Эрлинг

Табличка моргала неровным цветом, и Дженсен провалился в темноту. Без странных комнат, без призраков врагов. Приходя в себя, словно и не отключался, прочитал: «Загрузить предыдущую конфигурацию?» Да. «Просмотреть историю изменений?» В носу засвербело. Джаред… Да. Высветилось одно: «Корректировка взаимодействия наноконструктов с медицинскими препаратами».Он едва не рассмеялся от облегчения, когда пришёл в себя. Перед глазами белый потолок, он больше не в кабине. Незнакомая палата, стены обклеены распечатками, изрисованы заметками от руки. В приоткрытое окно проникает прохлада, ветер колышет тёмно-зелёные в черноту шторы, играя тенями. Обилие ароматов травы и дождя доставляют физическое наслаждение. Дженсен успел забыть как это вкусно, резкие лекарственные запахи, казалось, выжгли то, что осталось от обоняния после взрыва. Он вздрагивает от ощущения взгляда. Джаред сидит на кровати рядом, прижал спину к подушке, опёрся и делает вид что спит. Дженсен касается его бока рукой — всё-таки это сон — его пальцы здоровы, послушны и гибки, только под ногтями да на суставах просвечивает тёмно-серый металл. — Я сплю? — язык его слушается, и кожа лица не стянута, как ремнями, рубцами ожога. — Правда, я молодец? — Джаред всё так же подглядывает через опущенные ресницы. Он худ, словно болен, и щёки запали. Голос звучит странно — знакомые интонации, а тембр непривычный. Дженсен хмурится. Трогает свои руки. Слишком хорошо чтобы быть правдой, и слишком реально. Нет таких технологий… Но в его сне Джей был бы здоров, он был бы там счастлив. — Что ты с собой сотворил? — Я вытащил тебя. Он тряхнул головой, ниточки седины засеребрились в шевелюре, даже по рогам протянулись бледные полосы. Джаред выглядел как смертельно уставший человек. Или больной. Искра злого сумасшествия мелькнула в глазах, он проворчал: — Я точно убью Моргана. — Он живой? — приятный сюрприз, наверное, всё же мерещится… — Прячется с тех пор, как я про пароль выяснил. — Верен клятве. Эрлинг рявкнул: — Можно было отключить нанитов, в стазис перевести. А он хоть бы словом намекнул, что есть режим редактирования. Я бы всё по-другому сделал! Дженсен отвернулся-развернулся спиной, удивляясь коктейлю чувств — физическое удовольствие жить и злость на себя за то, что подвёл эрлинга, подставил Джеффри. — Он обещал мне, — не объяснить про ужас, впитавшийся, вросший в мясо, про беспросветное отчаяние. Когда он брал клятву, был уверен, что испытания «в поле» провалит, и шанс хотел использовать на то, чтобы перестать быть. Он просто не верил, что Моргану удастся раз за разом уговаривать правительство заключать на него контракты. — Ты умирал! Мы чудом вообще успели! — Я заставил его пообещать, что он скорее даст мне погибнуть, чем раскроет пароль. Не обвиняй его. Вторую просьбу он не выполнил. Джаред подозрительно прищурился, гневно задрал подбородок. Эклз отметил новый шрам — плотный рубец над кадыком. Эрлингу сделали операцию на связках, он обрёл голос. Всё это реально. — Когда-то я просил добить, если буду невосстановимо повреждён. — У него не было шанса. Джаред стёк с кровати, протопал босыми пятками по пушистому полу. Уши зло прижаты, хвост, выпущенный в специальный разрез на штанах, нервно подрагивает. Он резок в движениях и всё так же красив — звериной дикой статью, подбитый судьбой оленёнок подрос и окреп. И радостно за него, что жив, и больно. Не жаждет восстанавливать связь, и непонятно, зачем ему Дженсен. Хочется верить фантазиям, что виделись в болезни — жару ладоней, тёплому шёпоту… Но что если это только казалось? Под нос ткнулся суповой термос, мысли сбились от запаха. Умопомрачительная смесь ароматов теплого хлеба, сливок и бог знает чего ещё, серая масса выглядела странно, но обоняние сходило с ума от восторга, а желудок заурчал в предвкушении. — Когда доешь, поставь у кровати, я потом заберу. — Спасибо, — физический комфорт и нервная встряска развязали язык, не хотелось, чтобы Джаред хоть в чём-то понимал его неправильно. К чертям все секреты. — Не злись за Моргана. Он не виноват, это память. Ты же нашёл про Хейердала? — Я плохо читаю то, что ты пытался забыть. Скинул в архив всё что было с ним связано и поставил отдельным пунктом загрузки, — хмыкнул, — и всю дорогу завидовал, что ты можешь вот так, в одну кучу и в дальний угол. Слова больно укололи. Только ли про Пелегрино хотел забыть Джаред? — Посде лаборатории нас распределили по полицейским участкам. Супероружие на страже порядка. Не знаю как остальным подфартило, но первое что сделал этот козёл, когда мы вышли от начальства, — врезал со всей дури под дых. Он поднял руки, запрещая Джареду говорить, заставляя молчать и дослушать. — Я тогда соображал хуже, всех знаний как у пацана-тинейджера. А его развлекало: машина для убийства и вся в соплях, не в состоянии ответить. Лживый урод, по участку ходил, выставлялся