***
Почти три года назад, когда я впервые зашла в «Ed's», чтобы пообедать, я никак не рассчитывала, что кто-нибудь составит мне компанию. Будучи новым человеком в городе, я, конечно, вызывала у местных осторожное любопытство, но мало кто решался подойти, а сама я очень стеснялась. Сейчас я понимаю, что причиной дистанции, на которой меня негласно решили держать горожане, был Роман. Отчего-то он имел репутацию человека, которого не хлопнешь по плечу при встрече, и с которым не поболтаешь за чашкой кофе. А я изначально была известна окружающим, как его подружка, взявшаяся непонятно откуда. Строго говоря, я действительно взялась непонятно откуда. Роман говорит, что нашел меня холодной январской ночью в разбитой машине на обочине лесной дороги, по которой обычно возвращается домой, и отвез в больницу. Вернее, не совсем в больницу, потому что не был уверен, есть ли у меня страховка, а в «Белую башню», в научный институт к доктору Прайсу. Там я пришла в себя. Физически я была почти здорова: никаких переломов, кровотечений, никаких видимых повреждений, кроме внушительной гематомы на голове, которой я, похоже, основательно стукнулась в момент аварии. До того основательно, что помнила о себе лишь немногое. Наверняка мне было известно следующее: я ехала куда-то, без конкретного назначения, чтобы попытать удачу на новом месте, попробовать начать жизнь с нуля, потому что там, где я жила до этого, она у меня не складывалась. Ни семьи, ни друзей, никого, с кем можно было бы связаться, у меня не было. О переезде свидетельствовала еще и небольшая сумка, в которую были собраны, наверное, все мои пожитки на тот момент. Однако никаких документов в машине Роман не нашел. Ничего. Даже водительских прав. Он назвал меня Винтер, потому что авария случилась зимой, но вскоре сам же переименовал в «Винни» — в честь Винни-Пуха, как он любит шутить — и с тех пор обращаясь ко мне по имени, звал исключительно так, или же «Пух». Забрал меня к себе, потому что идти мне было некуда. Предлагал помощь с документами и место в «Белой башне», но мне не хотелось обременять его больше, чем я уже умудрилась. Впрочем, с документами он все-таки помог, и именно благодаря ему, а также заключению доктора Прайса, содержащему сложнопроизносимый диагноз, я контактировала с полицией и чиновниками куда меньше, чем полагается в таких случаях. Примерно в это время, по счастливому для меня стечению обстоятельств, в Хемлок Гроув открылся новый цветочный салон, взамен прогоревшему старому. Я смутно помнила, что когда-то до аварии занималась цветами, и решила попробовать. Управляющий взял меня флористом после краткого собеседования, потому что других соискателей на это место тогда еще не было. Так я получила работу, и более или менее, встала на ноги. Когда я смогла позволить себе съехать от Романа — ему не захотелось меня отпускать, а мне, если честно, вовсе не хотелось съезжать. Возвращаясь к «Ed's»: это кафе я облюбовала просто потому, что оно прямо за углом, и мне не приходится оставлять салон надолго в обеденный перерыв. Я пришла туда перекусить в свой самый первый рабочий день, не предполагая, что скромный круг моих знакомств, состоящий из Романа, доктора Прайса и мистера Херста, моего управляющего — сразу же увеличится вдвое. Эшли Валентайн оказалась одной из тех немногих, кто решился подойти познакомиться. Она пригласила меня пообедать с ней и двумя ее подругами, и я, прямо как в школьной столовой, подхватив тарелку, с радостью уселась к ним за соседний столик. С тех пор мы встречаемся в «Ed's» хотя бы раз в пару недель, чтобы поболтать и обменяться скудными новостями. Эшли и Тара оказались бывшими одноклассницами Романа, а Эппл — на пару лет младше, но тоже знала его по школе. «Ты сошлась с этими змеюками? — ухмыльнулся Роман, когда я рассказала ему о новых связях, но видя, как они для меня важны, закатил глаза и объявил: - я рад, что у тебя появились подруги, медвежонок. Пусть и такие». — Ну что, Винни, отпуск, а? — многозначительно уточнила Эшли. — Еще целых полдня впереди, — смущенно