- 5 -
Марк открыл окно, собираясь насладиться прохладой ночного воздуха, но оно тут же закрылось обратно. – Простудишься. – Да пошёл ты... От самого павильона они ехали молча. Марк был всё ещё взбешён тем, насколько бесцеремонно его запихали в машину, словно пьяную девку, не обращая внимания на явный протест. И что это, вообще, был за разговор?! «Игрушка»? «Методы»? Ещё бы только час и он наконец увидел «барона»... Но этот (Марк бросил полный негодования взгляд на водителя, который казался совершенно расслабленным, держа руль чуть ли не одним пальцем), чтоб его, нахал, просто взял и в очередной раз всё испортил... Ещё и издеваться сейчас будет, называя то тигром, то принцесской то ещё чем... На самом деле в глубине души Марк знал, что его пытались отгородить от всего происходящего здесь, оберегая... Но это, почему-то, больше раздражало, чем... «Оберегая?..» В кармане завибрировал телефон. Это был уже второй раз, когда Джуна звонила первая, не смотря на уговор про командировки... Но после вчерашней ссоры журналист не знал, ни как себя теперь вести, ни что говорить. «Извиниться?.. Знать бы, кто виноват…» – Да?.. – Можешь говорить? Марк бросил взгляд на Хёка, который зевнул, небрежно почесав за ухом. «У тебя скорость 195, в самом деле... Будь серьёзнее!..» Парень в дорогущем смокинге перехватил его взгляд. «Смотри на дорогу...» – Да... Могу... – Пришли очень странные письма из налоговой... – Странные? – Я думаю, что они просто ошиблись, но на всякий случай решила уточнить. У тебя случайно нет во владении машин: Porsche и какой-то Rimac... Эммм... Мотоцикла Ducati и ещё... по-моему... Да, какая-то вилла на Чеджу, не могу выговорить её название... Бред, правда? – «Rima-..» что?.. Подожди, какая вилла, ты о чём? – Вобщем, тебя просят своевременно оплатить налоги на имущество и напоминают, что ты всегда можешь что-то заложить... – Передай Джуне привет! – Хёк даже не сбавил скорость, когда они поворачивали к отелю, и Марк больно впечатался в дверь. – Можно аккурат-..?!.. Что? Девушка продолжала говорить, уверенная, что её как всегда очень внимательно слушают. Но мозг Марка готов был выдать error... – Короче, я так понимаю, это какая-то ошибка. Как приедешь, нужно будет позвонить им... И ещё... – Вы пригласите меня на свадьбу? Спроси у неё, она уже... – Да заткнись ты! – гневно махнув в сторону водителя рукой, он пытался вникнуть в смысл слов с другого конца провода. – Я вчера ходила к твоей маме, и она... – Вилла называется "Countless", кстати... – но Марк старался его не слушать, зажав ладонью ухо... – Что с мамой?! – Позвони ей, Марк... Кажется, у неё опять приступ, и она лечится своим любимым кальвадосом. – Чёрт... Хорошо... Я... Я позвоню. Спасибо, Джуна. – Не за что... Жду тебя на выходных. – Хорошо. Не успел он убрать телефон, как на экране высветилось сообщение от банка... «Этого мне сейчас только не хватало...» Но содержимое удивило его даже больше, чем бредовые письма из налоговой. «Задолженность в этом месяце погашена?! Что за..?.. У них там у всех какие-то сбои?... Shit... Когда это кончится?.. Боже… Мама, зачем ты?.. Чёрт!..» Он закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться, но боль в правой ладони быстро вернула к реальности... Оказалось, что они уже давно приехали и стоят на заднем дворе отеля. Донхёк молча всматривался куда-то вдаль, оперевшись подбородком на сложенные на руле руки. Сверчков было слышно даже в салоне, а когда из-за облаков вышел полумесяц, гладкий чёрный капот красиво замерцал звёздной пылью... В машине пахло Хёком и новым кожаным салоном. Поддавшись порыву, Марк провёл ладонью по панели перед собой – ни пылинки... Если мать опять начала пить, значит придется тратиться на оздоровительный центр, потому что просто так эти приступы острой депрессии не проходили. Сколько прошло времени с последнего? Год, не больше... И в тот раз всё чудом не закончилось трагедией. – А что за машина с красным салоном?.. – ему нужно было отвлечься. Просто забыть обо всём и раствориться в настоящем мгновении. Почувствовать себя здесь и сейчас. Живым и свободным... Как бы он ни ненавидел этого красивого парня в смокинге, всё же рядом с ним он чувствовал себя в безопасности... Парадокс. Но почему так?.. – На которой я вёз тебя из убежища в отель? Ты помнишь?.. Хм... Это Rimac, – Хёк смотрел куда-то в пустоту, будто погрузившись в свои мысли. – Rimac?.. Интересно, что сказала бы теория вероятности по случаю данного совпадения?.. – Не слышал о такой марке... – возле коробки передач Марк увидел бутылку, которую Хёк прихватил из павильона, и взял её, рассматривая этикетку. – Зря ты увез меня... Он оторвал защитную фольгу, пытаясь открутить леску, но Донхёк вдруг выпрямился, отобрал у него шампанское и завёл мотор. – Поехали к озеру. Посмотрим светлячков, – он включил музыку и развернул машину. ... Ехать