Bellis perennis

Она такая красивая, когда спит… Чимин не мог наглядеться. А она причмокивала губами во сне, словно маленький ребёнок, и так умилительно хмурилась, что Паку хотелось пройтись пальцами по её макушке. Он всю ночь не спал, потому что охранял её сон, хотя это было ни к чему — она и так крепко спала всё это время, совсем без кошмаров. Чимин бы с радостью тоже заснул рядом с ней, но непонятный страх внутри, что в любую минуту могло что-то произойти, не уходил, из-за чего Пак просто лежал и смотрел на неё. Его маленькую идиллию нарушил вибрирующий телефон, отчего улыбка с лица сразу ушла. Какого хрена его беспокоят в такую рань? Шесть, мать его, часов утра! Чимин взял трубку и как можно тише, чтобы не разбудить Чонху, спросил: — Да? Какого чёрта? — Простите, сэр, — это точно его секретарь. И почему Чим не посмотрел сразу, кто ему звонит? — Отдел разработок всю ночь работал над проектом, о котором вы просили. Всё готово. Чимин прикрыл глаза, радуясь этой новости, и улыбнулся. Значит, стоило сделать всё, что он задумал, сегодня. Нужно найти Хосока и забрать его с собой в компанию. — Скоро буду, жди. И прости, что из-за меня пришлось работать всю ночь, знаю, что ты не обязан делать это. Чимин сразу отключился, даже не подозревая, что его секретарь прямо сейчас стоял и улыбался. Он так редко получал похвалу от начальства, что теперь вдвойне приятно было слышать что-то подобное от босса. Может, у него просто настроение хорошее, раз он не наорал на него за звонок в такую рань, но парень в полной мере ощутил свою важность. — Прости, Маргаритка, я должен бежать. Мне нужно защищать тебя. Пак нежно взял её руки своими ладонями и убрал со своего торса на белые простыни. Ему было безумно жаль, что он не мог остаться до её пробуждения и поцеловать свою малышку, когда та проснётся, но ему на самом деле нужно бежать. Он боялся, что когда она проснётся, то подумает, что он её бросил, поэтому, встав с постели, Чимин принялся искать в тумбочках листик и ручку, а когда нашёл — обрадовался успешно выполненной задаче. Начеркав на листке пару строчек, Пак повернулся к Чонхе и наклонился чуть ближе. Он не мог отказать себе в удовольствии поцеловать её, что, собственно, и сделал. Мимолётно. Нежно. Немного сорвался, посасывая нижнюю губу, но быстро пришёл в себя. Боясь, что нарушил её сон, он оторвался и услышал недовольный стон. Улыбнувшись про себя, Чим лелеял мысль, что его малышка хотела подольше оставаться с ним в этой тёплой и уютной постели. Он дал себе обещание, что обязательно ещё не один раз проснётся вместе с ней. А ещё лучше, если сам будет будить её поцелуями, в полусонном состоянии покусывая, посасывая нежную кожу, окончательно просыпаясь под её стоны. А сейчас нужно ехать по делам, чтобы однажды было возможно сдержать своё обещание.

***

Чонха проснулась от солнца, что светило ей прямо в глаза, и недовольно поморщилась. Несмотря на вчерашнюю пьянку и весь выпитый алкоголь, у неё, на удивление, не болела голова. Правда, того факта, что её сушило, это не умаляло. Поднявшись с кровати в надежде найти что-нибудь, чем можно было бы промочить горло, она наткнулась на записку, лежащую на столе, на которой и стоял долгожданный стакан воды. Не обращая своего внимания на какую-то там маленькую бумажку, девушка взяла стакан и выпила его содержимое большими глотками, жмурясь от удовольствия. Аллилуйя. Во рту больше не располагалась пустыня, и она могла нормально дышать, не боясь окончательно растревожить горло сухим воздухом. Ставя пустой стакан на стол, она подняла записку, и, почесав затылок и прикрыв один глаз, попыталась вчитаться в то, что там написано. С каждым словом Чонха всё больше понимала, что не зря сначала выпила воду, иначе сейчас бы уже точно валялась на полу.