осадила я ее, но щеки все равно запылали, и трудно было скрыть блаженную улыбку, вспоминая недавнего визитера. — Роман уже проболтался, куда собирается тебя отвезти? — Нет. Да это и не важно. — То есть как? Тебе совсем не любопытно? — Кончай свой допрос, Эшли, — резко оборвала чем-то раздраженная Тара. — Дай ей поесть. Одно ясно — нужно как следует подготовиться, а времени почти нет, — добавила она уже мне. — Почему? Я готова. Вещи собраны, Роман обещал проверить настройки автоматического полива газона на заднем дворе… — О твоей наивности можно легенды слагать, — вздохнула Тара именно с тем снисходительным видом, какой я частенько наблюдала на лицах собеседников. — Может, они еще и не поедут никуда, — вмешалась Эппл, пожав плечами. — Эппл! — Что? Вы ведь не завтра уезжаете? Ну вот. Вдруг что изменится. — Роману и вправду нужна еще пара дней, чтобы закончить дела в «Белой башне», — кивнула я с сомнением. — Но даже если ничего не получится и на этот раз, я не расстроюсь, всегда можно занять себя чем-нибудь дома. Вот только сам Роман… — Никакого пессимизма за этим столом, — перебила Эшли. — Вы позаботились о контрацепции на время поездки? — Что? — Полагаю, твой чемодан доверху набит бикини и кружевными трусиками? — Нну… — Они ей не пригодятся, речь о Романе Годфри, — встряла Тара, состроив едкую гримасу. — К тому же это совместный отпуск, а не медовый месяц. — Романа Годфри тем более нужно баловать, все мы знаем, как быстро он теряет интерес к своим пассиям, — ответила Эшли со знанием дела. — Чем баловать? Каким пассиям? — попробовала я выяснить, окончательно растерявшись и расстроившись, я-то ведь ничем его не балую, кроме блинчиков по воскресеньям… — Винни, детка, у тебя отвратительный маникюр. С чем ты собралась комбинировать голубые ногти, с его ориентацией? Сделай хотя бы нюд… — Разве так плохо? — буркнула я, уставившись на свои ногти. — Не переживай, Винтер, у нее комплексы. Парень, с которым Эшли ходила на выпускной, оказался геем. — А если вспомнить, что за пару месяцев до этого все тот же Роман Годфри отшил ее на школьных танцах… — Не верь, врут, — небрежно махнула рукой Эшли. — Я только спросила, собирается ли он танцевать, ну а он был в своем обычном социопатическом припадке. — Да он никогда тебя вниманием и не баловал, — подколола Эппл. — Он не баловал вниманием никого из нас, одного только Пола Фирса да свою кузину. И это не может не наводить на определенные мысли. — Кто такой Пол Фирс? — я искренне пыталась понять, о чем они говорят, но чем дальше, тем больше путалась в темах и незнакомых людях, как обычно бывало, когда речь заходила о Романе. — Местный дилер, травкой приторговывает. Не важно, не обращай внимания. — Тебе не хуже меня известно, что Роман перетрахал всех черлидерш Хемлок Гроув, кто худо-бедно попадает в его возрастную категорию, — обратилась Тара к Эшли, по-видимому, продолжая доказывать, что Роман — не гей, и совершенно игнорируя тот факт, что я с ним живу. «Или не считая это убедительным аргументом», — додумала я, чуть не плача, и вновь принялась разглядывать неугодный подругам лак на ногтях. — Вы забываете о близняшках Сворн, я дружила с ними в школе. Так вот Роман недолго встречался с Алексой, — напомнила Эппл, и Тара согласно закивала, а Эшли фыркнула явно скептически. — А потом и с Алиссой. Хотя я подозреваю, что он развлекался с обеими одновременно, — продолжила девушка понизив голос, и, похоже, считая, что делится с нами важнейшей информацией. — Не верю, — покачала головой Эшли, уже откровенно насмехаясь. — Роман Годфри и эти мелкие пигалицы? Да ну… — Хватит! — прикрикнула я, не выдержав, и чуть не затряслась от обиды. — Милая, ты чего? — Эшли участливо погладила меня по спине, а Тара взяла за руку. — Хватит, — попросила я тише, тут же устыдившись своей вспышки, и оглядывая подруг умоляюще. — Я знаю Романа, мы три года вместе. Он заботливый, внимательный и бесконечно добрый… — Это не он бесконечно добрый, а ты бесконечно наивная, Винтер. — Эппл! — Я хочу сказать, — упрямо продолжила я, — даже