оказалось достаточно долго, и Марк почти уснул. Но оно того определенно стоило, потому что что-то внутри вдруг проснулось, наполняя тело немым восторгом, когда он вышел из машины на огромную поляну одуванчиков, плавно переходящую в неподвижную гладь лесного озера. Где-то в кустах лениво напевала жаба, а ветром с воды доносился запах тины... Вокруг кружил белый пух, застревая в волосах и щекоча. – Вон там, смотри... – Донхёк немного повернул его за плечи, указывая в сторону леса. Сначала Марк ничего не увидел, но постепенно глаза привыкали, адаптируясь, и он с детским восторгом ахнул, заметив зелёные огоньки, кружащие над землёй. Ничего волшебнее он ещё не видел... Звуки ночного леса стали одним целым с музыкой его души, пропитав ладаном умиротворения все ржавевшие в ней годами эмоции... И, казалось, что он наконец там, где и должен был быть. – Садись... – Марк обернулся на голос, нехотя выныривая из состояния единения с окружающим миром, и увидел, как его провожатый расстелил на траве свой смокинг. – Больно дорогая подстилка... – сев рядом на землю, он поднял облачко белых пушинок. – Ну вот... А я хотел за хёном поухаживать... – Хёк плюхнулся на свой отвергнутый пиджак и принялся возиться с бутылкой. – «Хёном»?! Наконец-то ты признал это... – А я и не спорил никогда, – он с шумом вытащил пробку и протянул шампанское журналисту. – Прости, милый, бокалов нет. И разве если «дорого» – значит не для тебя?.. – Я тебе не милый... – он тяжело вздохнул, проведя рукой по волосам. Марк ведь решил больше не пить, прекрасно зная все возможные последствия и эту головную боль на следующее утро. Но сделав большой глоток шипучего напитка, он обхватил руками колени и уставился на гладь сверкающего под луной озера. Они молчали, мягко ощущая ночную прохладу и присутствие друг друга... Марк хотел о многом спросить, но боялся испортить атмосферу. Выпитый алкоголь незаметно вызвал сонливость, и у журналиста просто не осталось сил на очередную перепалку... Не говоря уже о непредсказуемых домогательствах со стороны этого красавчика, которыми иногда заканчивалось их общение. Он посмотрел на тщательно забинтованную руку и вспомнил об обещанном удовольствии и сомнительных угрозах... И хоть нападал не он, у Марка сложилось впечатление, что и сбежал вчера тоже не он. – Ты сказал, что всё мне расскажешь, – он сделал очередной глоток, понимая, что такое дорогое и вкусное шампанское попьет уже теперь только на своей свадьбе... – Ещё не время, хён. – Потом может быть уже поздно... – Значит, так тому и быть. Марк посмотрел на звёздное небо, мечтая раствориться в свободе, царившей в этом маленьком раю в центре заколдованного леса. Только на природе, наблюдая всю ту невероятную красоту и совершенство вокруг, успокоившись, вдруг понимаешь, что все проблемы существуют лишь в голове, и ты заперт там. Вместе с ними. Но стоит увидеть, что дверь никто не держит, и выйти из этой тёмной комнаты, как все страхи и боль растворяются, рассеиваясь в таинственной бесконечности пространства... Вселенная продолжает расширяться. И нас ничто не ограничивает. Только мы сами. – Это правда, что ты – сын барона? Марк не ждал ответа... Но что-то подсказывало ему, что сейчас их орбиты на максимально близком расстоянии друг от друга, и никто не знает, когда они сойдутся вновь. Свежий порыв ветра принёс новую порцию аромата тины и мокрой травы, приятно поглаживая по волосам. Хотелось вытянуть навстречу руки и принять эти прохладные приветственные объятия, обещавшие покой и свежесть ночи... Марк бы остался здесь навсегда, хоть в глубине души и понимал, что этот момент потому и ценен, что никогда не повторится... «На меня так действует шампанское?.. Или это его присутствие?.. Почему этот человек вызывает во мне такой яркий спектр эмоций, будя несуществующие ощущения и страхи?..» Мягкий карамельный голос неуверенно нарушил тишину, будто на ощупь прокладывая себе дорогу в слегка захмелевшем сознании журналиста. – Правда. Но мало кто знает, что приёмный. – Приёмный? – Да... До семи лет я рос в приюте при местном католическом приходе. Но потом в церковной столовой произошёл пожар, спаливший тем летом полгорода, – Хёк откинулся на спину, утонув в траве и одуванчиках, и Марк справедливо заметил, что эту белоснежную рубашку уже не спасти. – Тогда часть детей раскидали по соседним приютам, а меня... Меня забрал он. Журналист сделал новый глоток, продолжая наблюдать за беспорядочными танцами маленьких зелёных огоньков. – Но почему именно тебя?.. – Потому что я был на редкость смекалистый и, что ещё хуже, всегда говорил правду... – Почему-то у меня такое чувство, что с тех пор ты ежедневно врёшь как дышишь, – Марк издал иронический смешок, но тут же смолк... – Так и есть... – было в этом голосе что-то такое, от чего на сердце вдруг стало неимоверно грустно. В нём читалась безымянная боль