Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Ло Бинхэ, несмотря на свою огромную силу и хитрость, не был всезнающим. Например, ему было невдомёк, что старшие порой встречаются за его спиной. Конечно, если бы он не спал так много, это была бы совсем другая история, но, поскольку он всё ещё восстанавливался после отклонения Ци, их взаимодействие прошло для Ло Бинхэ незамеченным. Не то чтобы Демон Сновидений специально искал Шэнь Цинцю; скорее, это повелитель пика нуждался в его присутствии. Старейшина Мэнмо был древним демоном, намного старше даже Тяньлан-цзюня, возможно, почти таким же старым, как день, когда был выкован Синьмо, но он никогда не говорил о своём прошлом. Демон давно отбросил его вместе со своим физическим телом, решив существовать как духовная сущность в Царстве Снов. Неудивительно, что он презирал всех, кто был моложе его, а под эту категорию попадали почти все остальные. Единственная причина, по которой старейшина отзывался на призыв Шэнь Цинцю, заключалась в том, что, в отличие от большинства других, у бессмертного наблюдалось подобие мозга и здравого смысла. Конечно, были и другие люди, обладающие такими качествами, но, поскольку они не знали о его существовании, Демон Сновидений не чувствовал себя обязанным заводить знакомства. Что же касается Ло Бинхэ, мальчишки, на обучение которого он положил долгие годы... Что ж, прискорбно было признавать это, но присутствие Шэнь Цинцю могло либо истощать интеллект Ло Бинхэ, либо подпитывать его. Увы, первое было более вероятно. Демон Снов предпочитал время от времени вести нормальный разговор вместо того, чтобы всячески избегать преследования со стороны юноши с зашкаливающим уровнем гормонов, выпытывающего у него очередной способ залезть под кожу Шэнь Цинцю или, что ещё хуже, в постель его Учителя. — И что же тебе нужно от этого великого демона? Хочешь ещё раз заглянуть в воспоминания мальчишки? Два известных хитреца не утруждали себя формальностями и притворством. Шэнь Цинцю всё ещё таил обиду за тот кошмар, который ему пришлось пережить более десяти лет назад, в то время как Демон Сновидений знал, что никакие словесные уловки не сработают на проницательном бессмертном, который любой фарс видел насквозь. Нижнюю половину лица Шэнь Цинцю скрывал открытый веер, расписанный в нежных светло-зелёных тонах с росчерком элегантной каллиграфии. Воцарилась минутная тишина, прежде чем слегка хриплый голос произнёс: — Ранее ты упомянул, что Бинхэ может лишь улавливать общие эмоции из потока воспоминаний человека, которые он видит во сне. В обычных снах можно увидеть только отражение жизненных событий, а не читать мысли и чувства человека. Он испытал это на себе, когда они просматривали воспоминания мастера Учэня. Шэнь Цинцю догадался, что Ло Бинхэ должен был быть либо очень умён, либо хорошо его знать, чтобы почерпнуть чужие эмоции из воспоминаний. Это разожгло любопытство бессмертного и побудило обратиться за разъяснениями к Демону Снов. — Этот мастер не верит, что какие-то видимые подсказки могли дать знать мальчику о моих эмоциях. Как получилось, что он может с такой уверенностью заявлять, будто знает, что я к нему чувствую? Услышав просьбу, старейшина Мэнмо с большим усилием сдержал тяжёлый вздох — очередная любовная консультация. Мысленно демон тихо утешал себя тем, что разумные сомнения всяко лучше сумасбродных идей его своевольного хозяина. Он сотворил из воздуха набор стульев и стол и уселся, приготовившись произнести грандиозную речь. Демону Сновидений всё ещё нравилось кичиться своими знаниями перед этим напыщенным и своенравным бессмертным. — Это нельзя считать обычным исследованием воспоминаний. Твоя душа была разбита на части, и мальчик прошёлся босыми ногами по этим осколкам. Совершенно естественно, что он сумел уловить частички твоих эмоций, просачивающиеся вместе с горечью и болью. Но решающую роль сыграло то, что он нашёл одно конкретное воспоминание. Известно ли тебе... Нет, вероятно, ты и понятия не имел, раз так тщательно скрывал его, похоронив глубоко в своём сердце, чтобы время успело размыть память, как прибрежный песок. Это было воспоминание о том, как он растерянно цеплялся за твои ноги и плакал после того, как вы оба выбрались из