напарником, рубахой-парнем, а после смены… Он творчески подошёл к режиму редактирования. Каждый раз после я не знал, скольких желающих поразвлечься он нашёл в этот раз. И память… — Он идиотом был. — Когда меня встретил Джеффри, я совсем с ума сошёл. Постоянно казалось — все смотрят. Я не помнил их лиц, и казалось, что тот, с кем я говорю, знает. И пробовал хоть разок. Эрлинг выдохнул резко, дёрнулся навстречу, словно обнять, и замер, смутившись. — Он идиотом был. Ты не с ума сходил, он пытался стереть тебе память и намудрил с нанитами. Записал в итоге навечно. Чувствовать это каждый день, словно оно снова происходит… Джен… Дженсен продолжал, словно не слышал. Тёплый запах еды обволакивал, умиротворяя, но прорвавшаяся память не успокаивалась. — Программа не давала просить помощи, прямой запрет, как же. В конце года я придумал, как покончить с собой. И когда мы преследовали команду Моргана, я почти успел. Так легко — вышагнуть из окна, вроде как дверью промахнулся. Джеффа наняли из группы внутренних расследований. Роберт знал его как мелкого бизнесмена, пришёл вымогать, а когда выяснил кто перед ним, приказал мне стрелять. Было так плохо, пожалел, что сразу в окно не кинулся. Прострелил в итоге колено себе, так ломало за невыполнение прямого приказа. Джеффри его тогда уделал по-полной. А когда меня залатали, оформил первый контракт, убедил начальство, что с меня будет толк. Дженсен передёрнулся от воспоминаний. — Я, пока лечили, насмотрелся на другие образцы. Как они в полном сознании парализованные болтаются, а на них опыты ведут. Сразу с Моргана клятву взял. Чтобы никаких «потом» у меня не было. Сказал, что ради него на задании из кожи вывернусь. Но сдохнуть хочу — человеком. Джей странно на него покосился, вздохнул, хотел что-то сказать, но перебил засверкавший комм, он буркнул неразборчиво и выскочил. Оставил опять в неизвестности. Есть одному было совсем не радостно. Странная штука в термосе оказалась невероятной не только на запах, но и на вкус, но без Джареда удовольствие где-то терялось. Дженсен осилил треть, закрыл, поставил у кровати и незаметно соскользнул в сон. Там, в сытном тепле было уютно и почти не тоскливо. Утром ему показалось что на него смотрят. Из сна выгнало чувство тяжелого взгляда. Но пока приходил в себя, оно пропало. Вошли знакомые по процедурам ассистенты, усадили в кресло и повезли: туалет, мытьё, анализы. Тело слушалось идеально: все суставы сгибались, мышцы были на своих местах, словно он заново родился. Только сил не хватало. От усталости клевал носом уже через пару минут тестов, а физиотерапию проходил едва не во сне. Джаред, как недостижимая цель, маячил постоянно где-то на горизонте, но поговорить не подходил. Хотя, Эклз бы голову прозакладывал, в комнату, куда его отвозили отдыхать, эрлинг заходил. И когда Дженсен просыпался, а дрых он теперь по шестнадцать-восемнадцать часов за раз, место рядом на кровати было примято. И едва заметный запах выдавал, обострившееся с тоски чутьё дало бы фору любой ищейке. Ассистенты, все как один, с ним говорить отказывались. Улыбались натянуто, вздыхали и молча делали своё дело. За неделю им удалось невозможное: Эклз мог сам стоять, сам передвигаться. И сопротивляться, естественно. На привычных утренних процедурах дождался пока отвлекутся и раскатал двух парней по стенке, рванул к дверям — искать Джареда — и услышал от них впервые слова: — Не надо, пожалуйста, мы работу потеряем. Он обернулся, посмотрел на испуганные рожи, спросил: — Это Стилмен Гроуп? Без сверхспособностей видно — нет. Так вытянулись у обоих физиономии. — Где я нахожусь? За спиной хлопнуло, глаза у парней стали совсем безумными. От слов, произнесённых звенящим голоском, пробил холодный пот. — «Радиант-Лайф», спецлаборатория номер пять, станция Jas-13, орбита NT-375, — стройная брюнетка жестом разрешила парням свалить подальше. И преувеличенно внятно, как для ребёнка или буйно помешанного, разъяснила: — Вы можете покинуть нас хоть сегодня, мы даже предоставим корабль, но Джа-а-аред просил Вас оставаться здесь. Её уверенный тон и издевательское «Джа-а-аред» дали понять — с ним церемониться не будут. Связь с эрлингом — самый тугой ошейник, он шагу не сделает без него и жить спокойно не сможет, пока не убедится что всё в порядке. — Прошу Вас соблюдать график тренировок. Встречи с Вами уже внесены в расписание господина Падалеки. Она грациозно развернулась и покинула помещение. Дженсен как никогда понимал чувства тигров, которые видят спину дрессировщика и страдают от невозможности вцепиться и растерзать. График так график, жизнь на космических объектах ничем не отличалась от существования на планетах. Дни потянулись патокой по стеклу. Джаред появлялся как призрак самого себя — днём на один час. Приносил запредельно вкусную еду, требовал, чтобы Дженсен съедал не менее половины. Спрашивал