«Если не умеешь пить — предупреждай. Извини, что не остался утром, меня потребовали к себе очень важные дела, которые не требуют отлагательств. Обещаю, что буду в полном порядке. Кстати, об этом: как только приедешь домой — отпишись, потому что я волнуюсь за тебя. Я уже скучаю по твоим поцелуям, маргаритка. Твой Мин»

В голову Чонхи мигом ударили воспоминания о прошлой ночи, от которых ей резко захотелось вскрыться. Она что, правда позволила себе такое? Она правда позволила такое ему? Она игралась с его хвостом, причём в приказном тоне требуя его у прибалдевшего Мина? Это она потом согласилась на его помощь и стонала от его поцелуев в районе низа живота? От воспоминаний тугой узел завязался вновь, и именно в том месте, сжимаясь до каких-то микроскопических размеров, пропуская через себя каждую секунду. Вот только развязываться он не спешил, ему бы помощь сейчас, а Чонха не знала, как действовать в таких ситуациях. Вот она и сидела, почти плача и не понимая, что с ней произошло. Она приехала сюда найти убийцу родителей, а сама вместо этого влюбилась в какого-то оборотня! И она, может, была бы и не против всего этого цирка, вот только стоит ей убить оборотня, как её объявят в розыск. Она станет предательницей. Мин не пойдёт за ней в её мир. Не наденет на себя ошейник ради неё, просто потому, что в её мире так принято. И от этого в груди всё болезненно сжалось — настолько тошно. Она чётко понимала, что не хотела бы его потерять. Что-то внутри не давало его отпустить. Она так хотела прекратить общение с ним, но её затягивало всё дальше, всё больше. Как остановить это? Не знал никто. На кухне Чонха находит Ми, которая макает пакетик чая в чашку с отстранённым выражением лица. Сейчас бы спросить, что всё-таки вчера произошло, но девушка находится в своём мире, и вытаскивать её оттуда Чон не хочет — ей бы самой не помешало туда попасть. В конечном итоге, пока Чонха делала себе чай, а после садилась за стол напротив Мии, та продолжила заниматься маканием пакетика в давно охладевшую воду. — Ми, с тобой всё хорошо? Мартин округлила глаза, приходя в себя и замечая абсурдность своих действий — чай давно остыл, и теперь придётся делать новый, чем девушка тут же и занялась, поднявшись со стула. — Со мной всё отлично. Спасибо за беспокойство. Мие, как и Чонхе, не хочется вспоминать прошлую ночь: слишком сильно и больно бьют воспоминания о том, что произошло. Радостная девушка забежала в ближайшую, как ей казалось, комнату, и, чуть ли не рыдая от радости, приняла вызов. — Шон! Столько радости в голосе, она так соскучилась. Сколько они не общались? Две недели? Этот звонок был долгожданным, она буквально выживала эти недели без его голоса. Она помнила каждое прикосновение, каждый его гортанный стон, каждое слово о том, как он хочет её. Он никогда не говорил ей, что любит или скучает. — Привет, — голос холодный настолько, что аж током бьёт, прошивая насквозь, но Ми держится молодцом. Она привыкла к такому обращению, всё в порядке. — Я хотел с тобой серьёзно поговорить. Мия, ты ведь понимаешь, что пока ты там — мы не можем быть вместе? — Но я ведь совсем скоро закончу с миссией и вернусь… — Не стоит, — он обрывает её на полуслове и несколько секунд молчит, а те в свою очередь кажутся целыми часами для девушки. Да что он такое говорит? — Я не собираюсь ждать тебя из твоего похода за лучшей жизнью. Я достаточно зарабатываю, чтобы нас обеспечивать. Вот только тебя это никогда не устраивало: ты слишком самостоятельная, тебе нужно всего добиваться самой. Как ты не можешь понять: я не хочу видеть рядом с собой девушку, которая может всё и сама! Это сначала ты была идеальной, вся такая маленькая, невинная, на всё согласная. А сейчас ты стала слишком самостоятельной, — Шон переводит дыхание и продолжает с новой силой. — Заниматься с тобой сексом было шикарно, но это всё, что ты смогла мне дать. Сейчас у меня другая, и она лучше тебя во всём, поэтому не ищи причины во мне. Желаю тебе счастья. Оборотни — это как раз для тебя, они всегда и во всём слушаются своих хозяев. Мию с каждым новым словом режет на мелкие кусочки, и кричать хочется так, будто эта моральная боль является физической. Она любила этого человека, может не так, как следовало бы нормальной девушке, но это чувство определённо было. В чём она провинилась? В том, что отдала ему всё, что у неё было? Что пошла на то, на что никогда и ни ради кого не соглашалась? Шон отключается сразу после своего монолога, а Мия невольно вспоминает, что последние пару месяцев она часто замечала его позже приходящим с работы, но списывала это на то, что парень любил то, чем занимался. А однажды он согласился взять её с собой на приём у начальства в честь Дня Рождения. Там-то она и увидела девушку, на которую Шон смотрел весь вечер. Эта девочка напоминала ей её, будучи ещё совсем маленькой, когда она только познакомилась с ним. Невинная и манящая. Именно такие и нравились её Шону. Но тогда Мия не придала этому значения, поскольку по возвращению домой в постели любили её, а не эту малышку. Да, её любили извращённо, как обычно обожал это делать Шон, но она и к этому привыкла. Боже, какой же дурой она была. Как она могла не заметить, что он её просто использовал?