измученной от безысходности души, что несла на себе мерзкий груз темноты в полном одиночестве.... Марку показалось, Ли Донхёк боится, что уже начал забывать, кто он и зачем сюда пришёл, надев тысячу масок только ради того, чтобы в итоге... «В итоге что?..» – То сооружение в лесу, где ты зашивал мне руку... Ты там живёшь? – Нет, это было бы очень глупо и неудобно, – послышался забавный смех, и Марк вдруг решил, что этот красивый голос способен на многое. Пока не видишь наглую рожу, естественно... – После учёбы я стал подрабатывать везде, где только можно, и больше не возвращался в дом барона... Я не мог там спать. – И где же ты спишь? Хотя... С таким плотным графиком это уже не играет роли, верно?.. – Моя «спальня», если это можно так назвать, находится на чердаке отеля мадам Ха, между прочим. И я смотрю, тебя действительно интересует тема моего сна! – В отеле?! Так значит она действительно твоя мать?.. – Марк проигнорировал непонятные намёки, не обращая внимания на игривый тон. – Мадам Ха? Она жена барона, да... – и Хёк тоже не стал изощряться в попытке подколоть, говоря на удивление серьезно. Журналист не заметил, как допил остатки алкоголя, и тоже откинулся на спину, закрыв тяжёлые веки. Запах озера так манил искупаться... Но Марк не умел плавать. – Так вот, почему тебя все боятся... – Разве боятся? По-моему просто опасаются... Им известно, что я не проявляю особого интереса к делам своей приёмной семьи, поэтому... – Проявляешь. – Что? – Зачем ты спишь с ЧжиНой? Зачем тебе такое «убежище» в лесу? Ты же не из-за меня тогда пробирался на этот чёртов завод! И я уверен, ты прекрасно знаешь, что там происходит, имея прямое отношение к делу. Как он сказал? «Игрушка»? Они сказали тебе разобраться со мной, верно? Но, судя по всему, ты убедил их, что я не стою особых усилий, сказав, что ещё не наигрался... Ты по-настоящему меня бесишь! Марк расстегнул верхние пуговицы рубашки... От выпитого было жарко, и даже ночной холод земли не приносил должного облегчения. Он вспомнил, как холодные заботливые руки трогали его лоб, меряя температуру, когда он болел. Как они тщательно обрабатывали его раны, вставляли свечи, а иногда поглаживали по бёдрам... Вспомнил эти мягкие губы, насильно поившие его, горячо шептавшие в ухо...целующиеся с той женщиной на переднем сидении дорогого автомобиля... Вспомнил его смуглую кожу, родинки, серёжку, красивое лицо, ехидные нотки в глазах и обтянутые черной кожей ноги... «Бесишь...» Это правильное слово. Марк знал, к какому именно из всех озвученных им вопросов пристанет этот дорого пахнущий парень. – Ооооо... Как ты можешь так говорить, про все эти «спишь», «игрушка» и «не наигрался», мой милый тигрёнок?! Это разбивает мне сердце! Ты ревнуешь?! Но... – Что они делают с тем веществом в бидонах? В воцарившейся тишине было слышно, как небольшие волны, накатывая, лижут травянистый берег. Концерт жабы был давно окончен, но сверчки не собирались так просто расходиться, зовя на бис... Интересно, светлячки ещё здесь?.. Марк приподнялся и посмотрел в сторону леса. «Как же всё-таки красиво...» – Сколько бы я не пытался, мне так и не удалось выяснить, где они берут эту гадость. С поставщиком общается лишь ЧжиНа, но её разговорить просто невозможно... Я прошу тебя, Марк... Не лезь больше туда... Езжай спокойно домой сочинять прекрасную статью, и никогда сюда не возвращайся, – Хёк перевёл дыхание, собираясь с мыслями. Марк был удивлен... Он никогда не был с ним так откровенен. – Однажды я сделаю так, что всё прекратится. Я остановлю это… Поверь... Хотя бы ты... Ты должен мне доверять... Журналист повернулся к Хёку, всё ещё утопающему в растительности. – Значит, это действительно наркотики? – А ты неплохо осведомлён, однако... Да. Это новый вид на синтетической основе. Очень дорогой и опасный. – Но куда их сплавляют?.. И как? Тот товарняк... – Для этого изготавливаются те бракованные машины, Марк... В них зашивают порошок, грузят на поезд и везут к границе с Китаем. Я уже знаю, кто из таможни работает с этими ребятами и... – Дегустаторы. Они нужны для…? – Очень сложная технология производства наркотика повышает вероятность возникновения погрешностей. А за бракованный товар можно поплатиться не только репутацией. Нужны те, кто будут пробовать каждую новую партию. – Но что потом происходит с этими людьми? – Если порошок получился, то они просто покайфуют и впадут в зависимость. Но когда в очередной раз дегустации выясняется, что товар бракованный... – Они умирают?.. – Кто от принятого яда, кто позже, от ломки или побочных эффектов, ну или ... Хёк, наконец, поднялся, поймав внимательный взгляд интервьюера. В темноте это выражение глаз было невозможно прочитать, но Марку показалось, что только сейчас он видит настоящего Ли Донхёка. Без грамма лжи, таинственности, коварного ехидства и злого одиночества... – Почему ты мне всё это рассказываешь? Ты ведь знаешь кто я. – Кто ты? Хммм, – но это было ненадолго. В уголках губ заиграла до боли знакомая довольная усмешка, так часто вынуждавшая журналиста чувствовать себя по-дурацки неловко. – Ты милый тигрёнок, которого я бы не прочь приручить. Хёк недвусмысленно задирает брови, проведя языком по верхней губе, и Марк вспоминает, как сильно хочется врезать по этой морде. – Я не тигрёнок! Хватит уже звать меня, как попало. Мы вроде взрослые люди и... «Приручить»?.. Мне не нравится такое отношение. – Ну или «отыметь», если тебе так понятнее... Хотя... – «Отым-..»