про самочувствие, пытался шутить. Эклз засыпал его вопросами в первый день, про «РЛ», про работу, но эрлинг отнекивался и клятвенно пообещал что расскажет всё позже. Расспросы заканчивались словами: «Нормально всё. А пока скажи: печень точно не беспокоит?» Оставшиеся часы Дженсен был как неживой, делать ничего не хотелось. Он до исступления выматывался на тренажерах, до ломоты в костях и разбитых костяшках бросался в атаку на манекен. Язык жгло, но каждый раз при появлении Джареда этот вопрос комком застревал, и никак не получалось спросить: «Кто за меня заплатил?» Количество нулей в его контракте на гель сдавливали грудь, как двенадцать джи при аварийной посадке, а уж на полную ванну да новые виды лечения… За столько лет с Морганом он привык ощущать себя свободным. Пусть с ограниченным выбором, но всё же. Джефф ни единого раза не позволил кому-то ткнуть в него пальцем как на вещь, опытный образец, оборудование, принадлежащее флоту. Но… При выходе на «полевые испытания», как выразился тогда Морган, главное, что Дженсена убивало — осознание, сколько стоит ему быть живым. Его корёжило, как легко Джеффри заламывал цену за их услуги, как выжимал до последнего креда и торговался. И как потом оказывалось, что денег едва хватит на гель — восстановиться после. Он осторожничал на заданиях, изобретал сложнейшие схемы и тончайшие интриги, потому что умел. А понять, как выкрутиться и оплатить восстановление конечности — проще сразу подохнуть. Какие-то шестерёнки в голове не срабатывали. Морган однажды составил план, сколько им надо откладывать, чтобы купить полный курс восстановления. Дженсен недели две маялся, есть перестал и по делам только пешком передвигался. С тех пор Джеффри свои выкладки от него прятал, и если Дженсен начинал тощать, приносил еды, купленной на свою зарплату, отказываясь забирать назад. Но Дженсен так и не смог заставить себя тратиться на пищу, зелёный концентрат его устраивал и единственное послабление — кофе — он предпочитал чёрным и несладким. Сколько ушло, чтобы восстановить его с восьмидесятипроцентными повреждениями да еще экстренно и щадяще, он боялся считать. И главное — было страшно узнать, не подписался ли Джаред на кабальную работу из-за него. Знать, что кто-то из-за него запродался, — невыносимо. И Дженсен боялся спросить. Растягивая время, как удавку на шее, болезненно и бесполезно. При попытке представить, во что встало его чудесное, без всяких шуток, выздоровление, у него начинались судороги. *** А ещё Дженсен мучился любопытством, вредным и опасным для его будущего, но не мог ничего поделать. Все лаборанты употребляли слова «Демон» и «Люцифер» шёпотом, когда думали, что никто не услышит. Так обласкали нового главу корпорации, и, по слухам, норовом он был похлеще, чем предыдущий, хоть Пелегрино звание «Люцифера» тоже не театральными талантами заслужил. По шепоткам, а порой внаглую ставя прослушку, Дженсен выяснил: новый владелец страшней предыдущего на порядок, злобный, чертовски расчётливый сукин сын. И крайне мстительный. Он едва не убил выявленного шпиона противников, ни секунды не колебался, сократив персонал, дьявольски жестоко расправился с другими претендентами на наследство. Связываться с парнем хотелось день ото дня меньше. Помимо звериной жестокости, он обладал ещё и невероятным чутьём, а может, удачей. Два покушения сорвались на стадии заказа, один раз все думали что удалось, целых пятнадцать минут, пока не открылось, что взорванный флаер был на автопилоте. Он душил одного за другим конкурентов, сносил и покорял целые финансовые империи и ставил на грань разорения планеты. Чудно, однако в списке наследников изначально не числился, информации на него Дженсен и косвенно в памяти найти не смог. Выбрался будто из Ада, на ровном месте возникло чудовище и подмяло под себя всё, до чего дотянулось. В общем, Дженсен не представлял, с чего ему придётся начинать, чтобы вырвать из его зубов своего эрлинга. В то, что Джареда из лаборатории так просто отпустят, он перестал верить. Информационный голод терзал хуже настоящего, долбанный ограниченный интернет, доступ был только к справочной по лекарствам и галактическим новостям. «Радиант-Лайф» мелькала в программах настолько редко, что Эклз впадал в отчаяние и в сотый раз браковал план очередного побега. Нестерпимо хотелось знать больше. Но он не мог поставить прослушку в помещения, где сам не ходил. Все лаборанты по выходу из лаборатории переодевались, и подбрасывать им было небезопасно. Он мог бы взломать систему, но это проходит один раз, сразу же надо бежать, а с этим у них проблемы. В ушах звенело издевательское: «Джа-а-аред вас примет». Волосы дыбом вставали. Без Джареда ему никуда. Сам виноват — одного бросил. Джей в этом мире уже полтора года крутится, и гирю неподъёмную — киборга-инвалида — за собой тащит. Он швырялся на несчастный