моей ловушки. Ха! Теперь, когда я вспомнил об этом, думаю, вы оба должны быть мне благодарны. Если бы не моё испытание, смогли бы вы с этим отродьем сблизиться и развить такую глубокую привязанность друг к другу? Однако, стоило облечь свою мысль в слова, и старейшине Мэнмо сразу же пришло в голову, что он и сам отчасти повинен в том, что Ло Бинхэ превратился в приставучего сопляка, беспокоящего его по сущим пустякам, имеющим хоть какое-то отношение к Шэнь Цинцю. Демон Снов решил как можно скорее отбросить эту мысль, пока не пожалел о содеянном. Хорошо это или плохо, но его хозяин-полудемон и ученик в одном лице превратился в самого могущественного демона из ныне живущих. Как ни посмотри, а в перспективе это сулило немалую выгоду. Услышав это, бессмертный не сдержал усмешки. — Время, когда он был плаксой? Однако его лицо не выражало и малой доли того пренебрежения, которое звучало в голосе. Взгляд застилала туманная поволока, скрывающая далёкий объект его мечтаний. Это было не то воспоминание, к которому он часто возвращался, если вообще когда-либо оглядывался на него. Тем не менее, подсказка Демона Сновидений вернула полузабытый образ в его разум, не упуская ни одной детали. Детское желание Ло Бинхэ, наивное и простодушное, но в то же время ставшее отражением его собственного. До этого момента Шэнь Цинцю был закоренелым эгоистом, который шёл на компромисс только тогда, когда это было абсолютно необходимо, чтобы взять верх над общей ситуацией. Тогда бессмертному не было нужды идти на компромисс, поддавшись рыданиям сопливого ребёнка. Тем не менее, на протяжении всего этого сна, когда Ло Бинхэ в ответ распахнул ему собственную душу, явив искреннее желание быть нужным своему наставнику, Шэнь Цинцю обнаружил неизвестную часть себя, о наличии которой даже не догадывался. Прикоснувшись к самой сердцевине слабости Ло Бинхэ в его кошмаре и насильно вытащив мальчика из него, прочитав ученику лекцию о жестокости мира, бессмертный на самом деле впервые ощутил себя обычным человеком, способным понять страдания другого. Несмотря ни на что, Ло Бинхэ смог заставить его почувствовать, что он способен помогать другим. Мальчик ничего не ведал о его подлинном порочном нутре, взирая на Шэнь Цинцю, как на воплощение ожившего Будды, истинную добродетель, перед которой он мог лишь пасть ниц и просить пощады. Чувство собственной заурядности — это не открытие посредственности. Это радость найти общий язык. Это было воспоминание о чистейшей частичке себя, незапятнанной отбросами собственной суровой натуры, непорочном светлом пятне, найденном в его душе, озарённом искренними желаниями юного Ло Бинхэ. Сначала Шэнь Цинцю решил, что был неспособен на доброту, которую ждал от него ребёнок, но он был более чем способен научить Ло Бинхэ шагать по миру с высоко поднятой головой, становиться сильнее и давать отпор всем, кто считал себя вправе унизить его. Шэнь Цинцю не был сострадательной тенью, дарующей убежище своему ученику, но он мог научить его, как защитить себя, в обмен на тот лучик света, который мальчик отыскал для него. Стоило только допустить такую возможность, и бессмертный перестал быть просто воспитателем или учителем, который делал лишь то, что требовалось для поддержания маски честного совершенствующегося. Шэнь Цинцю во всех смыслах этого слова стал истинным наставником Ло Бинхэ. Он думал, что вполне доволен тем, как обстоят дела, но годы, проведённые под присмотром этих ярких глаз, притупили настороженность Шэнь Цинцю. Вскоре, когда его ученик стал старше, бессмертный обнаружил, что Ло Бинхэ с его остроумными речами и отчаянной отвагой, постоянно испытывающий его терпение на прочность, не был одним из тех пресловутых большеглазых «белых лотосов», и по какой-то причине это открытие весьма порадовало Шэнь Цинцю. Взамен он обнажил свою резкость, о которой до этого момента знал только Юэ Цинъюань, желая увидеть, отпугнёт ли это Ло Бинхэ или заставит того полностью повиноваться. Ученик не сказал ни слова, но спокойно принял его истинную природу, легко вписав этого сварливого ворчуна в свою жизнь. Прежде чем бессмертный это понял, маленький целомудренный свет, который Ло Бинхэ оставил в сердце Шэнь Цинцю, превратился в хорошо освещённый