если у него и было много девушек, что с того? — Не принимай так близко к сердцу, Винни. Он тебе верен? Не обижает? Это главное, — попыталась успокоить Тара. Я и сама не поняла, почему «байки о Романе», те, что всегда меня смешили — именно сейчас так ранили. Мне говорили о нем вещи и похуже, говорили, что он избалован, высокомерен и даже жесток, но я лишь добродушно потешалась над этим. Слухи о его ветренности ходили всегда, но на фоне досужих сплетен о скверном характере, алкогольной и кокаиновой зависимости — казались и вовсе чепухой… Наверное, я переживаю из-за поездки больше, чем хочу показать, и это сказывается на моем душевном равновесии. Мне страшно. Сколько я знаю Романа, он всегда мечтал вырваться из Хемлок Гроув хотя бы ненадолго. Два года он не мог оставить «Белую башню» по разным рабочим причинам, которыми предпочел не забивать мою голову, а теперь собрался передать дела доктору Прайсу и уехать со мной на целых три недели. Меня беспокоит не то, что могут возникнуть проблемы и все отложится, а то, как Роман это воспримет. Слишком он грезит этой поездкой, чтобы она снова отменилась. — Да… — согласилась я, окончательно запутавшись в дебрях ускользающих мыслей, и утратив нить беседы, что случалось со мной регулярно. — Подготовиться к поездке… Мне нужно подготовиться. — Постой, ты куда? — забеспокоилась Эшли. Подруги с тревогой наблюдали, как я отсчитываю деньги, чтобы расплатиться, и лихорадочно собираюсь. — Мне пора вернуться на работу, вдруг еще будут посетители… — Позвони мне! — крикнула Тара вслед, встревоженная моим побегом. — Да, — кивнула я рассеянно, петляя между столиками на пути к выходу. — Она в последнее время вообще не в себе… Дверь захлопнулась, резко оборвав замечание Эппл. Больше всего на свете мне хотелось позвонить Роману, поговорить с ним, услышать «Все хорошо, детка», и, быть может, забавные чмоки, которые он любит имитировать по телефону, прощаясь, если хочет меня рассмешить. Я вынула телефон из сумки трясущимися руками, уронила его, подняла, и вновь уронила. Затем осела на пол, обняла руками колени, зажмурилась и попробовала сосредоточиться на своем дыхании, как советовал доктор Прайс, когда я впервые пожаловалась на панические атаки. Очистить голову от лишних дум было несложно, они разлетались, как птички, мешая сфокусироваться, пугая нечеткостью, фрагментарностью, отсутствием логики… Осталась только черная пустота его зрачков. В ней я находила покой, измотанная мучительными попытками вспомнить свое имя, вспомнить родные места, вспомнить маму. В ней тонула, забываясь ровным глубоким сном после истерик, когда плакала и умоляла отвезти меня обратно на ту обочину, где потеряла около двух десятков лет своей жизни. Когда я открыла глаза, мне уже не было страшно. Его вкрадчивый голос звучал в моем сознании ясно, будто Роман стоял рядом, и успокаивал именно теми словами, которыми всегда меня успокаивал: «Все хорошо, детка. С тобой все хорошо». Пальцы сомкнулись на корпусе мобильника, и я осмотрела его бегло: несколько новых трещин, но еще работает. Нужно постараться, чтобы Роман не увидел, в каком состоянии мой телефон. Я не хочу новый. Не хочу четвертое в этом году медицинское обследование. И не хочу увидеть тревогу на лице любимого. Не сейчас, когда он так счастлив, так одержим идеей уехать, и так близок к этому.***
Нож монотонно стучал по стеклянной доске, нарушая звенящую тишину, и этот звук показался мне отупляющим. Я призадумалась, что можно сделать, и настороженно произнесла, ни к кому в особенности не обращаясь: — Включить музыку! — и раньше, чем успела добавить «пожалуйста», музыка действительно наполнила пространство, только еще более рваная и беспокойная, чем могли выдержать мои нервы.▶Moderat — Beats Way Siсk