манекен, лупил его почём зря и уговаривал себя верить Джареду. Верить и ждать, в надежде, что Падалеки не просчитался, нанимаясь на эту работу. Что сможет вывернуться или хотя бы придумать как им сбежать. И одёргивал себя — не трожь связь! Не напоминай о том, что эрлинг, скорее всего, не хочет помнить. Не лезь в душу, раз не просят. *** Но связь беспокоила. Словно ныло в груди. И Джареда хотелось слышать, ощущать, забраться ему под кожу, понять. Спросил словно вскользь, когда эрлинг потёр место на груди: — Её можно восстановить? — А надо? На пару секунд Эклз даже задумался. Не будить Джея своими кошмарами, не пугать неожиданной болью… Но потом затрясло. Он как потерявший зрение, который пытается уговорить себя, что зато его не ослепит солнцем. — Да, — спохватился, — если тебе плохо не будет. Джаред тряхнул головой. Его молчание тяготило, сердце тянулось как прежде: поймать его страхи, рассмотреть и выдать программу действий с учётом малейших нюансов. Дженсен одёрнул себя, возможно, это Джареда и тормозило, пустить кого-то, кто уже причинил ему боль, так близко… У Джареда чтение мыслей работало лучше. — Я не боюсь. Я, правда, хотел бы. Только… — он подбирал слова, пряча глаза, — я сделал много разного. И видел, как смотрели на меня потом люди. И особенно эрлинги. Ты говорил, что ты мной гордишься, мне не хотелось бы это терять. Джаред обдал жарким взглядом, коснулся пальцами губ. — Ты… Мы сможем выжить отдельно друг от друга, — он закрыл Дженсену рот ладонью, запрещая говорить. — Ты помнишь, как закрывался от меня? Боялся напугать и убить. И у тебя в памяти вправду было многое… Но здесь хуже. Эрлинги уже угрожали отозвать гражданство, многие отреклись. И я их понимаю. Мне, правда, будет сложно пережить, если связь восстановится, а я буду тебе отвратителен. Дженсен попробовал вспомнить, когда в последний раз так удивлялся, не смог. Глаза вытаращились, и никак не удавалось вернуть на место челюсть. Эрлинги отвернулись от Джея из-за того, что он открыл корпорации их секрет? Куда ж тогда смотрел господин посол? Какого чёрта не помог Джею, когда тот нуждался? Только связь рвать горазд, рогатый придурок?! Или… — Ты же не продался сам? Джей покосился, мотнул головой. — Нет. Я выбрал бы смерть. Спрашивать дальше стало некомфортно. В груди засвербело, словно росток пробивался наружу, немного помоги, и прорастёт новой нитью. Джаред вскинул глаза, дёрнулся под удивлённым взглядом и сбежал, не позволяя связи укрепиться. *** Однажды Джей внеурочно пришёл. Сам, без предварительного появления бойкой брюнетки Женевьев. Бросил папку с планшетом и документами на стол и ждал, пока Дженсен вернётся с последнего занятия. С порога уронил словами: — Ты спрашивал про «Радиант-Лайф». Теперь я работаю на них. Мы исследуем химический состав параанальных желёз эрлингов, с меня образцы. Это утомляет. Были бы волосы подлиннее, встали бы дыбом. Всё-таки работает. Хуже того, подопытный. Перед глазами воскрес клятый подвал на Тапите, цепи, столы, заваленные медицинскими инструментами. Не зря он приходит такой вымотанный и бледный до зелени. Что бы он там не делал, на пользу ему не идёт. — Зачем ты… Не стоило. И Джареда прорвало. Связь, до того бедная на эмоции, полыхнула пожаром, прижгла тавром. Эрлинг взвился, шипя разъярённой гадюкой: — Не стоило?! Он с размаху влепил ему картинку, яркую даже по ущербной связи. Казённо-роскошный кабинет, комфортная температура, приятные запахи и лёгкий налёт пыли на гербе Альянса. Всё давно решено, и здесь только официальная часть процесса — выплата вознаграждения за помощь в поимке врагов Альянса. Морган и Дани, такие же напыщенно-официальные, остановились на шаг позади. Подтянутый, чисто выбритый офисмен протягивает чек с круглой суммой и пачку цветных распечаток. Дженсен знает что там. А удивлённый Джаред выдёргивает из рук фотографии, просматривает и бледнеет до синевы, до истерически вздрагивающей на виске жилки. Бумага едва не выскальзывает из дрогнувших пальцев. Лица. Тысячи перекошенных похотью лиц, и рядом — параметры биометрии и краткая справка о каждом. Он умереть был готов, только б не помнить. Не покрываться колючими мурашками от накатившей памяти. Не просыпаться в холодном поту, дрожа от мысли, что может встретить кого-то из них случайно. Джеффри быстрее него сообразил что происходит, выбил стопку из рук и в одно движение выдернул из кабинета. Благо санузел рядом, Джареда вывернуло на дорогой кафель. — Тише, забудь о них, думай о нём. Эрлинга выгнуло судорогой снова. — Ну, не настолько ж противен? — Морган не дал ему завалиться, довёл-донёс до раковины, плеснул холодной водой в лицо. Помог наклониться — сполоснуть рот. Поддерживал, надёжный и спокойный, как скала. Джаред смог только головой помотать: нет, не противен. Джей дрожал от чувств, он избегал как мог воспоминаний, слишком болезненно и гадко. Как