?.. Что за бред?! Думай, что говоришь, пожалуйста! Весело хихикая себе под нос, Хёк встал, поднял свой смокинг и оттряхнул его. – Эх... А ведь у моего милашки скоро свадьба, и хоть я и решил ничего не делать, пока... хмммм... Как бы так сказать, чтоб ты не начал опять недовольно визжать? – При чём тут моя свадьба? И я не визжу! – Марк попытался встать, но ноги не слушались... Ничего удивительного, в принципе. – Ты прав, к чёрту свадьбу! Поехали в отель! – Зачем? – журналист опасливо отстранился, наблюдая, как Хёк подходит к нему. Сын барона схватил его за руку и потянул, помогая подняться. На мгновение их лица оказались так близко, что Марк невольно смутился, гневно пытаясь вырваться... Но Донхёк прижал его крепче, подхватив за талию, и издевательски пропел: – За тем самым ~... – он усадил несчастного журналиста в машину. – Не знаю, на что ты там рассчитывал, но я просто отвезу тебя домой, так что не фантазируй. «Домой?.. Аааа... Точно... В отель...» Марк знал, что должен быть благодарен, что его вообще оставляют в живых после всего, что он только что услышал. И должно бы было быть страшно, но этот парень на водительском сиденье никогда его не пугал... Лишь раздражал. И то, видимо, из-за того, что в тайне Марк им просто восхищался, удивляясь их странной непохожести. И пусть это всё скорее унизительно, чем непривычно, но пока он пьян, он может расслабиться, отдавшись на волю этим, уже ставшим извращенно родным, изящным рукам... ... Марк скинул старые кеды и тут же оказался по щиколотку в воде. – Мам?! Что тут происходит?.. – он кидает портфель на тумбу и заглядывает в маленькую тёмную кухню в их старой квартире: никого. – Мам?.. Откуда-то доносится её любимая старая запись арии царицы ночи из оперы «Волшебная флейта», но ведь их граммофон давно в ломбарде... В конце коридора дверь в ванную пропускает голубоватый свет и Марк понимает, что вода течёт оттуда. – Мама?.. Он медленно идёт, хлюпая водой и ведя рукой по стенке. Бледная как смерть женщина лежит в ванной с открытом краном... На ней старое вечернее платье, а в руке треснутый стакан с красным вином. Марк понимает, что он не успел... Что она опять начала... И лучше бы ему вообще не рождаться... – Мам? Она молча делает глоток и плюётся. Она не любит вино... Только кальвадос или на худой конец бренди. – Давай мы выключим воду, пока все соседи не искупались вместе с нами и... Она кидает стакан на плитку, и тот разлетается вдребезги на сотню мелких осколков. Вода окрашивается в красный, и Марк больше не видит своих ног... – Мама... Прошу... Она берет бутылку с бортика ванной и, выпив немного с горла, разбивает её о стену... Красные подтёки жутко стекают вниз уродливыми узорами, а острое горлышко оказывается на тонких запястьях. – Твой отец был прав... Лучше бы я сдохла, когда ты был ещё в утробе. Это невыносимо... – Хватит. – Он всегда говорил, что я кончу как последняя шлюха под забором... Но я верила, что ты меня спасёшь... – Прекрати. – Но ты такой же больной и бесполезный как твоя умалишенная мать. Лучше бы нам избавить этот дерьмовый мир от своего дыхания. – Замолчи, слышишь? – Мы не люди, сынок. Мы мусор. Отбросы. И ты такой же никому не нужный хлам, как и я. Знаешь, а я ведь даже не уверена, кто именно из них твой отец... – Хватит!!! Марк выбежал в коридор и закрыл уши, но голос оперной певицы проникал даже сквозь кожу, лезвием ножа делая глубокие кровавые надрезы. – Нет...я не хочу...хватит... Вдруг бесячий звонок своим дребезжанием вырывает его из страшных объятий сна и Марк, морщась, открывает глаза... – Господин Ли? – Мммм... – Хёк передал, что вы просили разбудить вас сегодня около десяти... Я звонила, но... Уже одиннадцать. Простите. – Что?.. Я просил?.. – Он предупредил, что вам может понадобиться лекарства от похмелья, и я оставила всё необходимое у вашей двери. – Что? Ааа... Да... Эммм... Спасибо. Он положил трубку на место и сел, откинув одеяло. «Просил разбудить?.. Но... Что?!» Он совершенно не помнил ничего подобного. Тупая боль в голове, тем не менее, никак не оправдывала безделье, и Марк было залез в душ, как вспомнил, что сначала нужно обмотать руку защитным полиэтиленом... «Скорей бы снять швы...» Он смотрел на свежезабинтованную ладонь и перед глазами вдруг