Billie Eilish, Khalid – lovely (на репит)

В дверь стали стучать и скрестись, будто по ту сторону находился дикий зверь, но Мия решила полностью проигнорировать звук. Потянувшись к телефону, который успела выкинуть в эмоциональном порыве (благо, он упал на кровать и не разбился), и пальцами набирая заученный до скрежета зубов номер, Ми слёзно умоляла Шона взять трубку, но в ответ услышала лишь долгие гудки. Внутри было настолько пусто, что хотелось выть волком, поэтому, когда из-за двери послышался тихий скулёж, девушке показалось, что он принадлежал ей. Третий звонок. Четвёртый. — Блять, да почему же ты не берёшь трубку? Мию одолевала истерика. Совсем не так она представляла их разговор, всё должно было быть совсем по-другому: Шон должен был сказать, что соскучился и ждёт, когда она прилетит обратно, а она непременно нашла бы способ вернуться как можно быстрее. Почему всё пошло не по плану? За дверью слышатся разговоры и изредка — рыки в сторону говорящих, а потом всё вновь замолкает. Нагнетающая тишина, от которой ещё хуже. Сейчас бы сесть с кем-нибудь рядом и рассказать обо всём, что на душе, что так сильно болит… Истерика не прекращается, а в дверь тихонько стучат, будто когтями царапают. Кто-то просит его впустить. Может это то самое спасение, о котором она просит? Ми абсолютно не пьяна, хоть и выпила довольно много, не в таких объёмах, как Чонха, но всё же. Мия открывает дверь и, плача, смотрит на стоящего перед ней Чонгука. Осматривает и не понимает, почему у того такой больной вид, будто это ему сейчас куда хуже, чем ей. Взглядом цепляется за его пальцы и видит, что там порядком отросли когти. Совершенно не соображая, что делает, и просто следуя эмоциям, она тянется руками к его ладони и подносит к своему горлу. Шмыгает носом и, прикрывая глаза, старается своими пальцами направить его ладонь, сжать больше. — Убей меня, пожалуйста. Стоит этой тихой просьбе слететь с её губ, как у Чонгука внутри всё обрывается. Она сейчас шутит над ним? Какое к чёрту «убить»? Гук второй рукой осторожно отцепляет её ладошки от первой, сжимающей шею, и убирает когти. Аккуратно поворачивает палец так, чтобы тот не сжимал её шею, давя когтем на артерию, и хватается сзади, притягивая ближе. — Просто скажи имя этого ублюдка, и я убью его. А Мия только истерично смеётся в ответ и смотрит на него безумными глазами. Ну что он за прелесть, правда? — Гук-и, ты идиот? Боже, какой же ты милый, просто слов нет! Вот только знаешь, в чём проблема? Я не та, кого ты хочешь видеть рядом с собой! Я испорчена, понимаешь? Меня испортили, чёрт! И вообще, я другого люблю, хоть он и не может ответить мне тем же. У вас ведь так же примерно: вас приручают, и вы лапочками становитесь, везде за хозяином следуете. Так вот, у людей ни на дюйм не лучше! Мы такие же! Меня приручили, Гук, и я себе другого хозяина не хочу. Чонгук закрывает за собой дверь и смотрит на неё выжидающе, каждое слово впитывая. Какой тварью нужно быть, чтобы бросить это маленькое создание совсем одну? — Все мы испорчены. — Нет, — Мия качает головой и подходит ближе. Девушка толкает со всей силой, которая у неё только есть, отчего Гук больно упирается лопатками в деревянную дверь, но не сопротивляется ей, считая, что лучше пусть она выплеснет на нём всю свою злость, чем та будет сидеть в ней, съедая изнутри. — Испорчена здесь только я, — Мия бьёт кулачками по груди Гука, а тому и самому плакать хочется, глядя