нырнуть в помои, упасть в большую бочку и обнаружить, что выхода нет, прижали сверху. Хочешь — дыши, хочешь — глотай. Ты весь в этом. И вот на руках наглядные доказательства, что Дженсен в это залез и скрупулезно, хренов киборг, вылавливал в отражениях и чужих глазах лица. Уродливые морды его мучителей. Чтобы… Джаред разревелся, всхлипывал и подвывал в голос: Дженсен залез в это, чтобы когда его больше рядом не будет, никто не смог исподтишка навредить. Он вцепился в Джеффа, смял лацканы пиджака, нарушая влажными пятнами идеальность костюма, и затрясся, как эпилептик. Хотелось душу из Эклза вытряхнуть, а получалось только из себя. Морган прижал крепкой рукой, поддерживал, пережидая, пока пройдут рыдания, трепал по влажным волосам. Ему не впервой было отчаявшихся мальчишек убеждать — жизнь не закончилась, есть за что бороться. Тоской от этой картины пробрало до самой печени. Джаред встряхнул его, возвращая в реальность: — Не смей меня больше бросать! Не смей, понял! Нельзя так — доказывать как сильно ты… На что готов за меня и уходить! — стукнул рогами в лоб, чувствительно, но не до шишки, замер глаза в глаза. — Я бы не выжил всё равно. Лёг бы и умер как только понял. И не кивай на господина посла, он может помочь, только если связь неравна, если один хочет разрушить. А ты чуть не умер один раз и потом рванул спасать, будто сам не при смерти! Пожар в груди иссяк, только от тоски сводило зубы. Джаред с обидой глянул исподлобья: — Я понимаю умом, что мне не за что злиться. Ты невозможное сделал, все признают. Но знаешь, самая страшная память — о безысходности. И Пелегрино тут ни при чём. Бесконечный ад его подвалов в сравнение не идёт с тем, как ты сказал, что знаешь что делаешь, что всё будет в порядке. И умер там за меня. Мир погас, когда мне объяснили, что тебя не будут лечить. Что после суда ты… Эрлинг вцепился себе в шевелюру, дёргая нервно пальцами сквозь нечесаные патлы. — Если бы не живая связь, я бы подумал, что это программа тебя подмяла, чтобы запал на нужный объект, оберегал всячески, в кровать пустил. Что не будет её, и ты будешь свободен от меня и обязательств, — он скривился, растирая область над сердцем. И Дженсен почувствовал болезненную отдачу, далеким эхом, от которого веяло тоской. — Господи спаси, да ты гетеросексуален без программы! Эрлинг осел на кровати, сгорбился, как старик, уставший от непосильной ноши. — Эй, не всё так. — Но я не знаю что думать. Не смотришь на меня, не касаешься связи. Хотелось крикнуть: «Смотрю! Только по старой привычке всё прячу…» Глядя в эти глаза, где озёрами плескалась тоска, Дженсен нырнул с головой в свой позор. Вслух проговорил стыд, сжигавший его годами. — Джаред, я не свободный. Чужая вещь, — голос срывало, горло сожгла обида. На идиотскую жизнь и жалкую подачку судьбы. — У Моргана только временные контракты, я — собственность флота. В любой момент… Какие уж тут мысли про генетически предопределённые сексуальные предпочтения, кому вообще было до них дело. Джаред не дрогнул и не шарахнулся, покосился только, вздохнул. Что-то поискал на планшете. Спросил тихо: — Там, во сне, в памяти первой жизни, ты правду говорил? На самом деле хотел? — Да, — сильно хотелось побиться головой об стену. Летнее кафе, чёртовы крендельки с какао… Разбередил. Сорвался, не зная, что Джаред почует и влезет в его сны, рассмотреть. Эрлинг засмущался и пробурчал: — Я не нарочно, не подслушивал, но тебя не могли вернуть в сознание, и я… — он сунул в руки планшет. — Читай. Утром последние соглашения подписали. Вся технология выкуплена — и оборудование, и тонны отчётов. Образцы, препараты, всё. Вот собственник. Там значился эрлинг Джей Ар Падалеки, с согласия супруга Джей Ти Падалеки… Это у Джареда второе имя — на Тэ, Тристан. Похолодело внутри. У Дженсена запылали щёки и заледенело сердце. Он жадный наглец, ему мало свободы от корпорации, мало, что Джаред вернул ему жизнь. Неблагодарный, ему нужно всё. Весь Джей. И он лишний для эрлингов. Третий — ненужный, Джаред обещан другому… — Не рви мне душу, дальше листай, — рыкнул растерявший терпение Джей. В конце страницы значились данные по страховке, строки бессмысленных цифр. И фотография. Отросшие осветлённые локоны и бежевые с россыпью крапинок рога. Дженсен дважды моргнул, когда понял где его видел. — Керапластик. От настоящих не отличить, — эрлинг протянул руки и погладил его по голове, надавливая на небольшие импланты-крепления. — Не злись, что без твоего ведома. Дженсен перечитал договор, выкуплена технология программирования нанитов и все сопутствующие разработки: генетическая карта, формула производства геля, даже большая часть уникального оборудования. Он попытался это осознать. Представить себя свободным, попробовал ощутить не чаянный уже ветер воли, представить, что можно забыть о контроле совета, что можно путешествовать по всем уголкам