встал вчерашний вечер. Хёк почти волоком тащил слабовменяемого журналиста, попутно издеваясь над ним и грозясь однажды воспользоваться ситуацией в свою пользу, хотя тогда Марк и не понял, о чём это он... Он и не спал, но и не бодрствовал, слабо ощущая, как его раздевают, укладывают и перевязывают ему руку. И Марк не уверен, его ли это больная фантазия, но кажется, будто перед тем как уйти Хёк наклонился к нему... – Как ты думаешь, Марк? Если бы я был обычным парнем, вроде твоего Джено, и мы бы встретились где-нибудь в Сеуле, мы могли бы стать друзьями? – Мммм... – он думал, что уже спит, и это либо сон, либо чистилище... – Ясно... Может хватит уже меня соблазнять, напиваясь и становясь таким милым и беззащитным, м? – Я...нннн... – Оу... Ну, если ты просишь, – Марк вдруг чувствует, как чьи-то мягкие губы осторожно и нежно касаются его... В нос ударяет запах дорогого парфюма с нотами лайма и розмарина, и откуда-то из тайных глубин наружу рвётся огонь, запертый веками, накрывая волной дикого желания... Мокрый язык медленно проводит по границе, просясь внутрь, и Марк открывает рот, почти дрожа от страха и странного возбуждения... Когда их языки встречаются, что-то внутри него ломается, и сознание не выдерживает оборону, потеряв всякий здравый смысл... Марк жадно отвечает, захлёбываясь от удовольствия, как если бы никогда до этого не испытывал ничего столь сладкого и жаркого, как этот странный поцелуй... Как если бы никогда не дышал, толком не живя до этого мгновения. Когда чужие губы вдруг прерывают страстное слияние, отстраняясь, они оставляют после себя лишь чужую ядовитую слюну, и Марку кажется, что он обманут жизнью и больше никогда не сможет проснуться... Сейчас, в свете дня, стоя под потоком теплой воды, мягко омывающей разбитое тело, он решил для себя, что это был сон, и по-другому быть не может. Что это всё плохо началось и ещё хуже закончится, и пора бы уже делать прививки порядочным людям от чертовых красавцев-мафиози. И вообще... Когда приедет домой, надо будет сполна насладиться Джуной, удовлетворив свои накопившиеся неприличные потребности... Потому что, видимо, у него с этим явные проблемы... Хотя, тут, скорее, нужен чёртов психотерапевт... «Ты такой же больной и бесполезный как твоя умалишенная мать...» Психотерапевт, значит... Ему уже давно не снился этот кошмар времён старшей школы. Но в свете последних новостей, такой неприятный визит не удивителен. Марк знал, что если она уже начала пить, то звонить бесполезно... Приняв таблетки и панацею от всех болезней в виде сиропа на основе корня женьшеня, который тоже был заботливо упакован в небольшую коробочку у двери, горе-журналист, опасавшийся не только скорого членства в обществе анонимных алкоголиков, но ещё и возможную безработицу, сел наконец восстанавливать свою итоговую статью... Благо один разоткровенничавшийся ненормальный вчера снабдил его кое-какой информацией и... В поле зрения попал белый конверт, одиноко отдыхавший на прикроватном столике. Внутри был билет на место в классе-люкс скоростного поезда Пусан-Сеул отправлявшегося завтра в полдень. И что-то Марку подсказывало, что Хёк прекрасно позаботится о том, чтобы журналист оказался на центральном вокзале в нужное время. «Когда его принесли?.. И почему я должен был проснуться в десять?..» Всё это было важно, но не настолько, чтобы отнимать драгоценное время. Поэтому он спрятал билет в ящик стола и вернулся к ноутбуку... «Все началось с серии аварий и выявления производственного брака марки элитных машин. А закончится эта история лишь на границе с Китаем, в компании с самым дорогим и опасным наркотиком на сегодняшний день. И если вы думаете, что между пожаром в католическом приюте и красивой замначальницей по охране пусанского филиала нет ничего общего, то я попробую вас удивить, заставив следить за криминальным беспределом в небольшом городке, словно одеялом покрывающем вопиющие преступления...» Марк всё удалил и подошёл к окну. «Чёрт...» Во-первых, у него нет вещественных доказательств (ни фотографий, ни записи диктофона, ни клочка бумаги...). Во-вторых, у него нет подробной информации о самом наркотике и специфике изготовления. Ещё бы достать парочку имён жертв-дегустаторов. Может, кто-то из них ещё жив?.. В-третьих, так толком и не ясно, что такого сделал или узнал главный инженер, раз его решили убрать? И вообще... Ли Донхёк... «Как зовут твоего приемного папашу? Насколько он влиятелен? И что ты задумал, говоря, что ты остановишь их?..» На самом деле Марка беспокоило многое... Не говоря уже о том, откуда этот парень знает про Джуну, про свадьбу и даже про Джено?! Это начинает напрягать... И достаточно сильно. «Скорей бы свалить отсюда...» И было ещё кое-что... Хёк иногда ночует в комнате на чердаке, здесь, в этом отеле. Мозг стратега сам собой выстроил логическую цепочку, сложив все пазлы мозаики