на её отчаяние. От безысходности. — Я научу… научу жить… без хозяина, — слова даются ему с огромным трудом. Он только теперь понимает, что у его сердца тоже есть хозяин, вот только ему никогда не стать ответным полноправным владельцем её чувств. От таких мыслей начинает тошнить от самого себя. — А толку? Гук, ты серьёзно? Дахе говорит, что ты хочешь сделать меня своей половиной, но я тебе принадлежать никогда не буду! А если я завтра пойду трахаться с кем-нибудь? Ты сможешь спокойно на это смотреть и продолжать ждать, как верная собачка? Слова тоже умеют резать. Больно. Чонгука подмывает разбить что-нибудь в этой комнате, чтобы выплеснуть злость, и чтобы у него внутри не сломалось всё окончательно. — Так давай, как ты сказала, трахайся со мной. Зачем искать ещё кого-то, если вот он я, стою перед тобой? — он тоже хочет выговориться, это просто жизненно необходимо сейчас. — Как ты хочешь? Грубо? Нежно? Мне использовать какие-то подручные материалы? Может тебе нравится, когда тебя душат? Он бьёт в самое больное место и сам же это чувствует. Она начинает рыдать ещё больше, ещё сильнее, скатываясь по его телу вниз и падая на колени. А Гук понимает, что погружается на дно вслед за ней. Ему хочется себя покалечить. — Блять. Он хватает её под руки и поднимает на ноги, после чего обхватывает за талию и несёт на кровать. Ей нужно поспать. — Я могу быть кем хочешь для тебя, — шепчет он ей в самое ухо, лежа рядом и гладя по макушке. — Грушей для битья, игрушкой, домашним зверьком. Я не знаю, что ты сделала со мной, но я от тебя больше никуда не денусь. Просто попроси меня спасти тебя — и я сделаю это, даже если на это придётся потратить всю свою жизнь. Мие плохо — ей больно слышать от него такие слова. Он предлагает ей себя, а её изнутри грызёт совесть из-за того, что она не может дать ничего взамен, потому что там ничего и нет. Всё, что у неё было: сердце, душа, даже тело — она отдала другому. Ми тянется к его губам и плачет. Чонгуку тоже хочется заплакать, но он снова сдерживается. Её губы такие солёные, поэтому Гук, следуя внутренним ощущениям, поджимает уши к голове и как маленький зверёк слизывает слезинки с её щёк. Забирает каждую, в перерывах нашёптывая: — Я рядом. Я всегда буду рядом, клянусь. — Мия, с тобой точно всё нормально? Чайник уже закипел, причём уже во второй раз. Чонха смотрит на Мию и искренне не понимает, что с той происходит. Она просто зависла на несколько минут после того, как вылила остывший чай в раковину и поставила по новой электронный чайник. — Ничего такого, не обращай внимания. — Что вчера произошло? Проблемы Чонхи отходят на второй план, она решает разобраться с ними потом. Сейчас нужно понять, что происходит с этой взбалмошной девчонкой, которая стоит перед ней с таким потерянным видом и смотрит в пол, пытаясь подобрать правильные слова. — Меня бросил Шон, у него другая. — Что? Чонха оборачивается, слыша голос за спиной. В дверном проёме стоит Дахе и поражённо хлопает глазами. — Нет, ты, конечно, не подарок, но какого хера он творит? Лицо Чонхи всё больше вытягивается от удивления: кажется, за те недолгие дни вместе они втроём успели стать друг другу ближе, и теперь переживают за проблемы каждой, как за свои. — Спасибо, ты умеешь поддержать, Хе. Просто умничка. Мия поворачивается к чайнику и берёт чашку, из которой недавно вылила чай. Девушка понимает, что так и не помыла её, поэтому, вздохнув, принимается