Вселенной. Даже говорить с интересными людьми теперь можно без оглядки на секретность и срочность миссии… Наткнулся взглядом на смущенного Джея. Эрлинг прикусывал покрасневшую губу и нервничал чуть не до белых искр над рогами. Из груди поднялась ослепительная волна, пульс зачастил, как на поле боя, а воздух отхлынул, и никак его не вдохнуть. Впервые в жизни он понял, что бывает счастье, от которого можно умереть. Потому что радость от свободы неотделима от липкого ужаса. Кто за это заплатит? Чем за это заплатит Джей? Он постарался закрыться, не пропустить вовне ни капли страха. Джаред тряс его, обтирал водой, звал не переставая. Искусственное дыхание плавно перешло в поцелуй, жёсткий и подминающий, утверждающий права эрлинга на своего мужа. Дженсен откинулся затылком на горячие ладони, сдался, как принцесса на милость спасителя, и покорялся в каждом движении. Даже отпустив его, Джаред смотрел как безумный, без телепатии видно — мысленно насилует его рот снова. Эрлинг облизнулся, взял его за плечо и попросил: — Оттолкни меня. Дженсен завис не понимая. Перед глазами ещё искрилось, а на губах ещё чувствовался карамельный привкус. Джаред резко вжал палец на болевую, плечо как разрядом пробило. Эклз от себя не ожидал, мгновенная реакция — сбил руку и отшвырнул прочь. И ошалел от понимания. Он вправду свободен. Нет больше неприкасаемых, втёршихся в доверие программы. Действительно выключился «Напарник», позволявший издеваться над безответным телом. Джаред похлопал его по щекам, не отпуская больше в прострацию. Лыбился, затмевая верхние лампы. — Теперь верю, — он плюхнулся рядом с Эклзом, обвился змеёнышем, уткнулся носом в тёплое за ухом. Тут же отшатнулся, как от испуга. — Можно? Ледяной страх немного отпустил. Дженсен хмыкнул, как зацеловать до потери пульса, так не спрашивал. Обнял, прижал к себе. Сил ни на что больше не осталось, и он позволил себе поддаться чарам Морфея. Проснулся от знакомого чувства пристального взгляда. Только эрлинг в этот раз не удирал. Лежал, как большой зверь, и ел глазами. На лице читалось обожание с крепкой примесью вожделения. Дженсен вспомнил старое, тревожное, спросил: — Тебя не смущает что я… — он замялся, — не человек? Он поднял руку. Серебро всё еще просвечивало через кожу, наниты освободят кость только после полного восстановления. Джаред поднял брови, удивление сделало лицо совсем юным. Он посмотрел на руку, на Дженсена: — Ты правда думал, что я не знаю? С тем же успехом он мог по почкам ударить. Эклз воздухом подавился. — Дженсен, ты на себя в зеркало смотрел? Парень с таким лицом не будет жить в одиночестве в суперсекретном здании. Морган подчинённых мухобойкой гонял, чтобы к тебе не лезли. И запах — у тебя его нет. Ты не пахнешь человеком. Вообще ничем не пахнешь. Так не бывает. Дженсен зафыркал от неожиданности, уткнулся ему в плечо и покраснел: «Супершпион, господи-боже…» — А знаешь, когда я уверился, что ты не человек? — эрлинг состроил таинственную гримасу. — Когда обнаружил, что ты действительно питался только водорослевыми брикетами! Вся кладовка забита этой дрянью! Дженсен заржал, не сдержавшись. Как всегда, агент палится на мелочах. Еда, кто бы мог подумать, он действительно не заморачивался. — В них много полезных микроэлементов! — А на вкус — как бумагу пожевать. — Для вкуса есть кофе. — Ты неисправим. Джаред окинул его голодным взглядом, но дальше этого дело не пошло. Собрался и, вздохнув: «На работу…», вышел. Эклз пролежал ещё пару часов, заставив себя молчать и не шевелиться. Хотя выть и бросаться на стены хотелось до ломоты в позвоночнике. *** Дженсен заинтересованно рассматривал себя в зеркале. Удивительно было замечать, насколько он реальный отличается от прежнего образа, навязанного программой. Сначала с удивлением, потом с любопытством он отслеживал разницу. Ловя себя на мыслях, что Джаред прав, программа сильно его промяла. Надеяться на всплеск гетеросексуальности при его возрасте и опыте было бы наивно. Да, от бурления гормонов в созданном считай заново организме, у него вставало почти на всех дам. Но влечения к эрлингу это не отменяло, на дам реагировал только член, на Джареда — весь организм, вскипала кровь, выпрыгивало сердце, сумасшедшие бабочки в животе мешали дышать. Если думать о Джареде больше пяти минут за раз, он серьезно рисковал потерять зрение из-за прыгающих в глазах сердечек. И главное — это не пугало. Исчезло давящее чувство, что необходимо чьё-то разрешение. От лёгкости порой кружилась голова. Мешают волосы — обстригся, не переживая, что испортит образ «хорошенького», надоело бриться — забил и вспоминал раз в неделю. Внешний контроль над гормонами и аппетитом ушёл в прошлое. Дженсен пристрастился к вкусной пище, выяснил, что лучший кофе — латте. Удивился сам и напугал до чёртиков лаборантов, набрав до хрена фунтов веса и раздавшись в плечах чуть не