вместе. Но его хозяину это никак не нравилось... «Во-первых, у меня нет вещественных доказательств...» Он надел очки, накинул на майку рубашку и покинул душную тесную комнату. ... – И желательно, чтобы они были всё-таки круглыми, ага, – Хёк выдал ему острый нож, оставив обрезать коржи, пока он сам готовит заварной крем на соседней конфорке. – Ха. Ха. Очень смешно... Шок – немного не то слово, которым можно было бы достаточно исчерпывающе описать состояние Марка, который находился на кухне бара «Луг» вместе с местным поваром по совместительству, Ли Донхёком. Это ошибка системы, сбой матрицы, бред шизофреника, параллельная вселенная, но это не может быть адекватной реальностью. Не с ним, и не при сложившихся обстоятельствах... Хёк, часом назад схвативший уже покидающего территорию отеля журналиста и насильно притащивший оного в этот подвал, тем не менее чувствовал себя, походу, просто прекрасно, чуть ли не напевая. Он попробовал крем и, набрав ещё чуть-чуть, подлетел к корпевшему над коржами помощнику шеф-повара. – Ну-ка, малыш, попробуй. Может добавить ванильного сахара? – он приставил ложку к губам, и Марк, обжигаясь, осторожно попробовал. – М? – Слушай, ты уже просто офи-... – Я тоже думаю, что чуть-чуть не помешает. – Какого чёрта я вооб-.. – Нет, я уже сказал, Марк, она не любит какао, так что даже не проси. – Ты ме-... – Естественно с клубникой, зачем, по-твоему, я заставил тебя её мыть несколько минут назад?! Марк выругался и хотел бросить нож и уйти, но мысли тихо шептали, что во всем можно найти выгоду... Он вернулся к коржам, незаметно подъедая обрезки бисквитного теста с краёв. «Вкусно...» Хёк снял ёмкость с плиты и переставил к миксеру, добавив сливочное масло. – Если ты хотел мне сказать что-то важное, то говори, просто нужно долго взбивать и будет не слышно. – Ты будешь дарить только торт? – Да. Это традиция. – А кто...? – но миксер уже во всю работал, заглушая голос... – Да пошёл ты... Хёк внимательно следил за процессом, но вдруг выключил аппарат и двинулся в сторону Марка. Тот пятился до последнего, пока не уперся в стол. Марк пожалел, что никогда не занимался йогой, когда его спина жалобно заныла, стоило ему отклониться назад, чтобы не встретиться с чужим лицом. Хёк оставил пару дохлых миллиметра между их носами, когда потянулся за коробкой со специями, совершенно случайно стоявшей позади журналиста. – Не ругайся, – обдав дыханием, он быстро отстраняется и возвращается к своему крему, а Марк вспоминает то, что предпочёл бы навсегда забыть... Журналист укладывал на корж клубнику, а Хёк поливал каждый новый слой остывшим и тщательно взбитым кремом. Если так подумать, то это первый раз, когда он с кем-то готовит. Да ещё и торт... Поглощённый работой он никогда не лез на кухню, оставив её на попечение своей девушки. А мать же, ещё когда они жили вместе, готовила редко и не очень хорошо... Поэтому область кулинарии всегда оставалось какой-то загадкой, слишком сложной для понимания и весьма хлопотной на практике. Но то, что Донхёк умеет готовить, его, честно говоря, совсем не удивило. После всего произошедшего было бы очень глупо вообще чему-либо удивляться в этом парне. «Так значит у мадам Ха сегодня день рождения?..» Остался последний слой и Хёк случайно капнул на не успевшего убрать пальцы Марка. – Сори... – Ничего, – он принялся облизывать пальцы, странно осознавая, как внимательно сейчас за ним следят эти карии глаза. – Вкусно? Марк побоялся встретить взгляд... «Это был сон... Это был чёртов сон... Он просто ненормальный, это понятно, но я-то зачем так пошло слюнявлю свою чёртову руку на его глазах?!!» – Да... Очень… – Ты вроде не пьян... Интересно. – Что? – переспрашивать – его старая привычка, однако... Хёк собрал остатки крема по краям ёмкости, и Марк подумал, что этот наглец окончательно сошёл с ума, протягивая ему свои пальцы. Пару секунд он сидел неподвижно, полностью застыв и гипнотизируя стекающий по тонким пальцам крем... «Он псих?! Какого черта?.. Неужели он думает, что я стану...» – Быстрее, капает... Хёк тыкает указательным пальцем в губы... Марк старается не смотреть в глаза. «Будь ты проклят...». Как во сне, он медленно открывает рот... «Я сошёл с ума...» И облизывает испачканный холодный палец, проводя почти по всей его длине языком... Чувствуя острое напряжение в каждой клеточке своего тела, смертельно бледнея, он слизывает всё подчистую и мягко отталкивает чужую руку, мечтая запить приторную сладость... – Правда, вкусно? – как ни в чём не бывало, жутко довольный, Хёк ставит посуду в раковину и нависает над десертом. – Ну вот. Осталось подождать пока застынет, и надо будет украсить... Хочешь кофе, хён? У нашего бариста отличная Арабика. «Хён?.. Если бы ты всегда был адекватным и милым донсеном, без этих извращенских замашек, мы, наверное, могли бы стать друзьями, Хёк... Но... Ты сам