Я обиженно поглядела вверх, не уверенная, откуда она исходит. За что боролась, на то и напоролась: теперь кто-то терзает мои уши речитативом, неустанно матерясь под фоновый треск. Удары ножом по стеклу звучали куда более мирно. — Можно включить какую-нибудь другую музыку, пожалуйста? — громко спросила я, но ничего не произошло. Рэпер как ругался, на чем свет стоит, так и продолжил ругаться. — Это последнее, что я слушал. Не нравится? — уточнил Роман, будто всегда тут и стоял с бутылкой шампанского в руке, привалившись задницей к столу. Я шарахнулась в сторону, уронив нож на недорезанную морковку, и перевела дыхание. — Ты должна быть конкретнее в своих желаниях, Пух, — добавил он не без яда, приторно-сладкого, как сироп. — The Flamingos.▶The Flamingos — I only have eyes for you
Очевидно, снаружи лило после душного дня: поверх привычного аромата дорогого парфюма от Романа пахло дождем, его волосы намокли и казались темнее, чем были на самом деле, рубашка пропиталась водой и липла к телу. — Ты добирался пешком? — У Ягуара заклинило крышу. Намочил… Весь… Салон, — оттолкнувшись от стола, он медленно, шаг за шагом приближался, манерно растягивая слова. Когда между нами остались сантиметры, Роман наклонился, потянулся ко мне лицом и нежно провел по щеке кончиком носа, беззвучно втягивая воздух. Я вздрогнула и поежилась от приятной щекотки, с наслаждением принюхиваясь к нему в ответ. Бывало, соскучившись, мы и вовсе обнюхивали друг друга, будто животные. — Об этом не поболтаешь с подругами, верно? Не знаю, сказал ли это Роман на самом деле, или мое сознание додумало за него, но я согласно кивнула, ласкаясь щекой о его губы и подбородок. — Ты не поможешь? — попросил он, дыханием шевеля выбившуюся из пучка прядь рядом с моим ухом. — Я ведь и заболеть могу… — Ну конечно… Однако Роман и не пошевелился, чтобы снять с себя мокрую рубашку, полностью предоставив это мне. Годы прошли, а я все еще не могу привыкнуть к его приставаниям. Коленки дрожат. — Глупый маленький медведь, — тихонько пожурил Роман насмешливо-влюбленным тоном. — Ай-яй-яй… Пуговицы поддавались неохотно, но я расстегивала их не торопясь, с трепетом наблюдая, как оголяется кожа на его груди. — Ты какая-то дерганая сегодня, — утробный голос напомнил мне мурчание большого, ворчливого кота. — С чего ты взял? — Так ведь я здесь, — отозвался он, запустив руку мне в волосы: по-хозяйски развязал пучок и принялся почесывать. — М-м, — возразила я, и на миг прервала свое занятие, чтобы приложить ладонь к груди. — Вот здесь. — А до конца вечера собираюсь оказаться еще и здесь. — Ром! Всхлипнув от неожиданности и волнующего давления аккурат в самую чувствительную точку, я подпрыгнула на месте, чем спровоцировала его коварный смех, но руку с моей промежности он убрал уже после, и весьма лениво. — Что с пальцем? — Что, — буркнула я без всякой вопросительной интонации, пытаясь прийти в себя и отчаянно краснея. — Твой палец. Порезалась? — Ох, — и вправду, подсохшая кровь запеклась на небольшом порезе. — Я как раз нарезала овощи для жаркого, и вот, наверное… — Жаркое из свежих овощей с пальцами? Обожаю. Ухватив меня за запястье и подняв к своему лицу, Роман обстоятельно прошелся языком по еще не затянувшейся ранке. В его глазах загорелся странный, возбужденный огонек. А я не могла не думать о том, что мои ногти, покрытые неприемлемо-голубым лаком, могли в любой момент оказаться в центре его внимания. — Пусти, пожалуйста. Аккуратно вытащив запястье из цепкого захвата, я принялась стаскивать отяжелевшую рубашку с его плеч, а когда закончила, попыталась сконцентрироваться на недоготовленном ужине, вместо того, чтобы таращиться на влажную кожу его твердого живота над низко сидящим ремнем. Как я могу думать об интиме сейчас? Роман работал весь день, свой обеденный перерыв потратил на фокус с ландышами, и теперь, конечно, умирает с голоду. Покосившись на букетик в небольшом стакане для виски, я совсем устыдилась своего непомерного эгоизма. — Брюки вымокли тоже, Винни. — Но ужин… — Расстегни хотя бы ширинку, трет, — возмущенно потребовал Роман, хлопая круглыми глазищами. — Я не могу, извини. — Да что с тобой? — игривый тон его голоса переключился на подозрительный будто по щелчку, Роман подхватил меня на руки, усадил на стол, и расположив ладони по обе стороны от моих бедер, наклонил голову, чтобы