вдвое. Окончательно выпав из образа неотразимого красавчика, повзрослел и заматерел за считанные недели. С другой стороны, не так уж многое и изменилось. Телевизионные шоу по-прежнему были невыносимо скучны, аналитические программы кошмарно недостоверны. И часами рыться в сети, собирать крохи данных, чтобы разгадать политико-экономическую головоломку, казалось гораздо более интересным занятием, чем просмотр очередного блокбастера. Только проблема нового «Люцифера» портила кровь. Сколько бы ни попросили с него, он всё бы отдал за уверенность, что для этого демона Джей не доступен. *** Он всё ещё спал больше нормального. «За всю жизнь отсыпаешься», — подшучивал над ним Джаред. Сам приходил посреди ночи и улизнуть норовил пораньше, оставив Дженсену только примятую подушку и еле уловимое тепло рядом. Думал, получится обмануть. Забыл, видимо, с кем имеет дело. Он отловил беглеца посреди ночи. Выспался днём и караулил, дремал, но вполглаза. Поймал, обхватил, вжался. На загривке, под тёплыми, чуть влажными волосами унюхал знакомый аромат секса. Его замешательство Джаред учуял быстро, вывернулся в руках, попытался удрать, проворчал: — А как, ты думал, секрет собирают? — и затыкая полезшие ужасные картины насилия, уточнил: — Электростимулятор. Я кончил за вечер раз пять. Сил нету больше. Дженсен огладил его по напряженным плечам, помассировал шею. Под умелыми руками эрлинг расслабился, растёкся сонно. Дженсен прошептал: — Одно преимущество семейной жизни у нас никто не отнимет. — М? — Можно спать в обнимку. Джаред чуял как ему хочется, ещё б не учуять, когда под самый хвост возбуждённый член прижимается. — Хочешь, отсосу? — пробормотал виновато. — Я много чего хочу, — Дженсен расслабился, потянулся к истончившейся связи и попробовал открыться Джареду. Вожделение — только верхний слой, страсть и влюблённость — чуть глубже. А ближе ко дну — тихое, но неистребимое желание быть рядом с ним долго, если получится, то всю жизнь. Быть для него и вместе с ним. В ответ накрыло теплой волной, Джаред словно заискрился удовольствием. Дженсен мурлыкнуть не успел, оказался в коконе из рук, ног и одеяла, а через связь его окутывало ни с чем не сравнимое ощущение покоя. И любви. Утром они целовались до саднящих губ. До ёрзанья Джареда и виноватых взглядов. Дженсен ворчливо заметил: — Надеюсь, ты в комнате там один. Не представляешь как сложно тебя отпускать. Возбуждённого и готового… — он голодно сверкнул глазами в сторону голой задницы. Вожделенной и недоступной. — Еще четыре сеанса, — Джаред сверкнул глазами в ответ и садистски медлительно пошёл одеваться. Рука сама потянулась к члену. И отдёрнулась на шипение: — Не смей. Приду, сам всё сделаю. Норму на тренажёрах Эклз в этот день перевыполнил. Вообще он планировал допросить лаборантов, узнать как эрлинги приняли Джея, да и просто выяснить обстановку, может, удастся подать сигнал Моргану. Но мысли о деле в голове не держались, только стоило расслабиться, как перед глазами вставало — юркий язык между тонких губ, жадный блеск в глазах. И обещание, не словами, взмахом хвоста выраженное: «Очень хочу». Он успел придремать вечером, немного расстроился, не дождавшись. Проснулся от тишайшей вибрации — Джаред выдохнул, еле слышно разочаровано простонал. Поспешил успокоить: — Не сплю. Из эрлинга получился бы славный тигр — гладким прыжком перетёк на кровать, зарычал, сдирая одежду. Прикусывал, перехватывал любые попытки помочь. Дженсен раскинулся под ним, позволяя. Отчётливо ловил желание тела быть сверху — подмять, разложить, отжарить. Подчинить и вести в процессе. Член вздрагивал от любого взгляда на джаредовы тылы, от мысли, желания — узнать, каково будет внутри — тесно и жарко. И как будет громко снаружи. Едва держался, только б не напугать… Джаред трогал его, вылизывал грудь, плечи, тёрся, переплетался ногами… — Я понял что сдохну. Нормы, блядь, все перевыполнил. Без стимуляции, просто представил тебя и потёк, — Джаред распластался сверху, заскулил неудовлетворённо. — Как увидел тебя тогда, изменившегося, чуть с ума не сошел. Ну, невозможно же стать ещё охуеннее… — Не матерись. — Не мешай, у меня от стресса. — Так приступай уже к снятию. За возможность вести в поцелуе произошла краткая и предсказуемая борьба, Дженсен одёрнул себя, расслабился и позволил терзать губы. Дай себе волю — при его нынешнем весе и прежних умениях лежать бы Падалеки раскатанным и принимать, подвывая. Только зачем? Он поддался ещё, наиграется эрлинг, и он найдёт способ уговорить. Соблазнит любопытного, очарует. Пиетета перед собственной задницей он не испытывал и подставить зазорным не считал, хоть и отчаянно хотелось другого. Джаред покосился подозрительно — слишком легко победил. От одежды только прикрепленный на рога коммуникатор остался. Белый искусственный цветок с камерой. Развратнее картинки сложно представить. Блестящий