всё портишь и я...» Минут пять они молча наслаждались приятной горечью хорошо сваренного кофе, как вдруг Хёк спросил, напоминая: – Ты звонил маме? Марк съел последнюю стружку бисквитных обрезков и сделал ещё глоток. – Это тебя не касается... – Как скажешь, – Хёк грел руки о красивую чашку, не сводя внимательных глаз с собеседника, и когда Марк осмелился встретить чужой взгляд, он не рассердился, как рассчитывал. На него смотрели спокойно, без жалости или осуждения, без привычного ехидства. Это был взгляд человека, не собиравшегося никого и ничему учить, упрекая или оправдывая. И Марку в первый раз в жизни вдруг захотелось всё рассказать... – Это впервые, когда я с кем-то готовил... – Я тоже... – Но разве тебя не мачеха учила готовить?! – Нет, я сам... – Оу... Ясно. – А ты никогда не готовил раньше с мамой или с девушкой? – Нет... Я... Я не умею готовить, поэтому... А мама, она... – он запустил пальцы в волосы, собираясь сменить тему, но. – У неё маниакально-депрессивный психоз... И я... Больше всего Марк ненавидел эту свою сторону... Чувство стыда за свою семью, за свою историю... И он не выносил, когда его жалели, поэтому каждое произнесённое слово, оголявшее так и не зажившую израненную кожу, причиняло новую боль, украшенную страхом и отвращением... Заранее решив, что его не поймут или не воспримут всерьёз, Марк с детства всё чаще молчал, разрываясь от криков внутри. Ему казалось, что он как-то искажает страшную истину, неправильно объясняя свои чувства и страхи, использует не те слова и не те доводы, оперируя неоднозначными фактами, и поэтому люди никак не поймут то очевидное, что он пытался им показать. Но правда в том, что показать что-то на самом деле ему нужно было лишь себе. Вглядываясь внутрь, Марк никак не мог разглядеть ту мелкую деталь, что работает неправильно, сломавшись, повергая весь организм в хаос. Судорожно пытаясь нащупать её рукой, он кидался из крайности в крайность, мучая себя и страдая от недосказанности и неизвестности. Его всё время что-то тревожило... Марк боялся, что болен, так же как мать... И он медленно разрушал себя, в попытке найти эту дряную неисправность среди груды развалин, и порой казалось, что он уже близко. Сидя сейчас на кухне, где пахло ванилью, клубникой и кофе, напротив совершенно чужого человека, который молча смотрел на него, готовый по-настоящему выслушать, без всяких обязывающих последствий и причин, Марк вдруг поверил, что почти нашёл то, что ему так было необходимо все эти годы... Хёк, молча, взял его кружку и налил ещё кофе, попутно заглядывая в морозилку и проверяя торт. Взяв миску с оставленной для украшения крупной ягодой клубники, он достал нож для карвинга и вернулся к столу. Наблюдая, как острое лезвие вырезает причудливые фигуры, превращая ягоды в цветы, Марк забыл кто они, и чем всё это может закончиться, по воли прихоти представив на время, что они просто друзья, проводящие очередной вечер за непонятной фигнёй в какой-нибудь съемной квартире на окраине Сеула... – Что говорят психотерапевты? – он спросил, не поднимая глаз, напоминая, что всё ещё внимательно слушает. – Эммм... Что всё слишком запущено... Нужно комплексное лечение, не говоря уже об активном участии самого пациента, но... Мне иногда кажется, что она просто сумасшедшая, Хёк... И... Я не знаю, когда всё это закончится... Я просто хотел бы, чтобы эти дурацкие клиники стоили не так дорого! Донхёк укладывал готовые цветы на тарелку, периодически промокая испачканные пальцы салфеткой. – А как давно всё началось? – У неё с подросткового возраста диагностирован депрессивный профиль личности с суицидальными наклонностями... Она была средним ребёнком в большой семье, но после проявления ненормальных маниакальных эпизодов родственники просто поместили её в психушку... Мать рассказывала, что это был кошмар наяву, и она сбежала... В том жутком виде, в котором её биполярное расстройство проявляется сейчас, болезнь сформировалась, когда она узнала, что беременна... Закончив с клубникой, Хёк полез на верхние полки в поисках красивого блюда, и Марк в очередной раз отметил физические данные этого парня, наблюдая, как край розовой кофты задрался, оголяя смуглую кожу. – А что отец? Марк побледнел... Оставшаяся часть рассказа, как бы он ни старался приукрасить её, спрятав всю гниль, всегда неизбежно убивала не только его самого, но и прежние отношения со слушателем... Но он не хотел, чтобы этот человек взглянул на него по-другому в следующий раз как поднимет глаза, после услышанных здесь жалостливых историй родом из психушки. Нет. У него и так никого не осталось... «Почему я так остро реагирую на это?.. Я завтра уезжаю, и возможно, больше не вернусь... А этот ненормальный парень так и останется просто неприятным воспоминанием... Так почему я так боюсь потерять лицо в его глазах? И почему мне хочется, чтобы он знал