за дело. Чонха с Дахе переглядываются и подходят к Мие, захватывая в свои объятия. Они абсолютно ничего не знают о том, что там такого произошло, но всё равно постараются спасти её от депрессии. Из холла выглядывают Тэхён и Чонгук, принявшиеся наблюдать за картиной, от которой у последнего внутри снова что-то болезненно сжимается. Гук тяжело вздыхает и направляется в гостиную. — Ты куда? — Тэ хвостиком увязывается за другом и садится напротив того на диване, оказываясь в гостевой комнате. — Что-то случилось с Мией, ведь так? И это не только потому, что её парень бросил? — Я никогда не почувствую, что меня любят. Гук произносит это тихо, кося взгляд куда-то в сторону и боясь реакции Тэхёна, который уставился на него широко открытыми глазами. Чонгук понимает тех, о ком заботится Юнги — он часто заходит в отделение и слышит их истории о том, как их единственная оставила их, потому что любит другого. Как не смогла полюбить, потому что была будто выжжена безответной любовью изнутри. Мия тоже. Все эти оборотни периодически приходят на осмотры, со страхом ожидая своего конца, потому что такие долго не живут. Они сгорают изнутри, как и их любимые, только медленнее, будто в наказание, что не смогли спасти свою пару. Другие же просто смиряются. Гуку тоже нужно просто смириться со своей участью. — Что ты имеешь в виду? Тэхён не понимает друга и пытается найти ответ, скользя по нему глазами и выслеживая чужой взгляд своим. — Она сказала, что у неё есть хозяин, как у нас, только мы это парой называем. Спросила, смогу ли я спокойно смотреть, как она с кем-то спит на стороне, знать об этом и ждать её, как верный пёс, дома? — Она твоя истинная, Гук. На это Чонгук лишь ухмыляется и поджимает губы. Сейчас он жалеет лишь об одном: что Мие пришлось встретить его позже, чем этого ублюдка, которому она отдала свои сердце и душу. — Вот только любит она не меня. — Гук-и, не нагнетай. Вот увидишь, тебе просто нужно быть рядом с ней, любить её и показывать ей это, — Тэ искренне верит в то, что говорит. — Тэхён, ты не один раз был со мной у Юнги, когда мы ходили туда волонтёрами, и ты видел их. Тех, кого выжигает изнутри. Таких, как я. — Ты не такой, как они! На его крики прибежали Чонха и Дахе, решив, что парни ругаются. За ними медленно плелась Мия, которую Гук сразу выловил взглядом и посмотрел на неё с болью и преданностью в глазах. Какое интересное слово, «предан». Осталось понять только, предан он кому-то или кем-то.

***

Мужчина не прячет своих ушей или хвоста, как делал до этого. Ему нравится ощущать себя собой, не прикрываясь человеческим обликом, не скрывая «лишние» части своей анатомии. Таких как он недолюбливали среди оборотней, говорили, что корни этого животного дают о себе знать. Гиена. Вот только он не из мультика про Симбу, и он ни перед кем не пресмыкается — наоборот, это делают по отношению к нему. В дверь стучат неожиданно громко, и приходится оторваться от книги, что он делает с большим недовольством, поджимая губы. По ту сторону, в коридоре, его встречает своим серьёзным видом один из его людей. — Сэр, они собираются устроить гонку сегодня ночью. А вот и дельце нарисовалось. Гиена улыбается и верит, что сегодняшняя ночь станет последней для Пак Чимина, а там и до его отца недалеко. Скоро их правление закончится, и тогда оборотни смогут занять своё законное место. Сейчас важно привести в действие это домино, чтобы их империя повалилась.