладно», но этого было достаточно для того, чтобы Уилл расплылся в улыбке и поднял, наконец, голову.       Спустя несколько минут и нескольких провальных попыток заговорить со стороны Билла, они все же сели рядом друг с другом, и рассказ начался сам собой. Билл и сам не заметил, как Уилл умудрился рассказал ему всю свою биографию. Уилла смешили его дурацкие выходки и плоские шутки. А однажды, поддавшись какому-то неведомому порыву, мальчики просто молча уселись в обнимку.       ― Ты такой хороший. Я так рад, что встретил тебя.       Это был первый раз, когда слезы Билла текли не от обиды.