его глаза оказались на уровне моих. Пристальный взгляд исподлобья вполне мог служить рентгеном, поэтому я никогда не лгала Роману. Разве что, безуспешно пыталась утаить кое-какие вещи, если считала, что они могут его расстроить. Вот и сейчас сидела смирно и дрожала, как кролик, схваченный за уши. Даже не посмела вытащить из-под ягодиц несколько кругляшков нарезанной моркови, на которые Роман меня посадил. — Итак, — поторопил он. — Тебя кто-то обидел? Моя матушка заглядывала в салон? — Нет-нет, — мгновенно опровергла я его домыслы. Ни к чему, чтобы он злился на мать сильнее, чем уже зол. Не хочу стать очередной причиной их вражды. — Я обедала с Эшли и девчонками сегодня… — Тааак, и что нашипели гадюки? — на его лице мгновенно промелькнуло облегчение, и тут же сменилось нарочито-саркастичной заинтересованностью. — Я жажду услышать. — Они не змеи, Роман, — слабо попеняла я, и опустила глаза на свои руки, что нервно крутили в пальцах невидимое нечто. — Не то, чтобы меня это касалось, но у тебя ведь было много девушек, правда? — Правда, — кивнул он, искренне удивленный, что столько лет спустя я все же подняла эту тему. Я знала об этом всегда, и он знал, что я знаю. — И все они чем-то тебя баловали. Он прищурился непонимающе, но судя по едкой маленькой улыбочке, о чем-то догадываясь, и теперь уже с неподдельным интересом ждал продолжения. — Я имею в виду… Ну… Наверное, вы занимались любовью иначе, чем мы с тобой, да? То есть, я хочу сказать… Одному богу известно, как сложно мне было говорить с ним о таким вещах, а представлять, чем могли «баловать» его другие девушки — и вовсе невыносимо. — О, лорд! — перебил Роман, уставившись на меня блестящими, смеющимися глазами, и на секунду даже выпрямился, прижав ладонь ко рту, прежде чем снова опереться на стол. — Неужели местный серпентарий в конечном итоге принесет мне какую-то пользу? — Перестань, — тихонько одернула я, — тоже невольно улыбаясь: слишком комично он реагировал. — Думаю, и выглядели мои предшественницы по-другому, по-другому одевались… — Не-не-не, подожди, тебя повело куда-то в сторону, — нетерпеливо встрял Роман. — Так что там с «занимались любовью иначе»? — Ром! — А? Устало покачав головой, я вновь принялась разглядывать свои руки. — Тебе не нравится голубой? — В смысле? О чем ты? — Цвет. Ты не любишь голубой цвет? Мои ногти… — Что с ними не так? — вновь оттолкнувшись от стола, он взял мои руки в свои и внимательно осмотрел. — Очаровательные, совершенно безвредные коготки. — Мне лучше не красить их в голубой? — Что ты заладила-то, «голубой-голубой»… Голубой как голубой, какая разница? — Просто Эшли сказала… — Ах, Эшли сказала? Знаешь, детка, на твоем месте, я бы теперь красил ногти исключительно в голубой. — Не сомневаюсь, — грустно улыбнулась я. — Ну что еще? Что тебя тревожит? Расскажи папочке, — ласково замурчал Роман, заведя мои руки себе за шею, и я сейчас же послушно обвила ее. И вздохнула с облегчением. Объятия — особый вид близости. Только в его объятиях я чувствую себя уютно и в безопасности. Я не могу считать этот дом своим, пусть другого у меня и нет, но обрела пристанище в руках его хозяина. Единственно родное и теплое. Крепкие руки прижались к моей спине, утешающе поглаживая, губы к виску, умилительно чмокая, и я совсем расслабилась. — Обещай мне, что если поездка вновь не состоится, ты не будешь сердиться. Пожалуйста. Хемлок Гроув не так ужасен, как ты привык думать. Мы отлично проведем здесь время, вот увидишь… — Она состоится, не беспокойся. — Пожалуйста, Роман, — продолжила верещать я, изливая душу. — Не так важно, где мы будем отдыхать, если будем вместе. — Мне осточертела эта дыра, Пух, и я честно не догоняю, чем она так полюбилась тебе. Если бы я мог, увез бы тебя отсюда навсегда, а не на три недели. Мы могли бы быть счастливы где угодно и безбедно жить на дивиденды с моих акций в «Годфри Индастрис». Я думаю об этом каждый день. Но скорее состарюсь тут, в этом клоповнике, чем позволю компании отца уплыть в лапы Оливии. — Ром… Пожалуйста. — Ладно. Обещаю.