от пота гибкий эрлинг, глаза голодные, руки жадные, рот кусачий. И древний символ непорочности… Невинный ягнёнок принялся за его член — лизал и посасывал, дразнил. Дженсен дрожал и охал от его заигрываний. У него пульс зашкаливал, и билась венка на виске, стояло всё как по заказу, яйца чуть не звенели. А Джаред медлил, игрался. Подлизывался. — Дженсен Росс Падалеки, — проворковал, а сам рукой ему дрочит, — признаёшь меня мужем, супругом, без указания сроков и ограничений брака? Дженсен едва не спустил от удивления. Только рука на члене не зря лежала, сдавила и тут же приласкала. Он восхитился умением контролировать момент. — Дже-ен? — Да, полноправным супругом, без срока, — он еле вспомнил, кажется, так у эрлингов регистрировали браки, достаточно сделать запись на камеру и отослать на Ти-4. И комм на рогах неспроста… Дженсен вдруг представил, как ЭТО будут смотреть рогатые скромники. Кровь вдарила по щекам. Не то, чтобы он попытался остановить Джея, его родня, его выбор, но мысль о сексе практически при посторонних буквально вскипятила кровь. — Я, Джаред Тристан Падалеки, тоже согласен, — и плавным, тигриным движением перекинул ногу на талию и направил член в себя, втиснул, затянул… — А-а-а! М… лучше, чем я представлял… Джаред чуть-чуть дрожал бёдрами и весь трепетал изнутри. Если он и использовал вибраторы при «дойке», то явно осторожничал с размером. Тугой оказался невероятно. Оседлал, устроился. Немного привыкнув, подзудил: — Ты, помнится, мне обещал… В шальных глазах было всё — жажда, страсть, обожание. И капелька неуверенности. Дженсен прекрасно помнил: « — Доверие, бестолочь. Снизу — да. — А сверху? — Узнаешь…» И Дженсен честно пытался ответить на подколку, даже рот открыл. Но Джаред предательски сжался, по позвоночнику рванули мурашки, и Дженсен не смог. Смял пальцами бёдра, вбился в него. Взъярился за секунду, заметив тень испуга, перевернул, умял под себя. Спрятал. — Хочу тебя, так хочу, — проворчал. — Лучший. Мой. Весь… Длинные предложения на языке ломались, сыпались хрусткими осколками. Тела сплетались — каждая мышца пела. Связь между ними звенела, вздрагивала от всхлипов и стонов, ныла, причиняя боль где-то далеко, на периферии сознания. Дженсен рычал: — Не буду лезть, обещаю, откройся… Джаред смотрел на него почерневшими глазами, ловил воздух раскрытым ртом, стонал и прогибался. Парень Весь-Для-Тебя. И не поддавался мольбам. Скрестил на пояснице ноги, захочешь — не сбросишь, подстёгивал по яйцам хвостом. Весь отдавался телом и жёстко держал щиты. Дженсен драл его, как просило тело, как хотелось обоим, он читал это по глазам. Мозг сносило от феромонов, но он просил одного. Втиснулся, влился и простонал: — Позволь мне. Быть всегда рядом. Джаред, придавленный весом, вздрогнул всем телом, вывернулся судорогой, растёкся под ним, не дыша. Почка, проросшая раньше, придавленная морозом, вдруг прорвала, проросла через щиты и покровы, пустила корни, выбросила побеги. Поймала и оплела обоих. Захватила множеством плетей, понимая, что одну уже оборвали, надо вырастить из ветвей лабиринт, чтобы его никому не под силу было порвать. Джей побелел, как полотно, молча забился, замолотил пятками по заднице. Вырваться попытался. Было бы проще из стального капкана. Дженсен держал, пытался поймать взгляд. Объяснял. — Не отпущу. Никогда. Видя что не помогает, сказал: — Что бы ты там ни сотворил. Моей вины в этом — половина. Если эрлинги станут предъявлять тебе счёт, им придётся говорить и со мной. Смех и брызнувшие слёзы почти напугали. Связь разветвилась, укоренилась, стиснула сердце, требуя своего. Расцвела. Дженсен тронул, на пробу. Потянулся к физическим чувствам, не посягая на глубину. Первое, что осознал — Джею больно. Задница ныла. Стыд схлынул мгновенно — он доверял Джею, тот не пришёл бы подставиться, чтобы давить на жалость, просто очень хотел. И знал, что в процессе кайф будет сильнее той боли. Дженсен выпусти Джареда, откатился чуть в сторону. Мазнул пальцами под хвостом, на руку брызнул секрет, удивительно много. Джаред, как тряпичная кукла, послушно сгибался куда тянули. Только глаза следили. Тёмные, нечитаемые. Обмазать очаг боли, со всех сторон, где пальцы доставали, дело минуты. Обтереть себя и его — ещё одной. Он прижал Джареда спиной к себе, натянул одеяло. Все разбирательства о причинах истерики будут завтра. И утра он ждал без страха. Он Джареда любит. И Джей его. Без полноценной связи эрлинг завянет, зачахнет, как чайная роза в пустыне. А то, чем пугает Джей — пустяк. Не мог его белый невинный ягнёнок сотворить ничего, что не понял бы и не пережил старый наёмник. — Я предупреждал, — прохрипел сонно Джаред. Вывернулся, чтоб спать лицом к нему, суля многочисленные синяки по утру от не в меру острых коленей. Дженсен затащил его на себя и прижал. — Я тоже. Кажется, Джаред уже храпел. Дженсен тоже уснул быстро.