уголок, в котором с комфортом разместился один молодой человек. Угрюмый бессмертный с удивлением узнал, что за эти несколько лет успел дать своему ученику так много свободы действий, но пока Ло Бинхэ хотел оставаться рядом, Шэнь Цинцю не возражал. В любом случае, в этом узком, пустынном углу больше ни для чего не нашлось бы места. Повелитель пика знал, что его сердце дрогнуло, когда голову посетила подобная мысль, но вывод этот был сделан со всем хладнокровием стороннего наблюдателя. Он был доволен тем, что оставил всё как есть, и, учитывая приближающееся будущее, когда Ло Бинхэ однажды вынужден будет уйти вместе с Хуа Цином, Шэнь Цинцю и дальше не собирался размышлять над своим открытием. Меньше всего бессмертный хотел привязывать к себе своего ученика; возможно, уход с Хуа Цином расширит кругозор Ло Бинхэ, и мальчик будет путешествовать по всему миру, оставив своего учителя далеко позади. Повелитель горного пика не видел необходимости сдерживать Ло Бинхэ или убеждать своего ученика вернуться. Если мальчик больше не нуждался в нём, то это значило лишь то, что он снова стал безликим воспитателем. У Шэнь Цинцю всегда была привычка готовиться к худшему из возможных исходов. Всё изменилось после той ночи в ущелье Цзюэди. Больше не было ни света, ни тепла — Шэнь Цинцю вырвал их с корнем собственными руками. Бессмертный отказался признать потерю, посчитав себя лицемером, ведь это было его решение отправить Ло Бинхэ в ад. Он ни о чём не жалел, спокойно готовясь к тому дню, когда его ученик вернётся. В его сердце когда-то жил хитрый, дерзкий мальчишка. Если плакса вернётся и потребует вырвать это самое сердце из груди в качестве компенсации за предательство, бессмертный отдаст его ему, ни секунды не колеблясь. Вот поэтому он перековал меч Чжэнъян и держал его поблизости, в ожидании дня, когда лезвие пронзит его бесполезное сердце. Ло Бинхэ должен был вернуться, иначе Шэнь Цинцю, возможно, наконец придётся в полной мере осознать, что означает слово «сожаление». И теперь, услышав, как Демон Сновидений сказал, что всему виной воспоминание о той самой ночи, плотно запечатанное в его собственном сердце, Шэнь Цинцю невольно рассмеялся. Воистину, он был так же смешон, как и в прошлой жизни. Тогда он не мог перестать видеть тени своих идеалов, даже когда полностью осознавал, что они были не более чем мёртвыми мечтами. И в этой жизни он по-прежнему упорно цеплялся за всполохи белого света в своём сердце, несмотря на искреннюю веру в то, что не заслуживал его. Всё закончилось тем, что его подсознанию пришлось похоронить этот свет глубоко в тайниках своей души. Даже такой скептик, как Шэнь Цинцю, неожиданно всё ещё был способен питать глупые надежды, несмотря ни на что. Невзирая на страдания, которые причиняла ему эта тщетная надежда. — Компаньоном дурака может быть только ещё один дурак... Он открыто смеялся над собой, и старейшина Мэнмо кивнул, искренне соглашаясь: — Твоя правда. Возможно, именно этот смехотворно упрямый отказ отпустить и побудил Шэнь Цинцю вдруг поверить Ло Бинхэ, который попросил его любви. Заблудший лучик света вернулся в его сердце, преодолев все муки и ненависть. Получив ответ, повелитель пика покинул Царство Снов. Когда бессмертный открыл глаза, в поле зрения оказалась растрёпанная макушка, покоившаяся на сгибе его локтя. Ло Бинхэ крепко спал, выражение его лица было спокойным и невинным, как будто он всё ещё был защищён от суровых реалий мира, укрывшись под крылом своего учителя. Всего несколько дней назад мальчик сказал во время собрания, что хочет, чтобы ему позволили остаться рядом с его Учителем навсегда. Шэнь Цинцю снова медленно закрыл глаза, погружаясь в размышления. Даже без воспоминаний о прошлых жизнях их сплетение, запланированное или нет, было неизбежно. Шэнь Цинцю хорошо знал самого себя. Предположим, трагедии Бесконечной Бездны никогда не было, Ло Бинхэ выполнил свою часть сделки и сказал ему те же слова, глубоко в душе опасаясь, что Учитель разозлится на предполагаемую попытку связать его… С губ бессмертного сорвался мягкий выдох, подозрительно похожий на фырканье. Ресницы Ло Бинхэ невесомо дрогнули от едва заметной вибрации воздуха. — Если даже ничего не останется, у тебя всё ещё буду я.