и видел меня насквозь?..» Марк точно больной... Такой же бесполезный и гнилой, как и его мать... – Отец?.. Я... Я не знаю, кто мой отец... В нормальном состоянии мама никогда не говорила о нём, и лишь в эпизоды глубокой депрессии, неизменно следующие за маниями, она начинала говорить про какого-то мужчину, который её бросил, как только узнал, что она беременна. Но эта история всегда заканчивается тем, что она на самом деле понятия не имеет, кто именно из её партнёров на тот момент мой биологический отец, и что лучше бы она сдохла, пока я был ещё в утробе. Хёк достал торт, снял бока с формы и аккуратно переложил десерт на блюдо. Достав пудру и кокосовую стружку, он прикинул примерное расположение ягод-цветов и, присыпав гладкую поверхность кокосом, принялся выкладывать клубнику. Наблюдая за его изящными руками, Марк допивал свой остывший кофе... – Единственная тётя по материнской линии, которая ещё общается с психопатами, вроде нас с мамой, рассказывала, что однажды ей позвонили из скорой помощи... Моя мать пыталась покончить с собой. И пока носила меня, она пыталась это сделать целых шесть раз... Я родился в психушке, Хёк... И мне иногда кажется, я именно поэтому не могу никак научиться спокойно жить в мире нормальных людей, каждый раз оглядываясь и опасаясь, всё ли я делаю правильно... Донхёк протянул Марку маленькое сито и чистую миску. – Ты можешь просеять пудру? Она немного залежалась. – Да, конечно... Он присыпал ягоды сладкой пылью, будто снегом, и дополнил композицию веточками розмарина. – Ну как? – Никогда бы не подумал, что это твоих рук дело. – Мда? А зря. Я и не такое умею, – кондитер хитро улыбнулся, упаковывая торт в коробку. «Странно... Как будто, он ничего и не слышал... А может, он уже давно всё знал?..» – Я хотел спросить... – Где, сколько, а главное, с кем я сплю? – Откуда ты знаешь про мою свадьбу? – Но ты сам мне рассказывал, малыш! Не помнишь? Ну вот... Надо меньше пить, знаешь ли... Только не говори, что ты и про своё интимное признание не помнишь? О нет! Это разбивает мне сердце... – ахая, Хёк театрально закрыл рот ладонью. – Да хватит уже! Какое ещё «признание»?! Я не рассказывал тебе ничего. Во всяком случае, про Джено я точно не... – Джено?.. Оу... Так ты всё же был в сознании вчера... И тут Марк окончательно проклял тот день, когда его нога переступила порог этого отеля. Хёк плотоядно ухмыльнулся, сощурив глаза, и журналисту показалось, что он похож на чёрта, только что поймавшего сына пастора на первой лжи... – Я не ожидал, что мой тигрёнок так падок на мокрые поцелуи... – Мок-..? Что?.. Я не... Хёк вдруг резко наклонился через стол, и журналист не успел среагировать. Не отрывая внимательных глаз, сын барона медленно провёл тыльной стороной ладони по его щеке, и Марк не знал, что в простое прикосновение можно вложить столько скрытого смысла, не говоря уже о неожиданной нежности... – Ты – не твоя мать, Марк... Ты нормальный, здоровый и очень даже не плохой человек. И даже не беря в расчёт мой страстный интерес к твоей персоне, я бы никогда не поверил, что кто-то вроде тебя может быть не достоин жизни. Поэтому прошу, прекрати ненавидеть себя. Ты ни в чём не виноват. Ты достоин самого лучшего, поверь… И опять приятный дорогой парфюм щекочет ноздри... Почему? Ведь он слышал это много раз от разных людей... Но почему только этот голос заставил его плакать? Марк закрыл глаза и внезапно вспомнил... каково это – «дышать» полной грудью. Большим пальцем Хёк вытер солёные капли со щёк, затем, немного погодя, обошёл стол и мягко обнял своего помощника, прижимая чужую голову к груди. Длинные пальцы приятно перебирали волосы, а нежная ткань розовой кофты пахла цветочным кондиционером. «Страстный интерес, говоришь?...» Марк не хотел всё портить. Но он не мог иначе. Ведь статья ждёт завершения, и он не хочет смотреть ночные кошмары о безработице и банковских долгах... – Ты говорил в полиции, что был со мной в тот вечер, когда я приехал... Рука Хёка замерла. – Тогда в ванной, ты сказал, что видел меня ночью, наслаждавшимся свежим воздухом... Донхёк вернулся к коробке, делая вид, что слишком занят, чтобы слушать. – Те твои фразочки про «привычку» сталкиваться со мной плечом... Сын барона убрал все использованные инструменты в раковину и, сняв фартук, выключил над плитами свет. – Это ты тогда был в саду, верно? И кровь Ким Соныля попала на меня из-за тебя... Наконец Хёк всё же повернулся к журналисту, встретив чужой взгляд холодной непробиваемой маской. – Это ты убил его... Верно, Хёк? Опять эта усмешка... Если вы думали, что между кондитером и сыном наркобарона нет ничего общего, то вы практически не ошиблись, за исключением одной детали... По словам местных красоток, и тот и другой невероятно хороши в постели. И Марк знает кое-что ещё... Они оба врут, как дышат, уже очень давно.-5-
6 июля 2019 г. в 14:24